Всё было впервые и вновь

Глава 1. Дорога к морю

Яркое солнце светило уже несколько дней без перерыва, да и в целом июнь 84-го года с точки зрения погоды в Ленинграде оказался удачным. И вот, шагая в строю по пути в Ломоносовский порт, я вспоминал, как еще вчера, укладывая свой вещмешок, с замиранием сердца мечтал о том, как выйдем в море на катере и превратимся из «карасей» в настоящих «морских волков».

Первый курс, хоть и сложный, пролетел как-то быстро. С однокурсниками перезнакомились, даже по именам многих знаю, хотя их тут 150 рыл и называют всех по фамилиям. Особенно грешат этим наши отцы-командиры и товарищи преподаватели. Нет чтобы, как нормальные «сухопутные мазуты», сказать: «Лёха, ну ты что за пургу несёшь?», какой-нибудь капитан второго ранга или даже первого говорит: «Ну что, курсант Блощицын, сейчас я начну шашкой махать». Да-да, и даже некоторые, особенно капитаны второго ранга, снисходят до того, что могут спросить где-нибудь на разводе, да ещё и в дождик, так это слегка заикаясь: «К-курсант К-К-Крутоголов, а почему у вас г-гюйс мокрый?». Да-а-а, летит время! Как там у классика? М-м-м... нет, не помню, ну да ладно.

Идем мы своей славной пока еще 11-й ротой, пошаркивая «гадами» по Рамбовской мостовой, и не забываем встречных девчонок цеплять и загонять их в краску совершенно безобидными вопросами, ну типа: «Девушка, а девушка, и где же вы сумели купить такие кривые колготки?» Ну, после безмолвного ответа, гогот, аж машины шарахаются – идём-то мы, конечно, по проезжей части, мы же не какие-нибудь там хухры-мухры, мы ЛМУ ВМФ. Ну вот так, с шутками-прибаутками, дошли, даже лысина не успела вспотеть, а с другой стороны, что ей потеть-то, она уже за девять месяцев обросла какими-никакими волосами, да и береты по форме одежды на нас напялены.

Наконец, вот и гавань. Вдоль пирса стоят круизные лайнеры. Ага, размечтался, это были бело-серые небольшие катера, целых три штуки, под названием ПОК. Вот я и думаю: «Как же мы такие большие в такие маленькие ПОКи влезать то будем?» А нас взяли и разместили по-военному, это значит равными долями на три части, естественно пофамильно, как у нас и полагается. Немного погодя прозвучала команда: «Отдать швартовы!» Ну а нам и не жалко, отдали и пошли.


Глава 2. От Ломоносова до Выборга

Пока мы нашей группой размещались, мимо нас проплыли форты Кронштадта. Затем нас собрали в кают-компании и в красках разъяснили, какое же увлекательное путешествие нас ждёт: из Ломоносова в Выборг, затем к острову Мощный, а уже оттуда снова в Ломоносов. Вот такой Бермуд… «маркизовский» треугольник по «Маркизовой луже» получается. За время нашего впечатляющего отдыха мы обязаны: изучить район плавания по карте, отстоять вахту рулевым, а свободным от созерцания окружающих красот — помогать на камбузе. Когда подошли к острову Большой Берёзовый, настала и моя очередь штурвал покрутить.

Наш катер шёл вторым номером и управлялся несколько сложнее, чем я себе это представлял. Честно скажу — это вам не велосипед. Первое время, как я ни старался, у меня не очень получалось держать заданный курс, катер вилял, как… Простите меня, не хочу выражаться матом (притом слово «мат» к шахматам не имеет никакого отношения). Итак, попробую доходчиво объяснить. Держу руль прямо, а он не слушается, прёт вправо; я естественно подкручиваю влево, и эта посудина немного погодя, как ненормальная, начинает уходить влево — вроде то, что я и хотел, но не так же круто; сразу начинаю перекладывать руль вправо, тоже не сразу реагирует. Посмотрел капитан, как я старательно потею, и дал мне наставления по более простому и правильному управлению. Под его чутким руководством стало у меня что-то вырисовываться. Примерно через полчаса я и вовсе освоился, только ПОК всё равно рыскал в кильватерном следе от первопроходца. Чуть позже кэп сказал, что всё у меня нормально получается, и завели мы с ним приятнейшую беседу, в которой всё выяснилось. Он подробнейшим образом рассказал об этом славном «скитальце морей». ПОК — это на самом деле не «Пионер, Объевшийся Клубникой», а «ПОсыльный Катер» 722-го проекта польского производства, постройки 1974 года. Длина его 29 метров, ширина 6,5 метров, осадка 2 метра, водоизмещение 174 тонны, скорость 9 узлов. Исходя из этих, крайне важных данных, я тут же, буквально за каких-то пять-семь минут, решил сложнейшую задачу, которую могут решить только третьекурсники нашего училища, и то не все, а только отличники. Чуточку раньше, при исследовании маршрута, мы совместными усилиями в жарком принципиальном споре выяснили, что расстояние от Ломоносова до Выборга составляет ровно 54 мили (или, около того), ну и если мы идём девятью узлами, то это будет… Это будет семь… М-м-м, нет, шесть, да, именно шесть часов. Ну, что, съели? Знай наших! Не зря, видимо, я робу на английском у Фирсовой Лоры Григорьевны протирал.

Так, за разговорами, не заметили, как Выборг показался на горизонте. Моя вахта закончилась, и я с мостика спустился к нашим ребятам, которые с увлечением наблюдали, как форштевень нашего «Летучего Голландца» разрезает воды Выборгского залива.

Выборг оказался городом небольшим, но очень оригинальным. Я вот думаю, нет, скорее даже уверен, что в задачи нашего похода, кроме чисто профессиональных, входило и культурно-просветительное, то есть будущий цвет вспомогательного флота должен познакомиться с различными уголками нашей огромной Родины.

Наша стоянка находилась недалеко от старого города, туда мы и отправились. Конечно, для порядка нас сначала построили, без особой придирки проверили форму одежды, объяснили, что можно, что нельзя, чтобы не позорили, чтобы не опаздывали и т. д. и т. п. После пятиминутного внушения нас отпустили в увольнение. В более-менее ровном строю дошли мы до древних драккаров, на которых викинги пиратствовали в этих водах. Смотрю я на эти деревянные лодки и понимаю, что они — копия нашей новгородской ладьи. Значит, и в те стародавние времена существовал промышленный шпионаж. Только как теперь узнать, кто у кого спионерил чертежи этого образца передовой науки и техники мезозойской эры? Вот с этими мыслями о древней разведке я и мои соратники разделились в среднем по трое-четверо человек и пошли осматривать архитектурные и другие особенности этого удивительного города.

Наша дорога проходила мимо Выборгского замка. Это уникальная достопримечательность. Цитадель была заложена рыцарями-крестоносцами в XIII веке и завоёвана русской армией в ходе Северной войны. Башня Святого Олафа — главная башня крепости и единственная её часть, оставшаяся от первоначального комплекса построек. Выборг находится недалеко от финской границы, поэтому здесь встречается много иностранных туристов, но и наших тоже хватает.

Не будем вдаваться в подробности нашей экскурсии, и если коротко, то, изрядно стоптав подошвы своих ботинок о булыжные мостовые, мы усталые, но довольные вернулись к себе на борт. Вечером в свободное время мы эмоционально делились впечатлениями. В целом сошлись во мнении, что это уникальный город, изначально созданный западноевропейской культурой, неплохо бы изучить более подробно. Можно будет через какое-то время вернуться сюда и потратить побольше времени на посещение замка с башней, а также других музеев и достопримечательностей. «Да, было бы здорово побывать здесь лет этак через 39–40», — мечтательно вздохнув, заключил нашу беседу Гена Левченко.
 

Глава 3. К острову Мощный

С утра периодически моросило, дул свежий северо-западный ветер, было не холодно, а только как-то зябко. Минут десять, как отошли от причала. Вот так провожал нас Выборг, явно не желая отпускать в прохладные воды Финского залива к острову Мощный. А нам, несмотря на гостеприимство красивого старого города, хотелось вперёд, за новыми приключениями.

Пока шли прежним маршрутом, среди островков, волна плескалась в правый борт и, разбиваясь, превращалась в морось, обдавая наши лица, еще не привыкшие к солёному морскому ветру. Но как только вышли из-за этих укрытий на чистую воду, волна увеличилась, и стало покачивать сильнее. Всё пространство вокруг, насколько хватало глаз, было заполнено белыми барашками волн, и они, как в детском калейдоскопе, появлялись то там, то сям и пропадали, и потом опять появлялись, перетекая из одних в другие. Эта эпическая картина меня просто завораживала. Не желая окончательно промокнуть, все постепенно перебрались в кают-компанию. Качка усилилась, и иногда стало как-то неприятно ударять и потряхивать. С мостика спустился Санёк Решетило и, не обращая на нас никакого внимания, пошёл в кубрик. «Какой-то он бледный, может, заболел?» — подумал я. «А кто же тогда у руля, вахта-то его ещё не кончилась?» — «Прошу добро!» — гаркнул я, заходя в рубку. «Добро!» — ответил капитан. «Что пришел заменить товарища? Ну, давай, я не против, держи 240 градусов».

Наверху, как я быстро сообразил, качает сильнее. Ну, правильно, чем выше, тем амплитуда больше, это же физика, пятый класс, вторая четверть. Значит, благоприятнее всего находиться на ватерлинии, куда Сашка и зашхерился. Первого катера, так сказать, лидера, нигде не наблюдалось. «А где наши?» — спросил я. «При такой волне всё равно строй не удержать, да и опасно рядом идти, так что каждый сам по себе, связь поддерживаем, и то ладно», — откликнулся капитан. Тут подкралась хорошая такая волна и шибанула прямо в борт. Чувствуя, что нас несёт куда-то вверх и влево, я одной рукой ухватился за штурвал, другой за компас, третьей… Эх, жаль, третьей руки нет, ну, в общем, удержался. Капитан, расставив ноги шире плеч, тоже с трудом устоял и разразился гневной тирадой: «Три балла, три балла! Этим гидрометам из окна кабинета, может, и три, а нам здесь все пять, да ещё и ветер норд-вест, вот волна прямо в борт и шарашит, а она у нас на Финском от мелководья короткая и острая, так что держись, парень, крепче. Курс, главное, генеральный держи 240, а пятнадцать лево, пятнадцать право — это не страшно, потом подкорректируем». И тут обуял меня, нет, не страх, а всепоглощающее чувство восхищения этой стихией. Вокруг, куда ни глянь, одни огромные волны, а мы, как щепка в этом бурлящем море и завывающем ветре, это как гипноз!

Но тут следующая резкая волна, и мои чувства перешли в более плоское, я бы сказал, приземлённое состояние. И ещё меня стало немного мутить. Потом это состояние вроде бы немного отпускало, но в следующий момент возвращалось с ещё большим мучением. Мне становилось с каждой минутой всё хуже, и было стыдно, ведь я же был уверен, что у меня отличный вестибулярный аппарат, а тут такое. Но внезапно спасло то, что капитан сказал: «Иди вниз, а то вон какой бледный, я уж тут сам как-нибудь». И вот стою я на палубе по левому борту, прижавшись всем телом к рубке, тёплой от работы машинного отделения, и восторженно наблюдаю, как наше утлое судёнышко среди этой бушующей стихии взбирается на гребень волны, как на горку, и на секунду задумавшись, резко летит с вершины вниз, как будто хочет нырнуть в следующий накат, но, достигнув подошвы волны, снова начинает подниматься наверх. И так раз за разом, при этом кренится так, что, когда паришь над волнами, море отступает ниже ватерлинии и за бортом возникает пропасть, а когда проваливаешься вниз, кажется, с палубы можно дотронуться до воды, только руку протяни. Всё так близко, аж дух захватывает, и с этого ракурса волны кажутся ещё выше. Свежий воздух и глубокое дыхание явно помогли, но тошнота до конца не прошла, а перешла в тянущее, нудное состояние. Это наподобие как с головой: вот она болит, как будто по ней молоточком стучат, таблетку принял, вроде отпустило, но где-то под темечком пока ноет. Ещё минуту подышав, решил перебраться в помещение, пора и мне на боковую, а то становилось как-то однообразно и, смягчённо скажу, некомфортно. Но перед тем как отбиться, надо же посетить специальное помещение «типа сортир», которое находилось по правому борту, вот туда я и пошёл. Ну как пошёл? Ноги вправо, руки влево, голова то ли там, то ли тут. Выждал момент и короткими перебежками. Пробегая по корме, краем глаза увидел кого-то из наших, висевшего на борту, как мокрое бельё на верёвке, наверное, тоже захотелось подышать. И вот, не доходя нескольких шагов до нужного помещения, дверь гальюна резко открылась, и из неё выскочил, одной рукой придерживая мокрую нижнюю часть форменной одежды, Еськов, что ли, или не он, сзади все на одно лицо, не успел, наверное, жаль парня, ну что ж, бывает. Так, стоп, я не понял, вообще-то люди обычно торопятся в это «заведение», но чтобы из него… Это даже как-то непривычно, и так спешил, что и дверь не закрыл. Дверь тут же отомстила, с грохотом ударившись об переборку и осталась открытой. Вот в этот момент я и услышал эти странные звуки. Такое впечатление, что несколько свиней встали по ранжиру и хрюкают. Меня взяло любопытство, дай, думаю, загляну и посмотрю на это чудо, и не пожалел. В гальюне находился, ну как бы, унитаз, ну такие ещё на вокзалах есть. Пока я соображал, кто же туда провалился, в наш правый борт шандарахнула очередная волна, хрюканье прекратилось, но появился другой недобрый звук. Послышалось бульканье с этаким рёвом, и через пару секунд я увидел такое, чего до этого не видел даже в самых страшных снах. Хлопок, будто пробку выбили из огромной бутылки шампанского, и фонтан воды выбросило из глубин канализации, залив всю палубу в этом помещении. Я сразу же передумал посещать это затопленное заведение и понял, что поведение выскочившего было никакое не странное, а самое, что ни на есть, оправданное. На его месте любой бы дал жару оттуда, невзирая ни на какие штаны и звания. С этими мыслями вломился я в кают-компанию, надо и мне где-то устроиться на боковую. Оглядев помещение, понял: а мест-то и нет, как говорится, всё занято согласно купленным билетам. Хотя, как я заметил у входа, на диванчике были свалены вещмешки и колючие шерстяные одеяла такого же тёмно-синего цвета, как у нас в училище. Быстро скинув всё это, я завалился на довольно жёсткую сидушку этого дивана. Боже, как же хорошо и мягко лежать, да ещё когда тебя качают. Просто праздник какой-то! Да не зря в нашей роте прижилась древняя курсантская мудрость: «Ляг, поспи, и всё пройдёт».

Проснулся я оттого, что меня начали задевать всякие тут блуждающие: безобразие, отдохнуть и минутки не дадут, хотя качка куда-то делась, так только чуть-чуть плавно покачивало с борта на борт. Встал, огляделся. Большинство народонаселения стояло по бортам и что-то внимательно высматривало. Я присоединился. Впереди справа возвышался остров, он-то нас и закрыл от большой волны. Заходили в удобную бухту с юга. Осталось меньше мили, и уже виднелся причал, а у него — первый наш ПОК. А за кормой, довольно ещё далеко, боролся с морской бурей третий наш «покоритель волн».

Через несколько минут и мы ощутили твёрдую землю под ногами, но только она хоть и твёрдая, а всё равно немного качалась, и мы подходили друг к другу и интересовались: «У тебя тоже качается?». Такое состояние было ещё несколько часов, потом постепенно всё восстановилось.

Пока ждали третий катер, начали бурно обсуждать произошедшее на этом переходе. Когда же вся рота оказалась на причале, то бурю эмоций уже невозможно было остановить. Среди всех выделялся Юрка Гонтарук, вокруг него собралась небольшая толпа, и он в красках не только рассказывал, но и показывал, как самоотверженно отбивался от всего, что прилетало в него, как ловко цеплялся за всё, что попадало под руку, и даже за некоторых курсантов и, видимо, за членов экипажа, тем самым сбивая их с ног, хотя этого не желал. Народ, собравшийся вокруг него, рыдал. Да! Парень явно поступил не туда, видно, перепутал двери. Его ждали во МХАТ, а он прочитал ЛМУ ВМФ, ну да, название похожее, теперь нам спектакли устраивает.

Погода здесь, на острове, была лучше, чем утром на материке. Дождя и в помине не было, и даже не наблюдалось сплошной облачности, а скорее наоборот, сквозь быстро пролетающие по небу облака местами прорывалось голубое небо, а иногда угадывалось и местонахождение солнца. Обед у нас должен был состояться в море, но сами понимаете, какой там обед, когда все вповалку, да и только лишний перевод продуктов. Так что выдали нам пропитание сухим пайком. Уселись мы его уничтожать прямо здесь, на причале, потому что на катерах был полный разгром. Как говорится, «заморили червячка» и пошли посмотреть, что же натворил на наших героических судах страшный шторм. После внешнего осмотра нашего катера выяснилось, что, кроме унесённого в просторы мирового океана спасательного круга и погнутой телевизионной антенны, особых повреждений не обнаружено. Куда хуже дела были с внутренним миром нашего спасителя. Самые большие жертвы были на камбузе. Мы разделились на небольшие группы и приступили к исправлению нарушенного порядка. Ребята, которые пошли прибираться в кают-компанию, сначала установили на своё штатное место телевизор, который не упал только благодаря тому, что был заблаговременно снят и закреплён по указанию, предвидевшего шторм боцмана. Затем собрали и расставили по местам всё, что раскидала качка. Команда из четырёх человек, в которой находился и я, отправилась на помощь на камбуз. Там мы обнаружили полный бедлам. На крашеной палубе камбуза виднелись лужи коричневого цвета, по запаху напоминавшие компот, и, что характерно, при лёгкой качке, двигались от одной переборки к другой, то сливаясь в одно большое озеро, то опять разделяясь на несколько маленьких прудиков, а в них, как гуси, утки и их маленькие утята, плавали вилки, ложки и маленькие — чайные ложечки. Какая прелесть! И над всем этим возвышался лежащий на боку холодильник, как белый круизный лайнер, севший на мель. Кок со знанием дела раздавал поручения. Сначала нужно было поднять упавший холодильник и закрепить его заново. Затем подобрать кастрюли, разметавшиеся по углам, а уже в них накидать чумички, ложки, вилки, кружки и другую посуду и отправить в мойку на санобработку. Ну и в конце собрать всю жидкость и сделать влажную уборку. Недолго думая, приступили, ведь от скорости и качества нашей работы зависело, будет ли вовремя ужин. Между делом я поинтересовался у кока, что же за чертовщина происходит у них с гальюном? Он не сразу понял, что я имел в виду, ну, конечно, для него, видимо, это обычное дело. Я, наверное, так эмоционально рассказал, что он не удержался, рассмеялся и подтвердил, что в хорошую качку туда лучше не соваться. Он объяснил, что эти катера имеют такую конструктивную особенность: фановая, а по-сухопутному — канализационная труба выходит наружу чуть ниже ватерлинии, и во время качки бывает выше уровня воды, а при шторме волна врезается в это отверстие, возникает гидравлический удар, ну и как следствие устрашающий звук и рукотворный фонтан. И с усмешкой добавил: «За время моей службы здесь не каждому удавалось выйти сухим из этого помещения». Слаженная работа дала свои результаты, всё было выполнено в лучшем виде, но кок нас не отпустил, а попросил помочь в приготовлении пищи. Я, естественно, занялся своим любимым делом, стал резать ананасы и разделывать рябчиков — шучу. На самом деле необходимо помыть посуду, налить воды в кастрюли, открыть банки с тушёнкой, ну и ещё по мелочам. Мы, конечно, согласились, кушать-то хочется.

Ужин был готов вовремя, и дальше пошло всё по плану. Этим вечером, даже после отбоя, все долго не могли заснуть и рассказывали друг другу свои истории, иногда не очень правдоподобные, да к тому же большинство успело прикорнуть днём во время перехода. Но природа брала своё, и постепенно голоса стихали, пока всех не одолел крепкий курсантский сон. Кстати, о сне. Он был не только, как я уже отметил, крепким, но и мог застичь товарищей в любом положении: лёжа, сидя, стоя. Многие из нас могли выспаться в электричке за 30-40 минут, возвращаясь из увольнения, подложив вместо подушки под голову шапку-ушанку. А бывало и такое. Заходит вечером для проверки наш ротный старшина, старший мичман Башилов, а дневальным на тумбочке стоит курсант Чадаев, стоит и спит в прямом смысле этого слова. Да-а, бывает и такое. Мичман, конечно, пожурит по-отцовски. А что, за день намыкаешься, намаешься. А на занятиях, так вообще святое дело. Как говорили наши умудрённые опытом преподаватели: «До обеда идёт борьба с голодом, после обеда со сном». Тем и живём.


Глава 4. У походов есть начало, а конца походам нет

Утром после завтрака отправились в родной Рамбов. Погода устоялась, и последний отрезок пути проходил ровно и спокойно. Постепенно приближался берег. Вот уже и Ломоносов виднеется, и наше первое большое путешествие подходит к концу. Да, какой удивительный был поход, познавательный. Вот интересно, вспомнит о нём кто-нибудь из нас лет через 30-40? А может быть, мы будем его вспоминать часто, как одно из самых ярких событий нашей юности? Хотя говорят, скоро пойдём в поход по Балтике на нашем учебном судне «Луга». Тоже, наверное, здорово. А на втором курсе поедем на практику в Севастополь, почти на полгода. Вот это будет, да-а-а! Нет, что ни говори, а всё-таки правильную профессию я себе выбрал!

2024г.