Ветеран

               
     Как правило, когда долго держишь цель на мушке, рука обязательно дрогнет и выстрел не достигнет цели. Я долго, слишком долго выбирал себе дом где-нибудь недалеко от Екатеринбурга и в то же время, поблизости к челябинским озерам. Чтобы осуществить свою мечту – окунуться после выхода в отставку в рыбацкие будни. И, похоже, я промахнулся. Если учитывать, кто оказался у меня в соседях. С другой стороны, специально бы у меня так не получилось. Вот так вот метко попасть. Ни один уважающий себя писатель, пишущий в реалистической манере, не допустил бы такого попадания в своем повествовании. Точнее совпадения, какое получилось у меня с этим переездом. Но не даром же говорят, что в жизни сюжеты иной раз покруче будут романных.

Короче говоря, после тридцати лет службы в следственном управлении мне очень захотелось на волю, так сказать, к своей давней мечте. Я спешил и одновременно медлил из страха прогадать.  Но чего внутренне боишься, то обязательно случится. На службе реализовать свою мечту не было никакой возможности. Следствие для меня было одновременно и рутинной службой, и хобби, которым я занимался помимо основного времени еще и в своё личное. Так у меня скопилось в качестве подарков от коллег и родственников, наверное, с дюжину удочек и спиннингов. Несколько наборов с жерлицами для ловли щуки. Куча разноцветных блесен. И всё это было в нераспечатанных упаковках, нетронутым. Как накопленная библиотека, которую рассчитываешь прочитать потом, когда-нибудь.  Подаренными снастями я планировал воспользоваться, уйдя в отставку. А на прощание со следственным управлением коллеги подарили мне отличную резиновую лодку «Уфимка». С ножным насосом «лягушка».  При этом с меня было взято обещание не забывать родной коллектив и по возможности делиться добычей. Я старательно придавал себе вид счастливого человека, которому наконец удастся заняться любимым делом. Коллеги же, подыгрывая мне, старались вовсю показать, что завидуют мне, счастливчику, вырвавшемуся на пенсию.

     – В любом случае вы наш почетный ветеран, – сказала пресс-секретарь Светлана Поликарпова в своем прощальном спиче. – И как ветеран нашей системы вы всегда будете тут у нас желанным гостем. И всегда можете рассчитывать на нашу поддержку!

Многие из наших недолюбливали её. Как же! Знай себе накрашивайся и читай сводки перед телекамерой. А на погонах уже подполковничьи звезды! Для меня же она нашла нужные слова, и я простился со службой почти безболезненно, смирившись...
В действительности же, я понимал, что мне уже давно следовало распрощаться со своим ведомством, где я чувствовал себя сорванным с резьбы винтиком, и где мне уже ничего не светило в карьере. Я понимал, что мне нужно какое-то новое дело, где я бы смог ощутить себя удачливым и состоявшимся человеком. Пусть это даже будет всего-навсего рыбалка. В следствии я не достиг каких-нибудь вершин. Не было ни одного громкого дела. Одна сплошная бытовуха. Может быть хоть на рыбалке я совершу свой подвиг, думал я – поймаю как герой Хемингуэя свою великую рыбу. Щуку килограмм на десять. На что еще способен шестидесятилетний мужчина, всю свою жизнь отдавший служебной рутине.

     Село Никольское, где я решил обосноваться после долгих поисков, по моим прикидкам отвечало всем моим требованиям. И до Екатеринбурга недалеко, и до рыбных озер совсем близко. Вот уж оторвусь! Так я думал, когда въезжал в купленный на выходное пособие дом. Дому было чуть больше ста лет, но жить было можно. Окруженный со всех сторон разлапистыми вековыми елями, он производил впечатление старинной усадьбы староверов, забравшихся подальше от людей в лесную чащу. От основной жилой деревенской застройки усадьба была отделена широким прудом, с одной стороны уходившим в сторону синевших в нескольких километрах покатых гор. Где-то там была трасса Екатеринбург-Челябинск. А с другой стороны пруд упирался в шлюзы, за которыми между старинными, кряжистыми тополями текла дальше речушка. Настолько обезвоженная, что терялась в густой осоке и траве.  Когда-то мой дом начинал здесь, по эту сторону пруда, новую улицу. Но теперь здесь, рядом с моим домом остался лишь один сосед. Дальше, кроме зарослей черемухи и сирени, незаметно переходивших в лес, ничего уже не было.  Так что, мне достался, можно сказать самый крепкий и долговечный из имевшихся здесь, дом. Крыша чуток прохудилась и покосилась, фундамент слегка обсыпался…Но ничего, жить можно. Я ведь не семью разводить сюда перебираюсь, а, чтобы свой рыболовецкий скарб пристроить. Ну и более-менее с комфортом проживать время между вылазками на рыбалку. В общем, совсем неплохой вариант. Этот старый дом. Хотя некоторые сомнения и оставались. Не слишком ли я погорячился с этой покупкой? Все-таки деньги немалые за него отвалил!

Когда я разгружался у ворот своего дома, вышел сосед. Это был ветеран. Без правой руки. Уцелевшей рукой он опирался на клюку. На камуфляжной гимнастерке рядком, серебром отсвечивая на солнце разместились награды. Заслуженным человеком оказался мой сосед! Ему показалось, видать, подозрительным, что я, такой солидный с виду дядька, в дорогих очках, с интеллигентной лысиной, да ещё верхом на джипе вздумал покупать такую рухлядь.

– Да-а, – сказал он задумчиво, оценивая взглядом и меня и дом. – Придется тебе тут попотеть.  И вложиться дополнительно. За сколько купил? Ого!  Дороговато, однако!

Он беспардонно стукнул своей клюкой по бамперу моей Хонды, словно проверял его на прочность.

– Вложиться придется, однако, основательно – повторил он. И без всякого приглашения проковылял в мой двор.

Уже тогда мне его лицо показалось знакомым. Бывает женское лицо кажется тебе знакомым до боли и хочется сказать женщине тривиальное, но искреннее: где-то я вас уже видел! Но передо мной стоял потрепанный жизнью мужик слегка за сорок. Нисколько не симпатичный с виду. С красным от постоянной выпивки лицом и засаленными, давно не знавшими ножниц волосами. Мне совсем не хотелось заводить с ним дружбу. Он посмотрел на крышу дома.

– В первую очередь тебе конек на крыше поменять надо. Прогнил совсем. Да и крышу не помешало бы сменить. Завалинка вот обсыпалась. Куда прежние хозяева только смотрели! Сенки покосились. Зимой тут скользить будешь по косому полу и расшибешься. Это же горка, а не пол. Печка!  О, это отдельная история! Переложи. Вся в трещинах.

Я смотрел на соседа и все никак не мог вспомнить, где мы с ним встречались. Но ведь встречались! Это точно!
Инвалид посмотрел на меня и сказал:

– Да ты не расстраивайся. Это я тебе как сельский житель городскому фронт работ обозначил. Первоочередных. А так-то дом отличный! Из лиственницы.
Он постучал клюкой по стене дома.

– Еще нас переживёт.

– А кто тут у вас сможет мне всё это сделать? – спросил я соседа, провожая его до ворот.

Он остановился и повернулся ко мне:

– Выпить есть? Пойдем ко мне. Познакомимся. Мы теперь соседи. Считай, в одном окопе. Имей это в виду. Заодно обсудим, что с твоим домом сделать в первую очередь.

Он ковылял впереди и постоянно оглядываясь, не отстал ли я, говорил мне, заметно повеселев:

– У меня тут, земеля, половина деревни родня. Есть и плотники. И печники есть. Поможем, не беспокойся.  Сам то я, –  он махнул пустым рукавом, – сейчас только рюмку могу поднять.

Выпивка в машине у меня имелась. Правда, это была бутылка дорогого виски. Но не ехать же за дешевой водкой на другой конец села!  Закуска тоже нашлась. Не очень-то мне, конечно, хотелось сейчас пьянствовать с соседом. Но я понимал – от ремонта дома никуда не уйти. И тут сосед мне, возможно, поможет.

Едва ступив на соседское крыльцо, я понял, что долго в гостях не усижу. Еще во дворе я обратил внимание на кучу горелого тряпья. В самом доме стоял едкий запах недавнего пожара. Закоптелые стены, прогоревший диван сиротливо стоял в углу комнаты. Рядом с диваном, на полу, ободранная псина с лисьей мордой увлечённо пыталась разгрызть большую, обсосанную до блеска, кость. На шее у псины болталась оборванная веревка, и на нас она не обращала никакого внимания.

– Заснул с сигаретой, – пояснил сосед, нетерпеливо смахивая со стола остатки пищи. Расставил рюмки. И, видя, что мне не очень комфортно у него, распахнул окно. Помещение сразу наполнилось свежестью деревенского летнего утра.

– Ну чего, сосед?  Разливай давай! Как говорят хохлы: «Якщо людина не пьёт, тот пидлюга, або хворий». А я хотя и хворый, но пить пью. Ветеран кивнул мне на рюмки.

– Извини, братан, я сам теперь только и могу, что рюмку поднять. Не больше.

Он посмотрел на свой пустой рукав камуфляжной гимнастерки. – Рука в обмен на медаль и орден!

Кривая улыбка на его землистом и слегка рябоватом лице могла означать как иронию над собой, так и довольство такой удачной сделкой. Он внимательно следил, как я разливаю спиртное.

– Но не только за награды, конечно. За амнистию и свободу. Хороший обмен? Как считаешь? А в зоне я бы зачах, это точно. Если бы не туберкулез скосил, то беспредельщики зарезали бы. Или задушили. Впереди еще восемь лет срока оставалось. Подумай сам. А хозяин толком зону не держал. Душнила! Чтоб ему самому до самой смерти на нарах чалиться!  Беспредел творился полнейший! Только тем я и спасся, что на войну ушел. Шесть месяцев ада и получай амнистию.

– Ну! За нашу победу! Чтобы пиндосам  и их прихлебателям хохлам хана быстрее наступила!

Мы чокнулись рюмками и выпили.Потом  выпили за знакомство. Потом ещё раз за победу. На этот раз над пятой колонной.

Я, закусывая нарезкой колбасы, спросил, разглядывая на груди соседа Орден Мужества и медаль «За отвагу»:

– Доброволец?

– Ну да. К Пригожину пошёл. В музыканты. Вагнер тогда давал прикурить хохлам.

–Неудобно спрашивать. Можешь не отвечать, если не хочешь – а за что сидел? – Я сосредоточился на колбасе, сдирая с нее целлофан. Словно вопрос задал не из интереса, а, чтобы поддержать разговор. На самом деле меня это очень и очень интересовало. Ведь бывших следователей не бывает. Срок, похоже, у соседа был большой. Коли решился уйти воевать вместо отсидки.

– Мокруха. Подельники подставили.

– Так оно и бывает, – нынче никому нельзя доверять.

– Лёха говоришь тебя зовут? Лёха, вот именно. Точно ты сказал. Доверять никому нельзя. Я за своё доверие восемнадцать лет получил. Прикинь! Восемнадцать! И червонец отстоял совсем не на одной ноге, как некоторые! Первый пятерик вообще из ШИЗО не вылезал. Потом наловчился острые углы обходить, притерся.

– Бывалого человека сразу видно, – сказал я. И добавил: –То, что нас не убивает – делает нас сильнее.
Ветеран, откинув назад голову, опустил на меня тяжелый осоловевший взгляд.

– Мля, точно ты сказал. Красиво!

Он долго смотрел на меня, не переставая медленно пережевывать колбасу. Взгляд его застыл и, если бы не колбаса, я бы подумал, что он заснул.
Я не помнил в лицо тех, кого отправил в тюрьму. Сколько их было – всех не упомнишь. Помнил только фабулы преступлений. Но сидящий передо мной сосед кого-то напоминал из моих крестников. Осторожно, судимые не любят лишних вопросов, я принялся выведать интересующую меня информацию.

– С каким позывным воевал?

Сосед встрепенулся.

– Щука.

Точно! Мои подозрения сразу сложились в единый пазл. Это же Щука!

Рука с рюмкой у меня опустилась, мне резко расхотелось продолжать застолье.
К своим кликухам сидельцы привыкают, сродняются с ними намертво. Вот и здесь сосед при выборе позывного далеко не ходил. Щукин Анатолий, а для своих корешей просто Щука. Скользким, хитрым и опасным был этот Щука. Организовал банду и грабил стариков. Как правило сначала запускали в квартиру жертвы подружку. Та, под видом социального работника, уединившись со старушкой или дедушкой где-нибудь на кухне, заполняла липовые справки, якобы необходимые для повышения пенсии, а Щука с подельниками в это время обчищали квартиру. Особенно и не таились. Ходили взад-перед, вытаскивая из квартиры все подряд. В какой-то момент один дедушка, ветеран Великой Отечественной войны, которому в момент ограбления на кухне заговаривала зубы лжесотрудница, оглянулся на шум в коридоре и увидел грабителей. Это стоило ему жизни.

– Я только оглушить его хотел, – говорил тогда на допросе Щука. – Тем, что попалось под руку. Чтобы не шумел. Зачем мне его убивать? Итак еле дышит. А старик упал и умер. Убивать-то я не хотел, это точно. Ну, а к убийству старухи в другом эпизоде вообще отношения не имею. Я только телевизор выносил. Эти придурки связали ее на кровати и завалили матрацем и подушками. Чтобы не орала. Она и задохлась. Старенькая была...

По моим делам проходило много самых разных мокрушников. Убийц. И далеко не ко всем я относился с таким презрением, с каким воспринимал тогда на следствии Щуку. Расследуя какое-нибудь убийство я говорил себе нередко: не дай Бог! Не дай Бог попасть в такую ситуацию, в какую попал тот или иной обвиняемый. В жизни всякое бывает. Бывает, эмоции глушат разум. Бывает, страсть затмевает сознание. Бывает, сил не рассчитал. Но Щука! Грабил и убивал стариков…

     Я смотрел на ветерана и думал, насколько это тот, прежний Щука. Имел ли он право стать тем, кем стал? Защитником родины. Героем. Ветераном. Теперь он будет ходить в школу. Рассказывать, как надо любить родину. Будет рассказывать о своих подвигах. Да уж, подвигов у него хватало…В любом случае он через восемь лет вышел бы на свободу. Как говориться, с чистой совестью, искупивший свою вину. Понеся наказание. Ну а тут – можно сказать, искупил вину своей кровью. Правильно воспользовался возможностью. Разве не имеет человек право стать героем?

– За что орден получил?

Мне захотелось узнать, насколько Щука изменился. И я снова наполнил рюмки.  Одну из них осторожно подвинул так чтобы ветеран её ненароком не опрокинул. Уж больно он размахивал уцелевшей рукой. Лицо его раскраснелось от выпитого и от дружеской беседы. Воспоминания и алкоголь оживили его. Он скинул нечаянно со стола кружку, уронил клюку, прислоненную к стене. Чувствовалось, что ему хотелось выговориться. Стал суетливым и дерганным.

– Слышь, Лёха!  Вот так получилось, что первым оказался среди штурмовиков. Думаешь рвался в бой, за орденом? А вот шиш!

 Он скрутил из пальцев жёлтый прокуренный кукиш и сунул его прямо мне под нос.

– Спрятаться не знал куда, когда нас погнали вперед. Бежал на хохлов, чтобы быстрее из-под линии огня уйти, от пуль и разрывов. Ребят, которые за мной следом бежали – покосило взрывом. Всех, к е…й матери! Всех до одного! А я уже был вплотную к хохляцкому опорнику. Закидал их, свиней, гранатами. А потом добил из АКМ. Ну а потом и сам словил от «Бабы-Яги». Нашпиговало меня тогда железом – врагу не пожелаю! До сих пор в ушах её мерзкий вой. Понимаешь? Такой мерзкий! Вой смерти, так тебе скажу!

Он мотнул в сторону головой.

– Наливай! Чего сидишь!

Поверил бы я, если бы мне кто-нибудь сказал в ходе следствия, что я буду сидеть за одним столом с Щукой и наливать ему? Нет, добром эта встреча следователя с его крестником не может закончится, подумал я, разливая по рюмкам остатки спиртного.

– Лёха, брат! ¬– Щука попытался обнять меня уцелевшей рукой, но едва не свалился под стол. – Лёха! Я с тобой пошёл бы на штурм! Понимаешь? Пошел бы!
Знал бы он, что это я упек его на зону на восемнадцать лет!

– И ты знаешь, Лёха! Если бы не рука – снова ушел бы на войну! Не
веришь? Ушёл бы к своим боевым товарищам! Мамой клянусь! Там я
жил – здесь прозябаю!

А потом я укладывал мертвецки пьяного ветерана на диван. Не валяться же ему под столом. Что ни говори, а он поймал свою рыбу,совершив подвиг на войне.

    Эта выпивка, видать, разбередила соседу его душевные раны. Последующие дни он пил, не переставая. Несколько раз я видел его взлохмаченную голову за забором. Пил один и пил с какими-то собутыльниками, которые, судя по всему и бегали для него в магазин за водкой.

Через несколько дней запоя, Щука разбудил меня под утро длинным и настойчивым звонком сотового.

Я не смог сбросить вызов. Ответил.

– Лёха! Он здесь!

– Кто?

– Он! Дед! Ветеран! Ну тот, которого я по голове отоварил! Иди, разберись с ним! Скажи ему, что я не при делах! Скажи ему, мля! Что я сам ветеран и имею награды! Что я кровь проливал за Родину! Пусть отстанет от меня! Лёха!

– Ты сам с ним должен разобраться, брат, – сказал я, пытаясь подавить в себе раздражение.

– Как! Как я с ним разберусь! – кричал сосед. – Каким образом?! Я его уже убил один раз! А теперь он за мной гоняется по всей квартире и бьёт меня по голове чем ни попадя! Выручай! Лёха! Помогай, брат!

Действительно, как я ему помогу, подумал я. Разве что скорую помощь только вызвать. Белая горячка, не иначе.

– Ну, ты подожди, сосед, – сказал я. – Я сейчас приду.

Я набрал номер скорой помощи и пошёл к соседу. Но дверь была
 закрыта изнутри. Как я не долбился, мне не открывали.

Когда приехала скорая помощь, я выдавил стекло на кухне и пролез в дом.
Хозяина мы нашли по следам крови. Он лежал на полу в дальней комнате за шкафом. С разбитой головой. И уже не дышал.