В поисках утопии

Высоцкий, в своих песнях и Чехов, и Билибин: проза и живопись, голос и гитара.

   «История одного города» история того, как просвещение не совместно с воинскими экзерцициями как они вытесняют, уничтожают всякую мысль…. «Я князь — Григорию и вам, Фельдфебеля в Вольтеры дам, Он в три шеренги вас построит А пикнете, так мигом успокоит».  Вечный рецепт или как сейчас говорят «практика» … унижения и уничтожения мысли.

   Если философ не сомневается в логике потока своей мысли, то он публицист, а не философ.

  Спокойнее засыпать при включенном свете, ты видишь стены и потолок, пол, дверь и окно. Ты часть устойчивого ограниченного пространства. А в темноте? И где ты, и что ты? Проваливаешься в бездну и пропадаешь в межзвездном пространстве. 

   С человеком талантливым можно сделать и делают всё что угодно: его можно задушить, заморить голодом, расстрелять, подкупить, не обратить внимания, в общем, всё кроме того, что талантом невозможно одарить, взять его негде, с ним надо родиться.

   Сны, не меню. Не заказать, ни отменить. Вот уж, воистину, «Лопай, что дают». Знать бы, кто даёт!

Портреты господ XVIII столетия.
Ничего против пуделей не имею, пёсики как пёсики, приветливые,обаятельные, сообразительные, но вот персонажи в алонжевых париках похожи именно на пуделей, но злобных и тупых.
   
   Цыган-то за что истребляли? Никто же им ещё не написал, «Протоколы цыганских мудрецов».
 
   Глупенькая Ханна Арендт, глядя на существо мизерабельное внешне и гнусное нравственно, организовавшее массовый забой людей, сочинила труд о «банальности зла». А она что хотела увидеть? «Диавола» с клыками и рогами, повоняющего серой?

   Из новостей Рай ТВ: изгнали из нашего Райского сада парочку долбанных идиотов, которым для того, чтобы залезть друг на друга, понадобилась обтрясти древо Познания Добра и Зла.

   Идея, положенная  Л.Н. Гумилевым в его учение о «пассионарности была изложена Жюлем Бендой в его книжке, «Предательство интеллектуалов», изданной аж в 1927 году.

   Прочти стихотворенье Блока,
   Почти вниманием его.
   И вот, уже, не одиноко,
   Забыл уныние своё.

На закате деревья
теряют плоть и цвет.
Их силуэты чёрными факелами
гасят закатный свет.

  Modus vivendi (образ жизни), подчас важнее самой жизни.

   Увидеть сердце средь листвы,
   Ещё не осень, но, однако,
   Взгляд, он всегда, неодинаков.

  Мысли бродят в голове как одичавшие кошки. То сливаются в экстазе, то грызутся промеж себя, то не смотрят друг на друга. А что я? Так. Сторонний наблюдатель.

   Природа физическую неприглядность, неказистость, подчас, может уравновесить некоторым свойством, позволяющим человеку сносно чувствовать себя в не очеловеченном мире: голос, талант разнообразный, да мало ли ещё что. Всё это разноцветно и переливается как перышки в хвосте павлина или страуса заморского.

   Некоторые произведения: песни, книги, картины остаются во времени их рождения, некоторые старятся вместе с тобой и кажутся вечными, ибо движемся мы в одно темпе с одной скоростью. А есть, такие, неведомые нам, они улетают за горизонт поколения.

   Человек, любящий «пораскинуть мозгами» со всех сторон и над любой проблемой, тугодум. Время размышления наделяет его неосновательной уверенностью в своей правоте (что именуется упрямством) и не факт, что его решение верное.

   Горная река рвётся к своему устью летя над и между камнями, перетаскивая их по своему руслу, сталкивая и перемешивая друг с другом и вот они лежат округлые, гладкие приятные взору. Так и мы, барахтаясь в потоке жизни, оббиваясь о друг о друга приобретаем свойства округлости, гладкости, то есть, уклончивости, вежливости: политеса, так сказать.   

- От любви до ненависти, - говорят, - один шаг.
- А обратно?
- Обратно дороги нет.

 Стремятся оседлать «машину времени» и оказаться, например, в прошлом, не понимая, что «твоего» воздуха там нет (им уже дышали), «твой» хлеб его уже съели, «твоя» вода уже выпита. Значит, космонавтом на Марсе, всё с собой. Или как во сне, где ты, попросту, персонаж.

   Словечки, вызывающее омерзение: «Вишенка на торте», «От слова, совсем», вариант, «От слова “вообще”, «Это ужас, ужас», … И сколько их?!

Тацит, когда ещё сказал, «Древность темна», но лишь из темноты можно выхватить слабые лучики звёзд.

Стиснутый плотным потоком жизни
Хрипишь: «Нет».
Но, не говори: «Ни за что и никогда»
Ибо ухвативши ветку наклоненного дерева,
Шепчешь: «Да».

Таинственные кущи,
Осенний тот денёк.
На небе всемогущем
Янтарный огонёк.
Услышать мысль,
Обозревая океана дно
И мне дано увидеть
В мгновение одно.

  Можно ли считать остров необитаемым, когда там уже расположился Моряк из Йорка, Робинзон.

  Лето, но лишь дунул ледяной ветер, небо закрыли серые тучи и деревья со страху ожелтели.

Речушка,
А может ручей,
Не виден.
Но как слышен его голосок
Из глубины оврага.

  «Всё, что не запрещено, разрешено» или «Разрешено всё, что не запрещено». Неужели? Невозможно запретить всё запретное и проименовать всё подлежащее разрешению. Всегда находится пространство, где человек поступает по ситуации. Это пространство - есть «зона» свободы.

  Если доведётся дожить до ста обрадует ли это меня? Ведь врагов, чтобы огорчились этому обстоятельству, ни друзей, что были бы рядом и ободряли, не будет. А сам себя вполне можешь утомить.

   Пусть лучше будет плохо хорошо, нежели хорошо плохо.
 
Из книги, «В поисках утопии»
   Вера и неверие это не всё равно, что, «знать или не знать».
  Это, больше, похоже на «звать или не звать» на помощь,
  Когда знаешь, что никто и ничем тебе не поможет,
  Потому, что поменять свою жизнь на твою, никто не сможет.
 
Понимаешь, что нет и не может быть тебе никакого прощения, поскольку те, кого ты обижал по дурости своей, перед кем чувствуешь вину, тебя не простят. Их нет.

  Монтень сказал, что жизнь — это «путешествие через жизнь», что это означает? Видишь картину: Пространство, на ней выгородки, как на сцене, каждая из них есть конкретная обстановка, которую проезжает путешественник. Но вернуться и еще раз сыграть/посмотреть этот акт уже не выйдет.
 
  Моя эволюция? От человека весёлого к человеку нескучного.

  Искусство предполагает человека с воображением, фантазией, тем, собственно, оно и отличается от китча, производители которого, именно, человеку не доверяют

  Алпатову, чтобы почувствовать собственную ничтожность, было необходимо постоять у развалин какого-то греческого храма. У меня проще: ощутил я схожую эмоцию, когда в Лавке художника попросил даму, отпускающую товар, дать мне карандаш, который я покупал у неё не один раз. Она мне ответила, «А с чего вы взяли, что я помню какой именно карандаш вам нужен».

   Торжествуют или горюют, дескать, «Рухнул Железный занавес», а ведь трагедия или комедия (это как посмотреть) в том, что был Воздушный замок, другого, лучшего мира, парящий когда-то в недоступных высотах, он бесшумно обвалился и незаметно растворился в огромных пространствах нашей жизни.

   26 ноября 1773 года Пугачев с Хлопушей взяли Верх-Илецкую крепость… А вы говорите, что именно 26 ничего не произошло!

   Книжная серия «Жизнь замечательных людей» весьма разбавлена книгами, излагающими жизнь известных людей. А эти понятия не всегда пересекаются.

1
Мы входим в жизнь, ничего в ней не соображая.
Не сразу её ужас осознавая,
Ощущая сверхтонкой кожей
Как рядом отирается смерть,
Но что она такое? Вообразить не можем.
2
Чем дальше календарём разматывается жизни нить,
Тем, собственно, меньше её остаётся.
Ты смиряешься с этой мыслью,
Что жизнь над тобою смеётся.
Что перед палачом Природой
И тебе придётся голову склонить.
И помереть, где уж и как придётся.

3
С этим можно спорить, а можно смириться,
Но в любом случае к смерти не стоит,
Даже в мыслях, стремиться.
Природа укажет холодным, костяным перстом,
Тебе с душою предстоит расстаться где и когда.
Но теряя самого дорогого и любимого,
Знай, не для утешения, а просто, чтобы жить,
Всего не теряешь никогда.
 
   Большая книга с иллюстрациями, описывающая «Мир Брейгеля», но это мир, явленный Брейгелем, в голове художника, а вокруг него другой мир. И он не его.

   Замечательно сказано Фазилем Искандером о подмене социологического понятия «народ» на чисто статистический термин «население», «Население, говорил он, - бывший народ». Вот то-то и оно, что бывший. По крайней мере, с точки зрения тех, кто постоянно талдычит о «населении».

Первый снег,
Как нежный первоцвет,
Подует ветерок,
Его уж нет.

   Сказать, что мысли автора эссе, излагаемые им в порядке лишь ему, ведомом, спорные, ничего не сказать. Его мысли, стиль выражения нам и интересны именно своей «спорностью». Они, в некотором смысле, есть лирическое стихотворение. Властвует в тексте субъективизм писателя, но он, этот субъективизм, выражает суть этого человека. И вот здесь автора поджидает некоторая опасность. Вне логики учёного дискурса, которой есть объективность природная, данность, от автора независящая. Важна личность, калибр её. Ровно, насколько, он человек необычный, своеобразный, настолько нам важны и ровно настолько захватывают его мысли.

Когда иного не дано, то и счастливый билетик уже счастье.

  В книге Джона Донна есть определение религиозного фанатизма, когда из ненависти к греху, Создатель Мира уничтожит Мир: «Ибо тебе ненавистен сам грех и ненависть твоя ко греху может дойти до того, что Ты уничтожишь сам грех и сам этот мир, а с ними вместе – все временные победы (греховной жизни)». Страдания, помрачившие сознание Донна, таковы, что автор не испытывает ужаса от мысли, что Творец может и имеет право уничтожит Мир, (который, вообще говоря, он же и создал). См. («По ком звонит колокол. Обращение к Господу в час нужды и бедствий. Схватка Смерти или утешение душе, ввиду смертной жизни и живой смерти нашего тела», в главе XVIII, «Теперь при быстром звуке и учащённом пульсе говорят: ты уже умер»).

   «Жизнь, - утверждал Пифагор, - подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные – торговать, а самые счастливые смотреть; так и в жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы … до единой только истины».  Мысль эта более известна по фразе из пьесы Шекспира в более лаконичном варианте. Что можно добавить? Театр, известно, бывает профессиональный и любительский. Театр профессиональный – это служба военная и статская. В военном театре режиссеры суровые, за ненадлежащие исполнение роли могут и пристрелить. Театр любительский, например, театр, семейный или, предположим, подмостки театра школьного. Кто отказываются от игры по разным мотивам, те, конечно, маргиналы. И те, кто не нашёл себя в списке ролей и те, кто принципиально роли избегает. Это может быть и бродяга, и мудрец. Но лютая любительщина начинается, когда рессёрствуют актёры и актёрствуют режиссёры.   

Не люблю театр в жизни, но жизнь в театре, просто, ненавижу.

Первое, что выпадает из памяти, «время», то есть, буквально, не «что и где», а именно, «когда».

   Ахматова, не застав Модильяни дома, розы, что были у неё в руке, забросила в открытое окно его комнаты. На следующей встрече он спросил её, как вы попали ко мне? Ахматова объяснила и спросила в свою очередь, отчего он так решил? Розы, - ответил он, - красиво лежали.

Розы оставляют на пороге,
Бросают в открытое окно,
Когда любимого нет дома.
В таком порядке человек,
Сможет их разложить, едва ли?
Лишь художник различит
В том хаосе ритм движений,
Когда ему давали.

   X равен Х всегда, разумеется, до решения соответствующих уравнений.

   Борис Шевелёв, вспоминая Венедикта Ерофеева, повторил слова Ярослава Смелякова о Михаиле Светлове: «Только очень плохие люди не любили его».

«Список Бродского», весьма схож со «Списком» Венедикта Ерофеева. Культура едина, человек, постигающий её, не может пропустить ничего из книг, указанных в этих списках, потому что эти книги были прочтены и усвоены.

   Есть люди любящие оперы Вагнера, а не музыку, точно также как Шилова, а не живопись. Область человеческих предпочтений безгранична, но число причин их невелико.

  Цивилизация – это технология культуры.

 М.А. Лифшиц, философствующий искусствовед, на дух не выносящий модернистов, импрессионистов и, вообще, художников «Парижской школы». Он говорил, что любую картину Соломаткина (довольно посредственного художника, на мой взгляд) предпочитает всем работам Пикассо. Под это дело он подвёл философию марксизма и доказал, что эти художники-модернисты чуть не виноваты в пришествии национал-социализма. Бред, конечно, но доказать можно все что угодно. Особенно, самому себе. Марксизм, теория влиятельная, её адепты сильно повлияли на человечество, породив такой мощный, огненный вихрь, уничтоживший старые отжившие режимы, но, к несчастью, зачастую вместе с людьми, не имевшие особого отношения к этим империям. Даже бы и имевшим, и что? Но народ иначе не может. Вернёмся к М.А. Лифшицу, он неплохо рисовал: быть художником и понимать живопись не одно и тоже. Например, и Домье, и Сезанн называли Ван Гога сумасшедшим мазилой.  Хотя, конечно, Ван Гог – художник. А что говорить о философе, искусствоведе? Люди – рабы своих пристрастий. Но надо помнить, что есть ограничения вкуса и под него можно подвести любую идейную базу. К чему это я? А к тому, что область искусства, как говорил Бердяев, свободна… Люди выражают свои мысли и эмоции в разных формах и наряду с талантом художника существуют ещё и способности сопереживать художнику, желание понять его.

   Сэр Вальтер Скотт дал общую характеристику действиям человека, вознесённого обстоятельствами на вершину власти он, «хорошо понимал интересы страны и усердно защищал их, покуда они совпадали с его личными интересами». Простая история.

   Как хорошо сказал о Пушкине Проспер Мериме: «Я читаю его стихотворения и нахожу среди них вещи поистину прекрасные, совершенно созвучные моей душе, иными словами, по-гречески искренние и простые. Есть несколько стихотворений очень, пылких, которые, однако ж <…>, как и во множестве других, он кажется мне непревзойдённым по точности и чистоте». [с. 197. Письма к незнакомке. М.: Наука, 1991]. 

   Как повторял алхимическую истину Венедикт (Веничка) Ерофеев, что «в мире элементов, нет эквивалентов», так и в мире предпочтений нет и не может быть иерархии художественных вкусов. Утверждая, что поэт А «выше» поэта Б я лишь говорю, что в моём частном обиходе я предпочту открыть книгу со стихами поэта А. Всего лишь.

   Этландское сражение, интересное и важное не только тем, что Шведы, надеюсь в последний раз попытались в морском сражении оттяпать у России Прибалтику с Петербургом …, но и тем, что Гугл о нём ничего не говорит, случилось аккурат 14 июля 1789 года, когда парижане штурмовали Бастилию, «твердыню власти роковой» как по поводу другой крепости-тюрьмы, выразился А.С. Пушкин. Что бы по этому поводу сказал Велемир Хлебников в своих «Досках судьбы». Ведь его расчёты связывали числа и события ничем иным не связанные кроме как его смелыми формулами?

   Художники, перечислил Самуль Беккет, Мондриан, Эль Лисицкий, Малевич, Мохай-Надь, «были замечательными извлекатели абстрактной сущности», то есть, через абстрактные изображения изобразили то, что изображению не поддаётся. 

   Неделя прошла как жизнь быстро и, главное, зацепиться не за что.