Гарсон со степенью
В итоге иссяк я, эмоционально и физически. Наибольший ущерб был нанесен
желудочно-кишечному тракту, который давал о себе знать непрекращающимся урчанием-бурчанием, периодически сменяющимся на протяжные звуки высокой тональности типа «и-уууууууу». Нестабильность его работы периодически вынуждала резко спуртовать по направлению к ближайшему туалету. Добежать удавалось, но с трудом. По изложенным причинам мои прогулки по городу были ограничены пределами досягаемости общественных клозетов.
Психологически тоже был не в лучшем состоянии. Эмоции как таковые отсутствовали, что, кстати, защищало мою грешную личность от пагубного пресса самокритики. Она как хищник в клетке, отчаянно рвалась начать разборки, но не могла получить карт-бланш у его величества интеллекта, который пребывал в летаргическом сне, приближая меня по уровню айкю к неандертальцу.
Нет, уклониться от всего этого можно, но очень нежелательно, ибо в тамошнем менталитете нет риторичнее вопроса «ты меня уважаешь?». Можно и пятно заработать на репутации. Да и…, честно говоря, в жизни иногда бывают моменты, когда чего-то очень не хочется делать, но понимаешь, что надо. Ну, надо и все. Хотя бы ради уважения к тем, кто проявляет уважение к твоей личности. Я тоже где-то не хотел, но почему-то делал это, причем с удовольствием. Тем, кто иного мнения, я бы посоветовал быть попроще, найти в себе силы отодвинуть в сторону гордыню вместе с чувством собственного превосходства и стать на один уровень с людьми, которые куда благословеннее богом, чем мы, ибо они более земные и не избалованы жизнью. А неизлечимым аристократам, держащим нос перпендикулярно небосводу, хотелось бы посоветовать: вы прекрасно шли лесом, продолжайте.
Если Вы пережили нечто подобное в своей жизни, то мой вам совет: не пытайтесь дать оценку событиям сразу же. Постарайтесь выдержать паузу, хотя бы в несколько месяцев. И Вы будете поражены тому, насколько изменится его восприятие. С высокой долей вероятности Вы воскликнете: «Вау! Как же это было прекрасно!». А знаете, почему? А по той причине, что благодаря таким событиям происходит перепрошивка нашего сознания – самый быстрый способ освежить его, очистить от всякой мути, посеять в нем семена, на упаковке которых написано: «Любовь к жизни». А это дорогого стоит. И, уверяю, через год Вас потянет обратно, на те же приключения…
О том, что в таких-то числах я буду в Тбилиси, заикнулся другу, который проживает в Ессентуках. Зря это сделал. В тот же день позвонил, сказал, что выезжает, и чтобы я ждал. Даже возразить не успел. Ему лишь бы погулять. Проехав более четырехсот километров, вместе с супругой, под вечер они уже были на месте. Поселились в той же гостинице и, приведя себя в порядок, предложили пойти посидеть в ресторане. Аргументы в виде непотребности моего состояния были отвергнуты сходу и минут через двадцать мы уже сидели в «Мельнице» - одном из лучших ресторанов города.
Заведение, расположенное на берегу Куры, оказалось роскошным, с разноуровневыми залами, переходами, переливающимися золотом и хрусталем люстрами, и даже водопадом внутри, приятный шум которого, по-видимому, был призван улучшить пищеварение местного бомонда. По всем признакам за столами сидели непростые личности, явно претендующие на респектабельность, а то и аристократизм, что было заметно во всем – одежде, скупых эмоциях и жестах, отягощенных высоким статусом плавных движениях ножей и вилок, размеренных и тихих беседах… Туда-сюда с подносами в руках сновали гарсоны в темных жилетах и белых рубашках с красными бабочками…
Подошел официант, красивый молодой брюнет чуть за тридцать, гладко выбритый, подтянутый, холеный. По габитусу типичный грузин, очень колоритный. С амимичным, непроницаемым лицом, по причине чего угадать его настроение и тем более мысли, в том числе рад он нам или нет, было невозможно.
Мои попутчики, которые в этом заведении бывали не раз, переговариваясь, быстро сделали выбор. Я же заявил, что ничего есть не буду по причине состояния. Но другу это не понравилось, и он попросил совета у гарсона. Тот, немного подумав, предложил нам португальского сибаса, приготовленного на пару, с отварным японским рисом. На том и остановились. Забегая вперед, скажу, что от той рыбки я отковырял маленький кусочек. Трава-травой! Но водочки немного пропустил, причем с удовольствием.
Вечер провели прекрасно. Позже были великолепные грузинские танцы, от которых мы пришли в полный восторг. Затем последовала классическая музыка в исполнении местных виртуозов с академическим музыкальным образованием.
Наш гарсон был учтив, старателен, с отточенными движениями рук, но с тем же непроницаемым лицом, в связи с чем нас заинтересовала его личность. На вопрос друга, неужели он, молодой и симпатичный человек, собирается связать свою жизнь с этим занятием, последовал ответ на приличном русском, но с грузинским акцентом: «Вообще-то я экономист и работаю в банке. А здесь я подрабатываю в свободное от работы время». Оказалось, что в ресторане он зарабатывает куда больше, чем на основной работе.
Расплачиваясь за ужин, мой друг оставил гарсону двести долларов чаевых. Понравился, видимо. И лицо того впервые за вечер посветлело, на нем проклюнулись и стали постепенно манифестировать признаки улыбки, а через секунды его губы широко расплылись, оголив все тридцать два зуба вместе с деснами. Какое разочарование! Не всегда улыбка украшает.
В конце нашего вечера, краем глаза заглянув в чек, я испытал настоящий шок. Если бы я знал, если бы я знал! Что мой португальский сибас стоит столько, я бы съел его вместе с головой и позвоночником!
Но наше повествование не об этом гарсоне, а о другом. Тот куда круче, да и чаевых не брал. Не давали.
Итак, тот же 2018 год, тремя месяцами позже. Так получилось, что я опять приехал в Ивановку. Сбылась давняя мечта побывать там осенью. Главным пунктом этого вояжа должно было стать посещение одного, в чем-то сакрального для меня, места. Когда-то, в юности, именно осенью, возвращаясь пешком с сенокоса, я изменил привычный маршрут и набрел на поразившее мое воображение зрелище: на выступе прямо над речкой росли переплетенные стволами береза и рябина, причем с кронами вперемешку, так, что среди березовых листьев висели красные гроздья рябины. Зрелище было настолько впечатляющим, что позже я написал на эту тему небольшое эссе. Это место я тайно посещал каждую осень, хотя расстояние было около четырех километров. Садился напротив и любовался зрелищем.
Однако реализация моего плана затянулась. Во-первых, по причине той же череды «хлеп-солов». А, во-вторых, узнав, что я приехал, как всегда, с утра потянулись пациенты – с остеохондрозами, артрозами, травмами, воспалениями… Зная, что этого не миновать, самое необходимое из того, что могло понадобиться, я всегда вожу с собой. Конечно, хотелось бы чистого отдыха, но, увы, такова наша доля. С годами привык. Тем более, что к сельским пациентам отношусь с особым трепетом - они более искренние. Некоторые и вовсе вызывают умиление. Для таких я одно время держал в кабинете бутылку коньяка и наливал им рюмочку вприкуску с конфетой во время беседы, но потом злые люди отговорили меня от этой затеи. Да и сами пациенты, видимо, чувствовали мое к ним отношение – приходили с маслом, сыром, баночкой меда, чачей, вином..., хотя с моей стороны и намека на мзду не было.
В Ивановке проживает мой старший брат Авраам, с которым у нас тринадцать лет разницы. Он – первенец в семье, вдоволь искупавшийся в лучах родительской любви, я же – последыш, увидевший свет последним, пятым ребенком, поэтому к моменту моего появления их эмоции изрядно притупились. Такими же разными мы и получились. В школу он ходил как на каторгу и искал любую причину увильнуть от нее, я же был отличником и всегда с нетерпением ждал нового учебного года. В итоге он стал пастухом, я же – врачом.
Авраама и попросил составить мне компанию. Узнав, о чем идет речь, он посмотрел на меня с еле скрываемой брезгливостью, будто я позволил себе что-то нетрадиционное. Такой он, жесткий, иногда до цинизма. А отправляться одному в путь было опасно – времена изменились, да и местность одичала настолько, что волки и медведи иногда появляются в Ивановке средь бела дня.
На пятый день моего там пребывания забрезжила надежда. Как раз был сезон заготовки березовых прутьев для мётел, которые в хозяйстве нужны как воздух. А Авраам – мастер их изготовления. Делает их настолько удобными и эстетичными, что, держа в руках, хочется стать дворником. А березы в Ивановке росли не везде, а как раз в том районе, куда мне и нужно было.
В нашем регионе растет особый подвид березы, который называется «береза кривая». Ее ствол будто сделан из пластилина и в процессе роста может изогнуться и принять самые замысловатые формы – подковы, стоячей и лежачей буквы «S», стелющуюся и пр. Расположенные параллельно земле стволы и толстые ветви в детстве мы использовали как качели. Тень от этих берез была излюбленным местом для скота в полуденный зной, а по их корявым стволам обожали бегать и резвиться козлята. Самый именитый родник в Ивановке называется березовым, потому что вытекает прямо из-под корня березы.
И вот, утром 10 октября мы отправляемся в путь. Взяли с собой ружье, охотничий и перочинный ножи, а также пастушью сумку, куда Авраам сложил несколько патронов, какие-то веревки, ремни и большую банку пива.
Маршрут выбрали самый короткий. На три четверти – это крутой подъем по каменистой тропе, в связи с чем осилить его может не каждый. А вот для брата в его шестьдесят девять это было легкой прогулкой, чего не сказал бы о себе. Правда, ружье и пастушью сумку нес я, а это весьма неудобно. И мне ничего не оставалось, как поспевать за ним, в противном случае язвительная критика с его стороны не заставила бы себя ждать.
По пути свернули чуть в сторону и поднялись на Круглый Камень. Это огромная скала, которая нависает над Ивановкой, словно вечный страж. Авраам сфоткал меня на его вершине, прямо на краю бездны, на фоне лежащей внизу Ивановки. В солнцезащитных очках, с ружьем в руках, втянутым животом, брутально расставленными ногами, суровым выражением лица… Вот таким я и был запечатлен для истории.
Посмотрел на кадр и что-то нахлынуло. Очень-очень захотелось совершить подвиг, ну, например, в жестокой схватке победить какого-нибудь медведя. Но остаться живым и невредимым! И чтобы мой подвиг сняли на камеру случайно оказавшиеся рядом журналисты и рассказали о нем миру. Нет-нет, не надо медалей, тем более орденов! Подумаешь, медведь! Мелочь…
Чуть более часа и мы на самой верхней точке нашего маршрута. Остаток пути шел на спуск. Местность, которая раньше фактически была открытой с редко растущими деревьями и когда-то вдоль и поперек истоптана моими стопами, было не узнать. За двадцать лет моего отсутствия она настолько густо поросла лесом, что местами представляла собой сплошную стену из березняка, пройти сквозь который не было шансов. Авраамом, видимо, ранее проводилась тщательная ее рекогносцировка, поэтому он повел меня более свободными от поросли тропами.
Идет, значит, быстрым шагом, что-то насвистывает себе под нос. Я плетусь сзади с ружьем за спиной и пастушьей сумкой на плече. До моей цели оставалось около километра, но он почему-то свернул в сторону, туда, где лес был менее густым.
- Пиво дай!
- Что? – не сразу понял я.
- Сумку открой, вытащи пиво и подай мне! – чеканно и претенциозным тоном произносит он.
- Ах, да… - сумбурными движениями раскрываю сумку и передаю ему увесистую банку пива.
Откупоривает, отпивает пару глотков и, не останавливая хода, протягивает ее обратно. Беру ее и следую за ним. И тут же становится ясно, что распечатанная банка стала неким подобием чемодана без ручки. Даже хуже – ни положить в сумку, ни подержать горизонтальном положении в опущенной руке. Держу в вертикальном положении, чуть вытянув руку, и следую за новоявленным господином. Улыбнуло от нелепости ситуации: в ивановских лесах кандидат медицинских наук несет пастуху пиво.
- Пиво! – командный голос прерывает мои мысли.
Протягиваю банку и руке сразу же становится комфортнее. Опять отпивает два глотка и возвращает. И тут мы походит к первой березе. Господин обходит ее вокруг, внимательно осматривает, затем наклоняет нижние ветви, срезает несколько прутьев, складывает их в пучок, берет и следуем дальше.
Иду в двух шагах от него, думаю о своем, и вдруг натыкаюсь на его протянутую кзади руку. Не сразу доходит, но, слава богу, догадываюсь не задать вопроса и вручаю ему банку. Руке сразу же легче, но через несколько шагов ужасно неудобный предмет вновь в моей кисти.
По несколько прутьев срезаем еще с нескольких деревьев. А вот возле одной березы «специалист» останавливается, долго ее осматривает с разных сторон. Затем быстро залезает на нее и начинает орудовать своим острым как бритва ножом. И вообще, все ножи у него дома настолько острые, что прикасаться опасно. Прутья буквально начинаются сыпаться сверху.
- Что стоишь?! Собирай и складывай!
Снимаю с плеча ружье и сумку, ставлю на пожухлую осеннюю траву вперемешку с опавшими листьями, аккуратно приставляю к ним банку, чтобы не опрокинулась, и исполняю приказ. Только начинаю этим заниматься, как слышу сверху:
- Пиво!
«Ох, ни х… себе!» - подумал на этот раз про себя ученый и бежит к банке. Подать снизу не получается. Приходится залезть. Отдаю ему там банку и спрыгиваю обратно. Не успеваю сделать пару шагов, как:
- Возьми!
Вновь лезу на дерево… Во мне зарождается протест. «Мужик, ты кто?! – думаю про себя, - Кем возомнил себя?! Теорию Ницше о сверхчеловеке прочитал, что ли?! Тот вообще-то имел в виду образованного и умного человека, ну…, почти как я… А ты кто? Колхозник ты, пастух неграмотный! А я кандидат наук вообще-то, изобретения имею, научные тр….».
- Але!!! Ты спишь, что ли? – его голос перебивает мысли.
- Да нет…
- Шевелись давай!
Быстро подбираем прутья, он связывает их в уже увесистый пучок, берет его подмышку и двигается дальше. Цепляю на себя ружье, сумку, хватаю ненавистную банку и спешу за ним. И тут заныла рука. Это от длительного статического напряжения начинает воспаляться сухожилие длинного сгибателя большого пальца. Явно хочет сказать: «За..…а меня ваша банка! Да и вы тоже!». Впервые почувствовал на себе то, с чем в работе сталкиваюсь чуть ли не ежедневно.
Еле успеваю за ним. Рука ноет все сильнее. Внутри клокочет негодование: «Возомнил, видите ли, себя! Да что ты знаешь о мире, в котором ты живешь?! Ровным счетом ничего! Чобан! Тебе лишь бы выпить да набить свое брюхо и в этом вся твоя сущность. Шастаешь по лесам в поисках каких-то кореньев, трав, чтобы окорок да сало повкуснее закоптить. Не ест он, видите ли, то, что едим мы, это для собак, говорит. Чревоугодник ты! Кормишь поросенка Жоржика орехами да фруктами, якобы в знак уважения к его личности. Ага, поверили! Вкусным ты его растишь, вот что! Какое кощунство!».
Очнулся от свиста. Авраам с дерева:
- Слушай, профессор, ты сегодня чем-нибудь будешь заниматься?
- Я…, это…
- Что «это»? Банку подай, да пошевеливайся!
«Ты и понятия не имеешь, насколько сложен мир, который нас окружает. Именно мы, ученые, тужимся, зарабатывая геморрой, над разгадкой законов мироздания. Не пойму, как можно жить спокойно, не зная ровным счетом ничего о законе относительности Эйнштейна, теории вещей Канта, диалектике Гегеля, метафизике Фейербаха, ну, хотя бы об иррационализме Шопенгауера…?! Как?! Как можно ставить шашлыки с ткемали или хинкали с кизиловой водкой выше науки, литературы, искусства?! Питекантроп!».
Смотрю на него снизу - стоит с широко расставленными на ветках ногами и орудует своим ножом. Рука машинально открывает сумку, перебирает патроны. Думаю: «Интересно, среди них нет заряженного солью? Влепить бы в его тощий зад!».
Еще два дерева и… баста! «Господин» формирует увесистый моток, крепко перевязывает его в двух местах и взваливает себе на плечо. Трогаемся в путь.
Буквально через сто метров сбрасывает его на землю, становится в полусогнутую позу и, держась одной рукой за поясницу, со страдальческим выражением лица:
- Прихватило что-то… Понеси.
Ложит эту бандуру на мое плечо, берет из моих рук банку и вновь трогаемся в путь. Идет ровно и шустро, без минимальных намеков на инвалидность, которые бы я сразу раскусил профессиональным взглядом. Иду сзади довольный, можно даже сказать, счастливый. На одном плече ружье и сумка, на другом увесистый моток прутьев. «Только бы не вернул мне этот адский предмет!» - думаю.
- Так где, говоришь, твои кусты? – спрашивает.
- Не кусты, а береза с рябиной. Вот, здесь, внизу должны быть.
- Нашел, где искать! Сейчас увидишь, что там творится.
Минут через пятнадцать мы уже внизу. И увиденное меня повергло в шок: он был прав, эти места давно были затоплены водохранилищем. А год назад из-за обильных дождей плотину прорвало и неистовый поток устремился вниз, на десятки километров сметая все на своем пути. От большого водоема осталось маленькое болото, из которого местами торчали огромные валуны да сухие деревья, основание большинства из которых, видимо, подгнило, они надломились и упали верхушками в грязную жижу.
«Как жаль! Как жаль!» - сокрушаюсь я про себя и отворачиваюсь в сторону, дабы мой критик не увидел печаль на моем лице. «Все равно, я буду помнить вас, мои красавицы…» - шепотом произношу про себя в страхе быть разоблаченным стоящей рядом мужланистой личностью.
Однако, минутой позже мое настроение резко меняется на противоположное, но я стараюсь максимально скрыть свои эмоции: отпив последний глоток, мой кровопивец бросает банку вглубь болота. Неподвижно торчащий над жижей и сверкающий на солнце предмет вдруг превратился из ненавистного в символ моей свободы.
Но бог в тот день, видимо, видел мои мучения и решил сделать мне еще один роскошный подарок.
Домой решили пойти по другому маршруту – вниз мимо подножия горы Святого Феодора. Трогаемся в путь, Авраам спереди, свободный как песня, я же сзади, загруженный как осел, но заметно более счастливый, чем был минутами раньше. Идем по направлению к роднику Святого Феодора.
В старые временя эти места были деревенскими пастбищами, поэтому скот не давал прижиться росткам деревьев, обгладывая их на корню. Сейчас же все пространство было усеяно порослью березы, ели, дубняка. Они росли и на еле заметной уже автомобильной колее. Большинство дорог в этих местах пришли в негодность, поэтому проехать по ним было невозможно даже на вездеходах. Было ощущение, будто молодые деревца удивлены нашему там появлению, с любопытством наблюдая за нами и перешептываясь. Нас окружало сказочно живописное пространство, а воздух был чистым как звон хрусталя.
Авраам вдруг резко остановился и уперся взглядом куда-то в сторону, будто пытался рассмотреть вдали что-то очень важное. Затем резко повернулся и быстрым шагом направился туда, хотя это было вне нашего маршрута.
- Ты куда? – недоумеваю.
- Иди за мной.
Изо всех сил стараясь не отставать от него, я одновременно пытался разглядеть впереди что-то, способное утолить любопытство. Но мои старания были тщетны.
Минут через десять Авраам поворачивается ко мне и первый раз за день я вижу его улыбающееся лицо. Нет ничего обаятельнее улыбки тирана. Вы никогда не замечали? Ну, почему бог так несправедлив?!
- Ничего не замечаешь? – спрашивает, лукаво прищурив один глаз.
- Нет…
- Смотри внимательно.
С большим трудом метрах в пятисот от нас замечаю цепочку маленьких белых точек. «Что же это может быть?» - ломаю голову. И тут меня осенило: «Грибы! Точно, грибы!». Во все времена эти места, унавоженные скотом, считались богатыми на шампиньоны. Осел, который минутами раньше был гарсоном, а до этого ученым, во всю прыть понесся вперед, оставив далеко позади своего мучителя. Дело в том, что для меня нет большего блаженства, как собирать грибы.
Через пару минут я на месте, вне себя от счастья. Да-да, именно они. Растянулись в длинную цепочку, настолько длинную, насколько видит глаз. Беленькие, мясистые, коренастые… С яблоко, блюдце, мою голову… Красивые, пухленькие, веселые… О, всевышний, спасибо тебе за этот царский подарок! Буду вечно чтить тебя и послушаться!
Подходит Авраам. Все еще улыбается:
- И что делать собираешься?
- Как что? Издеваешься?
- Во что собирать будешь?
А вот этот вопрос больно приземлил меня. Действительно, собирать-то не во что. Нет-нет, бог не может быть так несправедлив. Да и я всегда был способен находить выход из любой ситуации, правда, с его же помощью. Минута раздумий и снимаю с себя ветровку. Остаюсь в одной футболке, не способной противостоять осенней прохладе, но это мелочь. Ветровка просторная, из тонкой плащевой ткани – что надо. Застегиваю до конца молнию, перетягиваю веревкой капюшона горло, завязываю в узел рукава. Мешок готов, причем весьма вместительный.
Полчасика ликующего счастья (ибо сей прекрасный процесс иначе назвать нельзя) и «мешок» доверху набит грибами. Горловину завязываю веревкой, а рукава связываю между собой в подобие ручки. Драгоценность готова к транспортировке.
За происходящим кровопивец наблюдал без особого энтузиазма. Морально я был готов нести на себе весь груз, но в тот момент, кода я прикидывал, как это сделать удобнее, Авраам, ничего не говоря, взвалил на плечо моток прутьев и бодрым шагом пошел вперед. Опять-таки, без мало-мальских признаков инвалидности. Я поплелся за ним.
Становится ясно, что «мешок» с грибами – это тот же чемодан без ручки. Нести его на спине было удобнее всего, но грибы от болтанки превратились бы в труху. Держать его спереди, обхватив руками имело бы последствия для спины. Оставался один выход – нести его в слегка отведенной руке, чтобы не бился о бёдра. В этом случае грибы остались бы целыми, но имелся реальный риск заработать адгезивный капсулит плечевого сустава. В итоге выбрал третий вариант. Четыре километра сложнейшего маршрута дались очень тяжело, но грибы в итоге были доставлены целыми и невредимыми.
А вечером того же дня мы уже наслаждались жареным на сливочном масле до румяной корочки деликатесом с изумительной кизиловой водкой. И все печальки прошедшего дня бесследно растворились в этой прелести бытия…
Фото сделано 10 октября 2018 года. Думаю, уважаемый читатель узнает на нем всех персонажей того противоречивого дня.
Свидетельство о публикации №224121801055
Алексей Чипизубов 15.01.2025 20:58 Заявить о нарушении