Тапочки на могилу

Тапочки на могилу.

Бабушка всегда была женщиной сдержанной, не особо любила рассказывать о прошлом. Но однажды, в теплый летний вечер, когда я сидел с ней на кухне, она вдруг завела разговор о временах своей молодости. В голосе слышалась какая-то настороженность, как будто она долго решалась на этот рассказ.

— Знаешь,  — сказала она, глядя в окно, за которым уже начинало темнеть,  — жизнь у меня не всегда была такой спокойной, как сейчас. Когда я вышла замуж за твоего деда, то не сразу узнала, что он был женат до меня.

Я удивленно поднял брови. О старике я знал много. Музыкант, весельчак, всегда окружённый друзьями, а вот про первую жену никогда не слышал.

— Звали её Вера,  — продолжала бабушка. — Молодая девчонка, с детдома. Им тогда было всего по восемнадцать лет. Пожили они вместе всего год. Дед твой тогда был… ну, сам понимаешь, гулял, пил, женщины вокруг него вились. А Вера… она заболела раком, и, не дождавшись конца, сама решила уйти из жизни. Повесилась, не желая мучений.

Бабушка на мгновение замолчала, поглаживая рукой край стола, вспоминая детали. Я молчал, чувствуя, что рассказ ещё далеко не закончен.

— Я узнала о ней только после свадьбы.

Её голос стал чуть тише.

— На её фотографию наткнулась случайно. Сначала не придала этому значения, но потом… начались странные вещи.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— После того как родилась твоя мама, я стала её видеть.

Мурашки побежали по моей спине от этих слов. Бабушка никогда не была склонна к мистике, и её слова прозвучали особенно жутко в вечерних сумерках.

— Однажды, когда твоя мама была ещё совсем маленькая, я уложила её спать. Малышка тогда не могла заснуть одна, всё время плакала, требовала, чтобы я была рядом. Я села у её кроватки и сама не заметила, как задремала. И тут мне снится… Слышу стук в дверь. Встаю, иду по коридору, открываю. А на пороге стоит Вера. На ней чёрная юбка и бежевый свитер. Она смотрит на меня и говорит: «У меня ноги очень сильно устали от каблуков».

Бабушка замолчала, как будто собираясь с мыслями, и тихо добавила:

— Я в тот момент резко проснулась. Не знаю, что меня заставило, но я пошла в коридор и открыла входную дверь. И тут от порога метнулась чёрная кошка, исчезнув во мраке. Больше никого.

Я сидел, не в силах вымолвить ни слова. Но бабушка продолжала, словно ей стало легче, что она наконец поделилась всем этим.

— Прошло несколько дней. Мы с твоим дедом возвращались с его концерта на мотоцикле. Он за рулём, а я за ним. Проезжали кладбище, где была похоронена Вера. И вдруг, когда фары осветили кладбищенский забор у дороги, я увидела её. Она стояла там, как живая, смотрела прямо на нас. Я сначала подумала, что это нервы, усталость, может, галлюцинации. Но промолчала, не хотела пугать твоего дедушку.

Она тяжело вздохнула.

— В общем, приезжаем домой. Я смотрю на деда. Глядь, а он трезвый, хотя после концерта он хорошо принял на грудь, находясь навеселе. Я его и спрашиваю: «Ты что-нибудь видел? » А он мне в ответ: «Верку, ты имеешь в виду? »

Бабушка задумчиво покачала головой, щурясь, глядя в окно.

— Меня словно ледяной водой обдало. Оказалось, это не я одна видела Веру. Мы оба её видели. Тогда я поняла, что это не просто мои страхи.

На кухне повисло молчание. Бабушка взяла кружку с чаем, сделала глоток, а затем продолжила:

— Утром я пошла к свекрови, рассказала ей обо всём. Она долго молчала, а потом сказала, что Веру похоронили в новых туфлях на каблуке. Я тогда поняла смысл её слов во сне: «ноги очень сильно устали от каблуков».

Я видел, как руки бабушки слегка подрагивали, когда она вновь подняла чашку с чаем. Но она продолжила, будто решив, что история должна быть рассказана до конца.

— После того разговора со свекровью мы с дедом решили поехать на кладбище. Я, конечно, сомневалась. А вдруг всё это просто нервы, усталость после родов? Но нет. Раз решили, так решили. Твой дед, кстати, я заметила, с того вечера изменился. Стал тише, серьёзнее… Ммм. В общем, мы поехали на могилу Веры, взяли с собой пару старых домашних тапочек. Я тогда подумала, что это безумие, ехать на кладбище с тапочками для мёртвой.

Бабушка чуть поёжилась, вспоминая тот осенний холодный день.

— Когда мы пришли на могилу, та выглядела запущенной. Да и это понятно. Ведь близких у неё не имелось. Навели порядок, а после положили тапочки рядом с крестом. Я не знала, что сказать. Твой Дед тоже молчал. Мы просто постояли там, и я почему-то почувствовала облегчение, как будто груз с души свалился.

Она снова замолчала, словно пытаясь подобрать правильные слова.

— С тех пор Вера больше не появлялась. Ни мне, ни деду. Всё прекратилось. Больше никаких снов, никаких видений. Иногда я думаю, что она просто хотела покоя. Её похоронили в неудобных туфлях, а она, бедная, даже после смерти не могла найти себе места. Как-то так…

В тот вечер мы ещё долго сидели на кухне, и бабушка больше не возвращалась к разговору о прошлом.

Теперь, осенью, когда холодный ветер качает ветви деревьев, я часто вспоминаю бабушкины слова. Становится ясно, что её рассказ был не столько о призраках или потустороннем, сколько о заботе, которая продолжает существовать, даже если физически человека больше нет. Вера, возможно, действительно искала покоя, и бабушка дала ей этот покой, просто проявив к ней внимание, которого она не получила при жизни. Не знаю… Всё возможно.