Тумбалалайка

    Сейчас немало людей едут работать за границу. Это было и раньше, только не так явно и в не таких масштабах. Я тоже было, хотел поехать, но у меня произошёл такой случай, что я, почти поработал, как бы, за границей, не выезжая из собственной страны…
  Один араб снимал в аренду, у моего друга Александра, в кафе кондитерский цех. Надо сказать, что кексы и всякие пирожные у него были отменные, не придерёшься.
 И вот, как-то приводит он к моему шефу своего приятеля, тоже араба по имени, как сейчас помню – Муави.               
Тот, учился в нашем городе, женился на местной девушке и остался здесь жить.  Весь сыр-бор был из-за того, что в нашем кафе пустовал один зал, который мы никак не могли до конца отремонтировать, потому что, как всегда, не хватило денег.
  Вот тут араб со своим предложением и подвернулся – оформить зал и взять, не знаю, на какой срок, его в аренду под компьютерные игры, которые в то время были очень популярные.
  А, мы, с моим напарником Серёгой сидим в баре, потому, как работа затормозилась, никого не трогаем, попиваем пивко и за порядком следим.
   И в этот, если можно так сказать, - не подходящий момент (ведь у нас ещё было по пол кружки пива), подходит к нам наша официантка и говорит:
-Хватит на шару пиво дрысгать, шеф вас к себе требует!
 Вражина, весь кайф нам испортила, но мы быстренько допиваем и шмельком – в кабинет. Заходим, а там какой-то мелкий араб сидит.             - Вот познакомьтесь, – представляет Александр, - это Муави, ему надо помочь с оформлением зала. 
   В общем, я сразу набросал (не дорого, за бутылку Армянского конька), небольшой эскизик: подвесные потолки с точечными светильниками, для быстроты отделки, на стенах панели из МДФа, на окна – жалюзи, а на свободной стене решил панно на ваять по мотивам компьютерных игр.
    Нашему арабскому заказчику всё понравилось, и он, выделив деньги на материалы, поехал закупать компьютеры и сопутствующее оборудование.
  А я, опять пригласив своих помощников, рьяно, взялся за работу.
Так, как у нас кое-какой материал уже был, мы через три недели, практически закончили отделку зала. 
  Кода я дорисовывал панно, а ребята монтировали светильники и прикручивали плафоны, тут и появился Муави и не один, а с целой «шайкой-лейкой» арабских друзей.               
   Они заносят оборудование, а я, не спеша, творю и тихонечко подпеваю себе под нос песню, которую вчера на дне рождения у моего дяди пели. Надо сказать, что у него на половину еврейские корни, не говоря уже про остальных родственников, поэтому и закуски, ну, и музыкальное оформление было соответствующее.
 Арабская команда, ходит, туда-сюда, носит всякие ящики, в общем – работать мешают. Вот думаю: «Припёрлись, нашли время, да ещё под конец рабочего дня».
    И автоматически глянув на часы, вижу уже – девятнадцать сорок, вот я тихонько и запел:

             «В семь-сорок он подъедет,
              В семь-сорок он приедет,
             Наш старый, наш добрый, еврейский паровоз.
             Тянет с собой вагоны, тянет с собой вагоны,
             На-абитые людями, бу-уд-то  сельдевоз…»               
               
    А Муави, как услышал эту мелодию, его, аж, передёрнуло, он визгливым голосом, спрашивает:
  -Ты, что это, еврейские песни поёшь?
 - Да, - отвечаю, - что тут такого?
 - Мы, - продолжает он, - евреев ненавидим – с ними воевали, и дальше будем бороться!               
 Тогда, я подумал: «Вырос я в центре Харькова, и у нас в доме жило около половины еврейских семей, да и в классе – не меньше учеников, и ничего страшного не было, никто ни с кем не боролся»
 Поэтому простодушно, спросил:
- А, что тебе лично евреи плохого сделали, что ты их так не любишь?
- Ничего не сделали, но я их не люблю – и всё! - перешёл на громкий тон Муави.
  Да и ещё его соплеменники, тоже «подвязались», начали его поддерживать, типа, не любим и так далее.
  Думаю: «Хорошо, что я работаю в своей стране, а нигде ни будь в Эмиратах или в Саудовской Аравии, а то меня бы, точно, за такие речи камнями побили».
 - Ладно, всё понятно, - и, чтобы перевести разговор, спрашиваю, - как тебе панно, хорошее? –  и продолжил, - а кто-то за эскизы бутылку конька обещал, но так и не выставил.
   Муави, что-то хотел возразить, но тут со стремянки спускается мой напарник Сергей, а у него рост – метр девяносто с хвостиком да ещё не хилое телосложение, он выглядел, как Голиаф, среди евреев, и арабы, еле достающие ему до плеча, аж отпрянули, а он спокойно продолжил:
- Да, да точно, ты, так коньяк и не поставил.
- А у меня с собой нет, - решил съехать с «базара» Муави.
 - Ничего, – у нас засмеялся я, - на баре есть, так, что пожалуйте, вперёд – за бутылкой. Долг – платежом красен!
   Он, видно последних слов не понял, но делать нечего, вздохнувши, поплёлся вместе со своей бригадой в бар.  Когда он вернулся с коньком, уже стемнело, и мы даже свет включили.  Его друзей уже не было, видно, решили не возвращаться – от греха подальше.               
 Тогда, я, пацанам, командую:
 - Всё шабаш, давайте коньячком обмоем завершение рабочего дня и – по домам.
  Взяли мы рюмки, садимся за стол, смотрим и наш арабский товарищ, тоже присоседивается к нам с большим бокалом.
  Глянув на его потуги и разлив поровну сразу всю бутылку по рюмкам и в бокал Муави, немного удивившись, спрашиваю:          
-Ты же араб, а у вас Коран, запрещает спиртные напитки употреблять?
 А он, как ни в чём небывало, парирует:
-Так, уже темно, и Аллах – не видит, он спит, - и хлоп – вместе со всеми выпил.               
-Видно, тебя сильно засосало наше болото, - засмеялся я, и продолжаю, - ладно, теперь я угощаю, - и обращаюсь к Серёге, – принеси – ещё одну за мой счёт.
  Он кивнул и побежал в бар…
  Вечер получился насыщенный и весёлый, и уже после второй бутылки, потянуло меня на песни, и я, не удержавшись, вспомним вчерашнюю гулянку, запел:

              « Тумбала, тумбала, тум-балайка,
              Тумбала, тумбала -смейся и пой,
              Тумбалайка сердцу с играй-ка,
              Пусть веселится вместе с тобой.
              Думает парень ночь напролёт:
              «Ту ли девчонку он замуж берёт?
              Можно влюбиться, но ошибиться,
              Вот если б всю правду, знать наперёд…»

  Муави, как услышал, чуть коньяком не поперхнулся:
-Ты, опять, - кричит, - еврейские песни поёшь?
 А я, включив, как говорится, - дурака, парирую:
- Какая ж она еврейская, когда поётся в ней, про балалайку – русский народный инструмент, а евреи у нас её просто – спёрли.
 Изрядно захмелевший араб, уже спокойнее, добавил:               
 -Точно! Вот за это я евреев и не люблю: Синайский полуостров – занимали, на левом берегу реки Иордан, поселения устроили, Голандские высоты – оккупировали, так и глядишь, опять чего-нибудь – сопрут .               
- Как я тебя понимаю, друг! – наигранно, чуть не прослезился я, - за это надо выпить – я угощаю! 
 Муави, окосевши окончательно, выпалил:
- Нет – я! – и бросил на стол сто гривень.
 -Тогда – пополам! За русско-арабскую дружбу! -  предложил я, а «новый друг» - только кивнул.
  Но, когда подняли очередную чарку, меня опять «прорвало» и я запел:

                «Тумбала,тубала-тумбалайка,
                Тумбала, тубала, тубала-ла,
                Шпиль балалайка тумбалайка,
                Шпиль.балалайка.тумбала-ла…»

На это, Муави, уже не как никак не реагировал, он спокойно, посапывал, лёжа лицом в салате, а мы собрались и тихонечко вышли из зала…
  На следующее утро вся наша бригада, как ни в чём не бывало, заканчивала работу: я наводил на панно последние штрихи, ребята помогали расставлять аппаратуру, и только наш вчерашний арабский друг, со страдальческим лицом, молча пил кофе.
  К обеду всё было готово, и я сказал:
- Ну, теперь – расчёт и надо, это дело обмыть, я – угощаю.
  Муави, поморщился то ли от похмелья, то ли от того, что деньги надо отдавать, но отсчитал обещанную сумму, и мы тут же решили, это дело, как говорится, - отметить и заодно опохмелиться. 
  Протягивая ему рюмку, я сказал:
- Это не выпивка – это у нас называется лекарство, так что Аллах, против – не будет. 
  Он, слегка скривив губы, залпом осушил чарочку и закусил долькой лимона.
  Выпив ещё дну бутылку, мягко говоря, - на посошок, мы попрощались, и, глянув на опять захмелевшего, арабского друга, уже, выходя из зала, я запел:
                «Хавейну шалом алейхем, 
                Хавейну шалом алейхем, 
                Хавейну ша-алом алейхем,
                Хавейну шалом, шалом, шалом алейхем…»