Тропой неведомой силы. Гл. 7. Истоки

Под впечатлением разговора с Гансом Борис долго не мог заснуть. Пока все не угомонились, он тихо лежал в своем спальнике на спине и думал:
«А вдруг это не то, что я думаю? Тогда я подставлю Ганса на приличные деньги. Все-таки это цоизит, — перебрав в памяти все похожие минералы, пришел он к заключению, — я им занимался в университете. Я думаю, Ганс не дурак. Если у него остался кусок камня, он его исследует и после этого сам примет какое-то решение».

Он немного успокоился, стал искать удобное положение и закрутился как уж на сковородке. В конце концов, он вылез из палатки и сел возле потухшего костра. Под обрывом клоками висел сизый туман, сквозь него едва просвечивала черная вода в реке. Вдали туман сливался с серым, будто посеребренным, заснувшим лесом. Борис оживил костер, пламя и дым потянуло вниз по течению. Мыслями он вернулся к рассказу Коршака о спрятанной на Барсуке друзе.
«А если мы ее не найдем? — подумалось вдруг. — Вот будет история с трагедией. Кто-то посмеется, а мне хоть домой не возвращайся. С тех пор прошло больше чем полста лет. За это время те ориентиры, о которых сказал Коршак, могли исчезнуть. Вроде одна примета там «железная», думаю, при любом раскладе она должна остаться. Хотя…»

Из-за облаков выглянул бледный узкий серп рождавшегося молодого месяца. Возле зимовья с рыбаками зашуршала бумага и прошлогодняя листва. Борис топнул ногой, сразу наступила тишина. Невольно он подумал о Гансе, заинтересовавшемся обработкой камней, и вспомнил, как у него все начиналось.
В первый рабочий день в геологическом музее Коробков обошел с ним все рабочие кабинеты и познакомил с сотрудниками своей организации. Привел его и в «камнерезку», как все называли камнерезную мастерскую. В ней работали три мастера, в свое время трудившиеся геологами и не раз ходившие в экспедиции.

Командовал этим непростым хозяйством Владимир Иванович Волченко, бывший директор геологического музея, а в прошлом начальник крупной геологоразведочной партии.
Его отчет о результатах государственной геологической съемки двухсоттысячного масштаба территории N-го листа хранился в региональных геологических фондах управления. По этой работе можно было заключить, что был он неплохим специалистом. Однако предпринимательская жилка коренного одессита пересилила любовь к геологии. Еще будучи студентом института, он возил в Одессу фрукты из более теплых краев и продавал. Возможно, это помогло ему закончить вуз, но о своей учебе он никогда не вспоминал. Зато часто говорил о том, как после института подрабатывал фотографом на городских пляжах. Для этого он привез из столицы дефицитную широкопленочную «Москву» и, благодаря этому, снова оказался «на плаву».

Владимир Иванович был крупным пожилым человеком с трясущимися руками. Все свободное, да и практически все рабочее время он проводил в мастерской. Делал сувениры для презентов высокому начальству и разным проверяющим. В фантазии ему не откажешь: среди его продукции были небольшие шкатулки из цветных камней, подставки с рисованными картами Якутии на белом мраморе, наборы самоцветов региона и прочая мелочевка.

Его правая рука — Павел Зарубин до мастерской работал в геологоразведочной экспедиции, где занимался геохимическими поисками золоторудных месторождений, был ответственным исполнителем научно-исследовательской работы и руководил небольшим отрядом геологов. Павел слыл крепким хозяйственникам и «рукастым» молодым человеком. Это определило его дальнейшую судьбу. И, наконец, третий сотрудник мастерской — тезка Кузьмина Борис Михайлович Леонтьев, высокой худощавый мужчина предпенсионного возраста до недавнего времени работал в АУПе экспедиции техническим руководителем. По сравнению со своими коллегами был он постоянным учеником, слабо осваивающим азы производства.

По долгу службы Борис каждый день приходил в камнерезку и между делом присматривался к тому, что делают мастера и на каком оборудовании работают. А станки были самыми примитивными, разработанными и сделанными руками Владимира Ивановича. Собрал он их из металлолома, найденного на свалках и деталей, купленных у мастеровых людей. Самой сложной в камнерезке была маятниковая пила, предназначенная для распиловки каменных глыб на «фанеру», как мастера называли пластины. Они служили основой всех камнерезных изделий, которые они выпускали. Шлифовальные и полированные станки были намного проще, но для них нужны были чугунные круги, которые по его чертежам выточили в мастерской. Кроме станков нужно были разные камни, абразивные порошки и другие расходные материалы. Все это тянул на себе и контролировал начальник мастерской. Был он человеком прижимистым, и просто так получить у него даже допуск к оборудованию было непросто.

Разобравшись в технологии изготовления каменных поделок, Борис захотел сам освоить это ремесло и постепенно стал «внедряться» в мастерскую. Сначала приходил в обед, а потом стал оставаться после работы. Первое изделие, которое он сделал своими руками — прямоугольная пластинка, которую выпилил с помощью начальника мастерской из каменной глыбы чароита. Потом он ее отшлифовал на чугунном круге, на матовом стекле подготовил к шлифовке и довел до блеска на полировальном станке. После того, как он освоил изготовление плоскопараллельных пластин, переключился на изготовление камнерезных вставок для ювелирных украшений. Для этого надо было прямоугольную или квадратную заготовку из

самоцветов наклеить на державку, выточенную из дерева по форме будущего изделия, и закатать до получения сферической поверхности. А следующим этапом стала шкатулка. Тут он вспомнил, чему его учили в кружке «Умелые руки», куда он охотно ходил в детстве. Вместо шкатулки у него вышла прямоугольная коробочка, и к удивлению Владимира Ивановича, отступив от верха сантиметра два, он ее распилил. Получилась крышка, которую не нужно было подгонять по длине и ширине.
Однажды Борис принес красивый розоватый камень и отдал его Владимиру Ивановичу. Тот покрутил его в руках и вернул.

— Для чего он мне? Забирай, и такого барахла сюда не приноси.
Недоумевая, он пожал плечами.
— Какое же это барахло? Его можно использовать для поделок. Ну, например, для кабошонов или даже для какой-нибудь шкатулки.
— Да ты, что, Боря, смеешься?! — хмыкнул тот сердито и, покачав головой, стал рассказывать:

— Понимаешь, любой камень для камнерезки должен быть с афанитовой или тонкозернистой структурой.
В глазах Бориса на мгновение проскочила тень сомнения. Сразу вспомнились занятия по петрографии, когда под микроскопом он описывал горные породы.
— Короче, если ты забыл, я напомню. Камень должен быть скрытокристаллическим. Вот на, посмотри, — и он передал ему первый попавшийся под руки образец, лежавший на столе.

— Это агат, — выпалил Борис, не задумываясь. — С концентрическим рисунком, а на подоконнике — косослоистый. Вот этот, — показал он на тонкую коричневую пластинку, выпиленную из камня, — сердолик.
— То, что это агат любой дурак знает, а я тебе показываю не сам камень, а его структуру. Видишь, она скрытокристаллическая, во внутреннем строении нет зерен.

Разве, что мы их сможем увидеть только под микроскопом при большом увеличении.
Борис сразу понял и на всю жизни усвоил, какие камни нужны для камнерезных изделий. После этого он обстоятельно проработал книгу «Поделочные и ювелирные камни» Евгения Киевленко. А напоследок с трудом выпросил у Владимира Ивановича «Руководство по обработке драгоценных и поделочных камней» американского геммолога Джона Синкенкеса. За три дня, которые ему отпустил камнерез на знакомство с ней, он разобрался даже с огранкой. Теперь, когда он освоил основные операции, можно было приступать к более сложным изделиям, но нужна была практика. И скоро такой случай представился.

К нему обратился постоянный заказчик Владимира Ивановича, которого все хорошо знали. Он предложил сделать ему шахматную доску из чароита. До этого мэтр камнерезного дела изготовил две доски из разных камней. Борис видел последнюю. Была она довольно большой и походила на толстую столешницу с выдвижными ящичками для фигурок. Клеточки, собранные из белого мрамора и темного доломита, со всех сторон ограничивало поле темно-зеленого нефрита. Им же были облицованы боковые стенки. Доска смотрелась довольно представительно, но общее впечатление снижали неплотно подогнанные клеточки, между которыми виднелись швы. Кроме того, белый мрамор забился при полировке двуокисью хрома, и получился с зеленовато-серым оттенком. Все это портило товарный вид дорогой шахматной доски. Возможно, поэтому заказчик и обратился к Борису. Вначале тот отказался, сказав, что никогда этим не занимался.

Однажды ночью ему привиделся старец, собиравший на внешней стене храма мозаичное панно с изображением Божией Матери. Был он с длинной бородой в светлой льняной рубахе, поверх которой надет черный фартук. Старец подбирал плитки камней и складывал их на земле, а потом переносил на стену. Он несколько раз спускался с лесов вниз и перебирал всю гору камней. Было видно, что ему чего-то не хватает и он не может найти. Старец крутил в руках большие куски и клал их обратно. Потом Борис услышал, как он цокает языком и причитает: «Что же делать, что мне делать? У меня нет камня фиолетового цвета. Всего одного камня-то и не хватат. Вот беда-то, какая! И взять его негде. Такого камня я никогда не видел, значит, нет его в природе. А жаль! Придется туды вставлять аметисты. Однако будут они шибко

блескучими и привлекать к себе внимание, но другого каменья у меня нет. Я уже говорил об этом батюшке, а он ответил, что передал мою просьбу самому архиепископу. В поисках такого камня тот отправил своих людей по всем городам и весям. Однако ж все воротились с пустыми руками. Бог создал нашу Землю, поселил на ней людей и всякую тварь, а вот про такой камень забыл. Нет, такого каменья на всем белом свете.
От этих слов Борис проснулся.

— Как нет такого камня? — заговорил он спросонья. — Есть такой камень — это чароит. Открыт он в наше время в бассейне реки Чара. По ней и дали ему такое название. У чароита больше ста оттенков: он может быть и светло-сиреневым и густо-фиолетовым. Вот такой это чудо-камень! Правда, создали из него не так много изделий, поэтому люди о нем почти ничего не знают.
Неожиданно для всех Борис согласился сделать шахматную доску. Волченко, как мог, его отговаривал, пытался убедить, что ничего у него не получится. Говорил, что переведет тот камни, убьет свое время да еще подведет заказчика. Но Борис от своего не отступился, и, на зависть всем мастерам, шахматная доска получилась лучше, чем у Владимира Ивановича.