Смерть на площади Каталонии. Глава 10

                10

    Конечно, Лизетт нашла самый быстрый маршрут, чтобы успеть посетить те места, которые они выбрали для посещения (пожалуй, слишком громко сказано, ведь выбирала она, а муж особо не возражал), но когда поезд буквально проносился мимо живописных мест, то даже Жюве захотелось остановить мгновения. Но стальной конь просто галопом несся без оглядки, оставляя вдали какую-нибудь средневековую Жирону, которая едва успела кивнуть своей многовековой историей.  Лизетт молчала, предвкушая встречу с великим сюрреалистом, ну, а мужу просто нравилось смотреть в окно. Буквально через несколько минут после прибытия в Фигерас, они оказались перед входом в музей, и Жюве с любопытством рассматривал оригинальный экстерьер здания.

- Какие ты говоришь яйца, Лизетт? – ради приличия переспросил он свою жену.
- Ампурданские, Жюве.

   Ну, а насчет символизма, то они хорошо позавтракал еще в отеле, и Жюве смело присоединился к миллиону тех туристов, которые ежегодно посещают этот музей-театр и прибывают в возвышенном состоянии, тем более, когда рядом жена. Вместе с Лизетт он покорно обошел почти все залы музея, и даже выражал собственное мнение по поводу выставленных картин, правда, оно редко не совпадало с мнением жены. Только оказавшись в зале с ювелирными украшениями, он вдруг вспомнил мадам Грюнель, у которой были похищены фамильные драгоценности из рубинов и сапфиров, впоследствии оказавшиеся фальшивыми. Правда, оказавшись в зале под стеклянным куполом, Жюве и глазом не успел моргнуть, когда Лизетт напомнила ему, что они находятся прямо над склепом художника, а ведь сколько подобных захоронений в жизни оказывалось у него под ногами, правда не столь знаменитых.

  Когда они покидали музей, обмениваясь впечатлениям, Лизетт неожиданно произнесла:
- Похоже, я вспомнила, кто мог забрать пустой пакетик из-под сахара в тот вечер, когда погибла та несчастная девушка.

  Жюве, то ли еще будет, но слова жены почему-то снова перенесли его в события их первого с Лизетт вечера в Барселоне.

  Инспектор де Вилья нервничал, ему только что доложили, сколько человек заходило в кабинет синьора Веласкеса, а значит, могли оставить там пакетик со смертоносным сахаром. Тридцать шесть, а некоторые заходили и не по одному разу. И это только во второй половине дня, а если пакетик с сахаром появился в кабинете директора накануне или за пару дней.  Нет, пожалуй, такой вариант можно отбросить, ведь Веласкес последний раз пил кофе с темным сахаром примерно в половине пятого вечером. Это в том случае, если яд предназначался директору, а если это не так и отравить хотели все же девушку и его просто направляют по ложному следу? Но проверять придется всех, будь оно неладное, и инспектор покрутил свои усы, правда на сей раз без привычного удовольствия.

  Странное дело, но именно об этом размышлял и Жюве, возвращавшийся вместе с женой на поезде после экскурсии в Фигерас.  На этот раз, обратная дорога была не столь быстротечной, и они даже останавливались в той же самой Жироне, чтобы вдохнуть пыль средневековья, хотя здесь и прошел долгожданный для каталонцев сентябрьский дождь. Правда, Лизетт не смогла вспомнить, что она имела ввиду, произнеся странную фразу после выхода из музея, а Жюве и не стал настаивать. А ведь у этого Дали есть знаменитая картина “Постоянство памяти”, но что вы хотите: сюр – есть сюр, и ассоциации сразу прошли, как только она оказались в вагоне.

   Проходя мимо полицейского участка на улице Рамбла, у Жюве неожиданно зазвонил телефон. То ли инспектор де Вилья увидел проходящего Жюве из окна своего кабинета, то ли просто соскучился по его компании, а может, ему снова понадобилась его помощь. По глазам мужа Лизетт поняла, откуда звонок и, как и вчера, вновь милосердно отпустила его к испанскому коллеге.

  На этот раз в коридоре возле кабинета инспектора никого не было, да и дверь туда была слегка приоткрыта, как будто де Вилья дожидался Жюве возле нее. Впрочем, так все и оказалось, и они поздоровались как старые приятели и с помощью Марии успели перекинуться несколькими вежливыми фразами. Де Вилья говорил не так громко, как в первый раз, что было легко объяснимо: за стеклянной перегородкой его сотрудники внимательно просматривали записи с камер видеонаблюдения.

- Синьора Веласкеса пришлось отпустить, – немного виновато сообщил инспектор, - у нас против него ничего нет, кроме любовной связи с погибшей девушкой. Мне даже кажется, что убить хотели не ее, – и он остановился на полуслове.
- Вы думаете, что отравить хотели самого директора, – задумчиво произнес Жюве и понимающе добавил, – вполне резонно. Но тогда вам придется проверить десятки людей, у которых для этого был мотив и возможность.

  Де Вилья тоскливо вздохнул и показал рукой на своих сотрудников за перегородкой, но потом вспомнил, для чего пригласил своего французского коллегу и, прижав руки к груди (или Жюве это просто показалось), как-то просительно произнес:
- Синьор Жюве, может быть, вы еще что-нибудь вспомнили из событий того памятного вечера?

  С разрешения инспектора Жюве прошел за перегородку и остановился возле Рафа, который уныло просматривал записи с камер, и по его усталому виду было видно, что делает это он уже не в первый раз. Глядя на мелькающие перед глазами лица и фигурки людей, с которыми общался Веласкес, Жюве его хорошо понимал, хотя не знал, чем он может помочь местной полиции, ведь он видел их в первый раз. Хотя нет, одно лицо ему показалось знакомым, и он попросил Рафа остановить запись и отмотать ее немного назад. Стоящий рядом де Вилья с надеждой посмотрел на француза, который задумчиво произнес:
- Красивая девушка.
- Лусия Эрнандес – врач медпункта супермаркета, – посмотрев на своего начальника, с готовностью подтвердил Рафа.

  Жюве мучительно пытался вспомнить события того трагического вечера и ему тогда показалось, что дежурный врач появился уже позднее, вызванный, скорее всего, тем же директором. Но по времени, указанному на записях выходило, что врач подошел к синьору Веласкесу намного раньше, и он даже пропустил ее в свой кабинет, где она долгое время находилась одна. Потом девушка вышла из его кабинета какая-то сильно возбужденная и направилась к выходу, а директор вернулся на свой наблюдательный пост, и как раз в это момент он увидел компанию молоденьких девушек.

   Инспектор де Вилья и его сотрудники никак не могли понять, почему эта запись так заинтересовала французского инспектора. А Жюве просто думал и вспоминал, вспоминал и думал, и вдруг ему вспомнились слова Лизетт, сказанные при выходе из музея Дали, о том, куда мог подеваться пустой пакетик из-под темного сахара. Тут он стал лихорадочно анализировать, вернее, фантазировать: девушка оставляет пакетик с цианидом в кабинете директора и потом покидает его, чтобы ее ни в чем не заподозрили. Она возвращается к себе вниз в медпункт, ожидая новостей из ресторана, и через некоторое время ей звонит синьор Веласкес, живой и невредимый и просит ее немедленно подняться наверх. Этим можно объяснить ее растерянность и бездействие, поэтому в дело спасения девушки до приезда скорой помощи пришлось вмешаться его Лизетт. Она понимает, что пострадал совсем посторонний человек, но находится постоянно рядом с его женой, и только она могла обратить внимание на какой-то пустой пакетик из-под сахара. Потом она садится в машину скорой помощи, правда, не с отравленной по ошибке девушкой, а с его женой, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке или для того, чтобы выяснить, что станет известно местным врачам.

- А где работала синьора Эрнандес до перехода в медпункт супермаркета? – вслух поинтересовался Жюве.
 - В какой-то фармацевтической фирме “Medicina segura”, – немного равнодушно начал Раф, но тут же встретитился взглядом с озабоченным лицом своего начальника, который сердито произнес:
- Уж не в той ли самой, где случился недавний скандал с производством каких-то антидотов для больниц и медицинских центров?

   Конечно, то, что увидел и вспомнил Жюве, пока не было подкреплено никакими реальными доказательствами, но, по крайней мере, давало полиции перспективную версию, которую имело смысл разрабатывать дальше, чем заниматься проверкой всего персонала ресторана и не только его одного. По крайней мере, инспектор де Вилья на прощание настолько долго тряс Жюве руку, что тот надолго запомнил знаменитое испанское рукопожатие.

  Когда уже вечером Жюве оказался в отеле в своем номере, то Лизетт встретила его радостным восклицанием:
- Я все вспомнила, Жюве.

  Вначале инспектор не сразу понял, что имела в виду его жена, когда произнесла эту загадочную фразу, но потом, словно спохватившись, произнес:
- Ты хочешь сказать, что пустой пакетик из-под сахара могла подобрать женщина-врач из местного медпункта?
- Откуда ты это знаешь, Жюве, – удивилась Лизетт, но вспомнив, кем работает ее муж, добавила, – не только могла, но и сделала это, Жюве: я видела это своими собственными глазами.

   Последний вечер в Барселоне супруги Жюве встретили в хорошем настроении, то ли тому причиной было сегодняшнее посещение музея Дали, то ли из-за того, что их короткое путешествие подходило к концу. То, что этот вечер окажется сегодня для них последним, Жюве узнал, когда зазвонил телефон. Сначала он подумал, что это – неугомонный инспектор де Вилья, которому снова срочно понадобилась французская помощь, но звонок был из полицейского управления Тура, и главный комиссар просил его, по возможности, (а значит, как можно скорее) вернуться к себе в Перюссон, где его ожидало преступление века, а без него ведь, никто и никак не cможет в этом разобраться.

- Жюве, а как же дело с отравленной здесь девушкой? – напомнила жена, когда он наливал в ее бокал немного сангрии.

   За мужа ответили капли дождя, которые осторожно забарабанили по окнам гостиничного номера.

   Впрочем, звонок инспектора де Вилья не заставил себя долго ждать, и застал Жюве в вагоне скоростного парижского поезда, все на том же вокзале Сантс. Тот какое-то время инспектор сетовал, что они не успели выпить по стаканчику сангрии, и он не пожал своему французскому коллеге руку за помощь в раскрытии преступления, хотя рука Жюве еще не забыла вчерашнего рукопожатия.  А потом де Вилья начал рассказывать, словно, отчитывался перед Жюве о ходе расследования.

  Лусия Эрнандес действительно была любовницей синьора Веласкеса, причем, еще задолго до того, как она стала работать дежурным врачом в медпункте супермаркета “Еl Corte Inglеs”. Как они не старались шифровать свои отношения, в особенности, наш любвеобильный директор, но всякая тайна в конце концов выплывает наружу, тем более, на берегу теплого Средиземного моря. Полиции удалось установить, каким образом синьор Веласкес помог синьоре Эрнандес устроиться на работу в супермаркет, а узнать дальнейшее было просто делом техники, как выразился многоопытный инспектор де Вилья. В квартире синьоры Эрнандес пока не было найдено никаких следов ядов, зато был обнаружен “cartilla de embarazo” из центра первичной медицинской помощи. Итак, наша Лусия была, во-первых, беременна, а, во-вторых, не захотела избавляться от ребенка, что совершенно не устраивало синьора Веласкеса, и он решил найти себе новую пассию. Поначалу она решила шантажировать его, грозя все рассказать об их скандальной связи его жене, но поскольку тот просто невозмутимо завел себе другую, то нервы у девушки не выдержали. Правда, последние слова пока были плодом воображения инспектора де Вилья, а синьора Эрнандес молчала, как какая-то бонито из семейства тунцовых.

  Последние слова инспектора де Вилья были не слишком хорошо слышны из-за стука вагонных колес, отправляющего поезда Барселона-Париж, и теплых прощальных слов Лизетт:
- Аdios, Barcelona!
 
medicina segura (исп.) – безопасная медицина
cartilla de embarazo (исп.) – буклет беременности
Аdios, Barcelona! (исп.) - до свидания, Барселона