103. Лаборатория. Часть первая
- Тебе приснился плохой сон?
Плохая жизнь?
- Да-а! Могло бы быть что-нибудь
получше. Хотя?
Любая жизнь интересна только потому,
что она одна и она твоя.
- 1 -
1979 год. Осень.
Закончилась моя студенческая жизнь и началась рабочая длиной в долгих
38 лет.
Месяц отдохнул после военных сборов. Что делал? Не помню, скорее
приводил свои мысли в порядок. Закончил свои отношения со всем девчоночным
отрядом, как бы отодвинул в сторону и решил начать жизнь с чистого листа.
По распределению, как житель Автозавода я должен был попасть в один из
его цехов. Но эта перспектива как бы меня не вдохновляла.
Рассуждал я так:
"Автомобильный гигант никуда от меня не денется, а пока хотелось попро-
бовать чего-нибудь особенного."
Помогли мамины связи и по блату за коробку конфет и бутылку коньяка
я оказался во ВНИТСМ "Сириус", во Всесоюзном научно-исследовательском
институте технологии судового машиностроения.
Ездить было в Сормово, конечно, далековато, но был служебный автобус
рядом с моим домом, поэтому минут за 50-т добирался. И обратно также.
Помню удивленные круглые глаза Дрожженинниковой Ирины, когда она меня
увидела. Они были и без того такие кругленькие, как бусинки. А тут стали
ещё круглее.
Иринка долго меня пытала, как я попал в НИЛ-25, но я не сдавался и
тайны этой никому не рассказывал. Зачем кого-то подводить?
Отношения к ней, как и со многими девчонками параллельной группы
"74-ТОМ-1" были очень отдаленными, хватало и своих девчонок, а их было
не много, не мало, а 19-ть. Зачем смотреть на сторону, да и не нравился
никто. Так что в лаборатории мы были холодны и равнодушны друг к другу.
- 2 -
Лаборатория - это не просто здание, помещение, комната с прямоугольными
столами, окнами и микроскопами, кучей научно-технической литературы.
Лаборатория - это прежде всего люди. Разные. Каждый со своим
поведением,характером, привычками. Вглядываешься в них, обращаешь внимание
на речь, движения, жесты.
Прелюбопытное это создание - человек!
Мне-то по молодости лет больше бы надо было примечать черты отдельные
в личности.
Да нам всё некогда!
Не на то обращаем внимание. Вот эпизод забавный какой? Это в память
врезается, а вот на человека мы не смотрим.
А зря!
Хотя вот кое-что замечено было.
- 3 -
Руководил лабораторией Виталий Андреевич Лукоянов. Маленький,
щупленький человечек. В очках, веселого нрава.
Он вызывал уважение тем, что бОльшую часть жизни работал на заводе,
а это институтским казалось чуть ли не подвигом.
Были у него на юбилее в 60 лет всем составом дома на Калининском
проспекте. Он был совсем свой, играл на гармони и если бы не разница в
возрасте в 40 лет, мог сойти совсем за своего рубаху-парня.
Любил Массне "Элегию". Когда по институтскому радио для него исполняли
заявку нашего отдела - закатывал от удовольствия глаза вверх и слушал.
"О, где же вы дни любви, сладкие сны?"
Подойти к нему куда-то отлучиться не было проблем, правда отпросившись
сначала у начальника сектора. Запомнился его взъерошенный чуб волос, вечно
в раздумьях взгляд, устремленный куда-то выше нас, поверх голов. И желание
воспользоваться его добротой как-то само собой отпадало.
Напротив него сидела Маша Кувшинова, женщина неопределенного возраста.
Черные смолянистые волосы, красивая. Не замужем. Личная жизнь ее была
полна загадок.
В мои 22 все, кто был старше меня неважно насколько, вызывали трепет
и уважение. Разговор у нее был несколько окающий, что давало повод
предположить, что родом она была из деревни.
Да у всех у нас почти корни оттуда! Но всё остальное было тайной
за семью печатями. Она гордо несла свою грудь как икону, на которую
хотелось только молиться.
На какой-нибудь каверзный вопрос она грациозно поворачивала шею,
обволакивала спрашивающего таким царственным взглядом своих черных глаз:
- Что-о-о?
Что спрашивающий забывал вмиг о том, что хотел узнать.
- 4 -
Следом за ней сидела Валя Канищева, маленькая подвижная женщина,
наш профорг, участвующая во всех мероприятиях, что касалось распределения.
Из обрывков доносившихся до меня фраз и разговоров создавалось
впечатление, что дома она выполняла какую-то трудную семейную работу.
Кормление мужа, детей, стирка.
Она часто повторяла:
- Я лошадь! Я лошадь!
Все сочувствовали, пожимали плечами и отходили.
А тут при распределении она расцветала как роза, чувствовала себя
героем коллектива. Мне казалось, что она слегка обдавала тайком себя
духами и действительно благоухала, как красивая роза в нашей оранжереи.
А время, я вам скажу, было самое дефицитное, брежневское, начало
восьмидесятых. На лабораторию постоянно чего-нибудь давали, как выкидывают
в магазине товар на прилавок.
Какой-нибудь дефицит.
У меня тетка работала в универмаге, я приходил к ней, мило беседовали.
И вот она мне смеясь говорила:
- Вовка, отойди чуть подальше! Посмейся. Сейчас начнется!
И выбрасывался товар.
Нет! В лаборатории всё было красиво, интеллигентно и весело.
Если зима, то доставали мою, как самого молодого серую кроличью шапку,
кидали свернутые записки с одним единственным крестом.
Это вносило некоторое оживление в монотонный ход жизни лаборатории.
Радость какую-то, веселье. Радовались даже те, кому ничего не доставалось.
Общий смех невезучих.
В обед мы выходили в "военный магазин" за тем же дефицитом.
В столовую, в центральное здание мы ходили редко, поэтому каждый приносил
с собой и тихо все поедал за полчаса до обеда, доставая по кусочку из
ящика стола. Так что время обеда было полностью свободным.
Я тогда мало еще понимал, что из себя представляет та или иная вещь,
жил под крылом мамы на всем готовеньком. А тут прислушивался к общему
мнению и покупал кое-что на мои скромные инженерные копейки.
Командовала всем процессом наш референт Фрина Яковлевна Розенфельд,
симпатичная стареющая еврейка, правая рука Матвеева.
- 5 -
Далее по ряду была Света Слончак, высокая, стройная девушка с не совсем
пропорциональным лицом, неопределенной национальности.
Что-то в ней было такое, что соответствовало образу нашего многоликого
народа, объединенного великими и могучими буквами СССР.
В ней было всё - и черты осетинки, и татарские скулы, бурятский разрез
глаз, еврейская ухмылка. Было всё! Кроме того, что русского в ней не было
ничего, если вспомнить наши васнецовские картины про серого волка и
Аленушку.
Ну да ладно!
У России столь богатая история, многовековые традиции, что в каждом из нас
льется любая кровь. Если к себе в зеркале приглядеться - увидишь то же
самое.
Она написала какой-то реферат в НИИ и за это ей прибавили зарплату -
150 вместо моих 130. Начальник сектора Матвеев Владимир Львович всё меня
подталкивал:
- Напиши что-нибудь!
А лишние 20 рублей тогда много значили. Я всё вздыхал, думал, собирался,
но никак не доходили руки.
Андрюша Маслеев, старший инженер, небольшого роста и плотного тело-
сложения всё подсмеивался над Светой, смешно двигал плечами, изображая ее
и говорил:
- Слон идет!
От фамилии, конечно. Она не обижалась.
- 6 -
Вообще, мужичков в лаборатории было немного, а в секторе, не считая
начальника всего трое.
Так что мужики ценились и были нарасхват, особенно если дело касалось
разнарядки, кого куда направить - на стройку, в колхоз, на демонстрацию
или в ДНД.
Этот Андрей Маслеев был лет 29-ти, разведен, имел сына, платил
элементы. Он был из очень культурной семьи. Как-то был у него дома, он
играл на фортепиано, раскладывал с Матвеевым и еще кто-нибудь третий,
четвертый - преферанс.
Я же только хлопал глазами, выглядывая из-за их спин и пытался разо-
браться, как они расписывают "пульки" на бумаге, но ничего не понимал.
Видимо это не моё.
Были девчонки, гулянки, пьянки. Дело молодое! Но всё было достойно
и интеллигентно.
Галя Гурьянова, вечно уткнувшаяся в микроскоп вызывала особое уважение.
Она сильно разбиралась в структурах металла. А это было что-то божествен-
ное! Во-первых делался шлиф из образца, который проходил вместе с деталями
химико-термическую обработку.
Образец зажимался в струбцине между двумя медными пластинами и проходил
механическую обработку. Сначала грубую. В круглую центрифугу зажималась
шлифовальная шкурка, обычная наждачная бумага. Сначала одно зерно, потом
более мелкое.
А последняя стадия обработки струбцины в центрифуге с зеленой алмазной
пастой. Туда подливался раствор и шлиф получался идеально блестящим.
Тут и наступала очередь Гали Гурьяновой.
Женщина она была веселая, смешливая. Что-нибудь начнет рассказывать
и смешно становится даже не от рассказа, а от того, как она сама смеется
над этим.
Добиралась она до работы на электричке, а жила она в пригороде,
и как-то поведала нам один забавный эпизод. Едут утром, все дремлют
в основном с закрытыми глазами, а электричку мотает на поворотах из сто-
роны в сторону.
И одну женщину так размотало, что того гляди упадет. А Галя соседке
по лавке и говорит:
- Смотри! Время 6 утра, а барышня-то пьяная какая! И когда успела
набраться?
Рассказывает, а мы всей лабораторией смеемся над ее выдумками.
- 7 -
Аля Терёшкина, светленькая такая.
Мы с ней всё эксперименты ездили проводить в филиале на заводе
"Петровском". Очень мне даже удобно было, что с Автозавода в Сормово
ехать, что до Верхневолжской набережной.
Спустишься чуть вниз и на заводе. Мне нравилось. Свобода!
Можно и литературу художественную почитать. Печь нагревается, техпроцесс
карбонитрации идет, а я наберу журналов: "Иностранная литература",
"Наш современник", "Новый мир", "Юность".
Сильно я тогда свой багаж знаний пополнил. Аля сидит, вяжет что-то
своё. Я читаю, химико-термическая обработка идет. Счастье!
- 8 -
Первоначально наша лаборатория располагалась не в самом корпусе
института, а во дворе, в пристрое. А там, вообще, пропускная система
отсутствовала. Но всё было построено на честности и самосознании, на
доверии.
Был у нас техник Валера. Небольшого роста ( все у нас небольшие, один
я дылда ) непримечательной внешности, тихий, скромный. Если что отремонти-
ровать - это к нему.
Вот мы с ним, Андреем Маслеевым и начальником сектора Матвеевым
Владимиром Львовичем и составляли всё мужское царство. Лукоянова мы в свой
коллектив не брали, все-таки разница в возрасте была, потом он общался
больше с вышестоящим начальством и между нами была дистанция.
Как это обычно бывает в женском коллективе отмечались все праздники
накануне. Особенно 8 марта!
Женщины цвели.
Накрывался праздничный стол. Все приносили из дома, кто что мог.
Всякие вкусности, резали салаты, кромсали. Выпивки не было, хотя в лаборо-
тории всегда был спирт для протирки тех же шлифов.
Я сам несколько раз привозил со склада цистерны с "мертвой водой",
но спирт исключительно был в ведении начальника лаборатории и предназна-
чалась для угощения вышестоящего начальства.
Это была субстанция Лукоянова.
Мы не печалились.
Во-время обеда своим маленьким мужским коллективом в четыре человека
шли в столовую "Аэлита".
Ах, Толстой! Ах, Алексей! Сукин сын.
Столовая была обычная, городская, на втором этаже, чуть подороже, поэтому
не забегаловка какая-то. Она располагалась на улице "Баррикад" вблизи
виадука.
Женщины в это время дегустировали свои салаты, а мы имея возможность
свободного входа и выхода отправлялись на свою дегустацию. Покупали в
магазине то, что продавалось после 11-00 и шли в эту "Аэлиту" отмечать
"8 марта", и благополучно возвращались.
Конечно, это было не очень. От выпитого хотелось балагурить, болтать
и веселиться, а тут приходилось с недовольной мордой высиживать еще три
часа до окончания смены, уткнувшись в какой-нибудь скучный научный
трактат.
С обеда женщин отпускали. Оставалась одна только Фрина Яковлевна
Розенфельд. Она, конечно, догадывалась и весело всматривалась в осовевшие
глаза Матвеева, но ничего не говорила.
А потом исчезала и она.
- 9 -
После какого-нибудь футбольного тура с Андреем Маслеевым и Трофимовым
из соседнего сектора, большие болельщики, часто минут двадцать стояли
в туалете и обсуждали перипетии вчерашних поединков.
Я некурящий, но за компанию стоял в этом дыму и глотал эту гадость.
Желание пообщаться было сильнее потери здоровья.
Читая эти записи можно подумать, что мы в те застойные годы только и
делали, что пили, курили и ели.
Нет, конечно!
Осваивались новые технологии, разрабатывались способы карбонитрации,
борирования для упрочнения, повышения износостойкости, жаропрочности,
коррозионной стойкости сплавов и металлов.
Были отчеты, рефераты, изобретения.
Так проходили мои первые трудовые годы в лаборатории НИЛ-25.
Скрашивали их всевозможные командировки, поездки в подшефные колхозы,
стройки, дежурства в ДНД. демонстрации, турпоходы во время очередного
отпуска, даже шефская помощь сормовскому винзаводу, что вошло в цикл
мемуаров "География жизни".
Но это совсем другие истории, о которых мы расскажем чуть позже.
1979 - 2024 г.
Свидетельство о публикации №224121600323