Фостин и прекрасное лето

 При беспрецедентной поддержке ультраправых скуфов, тридцатилетних инцелов-сексистов, латентных пенсильванских гомофобов, краснокожих расистов из племени Навахо, а также мистера Петрова и мистера Боширова, замеченных в «колеблющихся» штатах на раздаче пакетов с буханкой бородинского хлеба, палкой вареной «Докторской» колбасы, бутылкой «Столичной» водки, тремя пластиковыми стаканчиками и финкой НКВД (стали 95Х18) внутри, товарищ Трамп, несмотря на высосанные из пальца обвинения и два покушения, был избран сорок седьмым президентом отжатых Полом Ривером и Ко у бриттов колоний. Подмосковные квадроберы усердно отрабатывают на снежном покрове технику запутывания следов, сторонники движения «Дал Бог зайку, даст и лужайку» вступили в конфронтацию со сторонниками движения «У кого детки, у того и бедки», ну а я, как бессменный, почетный, пожизненный председатель киноклуба «Саламандра», вновь приглашаю Вас в нашу постоянную рубрику «Кино для Ценителей».

 И сегодня я хотел бы представить картину французской режиссерки Нины Компанеец «Фостин и прекрасное лето» вышедшую на широкий экран в январе 1972 г. Фильм также примечателен тем, что в нём снялись две будущие звезды французского кино: Изабель Аджани (премия «Сезар» за лучшую женскую роль в 1982, 1984, 1989, 1995, 2010 гг.) и Изабель Юппер (премия «Сезар» за лучшую женскую роль в 1996, 2017 гг.)

 «Фостин приезжает на лето к своему деду в деревню, где знакомится с большой семьей соседей. Мальчишки-ровесники сразу начинают ухаживать за юной красавицей, но она сама влюбляется в мужчину, который гораздо старше ее».

 Мнение после просмотра.

 Пан был соседкой своею, был Эхо пленен; но в Сатира
 Эхо была влюблена, а Сатир помешался на Лиде.
 Столько же Пан распалялся от Эхо, как Эхо — Сатиром.
 Лидой — Сатир. Чередом разжигал их огнем своим Эрос.
 Но и насколько же каждый влюбленного сам ненавидел,
 Столько ж любимому был ненавистен; терпел по заслугам.
 Все это я говорю в поучение тем, кто не любит,
 Тех, кто вас любит, любите, чтоб были, любя, вы любимы.

 Я не зря процитировал буколическую поэзию Мосха Сиракузского. Пасторальная идиллия беспечной дачной жизни несомненно найдет мгновенный отклик в сердце любого жителя средней полосы России. Каждый год, развалясь по-сибаритски в освежающей тени зеленого дуба (правда без златой цепи на нём), хитро щурясь на затягивающую синь безоблачного неба и грызя сочную травинку (не забывая об анафилактическом шоке, от которого около десяти лет назад чуть не окочурился), я частенько припоминаю строки Ивана Алексеевича Бунина:

 Сладкие мечты даешь ты, боже!
 Кто не думал, глядя в лунный свет,
 Что тайком придет к нему на ложе
 Девушка четырнадцати лет!

 Беспечные летние дни будоражат воображение. Дарят жизнь нескромным надеждам, и, без всякого сомнения, являются впечатанными в нашу дезоксирибонуклеиновую кислоту отголосками Эдема, который наши прародители так бездарно проеб… Променяли на относительно короткую, но полную благородного риска и забавных приключений, человеческую жизнь, от неисповедимых поворотов которой даже у Создателя от удивления лезут на лоб всевидящие глаза.

 Но не будем упоминать Его всуе, а вернемся к картине. Признаюсь откровенно — я был просто очарован этим фильмом. Скромное обаяние и слегка грубая красота Мюриэль Каталы (Фостин), изумительнейшая операторская работа Гислена Клоке (получившего заслуженный «Оскар» в 1981 г., за лучшую операторскую работу над картиной Романа Полански «Тэсс»), музыка Листа, Штрауса, Шумана, Чайковского в ненавязчивом саундтреке, стихи Верлена в задумчивых монологах – я действительно пожалел, что под рукой, как это и бывает в подобных случаях, нет бутылочки винтажного левобережного бордоского вина, кою, без сожалений, я бы откупорил.

 - Уже встала?

 - Да! И я голодна, голодна, голодна.

 - Это прекрасно.

 - Мне нравится этот хлеб. Он пахнет землей и солнцем.

 - Да, хлеб — это пища на все времена. Хлеб — это земля и человек в совершенной гармонии.

 Спешу разочаровать маргинальных знатоков искусства, наделенных способностью оценивать любое противоречивое произведение либо исключительно сквозь ширпотребную трактовку выпущенного издательством «Олимпия Пресс» в 1955 г. романа Набокова, либо с бюрократической угодливостью сторонников всюду следовать кривой букве dura lex, sed lex, даже если здравый смысл вопит от идиотизма напыщенных проповедей доморощенных Савонарол в костюмах от Brioni.

 История, рассказанная Ниной Компанеец, не о несчастном вдовце, незаурядный интеллект которого попал под иго подростковых чар двенадцатилетней профурсетки, напротив, это искреннее любопытство игривого котенка, с замиранием следящего за резвящимися на цветущем лугу жеребцами. Впрочем, говоря о цветущем луге в данном контексте я снова осмелюсь обратиться к античным авторам (Hymn. Hom. Cer. 6–14; Sappho fr. 2 V; Mimnermus Fr. 1.4 W; Euripides, Hippolytus 77).

 - Ты всегда хочешь поцеловать меня?

 - Помимо прочего. Но сейчас я хотел бы сделать кое-что иное.

 - Что же?

 - Сейчас я хочу пробежаться рукой по твоей коже.

 - Так сделай это, если хочешь.

 - Ты издеваешься надо мной?

 - Нет.

 (Жоакин касается губами обнаженной спины Фостин)

 - Я не говорила, что ты можешь целовать мне спину!

 ***

 Инцестуально-богемный адюльтер под крышей дома, к которому так тянет Фостин, оставляет чувственные царапины и на зеркале её души. Сначала в грезах, затем в робких словах, а после в нежных прикосновениях, девочка отдаёт вечную, прекрасную дань шаловливому Эроту, поразившего золотой стрелой её жаждущее ласки сердечко.

 - С нашей первой встречи я слишком много думал о тебе.

 - Скажите еще раз. Я чувствую, как кружится голова. Я еще никогда и никому не позволяла целовать меня. Вы первый.

 - Почему?

 - Потому что, похоже, вы будете говорить со мной, слушать, что говорю я, будете учить меня всему, чего еще не знает юная девушка, и еще, потому что я знаю вам понравится всё то лучшее, что есть во мне, а не только то, что видит глаз. Так и будет.

 - А почему ты уверена, что все так и будет? Мы ведь даже незнакомы.

 - А почему кто-то верит в подобные вещи? Не пугайте меня. Скажите, что я не ошиблась.

 - Я не знаю… Я не знаю, тот ли я человек. Но не говори больше ничего.

 И на нетронутом «взрослыми» ложью и цинизмом розовом листе юности, аккуратным девичьим почерком, чернилами цвета невинности, Фостин начинает писать свою первую повесть.

 О первой Любви.

 Восемь баллов из десяти.

 P. S. По моему скромному мнению, любителям и ценителям русской классики эта картина должна непременно понравиться.

 P. P. S. Перефразируя Фонвизина: «Avouez, не имел ли ты коннесансу с какой юной француженкой?» единственным моим ответом на этот, якобы безразлично веселый, а на самом деле завистливо ревнивый, вопрос может быть только: «Увы, мон шер ами».