Пакеты

Случилось это летом двадцатого года, когда на третий день отдыха у нас закончились деньги.

Богдан, он же Бодя, он же новый Фрэнк Абигнейл, медленно поднял ладонь и заявил: «Спокойно!» Он щелчком отправил дымящийся бычок вниз с балкона нашего тесного хостела, почесал затылок и выдал:

— Нужна стремянка и грязное шмотьё.

— На шабашку хочешь? — пошутил я.

— Гляди сюда. — Он указал худым пальцем на недавно открывшийся сетевой гастроном рядом с шашлычной. — Там сегодня владелец всё утро крутится. Вот и обчистим куркуля. Нарой стремянку, с ней куда угодно пропускают. А я одеждой займусь.

Складную лестницу я нашёл в незапертом чулане на первом этаже. Соврал, что хочу помочь знакомой повесить карниз. Тугоухая бабка на ресепшне не возразила, но строго наказала вернуть имущество до ночи.

Потом Бодя позвонил своей подружке Марине, и та притащила старые отцовские берцы и замызганные бутсы младшего брата. Заметив моё удивление, Бодя ответил:

— Для аутентичности.

Затем он куда-то ушёл и вернулся через час, держа в руках два потасканных тёмно-синих комбинезона. Их он выменял у мужиков с овощного склада на свои дешёвые беспроводные наушники. Там же свистнул две пары тряпичных перчаток с синими пупырышками.

В семь вечера мы оделись, натянули медицинские маски, взяли стремянку и потопали к гастроному.

Бодя сказал:

— Главное — кивай и поддакивай, ной побольше, смущайся, но не ссы. Я начну, а ты подхватывай.

Как только автоматические двери разъехались в стороны, он залепетал:

— И всё без толку! Я говорю этой дуре: дай мне маршрутный лист. У меня такой был, когда я посылки развозил.

Мы прошли мимо стеллажей с фруктами и обогнули стойку со специями. Загорелые мерчендайзерши покосились на нас, быстро переглянулись, но ничего не сказали.

— Пришёл к восьми, взял список — ага, вот улица Ленина, вот проспект, а потом в область, — неустанно тараторил Бодя, и голос его становился всё громче. — А теперь? Даже на бумажке написать — хрен вам. Сначала езжай в область, потом к памятнику, затем в другой конец города, а оттуда снова в область! И всё это на солнцепёке, ещё и транспорт свой. У меня как-то ласточка крякнула, так я на маршрутке ехал!

У холодильников с молочкой свернули направо, дошли до рыбы. Неподалёку от неё была закрытая дверь с окошком и звонком. Бодя вдавил круглую кнопку и продолжил:

— Сегодня припёрся в половину восьмого. Час сижу, второй — ничего. Пошёл кофе выпить, вернулся — тишина.

В окошке мелькнула белёсая шевелюра, и нам открыл субтильный паренёк с химической укладкой.

— Здрасте… — протянул он, осматривая нас.

— Привет, — отстранённо бросил храбрый Бодя и потащил меня со стремянкой вперёд.

Парень услужливо придержал нам дверь и, растерянный, поплёлся следом.

Бодя не унимался:

— К двенадцати, ты прикинь, к двенадцати только раздуплилось! Звонит наша, говорит, так и так, мол, к трём часам надо будет на бульвар приехать, там в подсобке что-то. Я спрашиваю: что? Молчит. Задумалась, овца. Потом слышу, она там пальцами своими кривыми по клавиатуре стучит. И вдруг как выдаст мне: «Пошёл-ка ты на хер, Димасик!» Я от этой наглости аж слюной подавился, кашлять начал. А она такая, испуганно: «Ой, вы на связи ещё?» Ты пойми, какое отношение к работе у человека. Она переписывалась и забыла, что с мастером базарит. Идиотка же, ну…

Мы раздвинули стремянку в дальнем углу рядом со столом с мониторами. На цветных экранах туда-сюда шныряли суетливые покупатели с разноцветными корзинками, между ними вперевалку шагали уставшие работники в зелёных жилетках, а на границе торгового зала тучные кассирши ловко прокатывали товар, пока растерянные клиенты не знали, что делать: убирать покупки в пакет, который никак не раскрывается, или протягивать скидочную карточку.

В подсобке объявилась стройная черноволосая женщина — Галина, судя по бейджу. Она назвалась старшей смены и спросила, что мы тут чиним.

Бодя, поднимая обеими руками квадратную вставку на потолке, недовольно буркнул:

— Хрен его знает, хозяйка. Что сломалось, то и починяем. У нас вот операторша, — вы уж извините, тоже Галина, — от неё подробностей, как от быка кило баранины. Мы недолго, сейчас провода глянем, потом щиток. Если нет ЧП, то и нас тут не будет. Кто-то оставил заявку — вот мы по ней и пашем.

— Эдичка, — обратилась Галина к щупленькому парню, — сходи за Дим Санычем, а?

Тот кивнул и выскочил из подсобки.

— Не, ничего тут не искрит, — скривив рот, заключил Бодя. — Причём всё новое, даже пыли нет почти.

— Ой, а вы знаете, мы же недавно открылись, — воодушевилась Галина. — Сейчас владелец подойдёт, скажет, что сломалось… А так у нас вроде никаких жалоб не было… ну… по этой вашей части.

— Наша часть многопрофильная, — лениво объяснял Бодя, спускаясь. — Где тут щиток у вас?

Старшая смены непонимающе поморщилась. Бодя тяжело вздохнул.

— Электрический щиток, распределитель, счётчик… — устало перечислял он.

— А! Точно! Конечно-конечно, идём! — Галина улыбнулась и повела нас на склад.

Там мы прошли между обёрнутых пищевой плёнкой коробок на деревянных поддонах прямиком к белому щитку. Бодя приспустил маску, освободил вспотевший нос.

— Ты глянь, а меня за это матом кроет! — включился я, указав пальцем на его шнобель.

— Мне по должности положено, — огрызнулся Бодя, — а тебе ещё нет.

— Жара такая стоит, — жаловался я Галине, — а нас эту дрянь носить заставляют. Увидят потом по камерам, что без неё — и всё, три тыщи штраф.

Галина сочувственно покачала головой.

Бодя тем временем открыл прозрачную крышку и аккуратно потрогал жёлтые переключатели.

— Ну как там? — взволнованно, полушёпотом спросила Галина.

— Да зашибись всё. — Бодя пожал плечами. — Я ума не дам…

— А может, с трубами что? — не успокаивалась женщина. — В подсобке кран только вчера поставили. Приезжали тут какие-то мутные, вдруг натворили чего…

— Ох, етить его… — выругался Бодя. — На кой чёрт я сюда стремянку тащил.

— Он тащил… — Я усмехнулся. — Если ты с операторшей не можешь нормально поговорить, почему мы оба страдать должны, а? Я тебе экстрасенс, что ли? Стоять гадать, что в магазине сломалось.

— Всё, не жужжи, — отмахнулся Бодя. — Ладно, ведите к трубам… Пакеты нам приготовили хоть?

— Какие пакеты? — Галина уставилась на нас круглыми глазами.

На склад влетел запыхавшийся белобрысый парень. Увидев нас, он хрипло крикнул: «Тут!»

Галина обернулась. В помещение вошёл толстый плешивый мужик в рубашке с коротким рукавом; на одной руке — дорогие часы, на другой — золотая цепочка, на мизинце — козырная печатка; из-под клетчатых бриджей выглядывают бледные пухлые икры. Мужик прошлёпал в чёрных кроксах по бетонному полу, остановился возле старшей смены, зыркнул на нас и нахмурился.

Внутри меня всё сжалось.

— Так, — начал он, не отдышавшись. — Вы кто?

— Пролетариат, — выдал Бодя. — Что за вопросы, Дим Саныч, по нам не видно? Заявку вы оставляли на проверку?

— Погоди, — Саныч махнул волосатой рукой; моё лицо обдало лёгким ветерком. — Не оставлял я заявку. Мы только открылись, какой в жопу ремонт?

— Дим Саныч, они трубы смотреть приехали, — заговорила Галина.

— Галь, иди на хрен отсюда, — рявкнул он, — без сопливых разберусь, кыш!

Старшая смены поникла и быстро зашагала к двери.

— Мужики, ничего не пойму… — Саныч утёр пот со лба.

— Шабашники мы, — объяснил Бодя. — Ей-богу, я весь день на ногах, ещё и операторша ни хрена не разжевала, что и где чинить. Дали адрес — мы прибыли. Старшая смены тоже не вдупляет, что к чему. В подсобке с проводами всё чётко, щиток фурычит, а теперь, оказывается, трубы надо глянуть в той же подсобке... Ну что это? И про пакеты наши тут не слыхали.

— Какие пакеты? — удивился Саныч.

— Вы же владелец?

— Ну.

— Значит, должны знать, какой у нашей конторы с вами договор.

— Слушай, у меня восемь точек по городу, я в душе не чаю, с какими шабашниками и кто там добазаривался. Я деньги даю — работа идёт. Вы, поди, с директорами говорили, они и заявки оставляют и ремонтом заведуют. Кто у вас бригадир?

— Михал Палыч.

— Какой?

— Терентьев.

Я чудом сдержал смех, но Бодя стоял потной мраморной статуей, и ни одна мышца на его лице не дрогнула в тот миг. Одно слово: актёр.

— Ох, едрёна-мать, каждую неделю новые объявляются… — раздосадовался Саныч. — Ладно, глядите трубы. Пакетами вашими Эдик-педик займётся, — он кивнул на зашуганного Эдичку. — Займёшься, Эдик?

— Займусь, — отозвался тот.

— Всё тогда… — облегчённо выдохнул Бодя. — Нам, значит, хлеба буханочку, батон нарезной, рыбку недорогую, молока литрушку. А мне в один пакетик ещё водочки помягче. Этому не клади, — он махнул на меня, — бросает.

Я показательно закатил глаза. К тому моменту тревога уже отпустила, и мне стало намного спокойнее.

— Не до хрена ли? — нахмурился Саныч. — Водочки ему…

— Я же не себе, — обиделся Бодя. — Уже сколько… месяца четыре без этого дела, — он постучал двумя пальцами по шее. — Тестю ношу.

На склад вернулась Галина, за ней плелась недовольная рыжая девушка, её я видел у стойки со специями, когда мы только заходили в магазин.

— Дим Саныч, — рыжая начала с претензии, — если есть вопросы к работе, зачем звать левых мужиков? Братья сделали кран, раковину с базы привезли. Я сегодня утром руки мыла — всё в порядке. Сейчас даже специально проверила — всё хорошо с краном! И трубы сухие. Что за хрень-то?

— Ты границу-то чувствуй, Вика! — рявкнул Саныч. — Я сейчас тебя за такой базар ногой под зад, и вылетишь вон!

— Товарищи, — вклинился в ссору Бодя. — Заявку кто оставлял?

— Да пёс с ней, с заявкой… Старшая смены вчера кто была? — Саныч повернулся к Галине.

— Юля ваша… — ответила та и тут же испуганно умолкла.

Саныч тяжело выдохнул, будто прорычал, и расстроился:

— Она в самолёте уже, часа три ещё не дозвониться до неё.

— Ага, — съязвила рыжая Вика, уже успевшая отойти к двери. — На любовниц зла не держим! Она с одного моря на другое отдыхать летает, а нам её заявки расхлёбывай.

— Скройся, сука! — бросил ей вслед Саныч и сердито взглянул на нас. — Кто за ваши корма платит? Бригадир?

— У нас из зарплаты вычитают, — спокойно ответил Бодя. — А на кассе обычно директор картой пикает.

— Фиг вам, не буду пикать. — Саныч развернулся и пошлёпал на выход. — Тут директора пока нет, сами затаривайтесь… Ещё я всяким алкашам за водку не платил, ага… Выдумали… Пакеты им поставь, ещё и бабло потрать… Разводите лохов…

— Да вы тут охренели все?! — возопил Бодя.

От неожиданности я дёрнулся. Руки чуть задрожали, я спрятал их за спину и сомкнул в замок.

— Ты чё орёшь?! — гаркнул Саныч.

— А потому что затрахали вы меня! — сквозь зубы процедил Бодя. Его влажная белая маска заметно дёрнулась в области рта. — У меня с прошлого раза седой волос на макушке остался. Ездили-ездили, чинили выродку розетки за холодильниками. Трижды предупредили, что раз в неделю берём пакеты, чтобы в долги не влезать. Потому что зарплата уходит влёт, на пожрать не остаётся, от получки до получки кое-как выживаем, желудок вечно пустой! А чмошник заднюю дал: говорит, раз Палыч сам не звонил, то и я ничего не знаю. Мы бригадиру набираем, тот не берёт — запил снова. Операторше мы тоже не упёрлись, шабашники. Час стояли! — Бодя потряс в воздухе кулаком. — Час! Гавкались-гавкались, в итоге всё равно с пакетами ушли. Этот козёл заставил кассиршу за нас платить, мол, потом мы ей с зарплаты сами вернём. Мы в тот же день с ментами вернулись. У него сестра двоюродная — следак, — Бодя кивнул на меня. — Там за полчаса свой наряд приехал. Так урода закошмарили, что он ссаться начал прям у кассы.

— Всё, всё, — Саныч замахал руками. — Не ори, гангстер. Надо будет, я и сам этих следаков притащу… Пугает он меня… Давай так договоримся: я вам отдаю пакеты, а вы больше сюда по заявкам не приезжаете, добро?

— Платить-то кто будет? — уточнил Бодя чуть тише. — Эдика заставите или рыжулю?

— Сам заплачу. — Уставший Саныч тоже не кричал.

Эдика мы утруждать не стали и сами пошли собирать продукты. Взяли хлеб с батоном и два кувшинчика молока, а потом жадно нахватали дешёвой селёдки в герметичной упаковке. Водку для «тестя» специально брали приличную, чтобы не отравиться.

— И колбаски палочку я ещё взял за ложный вызов, — сказал Бодя на кассе.

— Не обеднею, — прошамкал Саныч, прикладывая к терминалу банковскую карточку золотого цвета.

— Не знаю, как там ваша старшая смены Юля… — тихо говорил Бодя, укладывая продукты в пакет. — Но вот Галина сразу насторожилась. Видно, что печётся за магазин. И если б было, что чинить, она бы и заявку оставила, и без лишнего шума бы всё объяснила. Таких надо в директора брать.

— Ой, молчи, учитель, — отмахнулся владелец. — Сам знаю, кого брать. Я тёртый калач, людей насквозь вижу… — И чуть громче добавил: — Про эту заявку чтобы все забыли! Ошиблась Юлька, ничего страшного, всё бывает…



Мы вышли на воздух, перебежали дорогу и сняли вымоченные в поту маски. Меня слегка колотило. Я спросил у Боди:

— Как ты это выдумал?

Он улыбнулся:

— Чего там выдумывать. Я ему свою жизнь пересказал, вот и всё…

Мне сделалось очень неловко, и я быстро сменил тему:

— А на кой нам столько молока-то?

— В нём вся суть, — ответил Бодя. — Если человек берёт молоко, значит, он порядочный. Мне так дед говорил. Ещё с маслом работает, но только со сливочным…

Мы отдышались и пошли возвращать стремянку.

В холодильнике душного номера оставили часть снеди, а сами устало поплелись по лестнице наверх. Открытую крышу нашего хостела мы облюбовали ещё в первый день отпуска; каждый вечер её ласково заливал нежный персиковый свет, и вид на город открывался прекрасный.

Мы сели, прислонившись спинами к парапету, достали хлеб и рыбку.

Бодя позвонил Марине, та вскоре принесла стаканчики, маленький контейнер шашлыка и две чурчхелы. Мы выпили, закусили. Спустя полбутылки Бодя с Мариной ушли в номер, а я залез на парапет, стянул грязные берцы и свесил ноги.

Вдалеке, рядом с мерцающими гирляндами парка аттракционов виднелся мутный клочок Чёрного моря. По воде к догорающей солнечной искорке тянулся оранжевый мазок.

— Эх, Бодя… — прошептал я вслед уходящему светилу. — А трубы в подсобке мы так и не проверили…


2023 — 2024