На светлую сторону

Девочка сидела на ковре, разложив вокруг себя свои немудрёные игрушки. Родители не слишком её баловали, и большинство потрёпанных зверят из искусственного меха перешли ей от старшей сестры.
Кукол не было. Раньше была одна, Сонька. Тоже не новая. Девочка её не любила. Взяла как-то чернильную ручку, воткнула перо Соньке в резиновую щёку и держала, пока резина вокруг пера не пропиталась насквозь фиолетовым.
С пятном Сонька стала совсем страшная, и девочка забросила её в угол коробки с игрушками.

А вот пушистый свой зверинец она любила самозабвенно. У каждой зверушки было имя. Этим именем девочка подписывала вещи каждого питомца — «Матрац Альвы», «Подушка Миши» и тому подобные надписи красовались на всём игровом инвентаре с тех пор, как в пять лет девочка научилась писать печатными буквами.
Это было важно — подписать.
«У каждого должно быть что-то своё, только его собственное», — считала девочка.

Имена у зверушек появлялись внезапно. Вначале игрушка могла довольно долго оставаться безымянной. Вдруг девочка внимательно смотрела куда-то в сторону. Слушала. Качала кудрявой головой. Кивала. Вздыхала.
А потом спрашивала: «Хочешь к нам?» — и обводила широким жестом своё звериное царство. «Хочешь? Выбирай!» — девочка рассаживала в рядок пока безымянные игрушки и внимательно наблюдала за кем-то невидимым.
Улыбалась, брала одну из игрушек в ряду и шептала тихонько новое имя. А следом зверь с новым именем обязательно получал своё одеялко, подушку, платочек, шарф или чашечку с этим самым именем, старательно написанным на них детской неумелой рукой.

Девочка дарила игрушкам свою любовь и доброе отношение. Гладила, играла, заботилась. На ночь укладывала зверей спать на их подписанные подушечки, матрасики и одеялки. Пела им колыбельные, рассказывала сказки и желала спокойной ночи.
Счастливый маленький мир маленькой девочки…

***

Старая ведьма была зла. Уже четвёртая сущность, созданная ею с такими стараниями, не вернулась из города. И ведь явно же не рассеялась. Ведьма знала свою силу. Не рассеиваются созданные ею сущности. Долго живут. Умеют питаться от людей.
Умеют вывести на конфликт. Умеют стравить родных. Умеют рассорить друзей.
Умеют стряхнуть столько негативной энергии на человеческих сварах, что и самим с лихвой, и ведьме перепадает изрядно.
А тут — на тебе.

Пришлось разводить огонь под колдовским котлом. Кипятить зелье. Смотреть в глянцевое око «Варева Прогляда».
«Ах...» — замерла ведьма. «Вертихвостка светлая!» — с досадой выплюнула она, глядя в котёл. «Вот где все сущи мои!»
Ведьма погасила огонь и засобиралась. Открыла старый шкаф. Достала городскую сумку, шёлковый яркий платок, тяжёлую витую трость.

Высыпала из шкатулки кучку простеньких украшений. Выбрала маленький бледно-жёлтый браслет из неровных, в белых полупрозрачных прожилках, камешков, собранных на круглую белую резинку.
Внимательно осмотрела. Пошептала на браслет что-то. Дождалась, когда браслет растает в воздухе в материальном мире. Завернула его в маленький вышитый носовой платочек. Сложила в карман длинной вязанной кофты. И улеглась спать.
«Утро вечера мудренее», — удовлетворённо пробубнила она себе под нос и почти сразу уснула.

***

Ясное солнечное утро располагало к прогулкам. Девочка побежала к подружкам, но во дворе никого не было. Она бесцельно побродила вдоль детской площадки.
Раскопала старый «секретик» — яркий фантик от конфеты, закрытый кусочком прозрачного стёклышка и закопанный в землю. Полюбовалась. Снова присыпала землёй.
Уже собиралась бежать к подружке домой, как сверху внезапно громыхнуло, и мгновенно полил дождь. Девочка визгнула и стремглав кинулась к маленькому домику на детской площадке.

В тёмном углу домика кто-то тихо вздохнул. Девочка испугалась, рванулась к выходу, и услышала слабый старушечий голосок: «Не бойся, милая.» Она обернулась и с удивлением обнаружила, что угол больше не тёмный. Во всём домике почему-то светло.
А в углу сидит маленькая сухонькая благообразная старушка в ярком платке и длинной вязаной кофте. Старушка кряхтя протянула руку к соседней скамеечке, похлопала по ней ладонью и предложила девочке переждать ливень вместе.

Девочка села напротив. Слово за слово. Рассказала старушке и как её зовут, и где она живёт, и чем любит заниматься. Голос у старушки тихий, ласковый, завораживающий.
Успокоилась девочка и не заметила, как задремала.
Проснулась. Ни дождя, ни старушки. Солнце в небе. Трава, кусты, деревья, детская площадка — всё сухое, словно дождя и не было.
Вот только гулять почему-то больше не хочется. Хочется домой…

Ноги шли вяло. Щиколотку на правой ноге что-то странно тянуло. Девочка наклонилась. Потёрла ногу рукой. Ничего, вроде не болит, но неприятно. Словно обруч надет. Жмёт и стягивает. «Подвернула, наверное, когда в домик бежала», — подумала она.
Добрела потихоньку домой. Легла и уснула до самого вечера.

***

Она устала и задремала прямо здесь, в мастерской, на диване. Сон был тяжёлым, не освежающим — очень старая, совсем дряхлая старушка, показавшаяся ей смутно знакомой, уходя, прощалась с ней и просила прощенья за отнятый дар. Каялась и возвращала украденное. Прикасалась сухонькой рукой к груди новой игрушки в её мастерской, которую она сшила только сегодня.
Она проснулась в холодном поту. Что это было? Так реально, словно наяву...

Она пересела в кресло, привычно поглаживая больную щиколотку. За день нога отекла и побаливала. «Надо намазать диклофенаком», — подумала женщина, встала и открыла аптечку.
«Почему каждый раз, когда очередная мягкая игрушка особенно хорошо удаётся, к вечеру начинает так сильно болеть нога? Может, сходить всё-таки на МРТ? Посмотреть сосуды? Как-то странно болит…», — гоняла она в голове привычные мысли.

Она ласково посмотрела на нового синеокого пушистика, сидящего на спинке дивана. Да. Отлично получился. Так и хочется обнять и прижать милого малыша к себе. Его обязательно будут любить и напитывать светлой энергией любви.
Ей нравилось создавать для людей красоту, которую можно любить.
Она и сама любила свои поделки с вышитыми гладью на кофточках придуманными именами.

В самом центре мохнатой фигурки, где красовалось новое имя, само родившееся под острой иглой с яркой шёлковой нитью, появился странный сияющий лучик…
От игрушки протянулся тонкий, едва видимый поток, словно солнечный протуберанец. Вытягиваясь, он истончился в ниточку, обвился вокруг отёкшей лодыжки пожилой женщины, заворожённо наблюдавшей за ним. Что-то глухо лопнуло, словно порванная струна. И по полу рассыпалась горстка бледно-жёлтых, в белых полупрозрачных прожилках, неровных камешков.

Протуберанец исчез. Ногу отпустило. Отёк спал, словно не было. Перед глазами пожилой женщины встала картинка из детства: внезапный ливень, детский домик, старушка, сон, слабость, боль в ноге… А потом и сегодняшний сон…
Всё собралось воедино.
Камешки медленно растекались бледными лужицами, испаряясь без следа.
Ярко вспыхнули воспоминания из детства — зверушка-призрак, зверушка-призрак. Она дарила призракам маленькие меховые тела и имена, а потом их любила. Одушевляла неодушевлённое. Это и был дар?

Непривычно ловко вскочив, она распахнула шкаф с готовыми к продаже мягкими игрушками, старательно всматриваясь в них. Теперь она снова видела. Пусто… Пусто… Пусто…
Нет, в её игрушках не было призраков. Все призраки остались в далёком детстве.
Тихие слёзы покатились по щекам.
«Шестьдесят лет… Ты отняла у меня целых шестьдесят лет...» — горестно причитала она.

Боковым зрением она увидела плывущее вдалеке светлое марево. Повернулась. Смахнула слёзы.
Из стен медленно тянулись прозрачные силуэты, заглядывая ей в глаза, — «Мы здесь. Мы идём. Сшей и для нас красоту. Придумай и для нас имена. Мы тоже хотим быть любимыми. Мы тоже хотим быть светлыми.»
Женщина улыбнулась и села к рабочему столу, — «Красота спасёт мир! Кто бы мог подумать, что это надо понимать так буквально?» — её руки запорхали над разноцветными меховыми кусочками.

Неприкаянные сущности ждали своей очереди.
Стать красивыми…
Получить имена…
Стать любимыми…
Стать светлыми…

***