Страхи

Страхи
В старой квартире, пропахшей чаем и яблочным пирогом, за круглым столом сидели четверо друзей. Они дружили с юности, но годы, семьи, работа и расстояние давно развели их по разным сторонам. Этот вечер стал редкой возможностью снова встретиться, поговорить, вспомнить прошлое.
На столе стояли простые угощения: соленья, варенье, горячий чай. Люди за столом потеплели от смеха, ностальгии и долгих разговоров.
– Сколько лет уже не виделись! – сказал Саша, самый разговорчивый из всех. – А раньше как? На каждом празднике вместе, чуть не каждые выходные.
– Да, – подхватил Игорь, постукивая пальцами по стакану. – Время быстро летит. Даже не заметил, как волосы поседели.
– У кого-то, кстати, уже и не поседели, – с ухмылкой добавил Петр, кивая на Виктора.
– Нечего тут, – засмеялся Виктор, который был почти лысым. – Это я специально. У природы просто не было другого способа остановить мою красоту.
Все засмеялись, но в воздухе уже витало что-то более серьезное. Их разговор все чаще сваливался с шуток и воспоминаний в темы, которые каждый из них давно носил в себе, боясь озвучить.
Первым заговорил Саша.
– А знаете, чего я боюсь больше всего? Старости. – Он замолчал, опустив взгляд на чашку. – Серьезно. Вот смотрю на свою маму... она уже почти ничего не видит, еле ходит, а заботиться-то о ней некому. Только я. И мне страшно. Страшно, что сам таким стану. Что стану обузой для своих детей. Они ведь... Они же свою жизнь живут, им некогда.
– Да ладно тебе, Сань, – попытался его поддержать Виктор. – Дети-то у тебя хорошие.
– Это пока хорошие, – горько усмехнулся Саша. – А что будет, когда они свою семью заведут? Ты своих детей часто видишь?
Виктор на мгновение замер. Он был крепким мужчиной, но на его лице вдруг появилась тень усталости.
– Не часто, – ответил он глухо. – Сын уехал. Еще в прошлом году. Чтобы... чтобы его не забрали.
За столом стало тихо. Никто не осмеливался задать уточняющий вопрос – они и так всё поняли.
– За границу? – осторожно спросил Игорь.
Виктор кивнул.
– Да. Теперь вот живет где-то там. Редко звонит. А ведь совсем недавно мальчишкой был, мы с ним во дворе играли. А сейчас... Не знаю, правильно ли я сделал, что отпустил. Может, надо было держать его ближе. Но как тут скажешь человеку: "Сиди, жди повестки"?
Снова повисла тишина. Только ложка Петра тихонько стучала о блюдце.
– А у меня все, наоборот, – неожиданно заговорил он. Его голос был глухим, как будто ему самому не хотелось произносить эти слова. – Внук у меня. Двадцать лет парню. Добровольцем пошел. Сказал, что хочет защищать Родину.
– В смысле? – спросил Саша, напрягшись. – Ты что, его отпустил?
– Я что, мог его остановить? – Петр развел руками. – Ну, сказал я ему, что война – это не геройство, а грязь, страх и кровь. Что там не будет никаких великих дел, о которых потом напишут в книгах. А он только посмеялся. Говорит: "Дед, ты просто старый и ничего не понимаешь".
– Как он сейчас? – тихо спросил Игорь.
– Да кто ж знает? Иногда звонит, но редко. В последний раз голос был такой... не его. Будто не мой внук со мной говорил, а какой-то чужой человек. Знаете, что страшнее всего? – Петр посмотрел в глаза друзьям. – Страшнее всего, что он может не вернуться. А еще я боюсь, что он может вернуться совсем другим.
Молчание за столом было долгим и тяжелым. Никто не знал, что сказать. Каждый думал о своем – о старости, о детях, о внуках. О страхах, которые тихо подтачивали их изнутри, но которые некому было выговорить до этого вечера.
Игорь вдруг поднял стакан.
– Знаете, – начал он, – что бы ни случилось... Мы всегда есть друг у друга. Вот это, наверное, самое важное.
Все молча кивнули, и чокнулись стаканами. В горьковатой тишине было что-то, похожее на утешение.