Дневник. Ноябрь 1977

1.11.1977 Вторник.

Господи! Этот телефон выбивает меня из колеи. Позвонила Люда: "Наташа, мы
должны с тобой срочно увидеться. Что-то у них там случилось!!"
- Боже мой! Что?
- Я получила сегодня письмо. Наташенька, давай встретимся.
Сердце заколотилось. Что же с Нури? На письма они не отвечают, никаких вестей.

Ещё звонок. Уже из Риги.
- Наташа, как дела? Девочки приедут на праздник?
- Нет, Танюш, погода плохая.
- Погода чудесная, Наташка, тебе привет...
- Неужели?
В трубке мужской голос: "Наташа, здравствуй!"
- Батюшки!... Сергей Павлович?...
- Да, с тобой говорит горный человек.
- Господи, когда вы приехали?
- 28 октября, в субботу.
- А... Юрьевич?
- Нет, не с ним. Его командировали в Крым.
- Он в Крыму?
- Уже приехал.
- Как он поживает?
- Загорел... Наташа, у нас мало времени, сейчас отключат.
- Почему он мне не пишет? Пусть напишет хоть строчку...
- Ладно, я передам...
- Ну, - гордо, чувствуя, что я сражена наповал, спросила Таня.
- Танюш, разве так можно? У меня сердце затрепыхалось.

Ой, вдруг мой загорелый Юрьевич приедет в Москву, вот так же, неожиданно.

2.11.1977 Среда.

Что-то не напишу о выходных днях. В субботу мы чуть не поссорились с Галкой
на площадке, играя с мужиками.

Лёвочка подошёл ко мне после игры: "Наташ, ну вы не убегайте." К большому
костру мы не пошли, Лёва нам развел костёр на Филиале. У костра остались две
дамы, которых я совсем не знаю. Они всё время громко смеялись. С ними Лев
Борисович. Лёвочка даже сходил к другому костру за Славой, не поленился его
привести. Он пришёл со своим стулом, со своей бутылкой коньяка. У Лёвы
было три бутылки вина, он щедро поил всех, особенная жажда была у этих дев.
Славка нас не угостил коньяком. Подойдя к нашему костру, он произнёс: "Я думал,
что ко мне здесь плохо относятся. А здесь отличная компания..."
Говорил он одни пошлости, девочки смеялись. Мы с Галкой сидели как мумии,
нас было не развеселить.

4.11.1977 Пятница.

В среду встречаемся с девчонками, латышки приехали, привезли фотографии.
Посидели в кафе "Московское" за "Космосом".

В четверг встретились с Людой. Какая-то растрата на мясокомбинате. Не знаю,
кто там замешан, но волнуемся за наших ребят.

5.11.1977 Суббота. Полночь.

Первый день праздников. До чего же я впечатлительная. После костра не могу
заниматься. Правда, сегодня мы с Лёвочкой не уединялись, не целовались, но
я почему-то возбуждена.

Моё сердце надо мной издевается. Утром на платформе стояла, думала о Славе.
Думаю, он сегодня уже в Ленинграде. Говорили ведь, что он собирается на
праздники с семьёй. И вдруг: к платформе идёт Слава. Я отвернулась, а сердце
тук-тук-тук. Что ему надо, сердцу? Что заволновалось?

Славка тоже, по-моему, стал много пить. После восхождения медленный  спуск,
от славы на самое дно жизни. И виноваты в этом деньги. И ещё я кое-что сегодня
поняла. Все наши чувства на Поляне - это всё шутка. Мужики, оказывается, всерьёз
ничего не воспринимают. Всё это-игра. И где она, эта любовь? Неужели и ей
надоело быть любовью?

"...Проходит жизнь, проходит жизнь,
Как ветерок по полю ржи..."

9.11.1977 Среда.

"...Один раз в год сады цветут,
Весну любви один раз ждут.
Всего один лишь только раз
Цветут сады в душе у нас
Один лишь раз..."

С ума схожу с этими мужиками... Все праздники проиграла как шальная. Такое
ощущение было, словно я на сборах живу. Ни капелечки не позанималась.
Приходила вся какая-то выжатая. А вчера опять загуляли. Люба играет с
Генкой по "системе Станиславского". Он как-то посмеялся: "Люба выбрала
волейбол, костёр и Гену." А я ей это сказала. Она теперь кадрится с ним
напропалую, чтобы потом, когда дело дойдёт до постели, сказать ему: "Гена,
да ты что, я же пошутила!" А я должна ей подыгрывать.

У костра остались мы трое, да Лёва с Геной. Пришёл Слава, и определил,
что Галочка у нас лишняя. Люба потом выразилась, что Слава был "в восторге",
увидев меня с Лёвой, а её с Генкой.

16.11.1977 Среда.

"...Недолго билася старушка
В злодейских опытных руках..."

Я давно ждала разрыва, была готова к этому, но тем не менее, это произошло
столь неожиданно и быстро, что я не смогла пережить этот момент без
потрясения. И я не могла ни за что взяться, даже написать в дневник.
Безысходность и отчаяние сменились, наконец, тупым равнодушием. Потом
я вдруг почувствовала почву под ногами, ощутила, что живу всё же. Сейчас
даже приходит ко мне некоторое облегчение, что всё уже кончилось, что мне
уже не придётся терзать и  мучить его во мраке надвигающейся ночи своими
вечными сомнениями.

Это была наша первая и последняя ночь, ночь нашей любви и разлуки. И мне
хочется написать о ней, чтобы она осталась у меня в памяти, ибо она уже никогда
не повторится.

В то злополучное воскресенье мы опять уединились с Лёвой в лесу. Опять его
желание я не могла удовлетворить. Пыталась оправдать себя тем, что я для него
никто, спросила его: "А как бы ты себя вёл на моём месте?" В ответ он начал
говорить, чтобы я оставила его в покое, не здоровалась с ним, не оставалась у
костра. Да мы и так не здороваемся почти. Как кроты или летучие мыши, или
совы, видимся в темноте.

В электричке Генка пригласил нас в следующую субботу к себе в гости.
Лёва тогда ещё сказал, обращаясь ко всем: "Мы с Наташкой  решили, что на
костёр вас будет приглашать Гена."
- А Наташу? - спросил Гена.
- И Наташу тоже.
Это было уже начало, вернее конец нашей "тёмной" любви.

И вот настала суббота, 12 ноября 1977 г.  Люба заявила, что не знает, что она
скажет Гене, если дело дойдет до постели. Он очень уж хорошо к ней
относится. Галка ехать отказалась. Лёва вообще ко мне не подходил. Люба
взялась нас "помирить" с помощью Гены. Договорились ведь ехать. Мне
и Генку хотелось послушать. В тот момент, когда я колебалась - ехать или нет -
если б мне знать, что было на уме у Лёвы. Пригласить вместо меня Галку или
ещё кого-нибудь. Это сказала мне Люба, но не тогда, а уже позже, когда это уже
не имело для меня значения. Знай я это раньше, я бы не поехала и даже ради
Любы и Генки.

Я ей не сказала, но она подвела меня. Ей ведь ничего не стоит переспать с
мужчиной, отдалась она по любви, и теперь делает с мужиками "что хочет".
В общем, заявила она им, что без меня не поедет, что если Генка пригласил
меня, то отступать уже некуда. Но всё это она сказала мне потом. А тогда.
используя мою наивность, всё же "помирила" нас с Лёвой. Сейчас мне кажется,
что в любом случае он бы порвал со мной. Он же почти добился меня в эту ночь.

Генка позаботился о вине, закусках, полном комфорте для нас. Великолепная
музыка, мы много танцевали, сам немного пел.  Я сидела у Лёвы не коленях,
курили с ним одну сигарету "на брудершафт". Я не буду писать о том, что я очень
стремилась домой, но что эта ночь будет пыткой для меня - это я чувствовала.
Поэтому не торопилась, уединилась с Любой, рассказала ей о Славе. Она мне
заявила, что это, конечно, моё дело, но я много теряю, не позволяя себе близости
с мужчиной. "Ты очень правильная", - говорила она, - "конечно это хорошо, но..."

В полночь мы утомились веселиться. Лёва отправился спать на кухню. Генка
стал уговаривать меня: "Наташ, ну иди, полежи с ним." Я пыталась отшутиться:
"Ген, я полежу, но только, когда он уснёт."
- Ну, Наташ, ты нам с Любой мешаешь.

Куда мне деваться. Пошла к Лёве. Знала, что сейчас разденусь и лягу на чужую
кушетку, буду мучить Лёву, но, наверное, не отдамся. Да, я не умею любить. Я
никогда не бросаюсь в омут. Условия, о которых я часто твердила Лёве в лесу,
идеальные. Лежим в постели, голые, за стеной ванна. Все удобства. В его
объятиях я расслабилась. Начал потихонечку меня ласкать. Сначала нежные его
прикосновения опьяняли меня, став более целеустремленными, они  причиняли
мне некоторую боль. Поднял мои ноги, согнул их в коленях и, раздвинув, начал
погружать свой нетерпеливый член.

Что я чувствовала? Только боль и страх, что может прорваться плёнка. Я не могла
понять, почему мне так больно. Вспомнила, как сидела на скамейке в саду
ВСХИЗО с Крюгером. Боже, он ласкал меня так, что я теряла силы. У него были
моменты, которые он не использовал, потому что я не хотела. А Лёва всё у меня
растягивал. Было такое ощущение, будто разорвутся сейчас все мои ткани. Я
только мучительно терпела, ждала когда же он кончит. А он, оказывается, ждал,
когда я почувствую возбуждение.
- Наташ, а ты можешь кончить?
- Лёвочка, при такой боли я не кончу.

Тогда он повернул меня на живот и попытался ввести член в ***. От каждого
такого погружения я готова была взвыть от боли. А он мне: "Ну Наташ, ну
подожди, ещё немного." Нет, это невозможно было вытерпеть. Он оставлял меня,
потом снова начинал. Мы смяли всю кровать, перебрали все способы, но так и
не нашли удобного положения.

Вдруг он начал наклонять мою голову вниз. О, опять сосать член в одиночестве...
Я попробовала возразить: "Лёва, но этим я тебя только возбуждаю ещё больше!"
Тогда он повернулся лицом к моим ногам, раздвинул их, и я почувствовала, как
его язык проник в половые губы, начал сосать клитор, окунул его в полость
нижних губ. О!! Смотря порнографические фотографии я не могла понять, какая
это ласка. Я задохнулась, застонала от блаженства, в порыве ответной ласки
сомкнула губы на головке его члена. Он входил мне в рот до горла, и я не
выталкивала его, наслаждаясь его таким безумно обалденным поцелуем. Но язык
заменили пальцы, которые попытались сделать то, что никак не удаётся члену,
пользуясь тем, что я максимально раздвинула ноги, даже подавшись навстречу
источнику этого блаженства. И почувствовав снова боль, я собралась в комок.

Он встал, подошёл к крану, попил воды и сполоснул лицо. Я лежала как на
скамье пыток, лишь временами мне было приятно. Он снова согнул мои ноги и
лёг между ними. При каждом толчке я сдерживала член, сдвигая ноги, но больно
ощущала эти толчки.

Наконец, он кончил. Дёрнулся и затих. Я расслабилась тоже.
- Наташ, - иди помойся...
Я поднялась. Идти было больно, позже больно было даже сидеть, я не могла
сходить в туалет. Дойдя до ванны и моясь, я обнаружила едва заметные кровяные
следы. Меня охватил ужас! Вдруг беременность?  Я начала тщательно мыться.
Всё очень болело. Внутри всё дрожало. Тихо я вернулась в кухню.
- Ложись; ты почему так долго мылась? - спросил Лёва.
- Лёва, у меня кровь...
Его рука скользнула вверх, по моим ногам.
- Чепуху городишь...
- Нет, правда, немного только...
- Это ничего...
- А вдруг беременность?
- Ну и что? Аборты делают.
- Я не хочу аборт...
- Ох, надоела ты со своей болью... Больно ей... Я хочу спать.
- Ну, спи...

Я лежала на спине на краю кушетки, и широко раскрытыми глазами смотрела в
потолок. Раскаиваться поздно. Ничего хорошего нам эта ночь не принесла
(Если только беременность, не дай боже! Буду ждать менструацию как бога
теперь), разве что единственная его ласка. Умирать буду-вспомню, именно
эту ласку.

Утром вошёл Гена. Красивое обнажённое тело, внизу завязан полотенцем.
- Вы извините ребята, вам было тесно. Ты одета? - обратился ко мне.
- Нет...
- Ага, - понимающе, удовлетворённо кивнул.
- Ген, дай попить, - попросила я.
- Вода в кране, - сказал он, и принёс мне стакан минеральной.
- Спасибо, Геночка...

Утром мы пили чай. Лёва заявил Генке снова, что со мной больше к нему
не поедет.
- Эх, вы, - сказал Генка и повернулся к Любе:
- Любаш, давай покажем им, как надо жить.
У обоих настроение было хорошее, видно, недурно провели ночь.

После Любиного отъезда Лёва меня почему-то заставлял убирать всё со стола
и мыть пол. Вполне серьёзно, с каким-то недовольным, и даже злым лицом.
На рассвете, ещё лежа в постели, он сказал мне, что я отравляю ему жизнь на
Поляне, и мешаю найти порядочную женщину. В довершение всего сказал:
"Замуж тебе надо выходить".
- За кого?
- Ты многим нравишься на Поляне. Но из-за того, что ты со мной, к тебе не
подходят они. Теперь, когда мы расстанемся, всё у тебя наладится.

Сначала его слова показались мне шуткой, но сейчас я вдруг очень остро
чувствую всю их жестокость. Слава был прав. За одной глупостью следует другая.
Что это было со мной? Как начиналось? Влечение, любовь ли? Ты, не знающая
обо мне ничего, кроме того, что я тебе сопротивляюсь, и лишь поэтому
бросившаяся мне наперерез. Едва я перестала сопротивляться, ты сразу же
захотела двинуться дальше. Ты - мечта и обман, зеркало, разбитое вдребезги
каким-то тёмным божеством...

Зачем я это делаю? Мне всё время кажется, будто я что-то упускаю. И вот я
ловлю это что-то, хочу удержать, и тут оказывается — всё ни к чему. Тогда я
опять начинаю тянуться за чем-то новым. Знаю заранее: всё кончится, как всегда,
но вести себя иначе не могу. Что-то толкает меня, играет мною, захватывает на
какое-то время, а потом отпускает, и я вновь опустошена... А потом всё
начинается снова... Я анатомирую своё чувство, как труп в морге, но от этого
всё становится во сто крат болезненнее.

В состоянии опустошенности и страшного отчаяния провела я понедельник.
Воображение безжалостно рисовало мне Лёву в обществе Тань, которых он
угощал вином, как некогда нас. Затем Слава, Лёва и Гена, какими я их
увидела в воскресенье, когда одиноко побрела на станцию. О чём они будут
толковать у костра, чьи кости перемывать?

Жестока жизнь, и мужики страшны в своей жестокости. Умолять меня остаться
с ним у костра, чтобы потом попросить оставить его в покое. Что же мы,
автоматы, что ли, которые можно завести и в любую минуту остановить? Я не
нуждаюсь ни в чьих советах. Если со мной случится беда, кто мне поможет?
Уж, конечно, не подруги и не любовники.

19.11.1977 Суббота.

Нет мне оправданья. Эта моя бесхарактерность. Меня надо запереть, запереть
и не пускать в эти Раздоры.

После разрыва с Лёвой я впала в отчаяние. Жизнь утратила для меня одну из
своих прекрасных сторон. Я заставила себя пойти на немецкий, на тренировку
в первый раз на Полежаевскую, набрала в библиотеке большую стопку книг,
среди которых сразу же в "Триумфальной арке" нашла ситуацию, похожую на
мою. И понемногу начала входить в ту жизнь, которой жила до него.

И вдруг... Остались у костра с Татьяной. Генерал нас попросил. Я приехала на
Поляну поздно, Лёву старательно не заметила, даже не взглянула в его сторону,
чтобы не расстроиться. И он не знаю, куда подевался с Генкой, у
Генеральского костра их не было.

Я особенно не пила, но от борьбы с собой очень устала, вернее, ослабла. И когда
со мной сел Слава и, захмелев, начал меня целовать, я вообще потеряла точку
опоры. Мало того, я вдруг почувствовала, что этот "садист" заставляет меня
любить себя, несмотря на все подлости, которые он совершил по отношению
ко мне.

Поцелуй этого подлеца приводит меня в трепет. Или мне хотелось забыться в
этом поцелуе, забыть Лёву, забыть, забыть... Странно, что будучи с Лёвой, я
всегда думала о Славке, часто я шла с ним, делая Славке назло. А сейчас я не
хочу больше делать глупостей, надо взяться за учёбу. А эти мужики никуда не
денутся. На Рабочем он и Витя уговаривали меня пойти в ресторан, но я мягко
вырвалась и села в автобус.

24.11.1977 Четверг.

Я так безумно ждала "декрета", что он пришёл раньше положенного срока. И хотя
эти дни-самые неприятные, я облегчённо вздохнула. А то, бог знает, что мы там
"наковыряли" с Лёвой в последнюю ночь. Жизнь иногда такие сюрпризы
преподносит, у судьбы-злодейки всегда сюрпризы про запас. Удивит так удивит!

"Ты что-то очень бледен, отчего
Не слышу смеха или шутки милой?
Что? ты ревнуешь друга своего?
Тебя страшит разлуки час унылый?

Ты у огня погреться был не прочь,
Но разве мук моих ты знал причины,
Как суждено мне было изнемочь,
Смиренно никнуть в песне лебединой?

Теперь ты волен. Возвратись туда,
А этот сон, немой и одинокий,
Забудь, и, если сможешь, навсегда -
Ему конец я выбрала жестокий.

Ты к ней иди, меня же - прокляни,
И я любить, как нужно, не умею.
Меня полёт снежинок опьянит,
Я новой песней всю печаль рассею..."

25.11.1977 Пятница.

Сижу за письменным столом, слушаю романсы, и пишу мелиорацию.
В голове - туман, на сердце - камень.

"...Ты не знаешь, где несчастье,
Не отказывай любви.
На, возьми моё всё счастье,
Только сердцем полюби.
- Не хочу, не хочу,
Ничего я не хочу..."