Диаспора
Заниматься политикой также приятно, как заниматься сексом,
если при этом не несёшь за это какой-либо ответственности.
Автор
Эта работа посвящена геологоразведчикам
экспедиции №7, погибшим в сезоны 1981 – 2001 годов
при поиске и разведке нефтегазоносных месторождений в ТПП.
Перед вами не эссе и не социологический обзор. Это, возможно, малосвязанные воспоминания, выписки из работ, статей, затрагивающих проблему миграции. Ну, и отдельные мои пометки. Из упомянутых здесь имён и их судеб только одно, и судьба его –реальны; остальные же – это микс из множества реальных и виртуальных судеб, с которыми мне пришлось столкнуться или узнать, виртуально, о них.
Множество сносок на сайты, где затронуты проблемы определения понятия «диаспора» в представленном здесь варианте, опущены. Проблемы определения понятия «диаспора» выполнены на примере, возможно самой представительной в РФ из них – азербайджанской.
Поджарые зайцы
Отчего так? Возможно сказались осевшие в дальней памяти жуткие события второй половины восьмидесятых годов прошлого века невольным участником, и даже их инициатором, в какой-то мере, мне пришлось быть. А надо отметить, что задолго до них, в самом начале моей трудовой деятельности мне пришлось работать в весьма разношёрстной по национальному составу полевой партии, ведущей сейсморазведку в песках Кызылкума. О тех временах остались в памяти, кроме работы, несколько анекдотических и не очень случаев нашего полевого быта, да поджарые зайцы, коим я посвятил панегирик:
Сейсмический профиль. Жара - в пятьдесят.
Ползёт по пустыне забытый отряд...
Вторую неделю ни крошки во рту,
Лишь заяц поджарый на ужин - ко сну.
Нас база забыла. Нас дома не ждут,
Завхоз полупьяный в пустыне заблуд...
Вторую неделю ни крошки во рту,
Поджарые зайцы спасают сейсму.
Ночь напролёт по пескам водовозка
Зайцев гоняет фарой, двустволкой...
Садится поджарый в свете луча
Дроби заряд проглотив сгоряча.
Начальству плевать. Им план - "кровь из носа",
Отряда радист исхудал от поноса...
Пустынные зайцы - Нажравшись от пуза
В Газли мы искали нефть для Союза.
Кстати, о полупьяном завхозе нашей партии. Кажется, он единственный, кто был похож на азербайджанца. Ну, вылитый Алиев, только поджарый, точнее – жилистый с обветренным, коричневым лицом. Впрочем, что он был азербайджанец - утверждать не берусь, как и то, что он был вечно полупьян. Запомнилась его малоприятная привычка – время от времени, с натугой, сопротивляясь чему-то невидимому, он рывками поворачивал голову вправо, кося глазами куда-то за плечо; потом резко возвращал голову … Подружка моя, Аля шёпотом поведала, что он в войну летал на истребителе, и приходилось крутить головой, высматривая фашистов, и был контужен…
Аля
Кто кем был в нашем разношёрстном коллективе не выяснялось, но славяне, судя по лицам, были в явном меньшинстве. Тем более, частой приговоркой, особенно после чифиря, да при «политических» спорах на тему, типа - «а правильно скинули Никитку», на базе партии, расположившейся лагерем посредине очередного профиля, была фраза, что «все мы здесь партийные».
Да и малышке Але, взявшей надо мной шефство по причине своего старшинства на два года с лишком, и в голову не могло прийти, чтобы знакомясь заявлять о своей национальности. Внешне она была похожа на смазливую японочку, склонную к лёгкой полноте. Первое что она пропела – Аля, медик, скорая помощь, по совместительству техник-оператор сейсмостанции. Тут же, уточнив, что я всего два месяца назад как окончил школу, она как бы попутно сообщила мне, что несмотря на её двухлетний стаж геофизика, если у меня где-нибудь вскочит прыщ, то с ним – к ней. При этом нагло посмеиваясь она уставилась на мою, усеянную, алыми прыщами, физиономию.
В общем, по возможности, я пытался её избегать. Но вскоре она заявила, что мне нечего мотаться по «косе», там и четырёх классов хватит для рабочего второго разряда, а она обучит меня работе на ЧИСС и сделает мне четвёртый разряд – высший для рабочего. Слово своё Аля сдержала. Через месяц я, не глядя, менял кассеты с фотобумагой на осциллографе ЧИСС, руки стали коричневыми от проявителя … Но, - этот месяц! …
ЧИСС осваивалась после ужина, а весь день я, как самый молодой в отряде, мотался, с рацией на боку, по размотанной косе, устраняя плохие контакты сейсмоприёмников. Порою казалось, что оператор специально, посмеиваясь, гоняет меня –туда-сюда, возвращая, то и дело, к одним и тем же СП. Но, Аля! И того хуже…
- Ты куда, босым! –звенел на весь ухмыляющийся отряд её голосок – на песке плюс пятьдесят, яйца варить можно, а ты босиком… подошву сожжёшь и, присев, застёгивала мне сандалии…
- Ты куда, шляпа? Куда без шляпы? На колени! ... И весь наш табор похохатывал, когда Аля, упёршись мне в нос голым пупком, пыталась натянуть на мои вихры застиранную, когда-то зелёную шляпу полевика.
- Ты куда, без рубашки? Обгоришь, лечи тебя потом… и эти лохмотья – твоя рубашка? …
- Ты что в борщ сметану не кладёшь? И, на, держи-ка - Галина джейрана, пальчики оближешь приготовила. А мне тот джейран не лез в горло. Я видел, как плакала Галина разделывая её. Джейран оказался самочкой, беременной.
- Ты куда берёшь СП, а лопатку в зубы, что ли? ... Усман помоги мальчику, отнеси на 30-й и 40-й пикеты. Усман, узбек лет 35-ти, рабочий второго разряда, как и все мы, легко подхватывал тяжеленые параллелепипеды приборов и лёгким пружинистым шагом устремлялся к профилю. Я, отмахивая лопаткой изредка подползающих скорпионов, вприпрыжку сопровождал его.
Усман рассказывал, что скоро опять отгул, и он поедет в свой кишлак, где у него три жены. Он будет в халате лежать в виноградной беседке на персидском ковре (ещё от прадеда), жёны будут подносить ему в пиалах «кук чойи – якши чойи», а потом плов … о, настоящий наш плов с жирным барашком, а не эта рисовая каша Галины с засушенными пустыней зайцами…а к плову чачу, что он сам делал из своего винограда… для этого …
Не будучи поклонником чачи попытался вернуть разговор к теме трёх жён.
- Ай, женщины вздохнул Усман – я здесь от них отдыхаю… а вот и тридцатый, давай закапывай прибор, а я на сороковой, там старый заберу, потом здесь старый, и в лагерь… тебя ждать не буду – по профилю не заблудишься. …
Но самые жуткие испытания ждали по вечерам при освоении ЧИСС.
ЧИСС была установлена в километре от лагеря в бункере размерами 2*2*2, накрытым сверху плотно пригнанными четырёхметровыми досками, покрытыми брезентом, на который был положен толстый войлок; на нём разрезанный громадный тулуп с густой шерстью завершал покрытие бункера. Всю эту конструкцию закрывала брезентовая, без днища палатка грязно-зелёного цвета. В перекрытии бункера было две дыры. В одной торчала узкая лёгкая металлическая лесенка, что вела из палатки внутрь бункера. Из другой дыры, окаймлённой толстым бетонным цилиндром, поднималась верхняя часть цилиндрической печи, труба которой через отверстие в металлическом листе, вшитом в ткань палатки, высоко торчала над палаткой, поскрипывая растяжками.
Рядом с палаткой накрытый брезентом горбился бензиновый генератор, дающий ток для освещения палатки, бункера, а также для ЧИСС. Чуть поодаль, на деревянном постаменте лежала двухсотлитровая бочка для бензина, с заглушкой вверху и краном внизу.
Внутри бункера в дальнем левом углу на металлическом каркасе, стоя в поддоне гудела вытяжкой дровяная печь. Впрочем, если задвинуть заслонку, то гудение умолкало. Но Аля не рекомендовала это делать – воздух становился тяжёлым, возможно от войлока, покрывавшего стены бункера. Да, и топить печь – тоже не следовало. Она - для зимних холодов. Стены бункера за печкой были покрыты листами асбеста, а остальное и пол – тёмно-серым войлоком. В правом дальнем углу в метре от печки, на деревянном помосте стояла ЧИСС; в правом ближнем углу, рядом с лестницей стоял на всю высоту бункера, стеллаж на шесть полок, плотно заставленных рулонами осциллографической фотобумаги. Между станцией и стеллажом тянулась крытая клеёнкой полка, шириной 35 см., служащая столом. На столе лежали: рация, будильник и секундомер – моё оборудование для своевременного и полного приёма сейсмических волн от дальних взрывов нескольких тонн тротила. Всё от того, что с дальних пикетов работа велась на морзянке, которой я не владел. У противоположной стенки между лесенкой и печкой под красным фонарём тянулась на уровне пояса, такой же ширины метровая полка для четырёх кюветов - проявителя, промывки закрепителя, промывки.
Аля металась в красном свете фонаря то от стеллажа к ЧИСС, то от станции к кюветам, рассказывая при этом о границе Мохо (Мохоровичича) и зачем мы её исследуем и как важно… А я примостившись на лесенке смотрел на её полупризрачный облик - ярко-красный в свете фонаря и тёмно-красный в его тени. А от её метания эти яркие и тёмные краски смешивались, менялись кружа, и казалось, что факел пламени танцует передо мной.
Ровно в 18.00 из рации раздавалось трижды «тииип, тииип, си-си-си»; на предпоследнем «си» Аля (иногда и я) нажимала «пуск» на ЧИСС; приёмная кассета под гудение движка начинала заполнятся рулоном фотобумаги; через пару секунд крайняя левая золотистая чёрточка на щели экрана осциллографа вздрагивала (метка момента взрыва), а ещё через несколько секунд расплывались и все остальные чёрточки. Шла запись сейсмических отражений.
– Ты что, спишь? – Аля пахнущей проявителем резиновой перчаткой щёлкнула меня по носу
– Нет, слушаю тебя.
– Слушаешь? А что глаза отводишь? А ну-ка, выполняй цикл, и рассказывай мне что для чего, а я посижу на нагретой ступенечке, хотя от твоих костей тепла как … ну, да ладно...
Аля стянула перчатки, запустила ладони в мою шевелюру и стянула меня с лестницы. В тесном пространстве бункера мы на мгновение соприкоснулись телами… и только красный свет фонаря не выдал, скрыл моё, с пылающими прыщами, лицо…
Раскрыв очередной рулон фотобумаги и устанавливая его в подающую кассету я забубнил:
– ЧИСС, частотно-избирательная сейсмостанция предназначена для регистрации в центральной точке исследуемой площади поверхности границы Мохо спектрального состава сейсмических волн, возбуждаемых зарядами ВВ на проектной площади дневной поверхности по установленным проектом профилям. Станция неподвижна на всё время проведения работ. По профилям движется вместе с сейсмоприёмниками сейсмостанция, регистрирующая продольные и поперечные волны, отражающиеся от сейсмических границ, в том числе и от Мохо. Для этого …
Так пролетел месяц… к середине октября резко похолодало… И однажды Аля сказала, что завтра-послезавтра лагерь перебазируется на конец профиля, потому что гонять сюда-туда каждый вечер-утро станцию и машину с работниками невыгодно. В общем, я остаюсь здесь один. Раскладушку и спальник мне в палатку доставят. Она же напоследок проверит, всё наличие и функционирование…
В палатке уже была сложенная раскладушка, на ней в чехле – запакованный спальник, и два белоснежных вкладыша. У палатки появилась ещё одна цистерна – с водой, и большой ящик с консервированными продуктами. С другой, от генератора, стороны палатки образовалась куча поленьев. Аля сказала, что это для печки на случай сильных холодов, делать мне целый день будет нечего – сложу поленницу, а сейчас мы проверим как печка греет, и захватив пяток поленьев Аля спустилась в бункер.
– Смотри внимательно … поленья в печку; два кладём, а три над ними шалашиком; в поддон наливаем с литр воды – для безопасности; вот поджиг – Аля достала откуда-то из-под лестницы двухлитровую бутыль с прозрачной жидкостью – как все уедут, лучше вынеси её наверх, и вообще из палатки; вот спринцовка - набираем наполовину поджига, подходим к печке, открываем в трубе вытяжки заслонку, повторяю, что это очень важно - открыть заслонку, чтобы остаться живым; сбрызгиваем поджигом дрова тут же бросаем на дрова горящую спичку и быстро, но нежно, без стука-грюка, чтоб дрова не выпрыгнули, закрываем дверцу… слышишь, как загудело? Всё понятно? Повторишь? Не надо? Говоришь, с пяти лет сам дома печку растапливал. Ну, тогда, вот журнал по ТБ, распишись, что инструктаж по печке получил, практические занятия прошёл. Вот и умница…
Я стоял опершись спиной на стеллаж, Аля сидела рядом высоко на лесенке. Мы слушали, как гудит печка, а мрак постепенно наваливался на отверстие в потолке над нашими головами.
– Да, - Аля соскочила с лесенки – покажу что делать нельзя, когда один, а коль вдвоём, то можно, но осторожно.
Аля подошла к печке пошарила под её поддоном и вытащила какую-то сетчатую каракатицу. Но когда она, раскрыв дверцу печки, разместила перед горящими поленьями каракатицу, то оказалось, что сетка их плотно закрывает, не давая выпасть на поддон, а то и на пол. При этом сама сетка была незаметна, и было видно, что языки пламени ещё сильнее взметнулись вверх, под усиливающийся гул.
Аля прикрыла заслонку, так чтобы и гул утих, и языки пламени спокойно заиграли на поленьях. Выключив свет, Аля встав спиной к печке стала раздеваться, бросая одежду на стол. Её тёмный силуэт, очерченный оранжевым сиянием от печки, разрастаясь медленно плыл ко мне. Не зная, что делать, я просто стоял у стеллажа и ждал, что будет дальше...
Подойдя вплотную Аля повернулась ко мне спиной, взяла мои ладони и положила их себе на груди, обняла ногами мою правую и резко прижалась ко мне, так, что я невольно присел. Левая нога упёрлась в нижнюю ступеньку лесенки. Руки ничего не чувствовали. Вторая снизу полка стеллажа впилась в правую икроножную мышцу. Третья полка поглаживала седалище, четвёртая – пересчитывала лопатки, пятая постукивала по затылку… Аля, крепко обняв ногами мою правую, полусидя, медленно раскачивалась на ней.
В принципе, теоретически я знал, что мне следует делать в сложившейся ситуации. Но, голова моя была забита тем, что при моём росте под метр девяносто, мы никак не могли бы поместится на свободных полутора метрах пола. А Аля, повернувшись ко мне грудью, обняла меня за шею и, подтянувшись, прижалась пылающей промежностью к моему паху, где всё до боли напряжённо ныло и дрожало.
Аля, изогнувшись лицом к пламени печки, часто дыша, слегка улыбалась. Она, то сжав кулачки, молотила ими по моей груди, то танцующими пальцами запускала их в узкое пространство между нашими телами; я же в каком-то бессознательном бреду, впился глазами в ало-оранжевые полушария с тёмно-красными бугорками на середине их, и не мог понять, ни что это, ни почему безумно тянет впиться в них. А они танцевали передо мною, то приближаясь к моему лицу чуть ли не вплотную, то проваливаясь куда-то в зыбкий полумрак… Отбросив в стороны Алины руки, я обнял полушария дрожащими руками, соединил их в одно и уткнулся губами в эту зовущую плоть…
… вдруг обжигающая боль, пронзив там, где сливались наши тела, заставила меня резко сжаться, выпустив из рук Алю. Она шлёпнулась на пол и испуганно взглянула мне в лицо, но тут же её глаза заскользили вниз и испуг сменился радостным, ласковым смехом. Она вначале протянула левую ладонь ко мне между ног, а потом подняла её к моим глазам. На ладони рубиново алели пара капель крови.
- Миленький ты мой… ай, какая я нехорошая – радостно пела Аля – уздечку порвала, а вот мы её сейчас подлечим перекисью… ну-ну, не дёргайся, ты же уже мужчина! Ну вот, ЧИСС ты освоил, Налю – тоже. Жаль, что так скоро, тебе же через месяц восемнадцать будет. Думалось, себя подарить. А что теперь?
- Налю – это что освоил? – кривясь от перекиси спросил я.
Мы поднялись наверх, в палатку, легли на расстеленный тулуп. Наля распластавшись на мне зашептала:
- Наля – это я, по-русски – значит «щедрая женщина». Правда, я – щедрая женщина? Хотя и не русская. Вот, и крови совсем нет … - Наля осторожно, медленно губами убрав крайнюю плоть, обнажила уздечку и плеснула на неё перекись.
- А какая же ты? - Стиснув зубы прошипел я.
- Чистокровная таджичка. Но вообще-то – москвичка – и родилась в Москве и медучилище там окончила. А как же здесь? А, это из-за отца. Профессор, большущий начальник. Сослал единственную доченьку два года назад сюда - на полевые работы. У нас же всё руководство и специалисты партии – его подчинённые. Глупый, как будто они не мужчины. Это на нашей родине, Наля – совсем другое, что - «щедрая женщина» в Москве. Вот рожу ему внучку, а лучше внука. Хочешь, так от тебя рожу? Да не дёргайся ты! Пошутила я.
Наля еще несколько раз пользовалась перекисью, пока я не перестал реагировать, и на перекись, и на её нежные тёплые губы, и на щекочущий язычок … Мы вышли наружу. Палатка зелёным кристаллом сияла в чёрной ночи Кызылкума и подсвечивала, казавшимся приведением, силуэт Нали. Но когда я включил генератор на зарядку аккумуляторов, зелёный кристалл и привидение растаяли в непроглядной ночи.
Обняв Налю я стал рассказывать, как идя поздно вечером домой с мамой, обещал, как выросту, то достану ей эту самую яркую, повисшую над ведущим на юг шоссе, звезду… и только, когда мне на локоть упали несколько капель, я понял, что Наля плачет.
Отыскав губами в черноте ночи её солёные щеки, думал, что успокою Налю, но она только сильнее зашмыгала носом. Вернувшись в палатку мы вдвоём заползли в спальник и Наля стала мне рассказывать, как она жила в Москве уже более 10-ти лет без мамы, нелепо погибшей посредине Москвы в солнечный зимний день. Как она школьницей жила в специнтернатах для одарённых детей из-за вечного отсутствия отца; а потом - в общежитии медучилища, как будто она иногородняя. Наля пела, пока я не уснул …
Проснулся от бесконечно плачущего, какого-то уставшего женского голоса, твердящего под несложный мотивчик одну и ту же фразу, бесконечное «кус ми Гари-Гари, кус ми», «кус ми Гари-Гари, кус ми» … Нали в палатке не было. На тумбочке лежала записка – «не проспи запись, будильник поставила на семнадцать, жди, буду». Стрелки показывали, пятнадцать.
Выключив бубнящую рацию вышел наружу. Давящая тишина стиснула голову. Там, вдали, где ещё вчера темнел контур двенадцатиместной палатки и двигались пятна машин, тянулись пески Кызылкум…
Недели через три после полудня я услышал звук подъезжающей машины. Выйдя из палатки, увидел, как из кабинки притормозившего грузовичка выскочила Аля и бросилась мне навстречу… В эту ночь своего совершеннолетия я был, я стал мужчиной…
Поздним утром мы стояли обнявшись у палатки и ждали Керима. Когда Керим, водитель из Туркменбаши (Красноводск), издали сигналя на все Кызылкумы, подогнал свой грузовичок к палатке, Аля, глотая слёзы твердила, что я не смогу и не сумею, (никак не посмею, только попробуй, не позволю себе) забыть её. Не знаю, сколько бы мы ещё так стояли, вцепившись друг в друга, пока Керим, не забросил Алю в кабинку и пожелав мне своё «саг бол», рванул свой грузовичок навстречу рассвету…
Более с Алей я не виделся.
А через семь месяцев я поездом ехал из Кагана в Душанбе, чтобы оттуда улететь в Днепропетровск - для поступления в институт. В аэропорту пожилая таджичка, кассир, узнав куда мне надо лететь, запричала, что посадка уже закончилась, что она сейчас задержит вылет, что быстрее паспорт… и я бежал к ожидающему меня траппу у ИЛ-14, потеряв на ходу с левой ноги сандаль и оторвавшийся от пятки толстый слой ороговевшей кожи. А кассир кричала мне вслед, что самолёт с промежуточной посадкой, и там, чтобы из здания аэропорта никуда не выходил, чтоб я не потерялся… Глядя из иллюминатора на уходящий Таджикистан, я думал, что где-то здесь живёт многочисленная родня Али, и вот когда я окончу институт, то … То я и не мог подумать, что, через многие годы, когда у меня будет уже трое детей, моя меньшая выйдет замуж за двухметрового красавца таджика, а ещё через десять лет я в их меньшей, своей внучке, начну угадывать черты незабытой Али.
Яшка и Милка
Так что, в институт я явился настолько наинтернационализированный, что в кругу моих друзей были и Яшка Ротштейн, и Милка Симановская, хотя они друг друга игнорировали, по неясным мне, в те времена, причинам. Впрочем, тогда я этого и не замечал, или просто не задумывался. Это сейчас я вспоминаю шикарную квартиру Ротштейна со старинной мебелью и богато сервированным столом, и вспоминаю стандартную хрущёвскую двушку Симановской, где её мама угощала меня вареньем из лепестков роз. Впрочем, с ними, и со всеми другими друзьями-однокурсниками я расстался, так как, предвидя отчисление за неуспеваемость, явился в военкомат и попросил, чтобы меня срочно забрали в армию. Сразу отмечу, что после армии я тот же второй курс окончил на одни пятёрки. Но ни Яшки, ни Милки в институте уже не было.
Эдик
Ни азербайджанцев, ни таджиков, ни узбеков в институте не было. Не было их и в армии. Мне, после учёбки, по прибытию в полк, сразу навесили к ефрейторской ещё одну лычку и поставили взводным. Во взводе РЛО были, как на подбор, ребята с восточной Украины. В родственном нам соседнем, по койкам в казарме, взводе были ещё Пацюлис - литовец и Халилов Эдик – татарин по отцу и украинец по матери. Пацюлис запомнился тяжёлым пессимистом, всем недовольным, всё отвергающим.
Халилов, в противоположность ему светился радостью. его лицо без сияющей улыбки и представить было невозможно. Эдик часто уходил в самоволку – к своей уже беременной невесте. После демобилизации сразу женился. Приходил в часть с золотым кольцом, с довольным лоснящимся лицом и с фотографией такого же вылитого, но миниатюрного, Халилова, с такой же лоснящейся довольной физиономией.
Эдик собирался ехать с женой и сыном в Крым. Мать писала, что отец перестал её терзать за сына, что женился не на нашей татарке, что давно была определена ему в жёны; теперь сам украдкой смотрит на фото внука и пыхтит; так что, приезжайте, только невестка пусть оденется по-нашему; а волосы у неё и так чернее, чем у здешних. Эдик смеялся и рассказывал, как они с его русоволосой Наташкой несколько раз красились, пока не нашли настоящую чёрную краску.
Елена, Ленка, Алёнка, Лена, Елена Дмитриевна.
Это была далеко не первая в моей полевой жизни экспедиция. Так что я был приятно удивлён, когда меня не отправили сразу на полевые работы, а предоставили в моё, хотя и временное, распоряжение жилище в виде громадной комнаты с четырёхместной шконкой, сооружённой из свежеструганных досок, крытой матрацами, одеялами, простынями, четырьмя подушками и шикарным голубым покрывалом.
Во второй комнате квартиры жила с четырёхлетним сыном Елена, малоприветливая дама, лет 26-ти, со слегка выпуклыми светло-коричневыми глазами, тёмными, резко очерченными губами и нависшим над ними слегка одутловатым носом… В первый же вечер ко мне зашёл малыш, усевшись на шконку долго молча смотрел, как я настраиваю свой небольшой чёрно-белый телевизор, а когда я наконец включил его, он слез со шконки, подошёл к телевизору и, уперев руки в бока, пропищал: «и нах… эта х… мне нужна?» и потопал к двери. У двери постоял, глубоко задумавшись, и добавил, что он позовёт меня к себе, когда мамка будет голая …
Дней через пять температура опустилась до минус 45-ти, так что, когда я добежал от своих друзей до квартиры, то был неприятно удивлён закрытой изнутри дверью. Меня уверяли, что двери не закрываются. На мои отчаянные стуки никакой реакции не было. Я уж собирался было бежать назад, к друзьям – проситься на ночлег, но, когда развернулся, то увидел двух Елен. Одна – Елена, соседка по квартире, Вторая – Ленка, отчаянно красивая замужняя девица с бирюзово-синими глазами, ярко-красными губами аккуратным прямым носиком. Девицам было жарко. Не спеша, и цепляясь друг за дружку, они, не замечая меня, стали вскарабкиваться по трём ступенькам… удивительно, но ключом в дверную щель замка Елена попала сразу и не целясь.
Однако, когда вслед за ними я попытался было зайти в квартиру, Ленка неожиданно так шуганула меля, что я чуть не оказался снова на 45-тиградусном морозе. Елена проскользнула к себе в комнату. А Ленка, матерясь, полезла своим маникюром мне в глаза. Ничего иного не оставалось делать, как утихомирить вконец окосевшую, Ленку. Сообщив, что ей сейчас шмась делать будут, я растопыренной пятернёй сгрёб её личико и впечатал голову затылком в стенку коридора. Бирюзовые глазки съехались к носику, губки скривились, собираясь заплакать. Ленка осела и затихла. Я помог ей зайти к Елене, а сам пошёл к себе. Но не тут –то было.
Дверь в мою комнату была заперта изнутри. Вспомнив, какой хлипкий крючочек удерживает её закрытой, саданул в неё кулаком … На сексодроме застыли двое. Взяв тулуп, предоставил в их распоряжение пять минут, на, чтоб вымётывались и вышел покурить. Черноту полярной ночи рассекали вертикальные столбы света от невидимых фонарей…
Вышедший ко мне парень оказался нашим вездеходчиком. Стрельнув сигарету он извинился за Алёнушку, что затащила его сюда.
- Ага, значит третья – Алёнушка? – съехидничал я.
- А четвёртая – Лена, со взрывсклада, и последняя – француженка Елена Дмитриевна -заключил парень.
- Из Франции и сюда?
- Да, нет. Преподаёт французский … в школе.
- Училка? И…?
- Причём, самая дорогая из них.
- Ты, что - всех, что ли?
- Нет, я только с Алёнушкой. Она денег не берёт… жаль, что не только с меня не берёт … выматерившись, парень ушёл в общагу...
Утром я был разбужен продолжительным негромким стуком в дверь … на моё «да, войдите», дверь резко раскрылась и на пороге застыла Алёнушка с накрытым белой салфеткой подносом. Я бы сказал, Настенька, из сказки «Морозко». И тут же сообщил об этом ей.
- Знаю – прошелестел голосок – но я - не Настенька – и на меня глянули глаза тёмно-зелёной тайги, - не желаете ли откушать, милостивый сударь? Алёнушка низко наклонившись поставила поднос на стоявшую рядом со шконкой табуретку. Перед моими глазами в вырезе её лёгкого платьица качнулась пара молочно-белых полушарий, украшенных кружочками розового цвета. Алёнушка распрямилась, крутанулась, юбка взлетела, продемонстрировав отсутствие трусиков и улеглась на стройные ножки её хозяйки. Та, задержавшись у двери, опять потупив глазки в пол, прошелестела, что если сударю, что будет ещё угодно, то … и она постучала по двери.
Моё – «благодарствую, сударыня» - воткнулось в уже захлопнувшуюся дверь.
На подносе было: три поджаренных ломтя белого батона, яичница из двух яиц с беконом, полстакана густой сметаны, громадный бутерброд со сливочным маслом и сёмгой, а к нему большая кружка дымящегося чёрного чая с лимоном…
Часа два опять раздался осторожный стук и не ожидая моего ответа, вновь на пороге возникла Алёнушка. Из её извинений я понял, что они все собрались, чтобы отметить, а нет кому раскрыть шампанское, так если меня не затруднит. Я, согласившись, чуть было не ляпнул, а что собрались отмечать, да вспомнил, как вчера меня приглашали друзья, на вечер к ним в гости – отметить 8-е марта…С подарком для милых дам у меня проблем не было, так как уже знал, что профессионалки, когда трезвые, - это самые высококультурные и ещё более высоконравственные особы. Так что томик Есенина –это было самое то, что надо к 8-му марта…
Не знаю, что более меня поразило, когда зашёл в комнату к соседке – богато сервированный стол или пять пар глаз разного цвета. Кроме уже известных мне светло-коричневых, синих и тёмно-зелёных, на меня, также смотрели глаза в разноцветную крапинку и совершенно бесцветные, какие-то жуткие глаза. как мне подумалось - глаза француженки...
- Елена, Ленка, Алёнушка, Лена, Елена Дмитриевна, вначале я хотел сказать есенинское, «пускай ты выпита другим, но мне осталось, мне осталось…», но глядя на волшебство разноцветья ваших глаз уверен, что не найдётся тот, кто мог бы выпить этот прелестный… - и я продолжал заливать и наливать шампанское в хрустальные фужеры…
Мы пили, ели, Ленка с Леной под гитару Елены Дмитриевны пели романсы, все мы пели наши геологические, когда «дым костра создаёт уют, искры гаснут в полёте сами, пять ДЕВЧАТ о любви поют…», а ещё все они, перебивая и поправляя друг друга рассказывали мне все свои истории, которые они-то уже знали наизусть, а я-то был новым и безопасным слушателем. Мы как-то само собой понимали, что ни сейчас, и когда-либо потом, не испортим этого «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», не испортим потной вознёй в смятых простынях, и криками фальшивого оргазма.
Из рассказанных ими историй я понял, что Елена мстит мужу, за то, что он будучи ещё в лейтенантском звании стал подкладывать её под своих начальников; тоже самое и Ленка – мстила, но по другому поводу, что муж увёз её в эту дыру, а там, раньше она обслуживала застолья очень высоких шишек и лично самого Косыгина. Алёнушка никому не мстила, а просто с седьмого класса очень полюбила это дело. Невзрачная Лена пробурчала, что она не хуже других, и мужики её тоже не обходят… Получилось, что только одна Елена Дмитриевна честно отрабатывала свой профессиональный долг, не жалея никого из своих клиентов и обирая их до нитки, мечтая накопив денег, улететь по туристической во Францию… Это-то её желание их всех, видать, и сгубило.
Месяца через два. Когда я был на полевых работах, приехавший в партию знакомый мне вездеходчик рассказал, что всех Елен взяли за занятие проституцией, а так как городок наш в погранзоне, то им дали 24 часа на убытие. Всё бы ничего, хотя и с судимостью, но, все живы-здоровы. Вот только Елена Дмитриевна повесилась. На столе в пепельнице была почти полностью сгоревшая небольшая пачка сторублёвок и рядом – записка «улетаю в Париж».
Ксения
С первым в моей жизни азербайджанцем меня свело лет через 20, когда я был врио нач. сейсмической партии. То, что в партии есть супружеская пара –, хотя вместе они не живут, но официально не разведены я узнал по прибытию на базу партии. Понимание всего остального пришло ко мне позже – после случившегося…
На базу партии я прилетел, так как начальник партии уходил в отпуск. Я выпрыгнул из присевшего на минуту вертолёта, а начальник, уже поднимаясь по лесенке, прокричал, что «там на базе – Валя, а её муж на профиле». Большего я не услышал и, провожая взглядом борт, представил удивление Дениса, когда он встретит на борту Ксюшу, а борт возьмёт курс не на базу экспедиции, а в полевой отряд. Впрочем, это не должно было вызвать у него долгого удивления и ненужных расспросов. В отряде на профиле оператором сейсмостанции был Ксюшин … как бы это поточнее сказать? …
Тем более, по всей видимости, для неё это было весьма серьёзно. Даже замужние дамы экспедиции приуспокоились, и мужья их перестали косить взглядом ей вслед. Вся экспедиция знала, что у Ксюши уж скоро год, как есть Майк. Майк это тоже знал, как знал и её взрывной характер. Поэтому, когда в очередной перепалке, в межсезонье, она запустила ему в голову бутылку шампанского, принесённую им же, то он только молча увернулся и также молча стал собирать разлетевшиеся осколки.
Как она мне потом рассказывала, предложить отправить её ко мне на предварительную камеральную обработку проблемы не составило. Но вот зря она не предупредила Майка о своём визите – сюрприз, видите ли. Когда борт выбросил её в отряде, оказалось, что Майк укатил на вездеходе в соседний сейсмоотряд другой партии. Ему, естественно, по рации сообщили о визите Ксюши, так что когда он под утро явился в отряд, то злая, не выспавшаяся и, хуже того, не удовлетворённая Ксюша уже садилась в Т-100.
Вы когда-нибудь ездили по кочковатому зимнику на Т- 100 со скоростью 4 км в час? Поэтому, уже ближе к полуночи, Ксюша ворвалась ко мне в балок продрогшей ведьмой и тут же потребовала водки.
– Может баньку вначале – предложил я, натоплена, только тулуп захвати… и - спирт будешь?
– Буду, жди – зло сверкнув глазами с порога, просипела она…
Я снял с крюка ещё не успевшую окоченеть тушку жирного зайца, разделал его, и самые мясные куски да рёбрышки, которые любила Ксюша, бросил на сковородку. Проверил АПСНЫ, добавил огонька; достал литровую бутыль, налил себе треть стакана спирта, Ксюше, как она любит, на две спирта – одну со льдом воды; перевернул зайчатину; раскрыл баночку чёрных груздей; поставил ароматную свечку; разложил диван, застелил новые простыни, наволочки и пододеяльник; накрыл крышкой шипящую жаровню бросив туда ломти хлеба, и поставил на стол. Тут и Ксюша вошла.
Точнее – вошёл тулуп, с волочащимися по полу полами и высоко поднятым огромным воротником. Тулуп оставил у внутренних дверей чуни, прошлёпал на середину балка, крутанулся и рухнул на пол…
Ксюша стоя на тулупе, чуть покачивая бёдрами, и подняв руки к блестящим пепельно- чёрным кудрям волос, любовалась собою в зеркале, удваивавшем пространство балка. Большие миндалевидные глаза оценивали: и слегка сморщенный прямой, с небольшой горбинкой, носик; и чётко очерченные тёмно-розовые со светло-коричневым отливом по краям широкие губы; и длинную шею на покатых плечах; и матово-белую, слегка смуглую кожу, сияющую в свете двухметровой неонки; тёмно-вишнёвые соски небольших грудей, упруго торчавшие ей навстречу из зеркала; плоский, утонувший меж бёдер животик; темноватую выпуклость широкого лобка; стройные, слегка полные для тонкого тела ноги; изящные щиколотки над высоким подъёмом ступней, и миниатюрными пальчиками. Ксюша показала своему отражению длинный розовый язык, и достав из шкафа мой серый льняной свитер ручной вязки – утонула в нём.
Потом, поставила на АПСНЫ жаровню, убавив огонь; зажгла свечку; выложила на тарелку грузди, нарезала туда же кольцами репчатый лук, сбрызнула его уксусом и залила пахучим подсолнечным маслом; бросила себе в стакан кусочек льда; вернула на стол жаровню, выключила неон; подала мне мой стакан, взяла свой и сказав, «ну-с, за татаро-монгольское иго», резко опрокинула его внутрь себя.
Я, выпив свои пятьдесят грамм и занюхав их рукавом, закурил тонкую, длинную, коричневую с золотым ободком сигарету Ксюши. Было приятно смотреть с каким проворством, без ножа и вилки, тонкими длинными пальчиками она расправляется с сооружённым ею натюрмортом. При этом она успевала клясть, в частности, Майка, в целом клясть всех самцов, что у неё побывали, и тех что ещё будут. Но с каждым куском зайчатины и груздя пыл её обличений нашей несостоятельности угасал.
Наконец она откинулась на диван, потребовала сигарету, и чтобы я, поставив на печь большой ковш воды, вышел, оставив её наедине с биотуалетом…
Синие тени полностью затянули замёрзшее озеро, на берегу которого стояла наша база. Но если их долго рассматривать, то синева приобретала скорее лёгкий сиреневый оттенок, а кое-где протянулись мазки голубого, под правым берегом темнели зелёные краски, а вдали отдельными крапинками рассыпалась красноватая пыль. …
Когда я вернулся в балок, Ксения сидела на диване, наполовину укрытая одеялом.
– Ну и долго мне тебя ждать?
– Я думал, что ты давно уже спишь…
– Не усну… ты же знаешь…
Как только я залез под одеяло, Ксения юркой змейкой распласталась по мне…её руки и ноги ящерками заметались по телу… Ксения нырнула вниз, и тут же взметнулась тонкой гибкой мачтой надо мною… она медленно покачивалась… лицо Ксении с закрытыми глазами побледнело… неизбывные тоска и печаль легли на его черты… казалось, что Ксения прислушивается к чему-то далёкому, неведомому… качка постепенно нарастала… волны уже били меня не только, то слева, то справа, но и, накатываясь на плечи, шли до пяток… почувствовав приближение шторма мои руки вцепились в её бёдра… крик-стон раненой чайки пронёсся надо мною и затих…
Расслаблено прижавшись к моему левому боку Ксюша сквозь дрёму прошептала, что сейчас, пока вся база ещё спит она переберётся в балок к Валентине … им-то вдвоём сподручнее готовить полевой материал к отправке… только заберёт у меня «Ундервуд», чтобы Валя сразу печатала требуемые сопроводиловки и отчёты. Но почасика ещё можно подремать, если я ей расскажу что-нибудь новенькое про нашу (она длинно и лениво выматерилась) экспедицию. «А знаешь ли ты – начал было я, - что по своей сути наша экспедиция - не что иное как диаспора?». Но Ксюша уже спала, посапывая и причмокивая губами.
Дня через три Ксюша улетала, нагруженная кассетами по отработанным профилям и с рюкзачком с подаренными ей нашим дизелистом Васей замороженными тушками зайца и нескольких ощипанных куропаток. Она чмокнула Васю в щеку, махнула мне рукой и запрыгнула внутрь мелкой вертушки. Дизелист Вася, краснощёкий парнишка 22-х лет, красивый, как и многие коми, какой-то нежной девичьей красотой, долго смотрел вслед вертолёту, пока тот не скрылся в лучах солнца; а в этих лучах щёки Василия ярко алели…
Шурочка
В тот же день, на экспедиционном, оборудованном с удобствами, вездеходе прибыла Шурочка с малоприятными новостями. Взрывсклад экспедиции стоит пустой. Её командировали по всем партиям – дабы воочию убедиться в полноте и соответствию всем инструкциям оформления учета поступления и расходования взрывчатки, особенно при проведении опытных работ по подбору оптимальной величины заряда. А также – наличию соответственно оборудованных и находящихся под охраной партийных складов. Все эти срочные меры были вызваны якобы тем, что в лесах Белоруссии грибники наткнулись на схрон – рассказывала Шурочка. Но не времён войны, а свежий, современный, с запасами консервов, хлеба и взрывчатки.
Милиция, а быстрее всего органы посерьёзнее, взяли схрон под наблюдение. Быстро был установлен и производитель взрывчатки, и её получатель – находящаяся невдалеке геофизическая экспедиция… По её полевым партиям быстро были организованы не предусмотренные отгулы, и вскоре был задержан хозяин схрона. Им оказался помощник взрывника одной из полевых партий этой экспедиции.
Заодно установили, что способствовало совершению хищений. Дело в том, что высококачественные сейсмические данные в районе работ той партии получались, при использовании заряда не более 2.5 кг, но при этом стоимость физточки была низкой. А при гораздо большем заряде и стоимость физточки была гораздо выше. Но при таком большом заряде ни о каких качественных сейсмических данных говорить не приходилось, что тоже сказывалось на снижении стоимости физточки. Дилемму решили просто – скважину заряжали 2,5 кг, а в рапорте, путёвке писали сколько надо для хорошей оплаты. И все довольны. Образующуюся неиспользованную разницу ликвидировали устраивая где-нибудь в лесной глуши массовый взрыв. Как оказалось, не всё и не все ликвидировали. Да ладно бы на то, чтобы глушить рыбу, с этим секретом полишинеля боролись давно, но вяло и безуспешно. А тут у парня, по-видимому, проснулись партизанские гены.
Я в полудрёме слушал, как Шурочка, прихлебывая чай, монотонно и громко, рассказывает мне о сложившейся ситуации. Если совсем закрыть глаза, то легко можно представить старую чиновницу, что как будто читает какую-то инструкцию своим тупым подчинённым. Раньше, сталкиваясь иногда с нею в конторе я её практически не замечал – мелкая, в светло-сером балахоне, с чёрным беретом полностью скрывающем её причёску и, более всего бросающемся в глаза и запоминающемся – это её нос, длинным горбом выступающий из-под берета; сгорбленная, с опущенными глазами она мелкой крысой быстро скользила куда-то по коридору.
Но если распахнуть глаза? В жарко протопленном балке, склонившись над чашкой горячего чая, слегка прикрыв лицо густой копной колец тёмно-каштановых волос сидела не Шурочка.
Александра, отодвинув пустую чашку, потянувшись выпрямилась и из-под стола вылетели (выскочили, вывалились, выпрыгнули) упакованные в тонкий телесного цвета джемпер громадные две дыни. Рука машинально потянулась проверить реальность этого миража.
Из тёмно-каштановой копны волос раздалось – «Не тронь»! Но рука уже откинула тёмно-каштановую прядь колец, и указательный воткнулся в желтеющий мираж.
Нет, на это чудо природы привлекательно было только смотреть. Палец, как будто не встретив и намёка на сопротивление, провалился куда-то внутрь. Я отдёрнул руку и прикусил палец.
– Говорила же, не тронь – Александра, встала из-за стола – рот-то закрой, фокус удался.
– Да всё ясно – дабы сгладить возникшую неловкость заюлил я перед Александрой - наше руководство организует форс-мажор, чтобы по минимуму оплатить простой отрядов… А ну их! ... лучше скажи, что ты вечно горбишься? С твоей-то фигуркой! И где ты стащила шестой размер? И чего сутулясь прячешь их-то?
– Хотя меня и предупреждали – Александра лениво взглянула на меня, что у тебя, что у такого же как ты - в другой партии, одно на уме … но чтобы так быстро? Во-первых, не шестой, а четвёртый, во-вторых, не стащила, а получила по наследству от моей латышки прабабки, а сутулюсь, потому что такие, как ты, озабоченные идиоты, стали с восьмого класса доставать меня, а в девятом, хоть не выходи в коридор на переменках, и подружки – только до седьмого были … а потом … Сволочи вы все. Александра шлёпнулась на стул и заплакала.
– Ну, вот, а говорят, в 45 баба ягодка …
– Я тебе покажу ягодку, куда руки-то тянешь? Ишь, пожалеть надумал… знаю я… нос не дорос.
– А и покажи … зато у тебя перерос … на пять лет всего старше, а как старуха за 70-десят.
– Ты что, взъерепенился? – Александра удивлённо взглянула на меня.
– А что ты разрешаешь всем – Шурочка, Шурочка… по рации вон на всю тундру – Шурочка едет. Какая ты Шурочка? Ты – Александра!
– Отец, в детстве так звал меня… Александра опять было собралась тихо заплакать, но смахнула слезу со щеки, и, одевая полушубок, напомнила, что бы я сообщил в отряд о её приезде, вдруг не знают ещё… Ей сюрпризы ни к чему. Ей бы побыстрее домой. Она задержалась у открытой дверцы вездехода, словно желая что-то ещё мне сказать... Но я, прерывая затянувшееся молчание, попросил её передать привет Игорю.
– А ты откуда знаешь, что я от вас – к нему? – залезая в вездеход, спросила Александра.
– Так ты же сама сказала, что такой же, как я – подсаживая её, ответствовал я.
– Ну, как там, у тебя, Александра? – поинтересовался я по рации у Игоря через пару дней.
– Какая, Александра? …
– Ну, эта – со взрывсклада….
– А, Шурочка? Да, в тот же день посадил на борт и отправил домой … Нудная тётка…
– Ей-то всего - 45…
– Я и говорю – тётка… Шурочка, одним словом.
Валентинка
Валентину я впервые практически увидел дня через два-три после того как улетела Ксюша и мне понадобился «Ундервуд». К моему изумлению к себе в балок Валя меня не впустила, сообщив из-за закрытой двери, что «не можна, она женщина замужняя, а машинку сама принесёт». И в самом деле, минут через пять ко мне постучали. Открыв дверь, я чуть не споткнулся об «Ундервуд». Внизу, у лесенки, отвернувшись от мартовского обжигающего солнца, пританцовывала белолицая румяная, «як то кажуть на Украине, гарна дивчина» 23 лет.
Кряхтя, с трудом подняв тяжеленую машинку, я предложил Вале зайти ко мне. Но в ответ получил всё тоже, что «не можна, она женщина замужняя, а у людей языки длинные и злые. Но с охоткой погуляет со мной по базе, подышит сладким мартовским воздухом, пропитанным ласковым сонэчком»,..
Валя оказалась дивчиной говорливой и смешливой. Она тут же сообщила, что у неё на Полтавщине «двое диток», и она, как заработает побольше грошей, то, как кончатся работы, уедет к ним. Отец детей, «гарный хлопец був», так отметил рождение второго сыночка, что уснул в снежной колее на дороге… его и задавило… А хлопцы из соседней части по праздникам приходили в увольнительную к ним в клуб… Да солдатики, как и их местные хлопцы, чуть что распускают руки, лезут и за пазуху, и под юбку… А вот её Сабир совсем другой, «гарный хлопец, хоть и азербайджанец» …
Далее я узнал, что родители Сабира от него отказались, когда они поженились. А он её так любит, что за все три года их супружеской жизни не то что руки, голоса на неё не поднял. И сынков её не давал ей наказывать. Только сверкнёт своими угольями из-под бровей, скажет что-то на своём, что тут же остынешь. Правда, один раз было, показалось, что убил бы. Это когда она прикоснулась к его топорику. Остренький такой, как бритва. Сабир его по хозяйству не использовал… выхватил у неё топорик, прижал к своей груди, а лезвием к её… заскрипел зубами и рухнул на свой коврик. Так и простоял на нём незнамо сколько времени - раскачиваясь, ударяясь головой о половицы, да непрестанно что-то бормоча.
Сабир – щебетала Валюша, очень хороший, послушный и упорный. Везде ездит за нею, даже когда она решила уехать сюда на заработки, то поехал за нею, хотя любит работать только по дому. Да нигде он на стороне и не работал. Разве, что изредка подрабатывал. Вокруг дома, что остался от первого мужа, поставил крепкий забор, выкрасив его в яркий зелёный цвет; покрыл крышу тёмно-зелёной металлочерепицей; чуть ли не на полтора метра поднял дом на новом фундаменте и заменив нижние брусья на новые – из дуба. А уж как внутри всё изменилось – устанешь рассказывать.
Но дети-то растут. А он им совсем чужой, не ласковый, никак не побалует. А им всё больше разного требуется. Вот и решила на зимний сезон наняться сюда. Соседка сманила –сейчас поварихой на буровой. Но туда постоянные нужны, а она-то только на этот зимний сезон. А как же – там же деточки… Сабира не звала, но он сам за нею поехал… Да стал забирать гроши. Это что она для сыночков-то копила. Поэтому не стала с ним жить, хотя им, как семейной паре, отдельный балок дали – это в другой партии. А он стал гроши у неё забирать. Она его и прогнала. И в другую партию перевелась. Так он за нею, и всё высматривает, чтоб с другими не общалась. Весь, бедолага, извёлся, похудел, совсем чёрный стал. Быстрее бы сезон кончался… уедут домой – там она его простит… и что-то ещё щебетала.
Подошёл Василий и сказал, что завтра он собирается проверить свои силки, может где попалась куропатка, или заяц, а то и песец. Так что если Валя хочет, то он проверит крепление её валенок к лыжам и завтра, в полдень, можно пройтись по тундре, за озеро, так как здесь всё уже распугано нами… Но тут заработала рация и мне стало не до их проблем.
В партии не было взрывчатки. Не было её и на взрывскладе экспедиции, хотя она буквально не сегодня, так завтра должна была туда прибыть. Но это пока разгрузят в склад, пока оформят, пока погрузят на борт, пока вертушка доставит её на взрывсклад партии, пока выпишут её на профиль… да неделя только так вылетит. А дни-то стоят, только работай. Солнышко сияет, снег сверкает, ни ветерка и минус 25 по Цельсию.
Поэтому, я не удивился, когда Майкл по рации сообщил, что сегодня он отработает заряженный профиль, а дальше буровой отряд уже набурил два профиля, но они стоят пустые, то они приняли решение остановиться, так как скважины долго стоять не будут, их затянет. И никто им за них не заплатит. Начальник сейсмоотряда Николай принял решение, что после отработки профиля, оставить в станции Майкла, а всем отрядом явиться завтра на базу партии, дня на два. Пусть ребята попарятся в баньке, нормально поедят, а то и порыбачат на озере. О том форсмажоре, что сообщила Александра, им не рассказывали, в надежде, что он долго не затянется и не скажется, в итоге, на их заработке.
Начальник отряда Николай потом рассказывал, что и пяти минут не прошло, как он с отрядом прибыл на базу партии, не успел он ещё разобрать свой рюкзак, как Сабир без стука вошёл к нему в балок, держа в руке свой топорик и шаря глазами по балку. На вопрос Николая, что случилось, долго молчал, а потом прохрипел, что ему сказали, что начальнику надо сделать полочки. Об этом же Николай рассказывал, как свидетель, на суде.
О Сабире говорили, что он парень тихий, не общительный, но что скажут, всё сделает – рукастый. Когда его донимали насчёт Валентины заученно говорил, что она от него нигде не скроется, жена – она или мужу, или Богу. Об этом они говорили, как свидетели, и на суде.
Судом были опровергнуты доводы обвиняемого о том, что якобы Валентина изменяла ему с Василием - это в минус 25, в ватных телогрейках и в валенках, прикрученных к лыжам, на льду озера, на виду базы партии.
Из выступления адвоката Сабира, запомнилось то, что суду следует учесть, что Сабир рос в среде с многовековыми традициями азербайджанского народа, в кишлаке, далёком от современной цивилизации, где изменой жены считался просто её уход из жилища мужа, и встречи, тем более на виду у всех, с другим мужчиной. То, как Сабир поступил с потерпевшими, он должен был, обязан был поступить согласно традициям, в которых он рос.
Помню, после суда Майкл сказал, что Валентину и Василия зарубил не Сабир, а его мать со всем кишлаком вместе. На это кто-то спросил, у Майкла, что - у них по-другому. Майкл ответил, что у них, у евреев, жена вначале убьёт мужа, а потом уйдёт к другому.
Гюнай
«абсолютно неправильно обвинять целые народы или диаспоры за преступления, которые совершены конкретными преступниками» (Н.С. Михалков, Россия 24, «Бесогон; Есть ли у преступления наказание» 07.04.2024). Да-да, конечно, статья 36 УК РФ полностью с этим согласна - абсолютно неправильно обвинять целые ОПГ, и тем более ОПС, за преступления, которые совершены конкретными их членами, так называемые эксцессы исполнителя.
Правильно али неправильно? – это не предмет настоящего исследования. Наше – это то обстоятельство, что позволяет уважаемому Н.С. Михалкову уравнивать право-дееспособность целого народа и диаспоры. Но умалчивает об иных этнических группах, например – общинах, по-видимому не созревших до такого уравнивания. По всей видимости в нашей «объективной действительности» вызрел некий феномен - «диаспора», требующая особых формулировок «в виде писаных норм, принятых законодательной властью и объявленных ею в качестве общеобязательных».
Но, есть ли они – эти формулировки? Нет их. и, тем более, правового определения этого понятия – «диаспора». О чём и грустит далее упомянутая Ализаде Гюнай Ариф кызы. К сожалению, не все азербайджанцы, как Гюнай Арифовна, достойно защищают интересы своих диаспор, часто и густо рассыпанных по поселениям России. Мне встречались, например, врач-анестезиолог, работающая в продуктовом магазине, ещё – инженер электронщик, работающий на такси. Основная причина работы не по специальности – заработок.
Гюнай Арифовна в своей статье «ДИАСПОРА: АНАЛИЗ ТЕРМИНА В РОССИЙСКОМ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОМ КОНТЕКСТЕ» сообщает нам:
«Этнокультурное разнообразие и миграционные процессы в России актуализируют проблемы как между мигрантами и россиянами, так и между органами власти и мигрантами, которые образуют сообщества – диаспоры. Диаспоры как феномен, требуют своего научного осмысления.
В нормативно-правовой сфере России функционирование диаспоры не регламентируется, диаспора никак не обозначена. Данный факт является скорее пробелом, который нуждается во внимании законодателей.
По мнению российских экспертов, придание нормативно-правового статуса диаспорам является объективной необходимостью, т.к. они – элемент гражданского общества и как любой институт нуждаются в регулировании как в политической, так и в правовой сферах.
Нежелания придавать диаспорам официальные механизмы влияния на институты власти и возможность участия в политике вызвано, вероятно тем, что имеет место простое непонимание ситуации».
Автор статьи - Ализаде Гюнай Ариф кызы, аспирант факультета государственного и муниципального управления Северо-Западного института управления РАНХиГС, Санкт-Петербург; заведующая сектором магистратуры и аспирантуры организационного отдела факультета государственного и муниципального управления. Статья прошла рецензирование и доработана с учетом рекомендаций рецензента Курюкина Андрея Николаевича, канд. полит. наук, ст.н.с. Центра комплексных социальных исследований Института социологии ФНИСЦ РАН в СПб.
Всецело поддерживая логичность рассуждений уважаемой Гюнай Ариф кызы мы вслед за глубокоуважаемым г-ом А.Н. Курюкиным также отметим, что в Российской Федерации у русских нет ни диаспор, ни национально-культурных автономий, даже в тех субъектах РФ, где они не обладают большинством, а, следовательно, русские не являются элементом гражданского общества, аналогичным азербайджанской диаспоре и не «нуждаются в регулировании как в политической, так и в правовой сферах», как нуждаются в том азербайджанские диаспоры.
Таким образом, мы, вслед за Гюнай Ариф кызы и г-ом А.Н. Курюкиным, выступаем за два вида «регулирования как в политической, так и в правовой сферах». Одно – для каждого гражданина РФ в отдельности, а другое – для диаспоры в целом. Тогда у любого гражданина РФ появится возможность оспорить в судебном порядке какие-либо политические деяния диаспоры, также как он сейчас имеет право оспорить политические деяния какого-либо органа власти. А так же у любого гражданина РФ появится возможность оспорить в судебном порядке какие-либо правовые деяния диаспоры, также как он сейчас имеет право оспорить правовые деяния какого-либо предприятия, организации, производства. Всё это настолько гениально, насколько усилит, расширит и углубит демократические механизмы нашего общества.
Входя в полнейшее понимание озабоченности Гюнай Ариф кызы попробуем разгрести законодательные инициативы с учётом того, что «Закон только тогда есть право, когда законодатель открыл его в объективной действительности, а открыв, сформулировал в виде писаных норм, принятых законодательной властью и объявленных ею в качестве общеобязательных». (Л.И. Спиридонов Теория государства и права; Курс лекций. высш. шк. МВД России. - СПб. : Изд-во АООТ "ГПНИИ-5", 1995. - 300,[1] с.) Вот только в какой институт права следует отнести этот феномен «диаспора» – вопрос, судя по откликам в СМИ с требованиям о прекращении их деятельности, остаётся открытый.
О мнении Гюнай Ариф кызы мы уже осведомлены. Озвучим и иные мнения. Начнём с энциклопедического:
«Диаспора – совокупность представителей какой-либо нации, народности, имеющей своё государственное образование в другом государстве, но проживающей на территории данного государства. В конституционно-правовом плане понятие - «диаспора» может учитываться при нормативном закреплении основ политики государства в отношении соотечественников».
(Конституционное право. Энциклопедический словарь. — М.: Норма. С.А. Авакьян. 2001).
Мамедов Эльшан Фахраддинович, кандидат юридических наук, специалист по учебно;методической работе кафедры государственно;правовых дисциплин Иркутского НИТУ, в своей статье «Диаспора, как правовая категория, проблемы законодательного определения термина», проанализировав множество определений диаспоры, встречающихся как в различных, разного уровня подзаконных актах, так и во множестве мнений специалистов, исследующих эту проблематику, отметив, «что под диаспорами понимаются и процесс расселения, и этнические общности, и общественные организации, и даже криминальные сообщества», приходит к заключению, что «можно говорить о существовании диаспоры в форме общественного объединения. … необходимо отметить, что в таком понимании диаспора представляет собой не что иное, как национально-культурную автономию».
Однако, «в данном случае уместен следующий вопрос: а необходимо ли вообще дефинировать термин «диаспора» на нормативном уровне? Мнения на этот счет могут быть различными. Однако в целях устранения случаев подмены или смешения таких понятий, как «диаспора» и «национально-культурная автономия», а также обыденного понимания диаспоры как некой криминальной структуры, ответ на поставленный вопрос становится очевидным».
Итак, Э.Ф. Мамедов, выступает против смешения функций НКА и диаспор, что вполне соответствует принципу «Богу – богово, кесарю - кесарево». Но отсюда следует вопрос о соотношении этих общественных объединений. Но, опять-таки, если найти НКА – не составляет и малейшего труда, то ситуация с диаспорой, в правовом поле, аналогична сказочной:
«поди туда – не знаю куда; найди то – не знаю что; принеси сюда – не знамо куда».
Слабым огоньком на пути познания подсвечивает путь не противоречащая идея о том, что диаспора формируется на территории проживания коренного населения из лиц, пришлых на эту территорию, покинувших свою коренную территорию проживания. Так это же процессы миграции. Следовательно, искать диаспоры надо среди мигрировавших, но не входящих в НКА.
Как такового, закона о миграции, как об общественном явлении нет, но есть Федеральный закон от 18.07.2006 N 109-ФЗ "О миграционном учете иностранных граждан и лиц без гражданства в Российской Федерации", последняя редакция которого, действует с 23 июня 2024 года. Интереснейшей новеллой данного закона, является часть 8 ст.8 об уполномоченной организации, подготавливающая документы на мигрантов в Москве, а также, по статье 4.1 Закона о правовом положении иностранных граждан в РФ» – подготавливающая и в Московской области. При этом оплата сей деятельности осуществляется не за счёт бюджета, а в рамках гражданско-правовых отношений. То есть – за счёт самих мигрантов.
К сожалению, наименования этих уполномоченных организаций найти не удалось. Скорее всего это какие-нибудь аналоги МФЦ. А, жаль. Такими уполномоченными организациями не только на территории города Москвы, Московской области, но и в иных регионах, по всей территории России, которые оказывали бы содействие территориальному органу федерального органа исполнительной власти в сфере внутренних дел в приеме заявлений, и иных процедур по оформлению мигрантов, связанных с миграцией, вполне могли бы стать многочисленные НКА.
Тем более, что статьёй 1 закона об НКА, установлено, что «Национально-культурная автономия … - это … объединение граждан Российской Федерации, относящих себя к определенной этнической общности, находящейся в ситуации национального меньшинства на соответствующей территории, … в целях самостоятельного … … осуществления (кроме всего прочего) деятельности, направленной на социальную и культурную адаптацию и интеграцию мигрантов».
Каким же образом НКА будут мигрантов социально и культурно адаптировать и интегрировать, если поток мигрантов, процесс их оформления будет течь мимо. Естественно, чтобы направить поток в нужное русло необходимо, или отредактировать законодательство об НКА, или тем НКА, не имеющим соответствующие республику или автономный округ, автономную область, и органы государственной власти субъектов Российской Федерации, или -заиметь их.
Какова ситуация на данное время?
Согласно статье 5 закона от 17.06.1996 г. № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии» в РФ могут быть два варианта общественных организаций всех уровней НКА:
Первый тип - это описываемая в ст.5, та, в которой «граждане Российской Федерации, относящих себя к определенным этническим общностям, имеющим соответствующие республику или автономный округ, автономную область, и органы государственной власти субъектов Российской Федерации могут координировать свою деятельность, участвовать в разработке федеральных и региональных программ в области сохранения и развития национальных (родных) языков и национальной культуры на основе взаимных соглашений и договоров федеральных, региональных национально-культурных автономий и субъектов Российской Федерации.»
Второй тип – это не упоминаемая в ст.5, но следующая из неё, та, в которой «граждане Российской Федерации, относящих себя к определенным этническим общностям, (НЕ) имеющим соответствующие республику или автономный округ, автономную область, и органы государственной власти субъектов Российской Федерации (НЕ) могут координировать свою деятельность, участвовать в разработке федеральных и региональных программ в области сохранения и развития национальных (родных) языков и национальной культуры на основе взаимных соглашений и договоров федеральных, региональных национально-культурных автономий и субъектов Российской Федерации.»
К примеру:
- граждане Российской Федерации, проживающие скажем в Санкт-Петербурге, имеющие в душе государство Израиль, и знающие о Еврейской автономной области, позиционирующие себя, как евреи, вполне могут иметь в Санкт-Петербурге свою Еврейскую НКА, которая может координировать свою деятельность в политической и гражданско-правовой жизни Санкт-Петербурга.
- а граждане Российской Федерации, проживающие в том же Санкт-Петербурге, имеющие в душе только, скажем, государство Азербайджан, позиционирующие себя, как азербайджанцы, также вполне могут иметь Санкт-Петербурге свою Азербайджанскую НКА, но которая не может координировать свою деятельность в политической и гражданско-правовой жизни Санкт-Петербурга. А если такая координация имеет место быть, то только в нарушение выше упомянутой статьи 5.
Что проще сделать – редакцию закона или субъект Федерации? Я ставлю на второе. За меня - закон о переходе количества в качество. К примеру, в Ненецком автономном округе не наберётся и 50 тысяч жителей. А он – субъект Федерации. И две попытки его ликвидации оказались безуспешны. В Санкт-Петербурге проживает более полумиллиона азербайджанцев, в основном – временные мигранты. А азербайджанцев, имеющих российское гражданство и регистрацию по месту жительства в СПб – менее 20-ти тысяч. Из них, имеющих членство в своей НКА – всего ничего. О ком же так печётся Гюнай Ариф кызы - о правовом положении какой, так называемой, диаспоры?.
О мигрантах её печаль - «процессы в России актуализируют проблемы как между мигрантами и россиянами, так и между органами власти и мигрантами», утверждает Гюнай Ариф кызы Ализаде, не предлагая при этом никаких, пусть не только реальных, но и не реальных, и даже фантастических механизмов ращения проблемы. А ведь радикально настроенные оппоненты предлагают решение по принципу – «нет тела – нет дела».
Так как статья 5 устанавливает, что «Право на национально-культурную автономию не является правом на национально-территориальное самоопределение», то, можно предположить, что возможность решения национально-территориального самоопределения (НТС) находится вне правового поля НКА. Для решения НТС диаспор следует учесть богатейший опыт, не только международный, сколько самой Российской империи по созданию, нарезанию, урезанию, устранению границ её многонационального сообщества, и разнообразнейшему наименованию находящихся внутри этих границ. Это – республики, области, края, автономные области и автономные округа.
Таким образом, наименование, к примеру – «Азербайджанский автономный округ города Санкт-Петербург» вполне соответствует исторической традиции присвоения наименований тому или иному государственному субъекту в России. Однако «пороть горячку» в этом, весьма деликатном, вопросе не следует.
Тем более, как уже ранее упоминалось, что «Закон только тогда есть право, когда законодатель открыл его в объективной действительности, а открыв, сформулировал в виде писаных норм, принятых законодательной властью и объявленных ею в качестве общеобязательных». То есть в общественной жизни города – субъекта Федерации, должны сложиться такие общественные отношения «в объективной действительности», которые открыли бы глаза всем органам государственной власти на всех уровнях о необходимости закрепления Законом этой объективной действительности.
Такой объективной действительностью может стать реализация, в рамках гражданско-правовых отношений и Жилищного кодекса, аккумуляции, на какой-либо относительно ограниченной территории города (например – острова Крестовский или Кронштадт), всех физических лиц, относящихся к определённой диаспоре.
Естественно, что с вопросом о том, насколько реалистична такая реализация, обращаться стоит не к уважаемой Ализаде Гюнай Ариф кызы, а к многоуважаемым землякам – председателю ГОО «Азербайджанская национально-культурная автономия Санкт-Петербурга и Ленобласти» Мамишеву Вагифу Имамгулу оглы и губернатору Санкт-Петербурга Александру Дмитриевичу Беглову.
В конце концов, в столице христианской Римской империи, Риме, может находится католический анклав – «Ватикан», который как Папская область образовался в 756 году от РХ. Так отчего же в северной столице многоконфессиональной России, Санкт-Петербурге, не быть мусульманскому анклаву «Азер», чистый огонь которого, будет выполнять социальную и культурную адаптацию и интеграцию мигрантов?
Свидетельство о публикации №224121800130