Натали. злой рок мадонны. Картина 4

       КАРТИНА 4. (Спустя 2.5 года).
Март 1831 г. Арбат, д. 53. Первый бал Пушкина и Гончаровой после свадьбы.
На экране (заднике сцены) - изображение двухэтажного особняка в голубых тонах, арендованного Пушкиным в 1831 году (ныне мемориальная квартира-музей А.С. Пушкина), за которым виднеется сквер с деревьями – бывшая Собачья площадка (ныне несохранившаяся).

Вечер. Изображение здания на экране сменяет небольшой зал первого этажа особняка с низко свисающими люстрами со свечами. Несколько пар в бальных туалетах танцуют вальс.
На сцене появляются Александр Пушкин во фраке и Наталья Гончарова в платье с открытыми плечами.

АЛЕКСАНДР (целуя жену в обнаженное плечо). Как Вы сегодня необыкновенно хороши, моя Натали, моя обожаемая Натали.
НАТАЛИ (обмахиваясь веером, смущенно). Только сегодня?
АЛЕКСАНДР. Всегда, мой ангел… Всегда. А после нашего венчания в храме Большого Вознесения Вы будто стали еще прекраснее. «Я влюблен, я очарован…, и я совсем оганчарован». (Снова нескромно целует Натали в шею).
НАТАЛИ. Ах, Александр…, Вы все такой же ветреник…
АЛЕКСАНДР. А Вы все также сомневаетесь в моей любви? 
       «Когда в объятия мои,
        Твой стройный стан я заключаю
        И речи нежные любви
        Тебе с восторгом расточаю,
        Безмолвна, от стесненных рук
        Освобождая стан свой гибкий,
        Ты отвечаешь, милый друг,
        Мне недоверчивой улыбкой…»
НАТАЛИ. Ах, Александр… Прошу Вас…, не надо…
АЛЕКСАНДР (обнимая и прижимая жену к себе).
        «О, как милее ты, смиренница моя!
        О, как мучительно тобою счастлив я,
        Когда, склонялся я на долгие моленья…»
НАТАЛИ. Я… Я тоже… счастлива, поверьте... И так благодарна, что Вы сняли этот чудесный дом…, именном здесь…, в этом намоленном месте, подле храма Вознесения… Хотя   Вы и осквернили наше пристанище еще до нашего венчания… этим…, этим отвратительным «девичником» с Павлом Нащокиным, о котором до сих пор твердит вся Москва… Попойкой…, с разряженными барышнями…
АЛЕКСАНДР. Но ангел мой…, это же было прощание с холостяцкой жизнью… С этим покончено раз и навсегда!
НАТАЛИ. Хорошо. Верю. Но обещайте мне, что ноги этого несносного повесы, картежника и кутилы никогда не будет в нашем доме.
АЛЕКСАНДР. Но Натали… Нащокин – порядочный человек, знатного старинного рода, к тому же, коллекционер, меценат и наш сосед. Живет неподалеку, в Воротниковском переулке. А если бы Вы знали, что именно Он порекомендовал и помог мне снять этот волшебный дом, который Вам самой так нравится…, то Вы бы смягчились? Да и денег мне немалых одолжил…
НАТАЛИ. Нет, нет и нет… И давайте, лучше танцевать. Это же наш первый бал в этом доме после свадьбы…Пригласите же меня, наконец…
Александр и Натали делают несколько движений вальса и останавливаются.
АЛЕКСАНДР.  Как Вы все же жестокосердны, Натали.
НАТАЛИ. Вы опять о нем, об этом развратнике, Александр? Матушка была права - Вы не исправимы…
АЛЕКСАНДР. А Вы несправедливы к нему, мон шер.  Войныч - мой друг, пожалуй, сейчас, после ссылки в Михайловском, самый близкий из друзей. Да я с ним с юности, с юности знаком… Еще по Царскосельском лицею.  С ним и с его братом Левушкой, тоже поэтом.  Поверьте, Нащокин – славный малый, мил до чрезвычайности, и порой смешит меня до упаду.
НАТАЛИ. Смешит? Будьте же серьезнее, Саша. Вы теперь – женатый человек. И Вам не пристало продолжать дружбу с этим… этим… разнузданным… человеком.
АЛЕКСАНДР. Но в отличие от тех, кто меня окружает (показывает рукой на вальсирующих), от всех тех, кому я нужен зачем-то…, любит меня только он один, Нащокин… А вот, кстати, и он… Легок на помине…

Входит Павел Нащокин с огромным букетом цветов.

АЛЕКСАНДР. Прости, мон шер. Закончим этот вздорный разговор. Пойдем - вместе встретим дорогого гостя, как этого требуют приличия.
НАТАЛИ. Хорошо. Слава Богу хоть он один, без этой цыганки своей…, этой Ольги, с которой живет во грехе.

Александр берет за руку жену и подводит к Нащокину.

НАТАЛИ (с вымученной улыбкой). Здравствуйте, Павел Воинович. Всегда рады видеть Вас в нашем доме (Протягивает руку для поцелуя).

Нащокин целует руку и преподносит букет Наталье.

НАЩОКИН. Рад видеть вас в добром здравии, Наталья Николаевна. Я украду у Вас супруга ненадолго – пошептаться.      
НАТАЛИ. Благодарю. Пойду – отдам прислуге ваш букет. (Уходит).

Пушкин и Нащокин отходят в сторону.
 
НАЩОКИН. Как продвигается твой «Дубровский», мой удивительный Александр Сергеевич?
АЛЕКСАНДР. Никак, мой милый Войныч. Пока только мысли роем кружатся…
НАЩОКИН. Медовый месяц, между тем уже прошел…
АЛЕКСАНДР (печально). А Натали все также холодна ко мне и также равнодушна…
   - «Ты предаешься мне нежна без упоенья
      Стыдливо-холодна, восторгу моему
      Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
      И оживляешься потом все боле, боле —
      И делишь наконец мой пламень поневоле!»
НАЩОКИН. Как жаль, что ты несчастен в браке… И расточаешь пламень поневоле… Эта болезненная страсть к Натали…
АЛЕКСАНДР. Да как ты не понимаешь, Войныч...
НАЩОКИН. В том-то и дело, что понимаю. Сам до безумия влюблен в мою прекрасную Ольгу и собираюсь на ней женится… У наших двоих детей должен быть отец… Крестным будешь?
АЛЕКСАНДР. Крестным? Изволь. Но жениться? Кажется, не я, а ты, сошел с ума. Дворянин и певичка из цыганского хора... Что скажут в свете…?
НАЩОКИН. А мне все равно, что скажут… Ты лучше о себе подумай, мой милый Саша.
 АЛЕКСАНДР.  А что тут думать? Натали – моя судьба и моя карма. Помнишь, я уронил на пол кольцо при венчании в церкви…?  Сам не знаю, как вышло. Руки дрожали…
НАЩОКИН. Да.  Это было дурное предзнаменование. И еще свеча в твоей руке вдруг погасла… Недобрый знак. 
АЛЕКСАНДР. Знаю… Знаю… Однако будущность является мне вовсе не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты.  А ради нее, ради моей Мадонны…, я готов и жизнью пожертвовать. 
НАЩОКИН. Жизнью? Послушай… Не хотел тебе говорить…. Но моя Ольга… Ольга уверена, что твоя роковая красавица тебя погубит. Раскинула на картах… и предрекла тебе скорую смерть…
АЛЕКСАНДР. Смерть? Что за вздор!
НАЩОКИН. Да. На дуэли… Ты ведь – ревнивец, каких поискать. А выстрел соперника окажется смертельным…
АЛЕКСАНДР. Вздор! Вздор! Я не верю в карточные гадания. А цыганки извечно врут… Натали не дает мне никакого повода для ревности. И сегодня она, кажется, впервые счастлива и в восторге от нашего первого бала. По бокалу шампанского, мой друг?
НАЩОКИН. Пожалуй.  (Нащокин и Пушкин подходят к богато сервированному столу с шампанским). – Бал удался.
АЛЕКСАНДР. Да, удался. Однако жизнь здесь становится для меня невыносимой. Постоянные ссоры с ее матерью, Натальей Ивановной…  Я принял решение – заложил имение в Болдино и снял на лето дачу в Царском селе. Может, там хоть «Онегина» закончу…
НАЩОКИН. А как она? (Кивает в сторону ушедшей Натальи Николаевны). Захочет ли поехать? Да и срок аренды вашего дома еще не кончился…
АЛЕКСАНДР. Не знаю. Пока боюсь сказать. Ей здесь так нравится. Утро и вечер проводит в Храме, где мы венчались. Днем - гуляет в сквере, на Собачей площадке…
НАЩОКИН. Вот видишь…
АЛЕКСАНДР. Да я и сам не рад решению уехать… Я тоже так люблю Москву… Кабы не теща… Ты же знаешь ее отношение ко мне. Два раза к Натали сватался… и получал отказ. А в канун свадьбы отправила мне записку, что необходимо снова ее отложить, так как не имеет денег нанять карету… Пришлось послать ей тысячу…, из твоих, в счет долга…
НАЩОКИН. Сущие пустяки, Саша. Сочтемся…
АЛЕКСАНДР. Но последняя ссора с Натальей Ивановной и хладность Натали, которая пытается меня полюбить, переполнили чашу моего терпения. Я устал…
       - «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем.
         Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
         Стенаньем, криками вакханки молодой,
         Когда, виясь в моих объятиях змией,
         Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
         Она торопит миг последних содроганий!»
НАЩОКИН. Как жаль… Но она еще так юна…, в сущности, совсем дитя. Верю, что все наладится, и она полюбит тебя… как женщина…, и не только за твои стихи.
АЛЕКСАНДР. Дай-то Бог!
НАЩОКИН.  И все же… Как жаль, что ты уезжаешь… Не люблю долгих с тобой расставаний…
АЛЕКСАНДР. И я.  Мне будет так не хватать «нащокинских разговоров». Это единственное, что меня сейчас тревожит и огорчает, Войныч.
НАЩОКИН (обнимая Пушкина, шутливо). Боюсь, я без тебя онемею… Зато, наконец, научусь писать письма. Не смею тебя задерживать, Саша. Но все же - будь осторожен. Желаю счастья! С Богом!

       Свет гаснет.