de omnibus dubitandum 146. 386

    ЧАСТЬ СТО СОРОК ШЕСТАЯ (1993-1995)

    Глава 146.386. ПЛАТОНОВСКАЯ ФИЛОСОФИЯ БЛИЖЕ К ХРИСТИАНСКОМУ УЧЕНИЮ…

    В этой главе речь пойдет о загадках истории. Но не о тех загадках, о которых говорят сами историки: не о таинственных следах древних неизвестных цивилизаций, не о могучих городах и царствах, от которых до нас дошли только измененные веками названия, дразнящие воображение, не о великих королях и героях, имена которых прославлены в легендах, но не встречаются в древних хрониках.  Нет.  Существуют в истории загадки намного более серьезные, хотя сами историки предпочитают о них помалкивать; эти загадки расположены не на окраинах научного знания, не на горизонте, за которым начинается неизвестность, а в самой сердцевине той истории, которая считается прекрасно изученной, которая, в школьных учебниках подробно расчислена по годам и событиям, прослежена вдоль и поперек, - то есть той самой истории, которую мы, как нам представляется, знаем превосходно. Они хорошо замаскированы, причем в большинстве случаев обнаружить их может не историк, а только специалист в какой-нибудь иной отрасли знания; и когда историк, самостоятельно или по чьей-нибудь подсказке натыкаясь на какую-нибудь из них, рассматривает эти загадки порознь, у него всегда есть возможность придумать простенькое объяснение, которое ничего не объясняет и только призывает пренебречь этой нелепицей.  Совсем как в рассказе Конан Дойла о "пляшущих человечках": там вполне разумно предлагалось вообразить, что смешные  фигурки нарисованы шалунами, и больше не обращать на них внимания.  Так и в наших случаях: проще всего и вроде бы достаточно разумно решить, что "этот рисунок на гробнице – фантазия художника, он абсолютно ничего не значит", или что "летописец ошибся, хотя и был очевидцем события: как нам теперь хорошо (лучше, чем ему самому!) известно, он наблюдал не солнечное затмение, а лунное, и не весной, а осенью того же года, и не в Тавриде, а в Северной Африке".
    
    Это - охранительная реакция исторической кодлы*: если историк осмелится признать за истину выводы, неизбежно вытекающие из загадки такого рода, ему придется перекраивать всю историческую концепцию, привычную, уютную, давным-давно устоявшуюся, сцементированную научной традицией, опутанную миллионами опубликованных и неопубликованных книг и статей по истории.  И все это - из-за какого-то, жалкого солнечного затмения?.. 

*) Кодла - крим. жарг. группа, компания людей, проводящих вместе время, склонных к совершению преступлений
крим. жарг. группа заключённых, состоящая, как правило, из воров-отрицал, в которую могут входить блатные, бетушные, бойцы, впределах, козырные, крутые, хавальщики, центровики и т.д.
крим. жарг. сплочённая воровская группа, семья…

    Здесь историк твердо следует знаменитому принципу "бритвы Оккама": "не следует создавать сущностей сверх необходимости".  Этот принцип почитается, как трезвый сдерживающий фактор в развитии любой науки.  Принято считать, что он мудр и весьма полезен.  Но - как определить, не настала ли эта "необходимость"?
    
    Возьмите космогонию.  Вот система Птолемея: в центре - Земля, вокруг нее вращаются планеты, каждая - по своему кругу.  Но зримый путь планеты в небе - не круговой, а петлистый; чтобы объяснить это, были придуманы дополнительные круги (эпициклы), привязанные центрами к исходным кругам.  Теперь исчисляемые пути планет, расположенных на окружностях эпициклов, действительно, стали петлистыми.  И все-таки не совсем такими, каковы их реальные движения по небу.  Чтобы приблизить расчеты к реальности, пришлось вводить еще один уровень эпициклов.  Потом - еще и еще.  Кажется, под конец число этих уровней дошло до тринадцати! 

    Расчеты стали невыносимо громоздкими.  Ну и что?  Разве трудности с вычислениями - основание  для того, чтобы переходить на систему Коперника, с Солнцем в центре вместо Земли?  Можно было, в соответствии с принципом "бритвы Оккама", еще и еще наращивать эпициклы (тем более, что и система Коперника использовала их, хотя и в меньшем количестве).
    
    Так что "бритва Оккама" всего лишь описывает процесс научного познания; с ее помощью можно проверять новые гипотезы (руководствуясь тем простым соображением, что чем меньше каких-либо законов природы или иных "внешних участников" привлечено, чтобы объяснить исследуемое явление, тем больше надежды на правильность этого объяснения), но в корне ошибочно, ссылаясь на нее, устанавливать запрет на какую-нибудь новую научную идею.  Внезапное крушение старой и зарождение новой научной концепции происходит не тогда, когда прежней "сущностью" уже невозможно пользоваться (ибо любая старая научная концепция могла бы успешно функционировать и сегодня, - сужается только сфера ее применимости, это хорошо видно на примере геометрии Евклида); близким признаком революции в науке, служат обычно несколько фактов, скорей даже малозначительных фактиков, которые, к досаде исследователей, никак не хотят улечься в рамки  классической теории. Причем все уверены, что это - случайность, мелкий эпизод,
и не сегодня, так завтра все встанет на свои места, и классическая теория еще раз подтвердит свою жизненность...
    
    Не исключено, что в точно такой ситуации находится сейчас и всемирная история (точнее, историческая хронология).
    
    К настоящему времени этих специфических "загадок истории", о которых пойдет  речь здесь и далее, выловлено уже так много, что о них можно говорить как о явлении систематическом и о проблеме созревшей, иными словами, можно предполагать, что уже назрела та самая "необходимость".
    
    Анатолий Фоменко (один из авторов Новой Хронологии), как и его читатели  находится на развилке двух дорог. 

    Дело в том, что эти "загадки истории" раскрывают свою сущность только в результате кропотливого математического анализа, ознакомление с которым, требует специальной подготовки, но ее ни историки, ни предполагаемые читатели, скорей всего, не имеют. Популярное же изложение является, по неизбежности, не доказательным, а всего лишь описательным. 

    Как быть?  Чтобы решить эту дилемму, читателю предлагаются здесь два пути. 

    Первая часть дальнейшего повествования – популярный рассказ, который будет всем понятен (и, надеемся, интересен);

    вторая часть - более строгий и научный анализ тех же проблем. Если же читатель почувствует, что он не только заинтересован, но и достаточно подготовлен, к его услугам – сноски на литературные источники, где он найдет подтверждение и опровержение высказанным проблемам.

    Греческие ученые в интеллектуальном пространстве итальянского Возрождения

    Рассмотрение влияния греко-византийских ученых на итальянскую гуманистическую мысль уместно начать с области философии.

    В XV в. на Западе возникает потребность не только в новых гуманистических переводах, но и в преподавании греческих авторов по оригинальным текстам.

    Средневековая наука уже располагала почти всем корпусом аристотелевских сочинений, однако это были дословные схоластические переводы с греческого или арабского. Платоновское же наследие оставалось мало знакомым латинскому читателю, несмотря на латинские версии «Тимея», «Федона» и «Менона».

    Ранний гуманистический интерес к Платону был своего рода ответом аристотелизму схоластов. Так, в трактате «О своем собственном и многих других невежестве» (De sui ipsius et multorum ignorantia) Петрарка со ссылкой на авторитет св. Августина утверждал, что платоновская философия ближе к христианскому учению, нежели аристотелевская [“Если же кто спросит, кого из двух философов восхваляют больше, то я без промедления отвечу, что разница между ними состоит в том, что один из них восхваляется государями и знатью, другой – плебсом. Платона восхваляют магнаты, Аристотеля – большинство. И оба они, заслуживают похвалы, как от великих, так и от многих, но вернее – от всех. Ибо и тот, и другой достигли в том, что касается знаний о природе и о человеке, таких высот, какие только могут быть доступны смертному уму, стремящемуся к познанию.
В божественных науках более высоко взошли Платон и платоники, хотя ни один из них не смог достичь того, к чему стремился. Но, как я сказал, Платон подошел к этому ближе [нежели Аристотель], в чем не усомнится ни одни христианин и в особенности верный читатель книг Августина”: Petrarchae F. Opera quae extant omnia. P. 1161; P;trarque. Le Traite “De sui ipsius et multorum ignorantia” / Ed. L.M. Capelli. Paris, 1906. P. 74-75; Francesco Petrarca. Invectives / Ed. and trans. D. Marsh. Cambridge, London, 2003. P. 326], а в «Триумфе славы» поставил Платона во главе процессии великих авторов древности, отдав Стагириту второе место [Francesco Petrarca. Trionfi. Triumphus Famae. III. 4-7: “Volsimi da man manca, e vidi Plato // che ’n quella schiera and; pi; presso al segno // al qual aggiunge cui dal Cielo ; dato, // Aristotele poi, pien d’alto ingegno…” Перевод: “Взглянув налево, вижу я Платона. // Шел первым тот, чей мудрый взор // Почти достиг уже Господня Трона. // С ним Аристотель, рядом Пифагор…” (Франческо Петрарка. Триумфы / Пер. с итал. В.Б. Микушевича. М., 2000. C. 90)].

    В первой половине кватроченто новые переводы платоновских сочинений были выполнены Леонардо Бруни, Ченчо де Рустичи, Ринуччо Аретино, Франческо Филельфо, Антонио Кассарино, Уберто и Пьером Кандидо Дечембрио. Впрочем, существовала опасность, что Платон, в отличие от Аристотеля, подвергнется осуждению католической Церкви, поскольку в ряде платоновских диалогов содержались идеи, вступающие в противоречие или трудно согласуемые с христианством (как например, учение об идеях, сотворение мира из предвечной материи, предсуществование и переселение душ, а также отдельные положения и суждения, представляющие угрозу для христианской нравственности, будь-то общность жен в идеальном государстве или тема платонической любви).

    Вполне закономерно, что вопрос реабилитации Платона в глазах Церкви становился все более актуальным по мере знакомства гуманистов с оригинальными произведениями. В предисловиях к «Федону» и «Горгию» Бруни провозглашал, что платонизм может быть согласован с христианством во многих отношениях, но особенно в учении о душе и о сотворении мира Единым Богом [Bruni. Humanistisch-Philosophische Schriften. S 4; Hankins J. Plato in Italian Renaissance. Vol. 1. P. 49-51, 53-54. Во введении к переводу “Политики” Аристотеля Бруни также задает риторический вопрос: отличается ли учение св. Павла от учения Платона? (Bruni. Op. cit. S. 72)].

    Пьер Кандидо Дечембрио сопроводил пересмотренную версию «Государства» письмами, предисловиями и замечаниями, в которых выстроил развернутую защиту Платона от обвинений в несоответствии его учения нормам христианской морали. В тех случаях, когда отдельные мысли, высказанные философом в пятой книге, явно противоречили учению Церкви (общность жен и детей, намеки на аборт и детоубийство), Дечембрио намеренно перевёл эти места или двусмысленно, или предельно нейтрально [Hankins J. Plato in Italian Renaissance. Vol. 1. P. 126-153].

    Статус Флоренции как центра итальянского платонизма существенно повысился после визита на объединительный церковный Собор знаменитого византийского неоплатоника Гемиста Плифона. На основании сообщений Сиропула можно прийти к выводу, что на Соборе Плифон выражал точку зрения ортодоксально настроенных делегатов [Laurent V. Les “M;moires”. P. 284, 316, 330-332, 366-368, 380, 420, 426, 446, 460; Сильвестр Сиропул. Воспоминания. С. 160, 162, 171, 193-195, 204205, 232, 236, 250, 259-260. Также: Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV-XV вв. С. 95-97, 315-316].

    Однако, если принять точку зрения Георгия Трапезундского, в неофициальной обстановке он говорил о скором торжестве некой новой религии, грядущей на смену христианству и исламу [Comparationes phylosophorum Aristotelis et Platonis a Georgio Trapezuntio viro clarissimo. Venetiis, 1523. Fol. Vvir], под которой Плифон подразумевал собственное эзотерическое религиозно-философское учение, созданное на основе переосмысленного античного политеизма.

    Это учение известно нам по уцелевшим фрагментам плифоновского трактата «Законы», сожженного уже после смерти автора патриархом Геннадием Схоларием [Из многочисленных работ о Плифоне и его учении укажем: Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV-XV вв.; Hladk; V. The Philosophy of Gemistos Plethon. Platonism in Late Byzantium, between Hellenism and Orthodoxy. Farnham, 2014; Idem. Plato’s Second Coming: An Outline of the Philosophy of George Gemistos Plethon. Unpublished PhD thesis. ;;;;;;;-Praha-Pisa. 20052007; Masai F. Pl;thon et le platonisme de Mistra. Paris, 1956; Siniossoglou N. Radical Platonism in Byzantium: Illumination and Utopia in Gemistos Plethon. Cambridge, 2011; Woodhouse C.M. George Gemistos Plethon: The Last of the Hellenes. Oxford, 1986].

    Во Флоренции Плифон действительно участвовал в званных приемах и ученых дискуссиях. Марсилио Фичино в посвящении Лоренцо Великолепному своего комментария на Плотина вспоминал о беседах Козимо де' Медичи с мудрым Гемистом: «Великий Козимо, по постановлению Сената отец отечества, при котором под началом папы Евгения во Флоренции был созван Собор греков и латинян, часто слушал, словно второго Платона, греческого философа по имени Гемист, по прозванию Плифон, рассказывавшего о платоновских таинствах.

    Три Платона …
      
    Платон (Plato) согласно «Британике» родился в 428 (427) до н.э. в Афинах или Aegina, Греция, умер в 348 (347) году в Афинах – член большого трио древних греков, Сократа, Платона и Аристотеля. Родители Платона Ariston и Perictione. Ariston,  как считают,  происходил от Codrus, последнего короля Афин, а тот, в свою очередь, от бога Посейдона. Семейство матери было связано с ранним греческим законодателем Солоном (сильно смахивает на Соломона?). Ничто не известно о смерти отца Платона (похоже на матриархат?). Принимается, что он умер, когда Платон был мальчиком. Его мать Perictione вышла вторично замуж за своего дядю Пирилампеса, видного деятеля времен Перикла. И Платон был, вероятно, воспитан в его доме.

    Руководители экстремистов олигархического ужаса 404 года до н.э. Critias и Charmides были, соответственно, кузен и коллега матери Платона. Эти же «экстремисты» были друзьями Сократа и через них Платон, должно быть,  знал философа с детства. В конечном счете, однако, он убедился, что нет никакого места для человека с совестью в афинской политике.

    В 399 до н.э. демократия осудила Сократа на смерть, и Платон с другими друзьями Сократа убежали в Megara вместе с Евклидом (Eucleides), основателем Megarian школы философии. Следующие несколько лет Платон,  как считают,  путешествовал по Греции, Египту и Италии. (Об этом путешествии сказано так запросто, будто это сегодня происходит, на самолете летал Платон по всему древнему миру. Скорее всего, это путешествие совершали разные Платоны, один из которых сам Соломон, вернее его прямой ученик, ибо сам Соломон умер в Йемене). 

    В 387 году Платон основал Академию в Сиракузах (Сицилия) и посвятил ей остаток своей жизни. Однако конкретных данных о совместной работе Платона и Аристотеля нет. (Даже при сегодняшнем уровне коммуникаций такие скачки из Греции в Египет, из Египта на Сицилию, и так далее кажутся необычными. Во времена же до новой эры это выглядело совершенно невозможным. Приехал на Сицилию, организовал академию, и поехал дальше, а потом вернулся на родину, в Грецию).

    Ни одна из работ Платона не была потеряна (несмотря ни на что), и современные ученые согласны, что многие его  маленькие работы - Alcibiades I, Alcibiades II, Theages, Erastae, Clitopho, Hipparchus, и Minos - являются подложными. Большинство ученых также поддерживает мнение, что Epinomis, приложение к «Законам», был написан математиком Филиппусом. Hippias и Menexenus расценены как сомнительные некоторыми, хотя Аристотель, кажется,  расценивает их как принадлежащие Платону. Большинство этих 13 «Символов» - конечно, более поздние фальсификации. Относительно подлинности «Седьмого Послания», которое является наиболее важным с биографической и философской точек зрения, существует продолжительный и нерешенный до сих пор спор. (Вы только представьте себе, мотался Платон по всему древнему миру, а работы его все целехоньки).

    «Апология» была, вероятно, написана в молодом возрасте (380-е годы), «Законы», хотя с другой стороны, она была явно работой старика. Поэтому они и не вяжутся между собой, а сам Платон не отразил в своих трудах «пересмотр» своих позиций.

    Только через эту призму можно рассматривать «целостность» его трудов, соотнести их с одним человеком. Современные ученые при помощи стилистических критериев доказали, что разные «труды» Платона принадлежат к разным лингвистическим группам. Более ранняя группа диалогов Платона обладала высокой драматической силой, в более поздних диалогах ощущается недостаток драматического мастерства. Так как сам Платон никогда не представлен в его собственных диалогах, совершенно непонятно его собственное мнение о рассматриваемых вопросах. Лица же, участвующие в диалогах, нам неизвестны, кроме Сократа.

    Кроме того, Платон заставил самого Сократа защищать одну идею в Protagoras и опровергать ее же в Gorgias. Предполагается, что Аристотель не читал ранних работ Платона, так как он не ссылается ни на одну из них. Я же думаю, что он и «не должен был их читать», ибо как бы он мог написать свои труды, «основанные» на принципе «стой там – иди сюда» одновременно?

    И вообще, академики пришли к заключению в связи с «самым древним Платоном (Plato), что в нравах его Академии было никогда не рассматривать ничьи прежние труды. Собрались и начали спорить, как будто видели друг друга в первый раз.

    Опровержение атеизма Платоном включает идентификацию души с «движением, которое может перемещать себя». Так как некоторые перемещения беспорядочны, должна иметься одна общая душа - бог. Нет, однако, предложения, что имеется самая плохая душа - дьявол. 

    Платон, таким образом, становится создателем представления, что имеются некоторые теологические истины, которые могут строго демонстрироваться причиной; то есть, философским богословием.

    Платон продолжает далее, что неприятие его философии должно быть наказуемо как тяжкое преступление. Вот поэтому ни один из его трудов и не пропал в течение почти 2000 лет, пока не возник «неоплатонизм» 16 века.

    Плавно перейдем к нему.

    Плотинус (Plotinus, Plotino), первый «неоплатоник», родившийся уже в нашей эре, в 205 году, через 553 года после смерти Платона (Plato).  «Британика» сообщает, что это произошло в каком-то «Lyco» или «Lycopolis», Египет? (? – «Британики).

    Если «Британика» не знает, где расположены эти города, значит, не знает никто. Умер он в 270 году, прожив 65 лет, на 15 лет меньше своего «двойника» Платона. По тем временам это тоже был долгожитель. Умер он тоже в очень приблизительном месте – Campania, ибо это не населенный пункт, а фактически страна, в крайнем случае, область. «Британика» расценивает его как древнего философа, центр влиятельного круга интеллектуалов, «литейщика неоплатонизма».

    Единственный источник для описания жизни Плотина, потому что окончание «us» не произносится, ибо и Коперник равен Коперникусу,  - биография, написанная его учеником и редактором его трудов Порфиром, представленная как предисловие к его изданию. Другие древние источники не дают никакой достоверной информации о том, что Порфир вообще имеет какое-либо отношение к Плотину.

    Честная «Британика» добавляет: «Это нужно упомянуть, потому что, хотя Порфирова «Жизнь Plotinus» является лучшим источником, она имеет некоторые важные неточности, которые должны обязательно быть отражены в любом современном описании жизни Плотина». Ибо Порфир «не использует творческого воображения, чтобы заполнить промежутки. Это  - работа честного, точного, поклоняющегося ученика и вдумчивого друга».

    Порфир в жизнеописании Плотина концентрируется на последних шести годах, когда он жил с Плотиным в Риме. Это - пожилой Плотин. Собственные записи Плотина не содержат никакую автобиографическую информацию; они были все написаны в последние 15 лет жизни. Вообще неизвестно, что он делал до 50-летнего возраста. Eunapius, с запозданием, аж в 4 веке сообщил, что место его рождения было Lyco, или Lycopolis, в Египте. В 263 году, как черт из табакерки, в возрасте 58 лет, за 6 лет до смерти, Плотин объявился в Риме, заимел друзей-сенаторов, ставших наперебой назначать его опекунами своих детей перед смертью. И не только сенаторов. В его друзьях ходили римский император Галлиен (235-268 гг.) и его жена Салонина. Не будь дураком, Плотин попросил императора, чтобы тот восстановил разрушенный город в Кампаньи и предоставил его с окружающей землей  в распоряжение Плотина, назвав его Платонополис, с тем, чтобы Плотин организовал там жизнь согласно законам и нравам «идеального государства Платона (Plato)».

    Император отказался. Если помните, Платон тоже предлагал на Сицилии то же самое 550 лет назад, и тоже получил отказ, смотавшись потом умирать в Афины. И опять как у Платона Египет. Так что это кто-то из окружения Моисея, я думаю, «переброшенного» при очередной правке первоисточников в более позднее время.

    Не найдено никаких известий относительно деятельности его «школы», хотя его метод учения считается довольно схоластическим. Он читал по Платону или Аристотелю, а потом комментировал их и толковал, включая туда собственные взгляды и представления.

    Собственно, «Школа» была неопределенный круг друзей и поклонников без корпоративного устройства. Именно для этих друзей он написал трактаты, потом их собрал Порфир и  опубликовал как «Enneads» (Анналы). Для меня совершенно ясно, что его «создали», чтобы продемонстрировать «преемственность» и отодвинуть Платона совсем далеко назад.

    Главной задачей было привести «Платона» к зачаткам католичества через Плотина. Отношение Плотина к традиционным языческим культам было почтительно безразличным. Amelius, его самый близкий друг и соратник в философии, был набожный человек, увлеченный обслуживанием языческих жертвоприношений. Плотин отказался присоединиться к нему. Несмотря на это, Amelius остался другом Плотина и его сотрудником. Некоторые члены его круга друзей были «гностики». Вместе с тем он считал гностицизм варварским, мелодраматическим, иррациональным, безнравственным, негреческим. Особо отмечается, что Плотин не имел контакта с церковью в Риме.

    Собственно религия Плотина, которой он занимался и преподавал, были поиски для мистического соединения с «Хорошим» через осуществление чистого интеллекта. В общем, не рыба и не мясо. Но, судя по отрицанию принадлежности к римской церкви, скорее всего он – «любимец Рима». Хотя, конечно, никакого Рима в ту пору быть не могло согласно новой хронологии.

    Резюмируя, можно сообщить, что этот фантомный Плотин настолько беден сведениями о нем, что можно подумать, что все детали у него сняли как с разбитого автомобиля на запчасти, а мятый кузов выставили на обочине для устрашения пролетавших мимо лихачей. Запчасти же пригодились для автомобилей «на ходу».

    Плетон (Plethon, Pletho), второй «неоплатоник» родился в Константинополе в 1355 и  умер в 1450 (1452) году в возрасте 95-97 лет в Мистре, Морея. Как видите, все «платоники» – долгожители (80, 65 и 95 лет), что само по себе по тем временам не может быть случайным, ибо даже императоры жили в два-три раза меньше. А тут, как «платоник», так и живет долго, притом все, несмотря на то, что родились бог знает где, непременно принимали участие в итальянском Ренессансе.

    Учился Плетон в самом Константинополе и при мусульманском оттоманском суде в Адрианополе, основал школу тайной религиозной философии в Мистре (Mistra), Пелопоннес, где провел значительную часть своей жизни.

    Плетон составил предложения по социальной и правительственной реформе для византийских императоров Мануила II (правил 1391-1425) и  Иоанна VIII (1425-48) Палеологов. Наиболее важно, что Плетон, как полагают авторы «Британики», был советником богословов византийской делегации на  Ферраро-Флорентийском соборе в 1438-45, который был созван, чтобы воссоединить латинские и греческие церкви для отпора посягательству турок-оттоманов на Константинополь.

    Плетон, более увлеченный философией, чем богословием, использовал связи с деятелями Ферраро-Флорентийского собора для обоснования во Флоренции. Здесь получила распространение его работа «Отличия учений Платона и Аристотеля». Эта работа «зажгла» Козимо Медичи и он основал Платоновскую Академию во Флоренции во главе, естественно, с Плетоном.

    Плетон привез с собой «Географию Страбо», которая была неизвестна на Западе и вскрывала «ошибки Птолемея». Тем самым он воодушевил Колумба на открытие Америки, ведь Земля-то оказалась круглая. Неизвестно, чем ему не понравилась Флоренция, но Плетон возвратился на Пелопоннес. Здесь он написал свою «Кодификацию законов», почти копию «Законов» Платона, в которой изложена социальная и политическая утопия, замешанная на классике Атениана, смешавшая в кучу «Святые дары» платонизма, стоицизм, исламский фатализм и императорское богослужение. Плетон как и сам Платон высказался относительно зороастризма, астрономии, музыки, хронологии, риторики и «различных теологических предметов».

    Все труды Плетона «проникнуты страстной преданностью Греции, и желанием восстановить ее древнюю славу». Немаловажным считаю, что Плетон был рукоположенный священник. Далее можно было бы процитировать, как Плетон, словно древний бог вызвал к жизни многих гуманистов, начиная от Петрарки, и кончая Козимо Медичи вместе с его «домашним эстетом» Леонардо да Винчи. Но меня не оставляет чувство сомнения, что все это «притянуто за уши», чтобы переместить «византийщину» на плодородные почвы Италии. В статье «Гуманизм» «Британика» прямо говорит, что в течение 15-го столетия в связи с завоеванием турками Константинополя, Италия получила долгожданных эмигрантов-ученых, хотя как доказали авторы «новохрона-2» именно с запада, а не с востока якобы «турки»  завоевали Константинополь.