В один клик

Вечером тридцать первого декабря Боков вывел собаку на прогулку во двор. Родная девятиэтажка сияла расцвеченными окнами.
«Что сказать старому году? – подумал Боков. - Спасибо, что живой?»
Он трепетно вздохнул и прикрыл глаза, испытывая невероятное блаженство. Пьеса закончена. Осталось только написать адрес на рукописи, поставить дату , - это магическое тридцать один (31), и сегодня же отправить, согласно договору с театром.
Но как известно, именно под Новый год случаются самые нечаянные нечаянности.
Грело, горело да вдруг и погасло.
В то самое время, когда Боков, таскаясь за собакой по двору, благорастворялся в сладких мечтаниях, его жена Варя в его кабинете напоследок проходила тряпочкой по рабочему столу мужа.
Это пыльное, заваленное бумагами гнездилище творческой мысли не давало женщине покоя. Она терзалась каким-то чистоплотным суеверием, страдала, и только Боков ушёл выгуливать Бульку,  принялась за дело.
Влажные салфетки, сменяя одна другую, запорхали по корешкам книг в шкафу, по рамкам множества фотографий на стенах.
В оборот попало и зелёное полушарие настольной лампы, и принтер.
Увлечённая своим делом, она провела салфеткой и по клавиатуре ноут-бука, не заметив, что этим движением как бы смыла с экрана россыпь буковок, выделенных серым полем для копирования.
Лёгкое движение руки, и экран стал абсолютно белым.
В предновогодней запарке она не придала этому значения.
Успела провернуть операцию к той минуте, когда щёлкнул замок во входной двери и в квартиру ворвалась счастливая псинка, а за ней родной любимый муж в сиянии праздничной улыбки.
-На улице просто сказка! – сказал он. - Встретим Новый год и пойдём гулять.
Он разделся, заскочил в кухню, схватил тарталетку и улизнул в кабинет.
Растирая озябшие руки, он сел за стол и некоторое время с недоумением смотрел на белый экран.
Предчувствие катастрофы начало понемногу сковывать его. В последней надежде он прокрутил колёсиком мышки до упора вверх и вниз, и в изнеможении откинулся на спинку стула.
Экран был бел как саван. Осталось только название файла «Капитан Примадонна. Драма в пяти действиях».
Тридцать семь страниц готового текста, сто девяносто тысяч знаков, полтора года работы улетели в трубу.
Следы мокрой уборки на панели указывали на жену как на виновницу катастрофы.
У Бокова едва не вырвалось грубое слово в её адрес. Он предельно фальшиво выкрикнул срывающимся голосом:
-Дорогуша, ты у меня убирала?
-Так, немножко пыль смахнула. Новый год всё-таки.
«Смахнула! Ты целый год моего труда смахнула! – беззвучно взвопил Боков. – Ты мою жизнь смахнула!»
Он сорвался из-за стола чтобы выкричать боль, иначе сердце не выдержит.
В глазах потемнело. На пороге кабинета его обнесло. Он схватился за притолоку, тяжело дыша.
Из кухни слышался счастливый голос жены, поздравлявшей дочку по телефону, - щебетанье восторженной мамочки.
Боков скрипел зубами, остервенело мычал. Вернувшись к столу, дрожащими руками добыл таблетку. Проглотил без воды.
Лёг на диван в совершенном помутнении рассудка.
«Это конец, - думал он. – Развод! Теперь только развод! Для неё что кастрюли, что мои тексты - никакой разницы. И, значит, все её похвалы моим пьесам, конечно же, были фальшивыми. В глубине души она презирает меня. Сто раз говорил, умолял не подходить к моему столу. Всё мимо ушей. Я для неё источник пыли и больше ничего. Как театральная молодёжь уже смотрит на меня словно на отработанный материал, так и она. Была последняя возможность попасть в репертуарный план на следующий год, и вот на тебе! Нож в спину. И кто? Человек, с которым прожил тридцать лет!».
Таблетка подействовала и он впал в беспамятство.
Очнулся от поскуливания собаки. Булька сидела перед диваном и глядела на него глазами полными слёз.
Он вскочил на ноги, держась за стены, прошёл в туалет и заперся там в полной темноте. Казалось, под ним провалился пол, и он летел вниз будто в неисправном лифте, ударяясь о стенки шахты.
Это было совсем как смерть, и теперь уже самое ужасное для него, как для профессионала, состояло в том, что он не сможет впечатления от собственной смерти занести в дневник и потом использовать в какой-нибудь новой пьесе.
Сквозь звон в ушах донёсся голос жены из-за двери:
-Димочка, как ты думаешь, горошек класть в салат?
С голосом жены сквозь дверь проникло нечто такое, на чём держалась вся их жизнь.
Как пузырь воздуха из пучины океана, в Бокове стало подниматься что-то светлое, люминесцентное.
Всё переменилось стремительно, как бы в один клик по мышке.
Он подумал о себе с издёвкой: «Потрясающих эмоций от переживания собственной смерти сегодня, кажется, не испытать».
И ответил глухо:
-Мне всё равно.
Обратно сквозь двери к ней тоже посветило что-то слабым огоньком. Она простучала по двери весёлую морзянку и вернулась к своим ложкам-поварёшкам.
Боков вздохнул во всю грудь, словно вынырнув из глубины вод.
«Скажу, что сам «смахнул». Спущу на тормозах, - решил он.
И улыбнулся, представив как она скажет: «Ничего. Не расстраивайся. Выкрутимся как-нибудь». Усмехнулся и уже вслух, шёпотом, для себя:
-Димочка…Салатик…Зелёный горошек…
Комом из туалетного рулона он утёр мокрое лицо, пришёл на кухню и сел за праздничный стол.
Некоторое время жена пристально глядела на него, потом, ни слова не говоря, подошла и взялась массировать ему плечи. Ворковала что-то. Рассказывала про шалости внучки. Её сильные пальцы перебирали жилы на его шее, добирались до костей. А он сидел и удивлялся тому, что в человеке, оказывается, есть движения сердца, за которые стоит, может быть, заплатить и целой жизнью.