Мстители. Часть восьмая

Пришла светлая полненькая и простодушная женщина. «Пойдемте со мной», – она повела коридором туда, за угол, сообщая по пути, что Александра Игоревича Кофмана, руководителя то есть, пока нет, но он должен приехать вот-вот.
Гаврилову, конечно, ничего не говорила ни фамилия, ни сколько-нибудь общая возможность поговорить с руководителем. Он про себя решил: «Видимо, здесь как-то все-таки встречают, общаются, есть какая-то традиция работы с такими проходимцами, как я… И это хорошо. Подождем! И узнаем побольше. Может, на завтрашний день и помощь будет какая-нибудь».

И вот они зашли в приемную Общественной палаты Донецкой Республики. И с порога Пётр Павлович Гаврилов увидел место, где должна стоять икона святого Сергия Радонежского. С порога… Хотя и не говорили об этом, и не думал об этом. Просто зашел, увидел приемную. Увидел другие иконы за рабочим столом секретаря и… и всё. Вот тут должен быть образ Сергия Радонежского. И Гаврилов бесхитростно тут же сказал: «Я вам икону подарю. Она вот тут стоять должна…». Самоуверенно, правда? Но это была правда чего-то естественного, само собой разумеющегося, чего-то такого, что, кажется, и сама секретарь немного удивилась – «ну да, даже странно, почему икона тут ещё не стоит»…
– У вас же, я смотрю, нет иконы святого Сергия Радонежского? Вот – она к вам пришла… Я вообще сюда ехал через Лавру…
Женщина очень обрадовалась. Не делано, не из вежливости, а услышала в подарке она то самое, ради чего икона и искала свое место. «Сергий Радонежский же земли русские объединял. Вот и пришёл он объединять…» – завершал свою скромную «просветительскую миссию» Пётр Павлович.
Через три минуты в приемной уже пахло травяным чаем. Гаврилову был предложен и кофе, он «от жадности» согласился и на кофе, и на чай, и сказал даже, что «борщ тоже было бы не плохо».
– Борщ вы с Александром Игорьевичем, наверное, на ужин где-нибудь будете. Он сейчас уже приехать должен, небось весь день без обеда.

Ждал Гаврилов не долго. В кабинет Кофмана, куда Гаврилова переместила чаевничать секретарша, стремительно и жизнерадостно вошел хозяин и с ним молодая женщина. Вошёл весело, добродушно пошутил «Успели уже обжиться?». «Не, вон только третий глоток чая успел сделать…».
И они заговорили сразу просто о литературе, о Севере, о Лавре и Сергие Радонежском, об Общественной палате и Моторолле, который родом из Коми, о Захарченко и о пидарасах, которые его предавали, об обстрелах и о том, что… надо пожрать!
Молодая женшина-красавица явно восточных кровей (впрочем, на Кофмана взглянешь – тоже понятно, что не скандинав) – Карина Павлючкова. Через две минуты разговора и реплик между ними стало понятно, что связаны они не только по работе, а у них своя история с прицелом на создание семьи.
Кабинет у Кофмана представительный. Покруче, чем в Общественной палате Республики Коми, но зато в Коми других помещений у Общественной палаты побольше и штат исполнительной дирекции шире. Обросли. «Вы тоже обрастёте, – обнадёжил Кофмана Гаврилов. – Сейчас наступает время межобщественных диалогов. Неполитических. Организационных и спорных вопросов миллион… Штат потребуется».

Вот тут они и посвятили первые двадцать минут своего знакомства на вопросы «А у вас как?», «А Воркута, вообще-то, – это ваш Донбасс. Шахтеры-то откуда родом? От вас и ехали…», «Тут у вас воюет наших до фига и больше. Нет, не о мобилизованных речь. Я говорю о тех, кто «поехал бабушке помочь». Кофман смеется. Ему понятно. Он – первый министр иностранных дел Донецкой Народной Республики, он, оказывается, игрок КВН ещё того – СНГэшного уровня… Короче, Гаврилов маленько обалдел. И вместе с обозначаемыми регалиями Кофмана начал его вспоминать… Точно – он же видел его. И видел не один раз. По телевизору, конечно. Но компанейская открытость человека создавала ощущение, будто они знакомы, будто где-то уже пересекались. Казалось, ещё чуть-чуть и начнется «а помнишь…».
Они успели за двадцать минут подарить друг другу свои книги, Кофман при этом рассказывал про свое идейное детище – фестиваль «Звёзды Донбасса» и букварь наименований «Азбука Донбасса». Фестиваль литературный, а книжка – это проект для первоклассников, который уже начал мультиплицироваться по всей России. Они даже сфотографировались у флагов России и ДНР за эти двадцать минут…
Тут были включены заботливые ноты протеста Карины: «Так! Всё! Разговорами сыт не будешь. Не ел уже с утра… И вы, наверное, тоже в дороге не разносолами себя балуете. Едем ужинать? Куда? Где гарантированно не угробить желудок и где минимальный шанс прилета?». Грохотульки ПВО и пропущенных снарядов по городу на улице продолжались.
– Нигде, – хохотнул Кофман и предложил «Гуси-лебеди». Есть такой шикарный ресторан в Донецке. Не мишленовского уровня, но «что-то рядом». – Да нам бы борщеца… Поехали…

Х          Х          Х

В Донецке уже сформировалась некая ментальная мозоль – дескать, мы жили под обстрелами восемь лет, а потому тут все как бы герои. Психологическая ловушка, конечно.
Ежедневно в автоавариях гибнут сотни людей (сотни!). Это не значит, что дальнобойщики и автолюбители должны себя ощущать экстремалами и записывать себя в герои.
Есть две большие разницы, когда гуляешь по городу и вокруг тебя грохочет – это как гадать на ромашке «любит – не любит». Это как щекочущий нервы барабан рулетки. Даже если он длится восемь лет. Совсем другое – когда ты сидишь, пусть и на укрепленной позиции, в укрытии, а по тебе ровно сорок минут лупят гаубицы и минометы, разбивая в щебенку всё вокруг и подбрасывая тебя вместе с пулеметом на метр от пола. Через сорок минут ты точно другой. А вот через восемь лет стрельбы «на повезет – не повезет» – не факт…

Х          Х          Х

Кофман рассказывает о своей дружбе с убитым в теракте главой ДНР Александром Захарченко. И о конфликте с ним тоже рассказывает. Об интриганстве и подставах в аппарате того времени, о ложных надеждах и о героях ДНР.
Гаврилов довольно быстро понял, что Кофман много рассказывает, чтобы… о многом не рассказывать. Было понятно, что есть много историй, которые останутся для исторических документов или для обнародования лет так через 30–50. Завтра на встрече с Маргаритой Ветер немножко Пётр Павлович коснется этих тем тоже. Тем и историй, которые Кофман избегал. Но это завтра. А сейчас – ресторан в золотой и белой цветовой гамме. Однако почувствовал это Гаврилов не сразу. Потому что сначала было ощущение кадров из фильмов про Вьетнам и Сайгон – много военной формы, тяжесть взглядов, тяжелые энергии вояк, за плечами которых невидимо висели раненые и убитые, вещмешки и груз низких потолков блиндажей. Можно ведь зайти в блестящий ресторан, а внутренне так и не разогнуться из окопа.
Трапезничали вкусно. Со смаком. Кофман угощал. И борщ пресловутый – хороший донецкий борщ – конечно тоже был, и сало к нему, и пампушки с чесноком, и жаркое, и сырные салаты, и овощные. Плотненько эдак присели. Гаврилов так в последний раз ужинал в Бердянске, то есть дня четыре назад.

…Так же ужинали однажды весной 2014-го шестеро ребят, которые вошли уже в историю, – и живые нынче, и мертвые. Шестеро. Это были те, кто потом станет первыми руководителями Донецкой Республики, первыми её командирами ополчения, первым самостоятельным (в монографиях напишут – автохтонным) Центром Разума, центром принятия решений на этом горячем пятачке земли. Горел и уголь на километр в глубину, горела шахта имени Засядько, горели дома и даже горели уже вертолеты над землей… Ужинали. С «калашами» на спинках ресторанных кресел. Вообще – правильнее сказать не ресторанных, а кофейных кресел. Потому что ужин тот был в кафе.
Открывается дверь, и заходят трое в безупречных костюмах, как на деловых фуршетах в каком-нибудь der Deutsche Bank. Впереди Ринат Ахметов – олигарх, владелец шахт, заводов и пароходов Донбасса и даже владелец футбольного клуба «Шахтер». Позади «брюссы уиллисы» со статичными фалангами пальцев профессиональных стрелков.
Разговор и сцена мейерхольдовская.
– Парни, каждому прямо сейчас выдаю по десять миллионов долларов и вы больше никогда не собираетесь вместе. И заканчивается эта канитель с сепаратизмом и самостоятельностью. Вы понимаете, что такое десять миллионов долларов?
А в воздухе эхом и бликами по барным стойкам прокатилось: «И как сможете прожить оставшуюся жизнь – понимаете?».
– И главное, – Ахметов усмехнулся своей знаменитой «смущенной» улыбочкой, будто застряла в правой ноздре засохшая сопля, – никто никого не предает. Вы просто уходите с поляны… Остальное не ваше дело. Повторяю – десять миллионов на каждого прямо сейчас. Прямо здесь. Думайте.
И он отошел со своими людьми к барной стойке.

– Мы думали недолго, – рассказывает Кофман. – Но, честно скажу, думали. Замерли все. Охренели от масштаба торга. И вот ещё что… да, вот ещё что… Это сегодня всё ясно. И тогда, в 2014-м, может, через месяц-полтора всё яснее будет. А пока мы сидели ещё в том состоянии, когда дилемма была проста: вот с одной стороны – чёрт знает что, поддержит ли Россия или не поддержит, хаос в управлении, куча своих и московских шкуродёров, которые пытаются таскать каштаны из огня – кто прямыми деньгами и фондами, кто власть оседлать и… да, тоже торговаться, торговаться, торговаться. Не с Ахметовым, так с Порохом (Порошенко), не с Москвой, так с другими «левыми» олигархами. И главное – риски, смертельные риски… Мы уже хороним и близких, и дальних. Каждый уже увидел, как взрываются машины, и на солнечной улице на ровном месте такой ****арез закипает (слово «пиз…рез» не убираю сознательно – оно ёмкое, смертельное, гадкое и бессмысленное по «уничтожению вдруг»)… А с другой стороны – на тебе десять миллионов баксов и завтра вечером ты навсегда в другой реальности. В райской. Где хочешь. Испания? Мальдивы? Ледяное какао на Гоа?… Короче, вспоминаю я то состояние. Глаза ребят вспоминаю. Ахметов допустил ошибку (впрочем, может и нет – может всё психологически тоньше и жестче, чтоб вспоминать всю оставшуюся жизнь) – он предложил всё это не каждому по отдельности, не оставил каждого один на один с внутренним выбором, а ляпнул на всех. Как Ясон, бросил камень в строй воинов на Колхиде. Но мы не дрогнули. Не сломались. Не передрались. Не перестали намазывать на хлеб горчицу и хлебать борщ…
«Спасибо, мы тут не за деньги…».
Ахметов с красивыми пиджаками ушел. Не переспрашивал. Не уговаривал. Не торговался. Наверное, как-то слишком просто мы ответили «нет».

– Они ведь тоже не за деньги, – продолжал свои рассказы-картинки Кофман. – Я говорю про «Океан Эльзы», про Вакарчука, про Арестовича и всех тех, кто закусился на смерть с той стороны не за «кружевные трусики» и, по большому счету, даже не за Европу, не за условные «свободы». Они глубинно, концептуально считают естественным развитие мира в том векторе. Да, с полураспадом, с развращенностью, с гибелью целых народов, но (что принципиально важно!) с верой в силу самоорганизации. Дескать, всегда до края доходили какие-то издержки – инквизиция, Рим с его проститутками женами сенаторов и гладиаторами за кружку пива, геноциды ирландцев, массовые переселения в Америку, бойня евреев, но… Но западная цивилизация всегда внутри себя находила пружину сделать кульбит, развернуться, покаяться, если уж на то пошло… Что такое каяться? Ну, это ведь фундаментально ревизовать себя. Отрефлексировать правильно… Я агностик, я атеист, но к церкви отношусь как к драгоценности. Потому что это культура и традиции. Ладно, сейчас не об этом… так вот… Они считают, что Запад все это переживет, переварит и станет ещё выше. А мы, дескать, хватаемся тут за традиционные ценности и за кондовые формулы патриотизма и мнимого единства народов, консервируемся в разных вариантах ордынской дури и КГБэшных концепций, а значит обречены нарваться на тот же самый кризис распада, но теперь уже навсегда. Дескать, не найдётся у нас сил трезво всё переоценить и предложить миру реально другие формулы экономики, этики, ценностных порядков. То есть мы в их версии ходим по петле Мёбиуса и нас замотает история насмерть без перспективы выжить. А то, что выживет – это всё равно будет разорвано на кусочки Большим миром.

И ведь когда знаешь их модели – все это перестраховки хэдж-фондов и хэдж-хэдж фондов, резервных глобальных структур, альтернативных зон развития и технологические информационные прорывы, и при этом видишь нашу уё@нную и простую, как газпромовская труба, экономику, социальное поведение и управление, вечно клацающее по формуле автомата Калашникова на близком прицеле и примитивной перезарядке, то кажется – они правы. Ну правы они. И потому спорить с ними никто не может. И не смогли в том числе и на Украине… Да, забыл сказать – там ещё и религиозная прокладка есть, эдакая каббалистически-философская: дескать, в Библии всё сказано. И в «Закате Европы» Шпенглера все всё читали. Это мы знаем. Дескать, это Богом уже решено, а потому они в мейнстриме Божьего замысла.
Знаете, почему у Мотороллы отряд «Спарта» называется? Ну, я точно сам не знаю, что там в основе было. Знаю, что в начале было тяжело и безнадежно… Но пацаны сказали, что «они нас победят только если всех перебьют…» ЕСЛИ – сказали они… Спарта двадцать пять веков назад именно так ответила персидским царям. Помните же? Персидские цари поставили ультиматум – дескать, сдавайтесь, или, если мы войдем в город, то перебьем всех. «Если» – ответила Спарта…
Всё у них в западном векторе правильно, ЕСЛИ это угодно Богу или Истории. А мы не уверены… Чтобы выжить, надо быть готовым умереть. И драться так, будто ты уже мертв.

Кофман и Гаврилов кивнули друг другу, клацнув понятным им металлом во взглядах, пересекшихся на мгновение.
Гаврилову понравилось, как тут усмехнулся Кофман. И сам он усмехнулся так. Всё верно. А мы не уверены, что «всё правильно», и что мы должны подчиниться логике их распада, рефлексии (гипотетической) и вообще – всего того, что может быть, когда-нибудь, где-нибудь произойдёт… Россия уже верила Марксу, например. Верила эзотерикам и всяким там ницшам, верила сектам и в демократии тоже… Россия хранима Богом, а всё остальное не объяснить. И, конечно, об этом уже с Кофманом не говорили. Совсем ни слова. Потому что и так понятно.
…А вот о сектах говорили. Александр был крайне удивлен рассказам Гаврилова о том, что главную и очень существенную помощь ему оказали пятидесятники. Удивился (не знал) и той помощи, которую пятидесятники оказывают людям и в Херсонских селах, и в Мариуполе…
– Мир наступит, надо их всех запрещать. Приводить к единой вере… – радикальничал Александр. Но по вздохам и репликам Гаврилова понял, что тот с ним не согласен. Да и Гаврилов напомнил слова Евангелия, где Христос говорил, чтоб не мешали лечащим и благословляющим именем Его. «Кто не против нас, тот с нами». Впрочем, дальше в тему они особо не углублялись. Дальше Гаврилов рассказывал – про Лавру, про Крым и друзей, про Бердянск, родину отца, и про неразряженный «Град» в Мариуполе, про отсутствие духа, отсутствие внутреннего нерва в Мариуполе.
Неважно – поймет Кофман или не поймет, но Гаврилов начал говорить так, как есть – что идёт он сам по территориям с иконами Сергия Радонежского и с попыткой взглянуть – а что сделал бы святой Сергий? А какие бы он слова нашёл? А слышат ли? А поняли бы его? Надо сказать, что Кофман слушал внимательно… верил или не верил – это уже другой вопрос. Карина вот точно услышала в словах проблему, которая ещё впереди, которая ждет Донбасс там, за победами, за шторками «странного будущего», за рисунком, который пока никто, ни хрена и нигде не обсуждает… Впрочем, всё-таки обсуждают. Кофман вон проводит уже второй или третий раз фестиваль «Звезды над Донбассом», в рамках которого литературный фестиваль. В основном – фантастики. Но… Фантастическая проза – это неплохо, конечно. Она типа социального лего, типа свободы конструирования обстоятельств и ситуаций возможного. Но она тогда должна быть и о фантастике личных и национальных травм, и о патологиях мистического характера. И даже (может быть) о религиозных искривлениях тоже…

Вербера вот в России какого-то черта читают и издают гигантскими тиражами. А на фига нам неграмотный с точки зрения знания Библии Вербер? А где проза о суровом церковном праве? Вот цикл бы рассказов с маленькими сюжетиками о том, как вдруг милосердна оказалась церковь к Максиму Греку или к протопопу Аввакуму. И как было бы тогда в исторической перспективе? Но пока нет даже фантастики об отсутствии церковного права, о путанице и трагичности в России. А ведь тут тебе и мистика, и детектив, и сакральное, и демоническое. К тому же – бесконечная вариативность «если». Тут Кофман махнул рукой – ой, это я вообще не в теме. Так в том-то и дело, что не в теме все – абсолютнейшее большинство. Причем даже в среде церковных людей. Ужас-то именно в этом.
Карина с Александром слушали Гаврилова не менее внимательно, чем только что он слушал Кофмана. Разные темы глубоко покопали… Обозначили «гигантские стройки будущего». Ни до чего, естественно, не договорились, но Гаврилову показалось, что где-то с этого момента он стал понятен этим людям. Потому, что Кофману, как человеку опытному и (политик все-таки) осторожному, стало понятно отсутствие корысти в хождении и в появлении Гаврилова в его кабинете в Донецке под грохотом обстрела и с маленькой иконой святого Сергия. Он, кажется, увидел то самое – увидел русского человека, идущего через горящую страну в поисках веры, смысла и людей, близких по духу.
…Вечером на молитве Пётр Павлович для себя отмечал маленькое чудо. Вот он молится впервые так – впервые он говорит в полный голос и не слышит себя. Настолько близко и жестко гремели взрывы, что звуки голоса глушились сначала разрывами, а потом вибрацией дрожащих стекол и грохотом обваливающихся на улице где-то рядом конструкций и каскадным звоном битого стекла окон с верхних этажей соседнего здания.

«…Сокровище благих и жизни подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякие скверны, и спаси, Блаже, души наша…». Следующий удар нарушал все законы физики – стекла не вылетели, но со стола и с подоконника слетели бумаги, авторучка, брошюра и пустая пластиковая бутылка из-под молока…

Завтра в Западный район – к Маргарите Ветер. Спать бы надо. Ехать-то лучше с утра. Она сама так просила по каким-то своим соображениям.
Набрал воды в кулере. Увидел на балконе двух крепеньких девок (с потерянными талиями – есть такая ядреная конструкция жизнерадостных русских девиц). Решил выйти покурить с ними. Опять бабахнуло. И рядом за домом широким отблеском звездануло всполохом. С легкой задержкой, как гром после молнии, – агагах! Удых-удых!! И вот тут стекло-то посыпалось уже на их балконе…
– Ох ты ж бл…! Покурить невозможно! – девицы поспешили нырнуть в здание, хрустя тапочками по стеклу.
«А, ну да – это надо отметить. Для меня навсегда 13 февраля останется днём с самым частым "охтыжблять!"», – подумал Гаврилов, вспоминая близкие прилёты под Волновахой и на въезде в город ещё во время утренней поездки. Да. Это был всё тот же длинный-длинный день…
Для Донецка-то нет – это был не самый-самый. Но в тот день по телевидению программа «Вести» сказала, что после довольно продолжительного перерыва по Донецку уже прилетело сегодня более 160 снарядов. «Пожалуй, сегодня уже бьют рекорды…» – сказал в кадре корреспондент. Вечер ещё не закончился. Будут дни и ещё жестче. И были…

Х          Х          Х

Кто такая Маргарита Ветер и почему Гаврилову надо было заехать к ней? По идее она к поездке вообще не имела никакого отношения. Знакомство с ней состоялось в социальных сетях, она всегда несколько претенциозно критиковала практически всех, кто как-то высказывался о Донбассе или слишком шумно переживал о мобилизации, бардаке в армии в первые месяцы СВО и тех, кто критиковал первых за то, что первые критиковали вторых. Явно делала она это не от скуки. Раза два мелькнули в её комментариях факты, цифры и географические расстояния, которые простой обыватель вряд ли знает. Появлялась мысль о её службе в соцсетях. Ну, работает себе такой «товарищ майор» – так положено. И ничего удивительного.
Рефреном в её постах и комментариях звучала и «вечная» формула: «А мы так восемь лет живем…». Типа – ага, вот вы сейчас все ноете, а мы восемь лет страдали и никто не замечал. Известная донбасская фишка – там с таким тезисом жили очень долго и сейчас полно людей с «особой самооценкой себя». Гаврилов про себя обозвал эту формулу симптомом ментальной мозоли Донбасса. Он её даже Кофману и Карине Павлючковой обозначил как некий психологический зацеп разделения-отделения (и вряд ли это положительная самоидентификация донецких). А она, похоже, надолго. На жизнь одного поколения точно.

И вот она, Маргарита Ветер, узнала из соцсетей, что Гаврилов едет с гуманитарным конвоем на Донбасс (что получилось иначе она не знает, но это и не важно). «Будете в наших краях – заезжайте))) Есть о чем поговорить, что тут не напишешь…» – написала она в личной переписке Петру Павловичу. Адрес, естественно, уточнил он потом, по телефону. Созвонились они уже в Донецке.
Такси привезло Гаврилова не к дому, почему-то двор был перегорожен какими-то баками, а с другой стороны стояли машины, похоже, коммунальной службы. Но таксист объяснил – вон тот дом, а квартира, скорее всего – вон тот подъезд с краю, третий.
Описывать проезд на такси резона нет – красивый Донецк, но хмурый в февральской непогоде. Серо, уныло. Район Западный, увы, архитектурными достоинствами не блещет – рабочий район. Тут заводы. Разные. Моторный, КАНТ (ремонт шахтного оборудования), электротехнический, металлургический… и ещё что-то. Локацию перечисляла потом сама Маргарита, но, возможно, Гаврилов что-то не совсем точно запомнил – главное не это. Главное, она погрузила в атмосферу – это район, как Уралмаш, как промышленные районы Автоваза или КАМАЗа. Здесь рабочий люд и культура металла. Здесь колоссальные материальные ресурсы и особая порода людей, тоже превращенных в металл.
Маргарита встретила его, странно и нервно похихикивая. Провела в квартиру через «уставший подъезд» (его в нынешнем веке, наверное, ещё не ремонтировали), провела на кухню сразу. Крикнула что-то в глубину квартиры. «Сын там за компьютером сидит… Ему в поликлинику скоро. Сахарный диабет у парня…» – пояснила она. А дальше она сказала, что «надо пояснить мою жизнь немного… Иначе ты вообще ничего не поймешь».
Она начала трещать (Гаврилову показалось, что он зря приехал) о трудной жизни. За три с половиной тысячи километров Пётр Павлович ехал не за тем, чтобы слушать то, что можно выслушать в соседнем доме – о маленьких пенсиях, «хоть я и ветеран Новороссии», о коммуналке, о лекарствах… Но потом все-таки реально начала говорить вещи, которые были О ТОМ…

Х          Х          Х

Маргарита – местная. Но родители приехали сюда молодыми ещё в конце 60-х. Отец – бывший офицер-пограничник, списанный со службы из-за ожоговой травмы, мама – учительница. Маргарита родилась в их первый год здесь, в Донецке – в 1969-м. В семье она – единственный ребенок. Потому что батя стал попивать, родители чуть ли не разводились, а он взял да и умер неожиданно. Видимо, списали его из армии не просто по внешним каким-то ожоговым делам. Проблема в здоровье какая-то глубокая осталась. «Ожог-то был электрический какой-то… Комбинированный. Но я это узнала, конечно, совсем взрослым человеком…».
Выросла. Училась. Курить начала в пятом классе, как и все её одноклассницы. Народ вокруг был свойский, шпанливый, отчаянный и весёлый. Поступила в ГПТУ, о большем и не мечтала. А после училища пришла на работу на Моторный завод.
…Она сидела перед Гавриловым, прикуривала одну и ту же сигарету по несколько раз. «Накурилась я с ночи что-то… Не лезет уже. Не спалось… Из-за тебя тоже… хи-хи-хи… Думаю, что за хрен с балалайкой аж с Севера сюда припёрся? Немного не так всё-таки я тебя представляла. Надо же… По фоткам вроде рассмотрела – но ты другой. В духе ты другой…», – объясняла она свою суету и хаотичные дерганья на кухне с прикуриваниями по пять раз одной сигареты.
Лицо Маргариты ровно такое, какое вы можете увидеть в тысячах народных хоров России. Знаете такие массовые хоры? Сарафанчики с песнями про кудёрышки…

Красна девица вила кудёрышки,
Да на реке оставила ведёрышки.
Раз-два, люблю тебя, люблю тебя,
Да на реке оставила ведёрышки…

Она в платке, сбитом на бок. Крупное лицо матёрой тётки, и да – кудёрышки, завитки-кудряшки, типичная прическа и завивка в домашних условиях. Темная шатенка с проседью.
– И вот работала я себе до войны, до всех этих майданов и обстрелов просто в отделе приемки готовой продукции, на складе то есть. Таскала и возила тележками железную всю эту трахомудию. О компьютере и интернете знала только то, что видела со стороны – сыну вон купила, когда ему было… Господи, сколько же ему тогда было? Да лет двенадцать, наверное. Купила-то в 2010-м…
С мужем развелись. Не буду об этом. Не интересно. Его и близко тут все равно нет – уехал давно. Где-то в России, в Сибири.
Интернетом заинтересовалась из-за неприятности одной. Сначала там вообще ничего не понимала – ни включить, ни выключить. А тут что-то было такое – две смены у меня подряд, на телефоне деньги кончились, домой дозвониться не могу… Товарка моя, коллега по работе, говорит: «Да вон, твой сынуля в интернете – что ему передать? Чтоб деньги на телефон положил?». Я такая – не поняла-а-а-а… А как ты его видишь? Ну. дура в общем была полная. Тогда она мне на компьютере прямо на складе у нас и показала, что сыну можно написать. Он ответил тут же… Я как-то обалдела. Вот с такой ерунды я оценила интернет, который до того момента считала развлекаловкой и что-то типа юношеской моды. Мало ли у них всяких примочек каждый год.

Это было все, наверное, где-то осенью-зимой 2013–2014 года. И вот, можешь себе представить, в январе 2014-го я – ещё «чайник чайником», с трудом ориентирующийся в социальных сетях, а в ноябре…
…Маргарита Ветер – один из талантливейших связных-диспетчеров донецкого сопротивления. Она внештатный контрразведчик служб защиты Донбасса, умеющая работать с разными каналами, шифровками, узнавать по деталям цифровых адресов клонов и вторжения на каналы связи. Она – маэстро дезинформации, умеющая скинуть ложные цифры и организовать псевдоутечки. Она… На самом деле 90 % даже своих считают, что их, «этой маргариты», несколько – потому что Маргарита Ветер выходит на каналы и на связь, в том числе и по ту линию фронта, с полутора десятками имен и с трёх десятков адресов.
Гаврилов слушал и не верил. Ни одному слову. «Я сейчас тоже тебе расскажу про трудности маскировки в джунглях Лаоса…», – кубатурил он про себя мысль – а как же её проверить? Если она не врет – то ни хрена себе, куда его военная контрразведка затащила. А если затащила, то значит сейчас из комнаты выйдет дядя в штатском и… И вот тогда начнется главный разговор.
Что-то Петру Павловичу стало неуютно сидеть спиной к двери в прихожую, хотя в отражении никелированного чайника он и видел все шевеления позади себя. Вернее – увидел бы, если бы они там были. Разговаривали они с Маргаритой довольно громко. Может быть, поэтому из комнаты никто не спешил выходить. Но теперь уже Гаврилов на триста процентов знал, что там, в комнатах, не только её сын с сахарным диабетом… Ибо с какого перепугу тётке так рисковать, рассказывая сложнейшие и страшнейшие вещи, часть из которых явно актуальна в оперативном режиме? Но главное – с чего вдруг? Их переписка в социальных сетях не предполагала такое погружение, как и откровенностей особых тоже не предполагала. Ну, ожидал Гаврилов услышать какие-нибудь необычные истории или о необычных героях прошедших восьми лет. Да – это было интересно. Пётр Павлович вообще считал, что федеральные телевизионные каналы и вообще вся индустрия культуры преступно замалчивают явление сопротивления в Новороссии с точки зрения изменения антропоматериала, говоря околонаучным языком.

Ведь что в центре культуры? Всегда Человек. Человек и его взаимоотношение с Богом и с ближним – т. е. первые две заповеди. На них вся культура, искусство и вся литература (в жопу этих экзистенциалистов с их взаимоотношениями с самим собой и со своими летучими прихотями). Вчерашний диалог с Кофманом и Павлючковой весь… Весь! От первой фразы до последней был об изменении людей, о переформате и ревизии отношений в обществе, как и в понимании обществом самого себя. Да и сам Гаврилов отправился в путешествие зачем? Точно уж не за тем, чтоб его вовлекали в игры подполья и в какую-то игру контрразведки. Не хотелось бы. Хотя, как говорится, если Родина скажет «надо» – не обсуждается…
Короче, длинный монолог и непонятка целей погружения в интриги радиоигр и сетевых комбинаций связи стали напрягать Гаврилова и он спросил: «А на фига ты мне всё это рассказываешь? Мне люди, мне герои, мне нестандартные ситуации интересны… У меня почти все книги написаны с одним и главным мотивом: есть то, что не должно быть забыто! С тем и сюда приехал. Я думал, что ты мне людей дашь. Или хотя бы сама что-то очень достоверное – от первого лица расскажешь».
– Да, я понимаю… – вдруг спокойно согласилась Маргарита и так же нервно хихикнула, но с угрюмой интонацией. – Я тебе сейчас людей дам. Двух. Они из первых уст скажут тебе то и столько, что не унесешь. Сам не поймешь, куда всё притулить… Но кто-то, где-то и когда-то знать это должен.
А дальше было то, что и вправду стоило всей поездки. Дальше была встреча (по очереди) с людьми «без лиц», с замотанными балаклавами головами. Пётр Павлович видел только глаза.
– Я ведь тебе про связь и проверки не для того, чтоб ты об этом написал. Я ж понимаю, что ты «чайник». Перепутаешь всё на свете, да и тех, кто сможет оценить сложности и «игру», среди твоих читателей нету, – завершала встречу Маргарита Ветер, странная русская женщина, будто вышедшая с какого-то хоровода и принесшая в игру донецкого подполья свои «кудёрышки». – Рассказ мой был только для того, чтоб ты поверил – знаю столько, что пять раз хотелось бы забыть…

Х          Х          Х

Позывные: DRON, Жаба, Струна, CHEH, Беля. Он сидит громадный и стройный, с прямой спиной (и так минут сорок). Появился по короткому звонку. Сидел в соседней квартире.
– Конечно, мы не случайно решили вам слить часть информации. Конечно, не случайно… Пробили, конечно, тоже все ваши творческие возможности. Типа, с кем вы там тусите, куда материал пойдет. Да пойдет ли? Мы и это предполагаем, то есть, что никуда он не сможет пойти. Или пойдет частично – тут и вправду мы надеемся на ваши связи, на ваш вес хотя бы в узких кругах. Льстить не буду – вы смогли бы и в широких. Но сами смотрите – информация взрывная. Можете огрести кучу неприятностей. Подайте хотя бы в общих чертах.
Итак. Начнем с самого простого – с правды. Распятые на крестах и сожженые наши ребята… видео, может быть, вам встречалось – это правда. Это не пропагандистская подделка. Это правда. После меня вы поговорите с человеком, который и сам был свидетелем, струсил, предал своего – был у него такой момент. Но выжил, потом искренне покаялся, смог взять себя в руки и сейчас снова среди мстителей. Я поясню насчет мстителей. Мы действуем неофициально. Давно. С 2014. Так как с этого времени нет надежды на справедливую кару. Предавали нас десятки раз. Свои, очень свои, по глупости и по корысти, в том числе и со спецслужб… да, я скажу – и наши спецы – ДНРовские, и военные российские, и даже ФСБ глупостей тут много наделали… Ни хрена они вникнуть не успевают, меняются слишком часто, придут, наломают дров, ведут себя, как слон в посудной лавке.

Мы из пацанов моторного завода. Да – из группировки. Было дело – торговали металлом, ГСМ, буцались на стрелках… и стрелялись на стрелках. В 90-е мы были ещё «младшими». Тех стрелок в Донецке в 90-е было как в Москве…
– Как в Воркуте, – ляпнул Гаврилов, – или как в Казани…
– Ну да. У нас тут воркутинские тоже были… Та… (это малороссийское «та-а…»,  означающее – да конечно, чего уж там говорить). Всё было… Началось когда? Нет, не в 2014-м. Немного раньше… года за два. Пацанов раскидало сразу – «наши – не наши». Видно было – часть просто купили. Вербованные СБУ тоже проявились… Ментовские штучки и прокачки – это одно, но тут это полезло – спецура. Другой уровень и другие мазы – деньги другие… Маргарита рассказала, как мы связь освоили? Спецам тут спасибо, из наших которые. Не освоили бы связь – уже все убитые были бы. Там вся тема была, там все замутки, подставы, все сценарии. А уж потом в реале… Думаете в Изюме или Буче вправду людей за русский язык постреляли? Да херня это, конечно. Может, кто убит и за русский язык, но почему-то в глубине Украины не стреляют за русский язык. Значит, дело в другом …
Гаврилову было понятно, что DRON – Жаба – Беля (и весь он вот этот) говорит, ссылаясь на недавние многочисленные материалы в телеграмм-каналах и в соцсетях, на которых были расстрелянные, скидываемые в ямы люди в гражданской одежде в Изюме, в Буче, под Херсоном и в ряде других городов, оставленных российской армией после захвата рывком в первые месяцы СВО, но которые не смогли (или по другим обстоятельствам не захотели) удержать. И войска отошли, оставив беззащитное население на растерзание…

– А дело в том, что посыпались все подпольные сети. Тупая засветка – это одно. Совершенно дилетантский подход в формировании подполья со стороны дебилов-оппозиционеров типа нардепа Кивы или того же Медведчука с компашкой таких же долбодятлов… Знаете, сколько там переломанных в застенках парней. Лютой смертью умирали ведь. Лютой… И братья-сестры их. Которые часто даже не знали совсем ничего. Делали из них уродов, заставляя предавать и замученного брата, и вербовали, сюда забрасывали, как потерпевших и несчастных. Глотки им здесь резали тоже… Уже наши резали. Без разговоров. В большинстве случаев давали шанс признаться, покаяться. Но… Но не знаю, на чем их цепляли. Зафаначенные сюда приходили до состояния зомби. Мы уж думали… Пусть психологи чи психиатры теперь думают – может, пугали их казнью ещё и детей по линии родственников. Может. Есть у нас информация, что тысяч до пяти из так называемых «уехавших в Германию», на самом деле никуда не уехали – они тоже где-то закопаны. Убитые заложники для тех, кого засылали сюда…
Мы – мстители. Мы вне правового поля. Группировки как торговали оружием, так и сейчас торгуют. Углем торгуют, запчастями торгуют, кровью торгуют… Буквально кровью – доставками для переливания. И лекарствами тоже. Ну и приговорами в исполнение торгуют тоже. Но тут дело идейное… Как торговали гуманитаркой, так и сейчас торгуют. А как вы думаете – куда и как уходит лом металла? Особенно цветного. Его же здесь сейчас до хренищи! Не советую соваться в поиски «ответственных». В лучшем случае выйдете на Министерство обороны. В худшем случае – не выйдете никуда. Может быть, вообще больше никуда не выйдете.
…Тут ему не надо было даже многозначительно молчать – Гаврилов масштабы «левой» техники и «Градов», которые дарят подозрительные штатские подозрительным военным, чтобы ставить на ремонты с подозрительно заряженными под завязку боекомплектами в центре города, тоже видел. И выгруженные под Каховкой коробки с брендовой одеждой, а не только с манекенами тоже…

– Мы – мстители. Нас уже прессуют свои. Или пытаются использовать, или включать в свои игры по линии военных дел. Но мы о другом… Нас мало. Не-е-е-е… Не группировок мало – их-то как раз хоть ж… ешь. Я о мстителях. Нас мало. Нас пока и пятнадцать не наберется. Но мы создаем резервы и капитал для мести. Мы для того, чтоб Яценюк и Порубий (для тех, кто не в курсе – это зачинщики и провокаторы Майдана, убийцы Небесной Сотни и русских людей в Одессе) получили удар током в любой точке планеты. Мы для того, чтобы «Кракен» и прочая падла, измывавшаяся над пленными, получили вилки в кадык на своих дорогих виллах в Чили или в Испании. Они не уйдут. Никогда. Даже если, пытаясь спрятаться, перетянут кожу с жопы попугая себе на морды – они не уйдут. И ещё посмотрим и подумаем – оставлять ли жизнь их детям и их папам с мамами… Мы не знаем и не можем знать, что там думает делать с ними Путин, ФСБ или Кадыров. Не знаем. Да нам и не интересно. Я думаю, что у них тоже неплохо получится. Но мы знаем точно, что мы не будем ждать и на них надеяться. У нас свой счет. И я встретился с вами только для одного – чтоб вы нашли способ сказать стране об этом, – он чуть замялся. – Ну ладно – не стране. Пусть хоть кто-то знает об этом. А дальше свое дело сделает молва…
«Предатель». Передо мной тот, который не выдержал пыток. Он испугался. Вынужден был рассказать в застенках СБУ о схронах и о тех, кто должен был разбирать оружие сопротивления, чтобы поддержать наступление наших войск изнутри – на территории Киевской области. Позывные: «Цыган», Huba, люсик-к. Есть ещё в цифрах. Просто 88-201. Позывные… Конечно, их теперь уже нет. Они теперь где-то только в протоколах остались. Стерто и переформатировано всё.
– И не один раз, – поясняет «Цыган». – Поэтому мы смело вам их говорим, потому что проверить и перепроверить всё смогут только специалисты и смогут это не сейчас, а гораздо позже. Когда появятся «исследователи», а не просто следователи. Исследователи эпохи и радиоигр эпохи.

«Цыган» тоже замотал лицо балаклавой. «Это не мне – это вам нужно. Чтоб у вас не было паранойи. Будем вам мерещится даже в Сыктывкаре…». И он хмыкнул. Потом вкратце рассказал о своей жизни до… Тренер по борьбе. Был женат ещё до Майдана, но и развелся ещё до него. Ну, вот не сложилось. Глупая выходка с обоих сторон. Тренировал не детей – уже взрослых парней, хотя и сам ещё молод – всего-то, как он сказал, «немного за тридцать, а тренером работать начал в двадцать два года. Все-таки кандидатом по классике был уже…».
– Нас в камере четверо было. Двоих я знал, как «наших», четвертого не знал вообще. Нас побили сначала немного. Так… Отхренячили, отпинали и бросили. И почти сутки мы в холодной камере сидим и думаем – что там, наверху? Нам казалось, что мы в каком-то подвале. Хотя это был первый этаж здания.
А потом ворвались человек пять и начали колоть глаза.. Да. Почти без разговоров. «Видел? Знаешь где схроны? Кто должен собраться? Где?». Любое мычание. Захват и выкалывают глаза. Одному, второму, третьему… Орут. Все в ахуе, конечно… Это потом я понял, что тем выкололи глаза только для того, чтоб я один сломался. Я сказал, что знаю про два схрона. Но к ним никто не придет, потому что вот двоим вы глаза уже выкололи, а двое уехали, когда бои начались… «****ишь!» – говорят мне и в глаз ножичком лезет… Но вот… Тех ребят в камере при мне же и добили. Одному в глаз кинжал запихали. Других просто покололи. «Не стреляйте! – говорил один из зашедших. – Уши забьешь. Да и дыму тут будет, не выветрится…».
– Это точно СБУ были? Как-то странновато для них…
– Не уверен. Один – да, сбушник точно… А палачи скорее всего из нацистских бригад кто-то. На разминку, на тренировку были запущены. К крови приучались.
Ну, потом начали меня обрабатывать. И мою бывшую жену привели. И учеников моих, и родителей. И про тетку знали в Одессе. При мне же её телефон набрали и заставляли спокойно и ласково говорить якобы о том, что «ничего, наши придут скоро…». И ещё показывали, что знают и где родственники в Краснодарском крае, в Крыму и вот тут – в Донецке. Прям адреса называли. Я-то эти адреса неуверенно помнил, а они называют точно… Чётко дали понять, что играть в двойные игры мне не позволят, что родственники будут уничтожены. Причем плохой смертью умрут. Самое плохое, что по их заданию я как бы должен сам прийти и разоблачиться на Донбассе. А потом начать двойную игру… Ну, короче. Непросто мне и тут пришлось. И с пилюлями тоже. И с проверками-перепроверками тоже. Так что уж можете не сомневаться.
Для вас я просто «свидетель». Вы, может быть, много услышите про казни, зверства. По телевизору много покажут что. Но так уж устроено – вы мало увидите людей, которые лично видели пытки и казни. А если и увидите таких, то это свидетели 3–4 эпизодов. Вряд ли больше. Перед вами человек, который видел мучения и казни более пятидесяти человек. И двух мучал сам. Заставили. Я должен был показать себя гарантировано перешедшим на их сторону. Где-то потом всплывут видеозаписи. Там я… вернее там тот, кто был я до…

Мы вам не собирались с Белей рассказывать чего-то такого, что вы и без нас узнаете. У нас задача сейчас проще простого. Вы должны быть точно уверены и вы должны точно передать в тот, условно «нормальный» мир, что здесь реально собралась группа мстителей. Надолго. Мы сможем ждать своего часа десятилетиями. Мы собрались и собираем серьезный ресурс, чтоб посвятить всю философию нашей оставшейся жизни просто наказанию. Просто казням. В духовной сфере вы ищите свои ответы. А мы за мясо и муки ответим мясом и муками. Справедливо – это так! В глазах многих умирающих я видел эту веру. Веру, что найдутся те, кто не забудут и не простят.
…Гаврилов понял, что не дышит. Может быть, не дышит уже больше минуты. Потемнело в глазах. Столько тяжести, горя и воли было в тихих спокойных словах и глазах «Цыгана», что останавливало в оцепенении дыхание.

Х          Х          Х

Уходил Пётр Павлович с квартиры, будто уходил то ли с похорон, то ли с каким-то неудобным и тяжелым ящиком, который теперь надо тащить на душе, который неуклюжий – не знаешь куда его притулить, как правильно сказала Маргарита. Они с ней ещё ведь даже попили чаю. Маргарита, будто вспомнила, что гостю ничего не предложила. Удивилась его просьбе об адской крепкой заварке. Потом усмехнулась – дескать, знаю, у нас тут на дежурствах мужики тоже чифирят.
На две минуты из комнат выходит по окрику мамы её сын. Странный, узловатый, будто на шарнирах, парень, с грустными отвлеченными глазами. «Тоже компьютерный гений, – охарактеризовала его мама. – Университет заканчивает фактически на дистанционке… Нет. Не айтишник. Биологом будет. Серекционером… Да? Я ведь правильно понимаю?» – усмехалась Маргарита, пытаясь втянуть сына хоть немножко в разговор ниочем напоследок. И все так же нервно похихикивала.
…и вот Гаврилов уходил. Уже за дверьми подъезда он не помнил ни чая, ни лица сына Маргариты… В голове вертелись железные монологи двух ребят, дождавшихся его только для того, чтобы вывалить через этого странного писателя-путешественника, пойманного по своим заявочкам в соцсетях, что ищет свет веры и нерв объединения людей, бросить в мир свои предупреждения о вечной мести. Вечной! Нашел, Петя, старый ты дурак, свет веры и любовь? Но зачем-то им-то это было надо? Просто нашли носителя? Или это демоны войны решили так посмеяться над миссией Сергия? Они нашли другого носителя… Что-то странно задумано где-то там наверху, в невидимых сферах. Гаврилов шел с «неудобным ящичком на душе» и прямо чувствовал, как от глубинного внутреннего возбуждения горит тело. Ветер и снежная крупа не холодили. Было тепло. Почти горячо… Теплый крест. Да – теплый крест… Узнаваемо. Нечто подобное он уже слышал спиной в Лавре. Может быть, это были взгляды парней и Маргариты из окон дома. Стоят где-нибудь за занавесками там и смотрят ему в спину. А может, это теперь в душу заглянули мёртвые – казнённые и замученные?
Рвануло в соседнем дворе. Сначала засвистело – один снаряд, второй… бах… тишина… не разорвался второй что ли? Но с задержкой – на тебе, ба-бах! И снова засвистело… Пётр побежал наискосок через двор к той части въезда, которая была перегорожена серой машиной коммунальщиков.
Несколько рабочих прижались к ассенизаторской машине у одного из бортов как бы вовнутрь к близким двум деревьям, создающим эффект кармана. Хоть от осколков закроет. Один из работяг махнул рукой Гаврилову – дескать, давай-ка сюда. Выбирать не из чего – побежал к говновозке.
Ууахх!!! Шарахнуло метрах в ста пятидесяти вверх по улице. Она, эта часть улицы, уже отсюда, от машины, была видна. Запарила из-под капота ехавшая оттуда, сверху, легковушка. Кажется, наш простой «жигуленок». Наверное, осколки посекли систему охлаждения. Но автомобиль продолжал катиться по склону улицы, пока не воткнулся в бордюр. Распахнулась дверь, но никто из машины не выпал. Посекло? Раненый? Убитый?
Чуть в стороне от ассенизаторской машины у обочины сидел ещё один работяга. За какой-то конструкцией – так себе защита, какие-то два укочерыженные бетонные столбика. Но тут он увидел эту подбитую машину и побежал неуклюже в теплых громоздких своих робах к ней. Просто. Деловито. Как будто это была часть его работы. Типа – ну вот мы тут говно качали, а теперь надо подорванную машину подвинуть и спасти там кого-то, кто ещё не умер.
Гаврилов вдруг понял, что он поддался рывку этого коммунальщика и тоже бежит к машине… И опять свистело. Но теперь рвалось где-то дальше. «Ни фига себе – мои ноги бегут!» – между делом удивился Пётр Павлович, мучившийся непослушными ногами уже третий день. Да – ноги бежали! Ещё коммунальщик не успел достичь подбитой машины, все-таки немного в горку бежать-то, как из неё вывалился мужик и на карачках пополз в сторону. Коммунальщик подбежал к нему. Ранен? Да. Ранен. Тут и из дворов уже выскочили два парня и с ними женщина с тряпками в руках…
– «Скорую» уже вызвали… – крикнула она кому-то в глубину двора.

Х          Х          Х

С Западного в центр города к Преображенскому собору Гаврилов вернулся так же – на такси. Попросил подвезти к какому-нибудь продовольственному магазину. Надо бы пожрать купить. Всё-таки время было уже почти два часа пополудни. Чай – это хорошо. Крепкий чай – вообще прекрасно! Спасибо, Маргарита! И ненависть – штука сытная, конечно. Жрать вообще не хочется, когда вспышка гнева. Но зато потом…
Любопытный момент был. Пётр Павлович перепутал, назвав Преображенский собор Благовещенским, но водитель такси привез именно туда, куда надо – к тому храму, который про себя имел ввиду Гаврилов. Ну, конечно, всё это случайно. Где-то в духе навигаторы работали не по словам, а по смыслам…
«Завтра Сретенье Господне. Вот сюда я с утра приду на службу и потом на автостанцию, автобусы до Луганска, кажется, ходят без проблем. Но сегодня лучше билет купить заранее…», – рассуждал про себя Гаврилов, разглядывая вывески на улице. Продукты он уже купил, надо бы присесть где-то, перекусить, просто посидеть подумать. Он сориентировался, конечно, уже давно и расстояние от своего CENTRAL-Hotel до храма определил как вполне одолимое с больными ногами и тяжелой сумкой.

По вывескам Гаврилов ничего не нашёл, зато нашёл по запаху плова. Есть хотелось уже прилично, а потому ноздри включили свою навигацию.
Опять это было маленькое, еле заметное кафе с торца здания, которое скорее было чьей-то ведомственной столовой, чем кафе. Но барная стойка была. Наверное, по вечерам здесь все-таки заведение питейное. Впрочем, можно было догадаться, что и питейное-то оно скорее всего для гостей города, для военных, для тех, кто не знает, куда вечером приткнуться и готов перекусить просто кашей и солянкой по рецепту «так себе». Этот рецепт сейчас был самым популярным в условиях полувоенного города. Н-да… кстати. Почему полувоенного, а не военного? Но у нас же не война… ага… У нас же Специальная Военная Операция – СВО то есть. Господи, как оно вот это всё в терминологии морочит головы, а!

«…Значит, мстители, – Пётр Павлович ещё в такси разбирался с аналоговым алгоритмом своих мыслей, а теперь, после плова и йогурта из своих покупок, сидел в тепленьком состоянии и размеренных ритмах всплывающих образов и отрывков разговора. Он сидел и рассеяно поглядывал то в свой смартфон, то на входящих-выходящих посетителей кафе, то на яркую цыгановатую официантку с золотыми зубами и бесконечными шутками в адрес тех, кто мямлил что-то, выбирая заказ по меню. – Мстители… Во всех бандитских группировках есть мстители, ликвидаторы, киллеры. У всех бандитских группировок (он помнил Воркуту 90-х хорошо) есть своя философия, касса-грев, своя система связи и оповещения… Чем бандиты Донецка лучше бандитов Воркуты? Только более современной связью, более доступным оружием, более глубокой и широкой интеграцией в системы государства, полицейских агентурных сетей и сетей спецслужб. А тут ещё и война… В Одессе 1943–1945 годов было что? Да то же самое. С личным счетом у каждого и в плане мести, и в плане денег, и в плане «умри ты сегодня, а я умру завтра». Со всеми ними кто-то, конечно, работает. И этот «кто-то» вполне себе и есть настоящий заказчик слива информации…
Гаврилов после первых эмоций там, на квартире Маргариты Ветер, после обстрела с его острыми эмоциями (не каждый день вокруг тебя рвутся снаряды так близко. Да и не близко – тоже не каждый день, хотя вот уже второй день подряд всё рядышком да рядышком), конечно ещё в машине такси пытался сбросить груз печали и наваждения, которым укутали его рассказчики: «Стоп-стоп-стоп» – говорил он сам себе.
У Большого Бизнеса всегда есть большая и «святая» философия. «Накапливают ресурсы для мести». Оно и понятно – по миру группам ликвидаторов надо ездить, информаторам надо платить, документы прикрытия (тем более за рубежом) стоят недёшево. А так же оружие, костюмчики, машины… Бездонная касса. Непроверяемая. Касса, которую лёгким движением руки берёт под контроль тот, кто о ней узнаёт и кто имеет возможность влиять на проекты этой кассы. А кто это может? Государство. Какое-нибудь. Не обязательно то, о котором ты думаешь. Это могут и те, кто прикроются государством – на войне сейчас олигархами становятся совсем другие люди. И совсем другие связи формируют не то, что далекий какой-нибудь 2027 год, а даже март этого года, даже август–октябрь точно…

Вывод первый: пользуясь «святой психопатичностью мстителей» кто-то растаскивает ресурсы под знаменем вечной борьбы. Более того – влияет на ресурсы по ту сторону фронта. Возможно, эта группа делает деньги и тут, и там, решая параллельно и патриотические, и материальные, и вопросы спецслужб (если изначально не в замесе с ними же, как в послевоенной Одессе… да что там, как не только в Одессе. И не только в послевоенной). Тупо – уголовка. Что, конечно, совсем не отменяет всего остального – и гибели групп подпольщиков, и военных преступлений националистов-бандеровцев, и скрытых спецопераций военных. «Но про это тебе, Гаврилов, не сказали. От тебя требуется вброс информации о том, что война будет долгой и мозги кувалдой выносить будут от Калифорнии до Сиднея и от Жмеринки до какого-нибудь Сковородино на Дальнем Востоке… Ясно, товарищ сержант?». Так точно… Хреновато что-то. Грустно. Параноидальненько так…

Вывод второй (он появился ещё во время беседы с «Цыганом»): с такими нервами после всего пережитого? Да ну на хрен! Так не бывает… Нет. Бывает. Люди ли это? Что это за состояние души и сознания? Каждый из них асоциален по определению. Там нет порога боли и порога морали. Там всё можно. Это бесы. И действия только рациональные. Только по дисциплине. Ибо они точнее, чем кто-либо знают, насколько проверяем каждый их вздох и каждое их действие какими-то скрытыми «своими» механизмами спецсвязи и гениями, типа Маргариты Ветер. «Вот тебе и «кудёрышки», Гаврилов… Раз-два люблю тебя, люблю тебя… ведёрушки…».

Х          Х          Х
Частная военная компания «Вагнер» штурмует Бахмут. «Шойгу! Где снаряды, бл@ть?!» – начинает орать в телеграмм-каналах Евгений Пригожин. Его вопли с удовольствием тиражируют от ВВС и CNN до Bild, японского телевидения и Аль-Джазиры.
Непонятно чьи, какого собственника, САУ молотят по жилым кварталам и вертолеты каких неназванных подразделений возят раненых и трупы «вагнеровцев» до Ростова и даже до Москвы. Холодильники забиты трупами в Ростове-на-Дону… Полёт валькирий над территорией Дикого Поля шумит вовсю. Февраль 2023 года…».

Х          Х          Х