День четырнадцатый...

... из которого вы узнаете историю самой обычной любви

   «Как мы познакомились? Банально, обычно, как все, почти как в кино. Он был врачом, а я пациенткой.
   — Чтобы не болеть, надо есть много сала и лука! И чеснока тоже, — сказал этот болван в самом начале приёма, чем сразу же вывел меня из себя, и я тут же стукнула его по голове одноногой куклой.
   Я была опытной больной и знала: перво-наперво врач должен тяжело вздохнуть и спросить, как я умудрилась простудиться. Потом посмотреть горло, противно прижимая язык ложкой, воткнуть в уши черные штуки и холодной кругляшкой прослушать дыхание и сердечко (Людмила Алексеевна — участковый педиатр — всегда говорила именно так: сердечко), затем лезть в большую сумку за нужными бумажками, а потом долго исчеркивать их сверху донизу непонятными закорючками.
   — Мальчик в первый раз в садик пришёл, а ты дерешься! В угол! Немедленно!
   Наша группа была бедовой (так говорила нянечка), а воспитательница молодой и не опытной, поэтому углы в нашей игровой были явлением дефицитным.
   — Если он такой глупый, что и в доктора играть не умеет, ему в садике не место! Таким врачам как он, на том свете большой котёл приготовлен! — огрызнулась я и отправилась в угол.
   Недолго я там тосковала в одиночестве, буквально через пару минут ко мне присоединился тот самый «неправильный врач» (я же говорила, что углов у нас катастрофически не хватало).
   — А тебя за что? — приветливо спросила я, забыв недавнюю ярость.
   — А чего он драться полез! Ты что там про котёл говорила? Я не понял. Зачем котёл?
   — Так бабушка ругается. У неё на всех свои котлы приготовлены: на продавцов и слесарей, на начальников и дворников, на тех, кто в трамвае с мокрыми зонтами ездит тоже.
   — Зачем?
   Признаться ли ему, что я и сама не знаю зачем? С одной стороны, большой котёл — это много плова или борща, и, вроде бы, хорошо. Но с другой, бабушка всегда так злобно это говорит, что наверное там, на том свете, не едой пахнет.
   — Не знаю, — почему-то решилась я на правду, а новенький так внимательно посмотрел на меня, что я смутилась и тут же полезла в новую атаку:
   — Чего смотришь? В ухо захотел?
   — Папа говорит, что люди, умеющие признаться в своём незнании, — самые умные и ценные. Поняла? Ты умная и ценная, и я тебя за это люблю.
   Вот так и рождается это прекрасное чувство! Раз, и тебя уже любят! Правда лишь за ум и ценность, но это уже мелочи. Сказать ему, что я тоже его люблю? А за что? Я присмотрелась к новенькому. Самый обычный пацан, может быть даже красивый.
   — Тебя как зовут? — может быть полюбить его за имя?
   — Денис. А тебя?
   — Лена, — раз уж он так любит правду, пусть слушает! — Но я тебя пока не люблю. Не за что.
   — Как это не за что? Смотри, какой я сильный!
   Денис самовольно оставил место наказания, подскочил к стульчикам, согнал с них противных Вальку и Верку (они тут же заревели, они всегда ревут, их только толкни!) и стал изображать из себя силача: поднимать стульчики и хэкать. А воспитательница пошла звонить родителям Дениса и просить их забрать сына пораньше.
   Вот так и пришлось мне полюбить его за силу. Вскоре нас предсказуемо стали обзывать «женихом и невестой», но мы даже не обижались на подобное. Можно сказать, мы гордились тем, что нас почти официально признали парой.
   Мы были разными, очень разными, как и наши родители. Мои любили читать, неторопливо пить чай с вареньем и смотреть телевизор, а мама и папа Дениса всё куда-то мчались, обожали бродить по горам и по утрам обливались холодной водой.
   — Я и тебя закалю! Вот вырастем, поженимся, и ты у меня станешь самой здоровой! — утверждал Денис.
   Я отвечала ему взаимной заботой и клялась, что буду печь ему самые вкусные пироги и обязательно научусь варить полезный суп харчо с перцем (Денис, как и его отец, обожал «острое» и считал лук и чеснок панацеей от всех болезней).
   Когда же я в очередной раз заболевала, Денис звонил мне, тяжело вздыхал, как и мой педиатр Людмила Алексеевна и грозился заняться моим здоровьем, как только я поправлюсь.
   Но свои обещания он не сдержал. Ах, безжалостная судьба! Ты развела нас, раскидала, не дав двум любящим сердечкам биться в унисон! Однажды Денис явился в садик заплаканный, и я поняла, что случилось что-то страшное.
   — Мы переезжаем в другой город! — прорыдала моя любовь. — Папа сказал, что нам удобнее жить поближе к горам, а мама согласилась, а я спросил, а как же мы с тобой, а они долго смеялись!
   Ух, как я тогда на них разозлилась! На них всех! На взрослых, которые думают, что лишь их чувства и желания важны! Денис тоже был взбешён, а толку? Хотя я попыталась хоть что-то сделать: попросила своих родителей усыновить Дениса или же меня отпустить жить к суженому. Ответом мне был сдавленный смех и глупые слова о том, что всё наладится.
   Вот так мы и расстались. Денис обещал мне рисовать (писать мы тогда ещё не умели) каждый день, но, подлец, выполнил своё обещание лишь на один рисунок. Через месяц после отъезда Дениса и его родителей, мама торжественно вручила мне письмо от моего любимого. Я разорвала конверт и с волнением развернула листок бумаги. На нем был нарисован самый красивый кот на свете: рыжий, с зелеными глазами и голубым бантом на шее! Надо ли говорить, что я тут же поклялась ждать Дениса хоть миллион лет и тут же нарисовала ему ответ — собачку с голубыми глазами и зеленым бантом на шее. Получил ли он мой рисунок? Не знаю. Почему он мне больше ничего не нарисовал? Тоже не знаю. Вот так бесславно и закончилась наша любовь. Наверняка Денис нашёл себе другую пассию, правдивую, искреннюю и здоровую. А я... я тоже не долго рыдала и влюбилась в хулигана Ваську.
   А портрет кота до сих пор со мной. Я храню его вместе с самыми важными документами и рисунками моих детей. Иногда я достаю «письмо» Дениса, смотрю на уродливого котика, улыбаюсь и думаю: что же стало с моей самой первой, такой пылкой и яркой любовью? Вспоминает ли он меня хоть изредка?»

   Мы с Лёнькой посмотрели друг на друга и улыбнулись.
   — Какая тёплая, искренняя история любви! И забавная!
   — Особенно когда не знаешь, что речь пойдёт о детях и тут раз! Обозвала врача болваном!
   — А я бы на рисунок кота с удовольствием глянула. Почему-то интересно!
   — Вот, ты мне напомнила! История со второй картиной становится загадочнее. Я сегодня пошёл к той самой продавщице, чтобы извиниться и...
   — Ты очень правильно сделал! Но надо было купить цветы и конфеты и...
   — Ты послушай! Вместо склочной девчонки я увидел склочного мужика — владельца торговой точки, который сказал мне, что девица коварно и неожиданно уволилась по собственному желанию, вернее, просто позвонила, рявкнула, что больше не придёт и отключила телефон.
   — Но по закону она должна...
   — Я так понял, что она работала без документов, впрочем, не это важно! Когда я спросил у владельца, чьи картины он продавал, знаешь, что он мне ответил? — Лёнька выучил глаза, а у меня нехорошо закололо в боку.
   — Ну? Говори же!
   — Что он никогда не берёт картины на реализацию! А когда я рассказал ему, как купил ту самую картину, долго ругался и предположил, что девчонка своевольничала и толкала «левый» товар!
   — Но постой. Она же тебе сказала, что это хозяин...
   — Да! Она нагло мне соврала!
   — Зачем?
   — Откуда же мне знать? Ещё одна тайна!
   Ах, как же интересно! Но найдутся ли ответы на вопросы, возникающие словно из ниоткуда? Наверняка Лёнька думал о том же, потому что пробормотал нечто не совсем приличное о Мичмане и его кознях.
   — Как там говорят? Если ответы нам важны, они сами появятся?
   — Так обычно о людях говорят, — засмеялся Лёнька, — кстати, мама с папой завтра тебя навестить приедут. Будешь рассказывать им, какие мы тут ребусы разгадываем?
   — Сначала мы их создаём! Не знаю, посмотрю по обстановке! Ну, вычеркивай этот день и беги! Поздно уже!
   Лёнька замалевал в календаре прожитую субботу, поцеловал меня и ушёл, а я кликнула Федьку и велела ему греть ужин. От этих тайн у меня разыгрался зверский аппетит!
©Оксана Нарейко