Бабий марш

***

Позвала как-то раз Ромовая баба подруг своих чернобровых, проживающих по соседству, Шар-бабу, Бой-бабу и Бабу-ягодку-опять, пройтицца вечерком по центральной улице городка своего протестным маршем баб-бабарих, себя показать да на других поглазеть, походить вокруг да около памятника Ленину, что на площади Ленина, постоять там, потоптаться миролюбиво, затем спуститься по широкой лестнице на набережную местной речушки, покормить уточек залетных крошками хлебушка насущного, а там уже и самим где-нибудь полакомиться не забыть. Ой, бабоньки, говорит им сладостно и нараспев Ромовая баба, выковыривая из ушей прошлогодний изюм кондитерский и слизывая с потрескавшихся губ сахарную помадку засохшую, надоело домоседство и домоводство проклятое, ведьмовство мелкое опостыло, уверяет их, сколько можно сидеть-горевать на табуретке занозливой, твердеть-костенеть за столом оккультным, уставленном свечами длинными, повторять одни и те ж заклинания, покрываясь корочкой старости и коростой невежества. Надобно нам из тьмы хрущовок своих на свет дневной все же выползти, подышать свежим воздухом, стряхнуть с себя паутину замшелой дряхлости, а пуще всего – действующей власти-мордасти стать в сугубую оппозицию. Ромочка, соглашается с ней Шар-баба, поддерживаю тебя полностью и пойду за тобой, дорогуша, во имя чего угодно и против кого угодно. Вон ведь как округлилась я вся, как обабилась. Груди как два печных чугунка стали. Голова бестолковая машины стенобитной тверже. И шум в ней такой от телевизора стоит, как будто черти огрели ее крышкой люка канализационного. Дурой непробиваемой стала. А раньше-то характер какой, наоборот, пробивной был! Двери больших столоначальников ногой открывала. А как мужиков я водила за нос. По пальцев щелчку они делали все, что от них ни потребую. Приворожить кого хошь умела словечком тайным. Теперь и ходить-то тяжко, тяжела, вишь, на подъем какова сделалась я, только бульдозер один меня и поднимет на тросе стальном, да и то, чтобы только шарахнуть-бабахнуть по чему-нибудь хорошенько. Ведьмой родственнички меня величают. Видят меня наскрозь. А в молодости что за стройность была у меня чудесная, каким совершенством телесным отличалась, с Роксаной Бабаян все сравнивали, завидовали многие. Куда это времечко-то девалось, бабы дорогие? Ой, правда ваша, бабоньки, вступает в разговор третья подруженька задушевная, Бой-бабой называемая. Засиделись мы в квартирах наших, погубили себя делами домашними, беседами с домовыми и чтением «Домостроя». Надоело воевать с Андами посуды и с айсбергами грязного белья. Если за что и пристало биться, так это за что-нибудь этакое, что вознесет нас над проблемами мирскими и прихотями мужскими. Во всем с вами согласна, нечего и добавить, сказала им Баба-ягодка-опять. Давайте возьмемся за руки, бабоньки, повесим себе на шею ведьмины наши мешочки с щепоткой праха Валерии Новодворской и с девизом «Доколе!» пройдемся по городу маршем баб-бабарих, помитингуем маленько, сотрясем основы того и этого, проветрим телеса свои загрубевшие и разум свой одичавший. Глядишь, сумеем предотвратить предстоящую ядерную зиму-зимушку, заменив ее на вечное бабье лето. По праву вернем себе отобранное у нас ордами мужицкими свободное Бабье царство и превратим его в вечно женственное государство. Оделись подружки по-праздничному, надели на шею мешочки ведьмины, накрасились по-старинному, умастили себя чародейными травами, взяли в руки кустарного изготовления магические транспаранты и направились в сторону площади Ленина.  Ярилось на небе солнышко. Денек обещал быть жарким. Идут друг за дружкой русские бабы. Всех впереди шагает Ромовая баба, да так шагает, что летят от нее по сторонам сдобные крошки. На них слетаются голуби, клюют съедобное крошево, радуются изобилию мучному. На ее транспаранте красуется надпись: «Вся власть русским старозаветным Бабам!» За Ромовой бабой на огромном тросе плывет, угрожающе покачиваясь, Шар-баба. Надпись на ее транспаранте: «Баба – это таранный шар, совершающий полезную работу за счет удара после его раскачки». За ней уверенным шагом борца сумо идет, будто продвигаясь к невидимой цели, разбитная Бой-баба. На ее транспаранте прочитывался черным по белому следующий лозунг: «Бей мужчин, спасай Израиль!» Замыкала процессию Бабка-ягодка-опять. Ее лозунг гласил: «45 – это не возраст! Это больше, чем возраст. Это 45-ая параллель!» Они только-только дошли до площади Ленина, как вдруг неподалеку истерически зашумели сирены полицейских машин; еще через минуту они увидели направляющихся к ним блюстителей порядка. Но не успели блюстители подойти к ним на расстояние вытянутой руки, как Шар-баба рассерженно повернула к ним чугунную свою гирю-головушку и ультимативно качнуло ею таким образом, чтобы покачиванием этим дать понять, что еще один шаг, и она вдарит с размаху не только по ним, но и по находящемуся рядом памятнику Ленину, а вслед затем и соседнему зданию достанется на орехи. Полицейские лихо вцепились в имитирующие фаллос дубинки, стали что-то вещать в дурацкие рации и активно изображать деятельность по подготовке поимки опасных преступников. От своего намерения пресечь митинг баб-бабарих отступать они, по всей видимости, не собирались. Предупреждению Шар-бабы, однако, никто не внял. В связи с чем досталось, разумеется, не только настырным злодеям в форме, но и памятнику вождя в том числе. Ленина разнесло в пух и прах всего лишь от одной легкой оплеухи Шар-бабы. Административное здание, стоявшее недалеко от места событий, также грозило вот-вот сложиться, как карточный домик, ибо радиус заварушки приобретал масштабы все более и более грандиозные. Завязался, в общем, нешуточный бой. На пару с Шар-бабой быстро справилась Бой-баба с двумя десятками стражей порядка. Била она их больно и с превеликим удовольствием, как будто всю жизнь только тем и занималась, что сносила головы с плеч. Кулаки ее работали, как отбойные молотки, а пальцы – как железнодорожные молоточки. Не стояла без дела и Баба-ягодка-опять. Ее мистическая красота даже в свои сорок пять лет убивала наповал, как будто она не женщина, а «Кольт» сорок пятого калибра, а то и пушка «сорокопятка». Ей достаточно было улыбнуться и по-колдовски сверкнуть разноцветными своими глазами-стеклышками, чтобы окосевшие и пускающие слюны сладострастия легавые, поджав хвосты, прижались к земле и не смели поднимать свои морды, пока не последует соответствующая команда. Прибывшие вскоре на подмогу к полицейским омоновцы бесславно пали на четвереньки, потом и вовсе легли ничком, формально притворившись мертвыми, а фактически обезоруженные картиной взбеленившихся баб, силой их необузданного бунтарства, неутоленного эротизма и ведьмовской эксцентрики. От зрелища того, как подружки ее расправились с этими агрессивно настроенными наглецами, пусть и наделенными атрибутами власти в виде дубинок, наручников, электрошокеров, автоматов и шумовых гранат, Ромовая баба вмиг помолодела, посвежела, налилась сладким сиропом и крепким ромом настолько, что сахарная помадка стала неудержимо таять на ее губах и интенсивно капать на тротуарную плитку. Сия помадка подсластила горькую пилюлю обезоруженным злым молодцам в воинственной экипировке. Те из них, кто еще хоть что-то соображал, с высунутыми языками, по-собачьи, набросились на помадку и лизали ее до полного помрачения рассудка, до абсолютного самоуничижения. Половые железы Ромовой бабы, в пандан сахарной помадке, выделяли такие сладостные секреты, что свидетели этой разрушительной потасовки из числа мужчин были возбуждены сверх всякой меры и экстатически аплодировали героическим бабам, били в ладоши до колик, до эпилептического припадка, до тех пор, пока последний из них, вслед за всеми, не впал в умиротворяющий транс и не превратился в соляной столб. Прибывшая в качестве подкрепления команда спецназа, вдохнув витавшее в воздухе колдовское амбре, не придумала ничего лучше, как заняться самобичеванием и взаимной кастрацией.  Бабы меж тем продолжили начатый столь триумфально бабий победный марш и останавливаться на достигнутом не собирались.  Они спустились по широкой лестнице на набережную местной речушки, покормили уточек, донесли до женской части общественности свои чаяния и надежды, призвали не сдаваться и идти до конца. В тот же день, околдовав большую часть прекрасного пола провинциального своего городка и собрав вокруг себя внушительную группу единомышленниц среди экзальтированных и воинственно настроенных феминисток, они двинулись маршем праведного гнева – по воздуху и по суше – по направлению к Москве. Двинулись кто на чем, кто в ступах, кто верхом на метле, кто на скейтборде, моноколесе, самокате, ковре-самолете. В Бабьем городке, на правом берегу реки Москвы, между Крымской набережной и Большой Якиманкой, несколько сот шаровидных, гиреподобных, чугунолитейных, молотобойных баб уже заждались их, тысячи ромовых баб присоединятся к ним по пути, не будет недостатка им ни в бой-бабах, ни в бабах-ягодках-опять. Их не напугать ни выстрелами в упор, ни бабахами, ни Бабьим Яром, ни бабьим местом. Женщины, когда-либо обиженные мужчинами, жены, поколоченные за что-то мужьями, включая и тех несчастных, что побиты сизифовыми камнями, и тех, что мечтают сбросить с себя иго мужское, как если бы это было иго татарское, – все они примкнут к новосозданным бабским летучим и пешим отрядам. И тогда бабий бунт в далеком казачьем хуторе, начатый из-за пьющих самогон мужиков, покажется шутовской шолоховской опереттой по сравнению с революцией баб, которая сметет на своем пути всех невеж, остолопов и пентюхов, грубиянов, растяп и плейбоев, сиволапых козлов и оболтусов, охламонов, мужланов, насильников, живодеров, убийц и грабителей, палачей, истязателей, извергов, флибустьеров, разбойников, хищников, шалопаев, халтурщиков, щеголей, выпендрежников, снобов, кривляк. Дождемся, бабоньки, не устает повторять Ромовая баба, скоро, скоро наступит тысячелетнее Бабье царство, самобытное и самодостаточное вечно женственное государство. Дождемся, качаясь на тросе, вторит ей Шар-баба, издалека намечая себе цель помассивнее, наподобие Спасской башни. Непременно наступит, соглашается Бой-баба, бойко поглядывая по сторонам, держась одной рукой за метлу, а другой за ядерную дубинку. Воистину, кивает Баба-ягодка-опять и щурится, щурится, пытаясь сфокусировать взгляд на Кремлевской звезде, которую с приходом к власти можно будет использовать в своих изысканных ритуалах, заключив ее в магический круг.

***