желтое такси

 По четвергам
В одно и то же время
К кафе «Монморанси»
Подвозит даму пожилую
Одно и то же жёлтое
Такси.
Она всегда садится
За тот же столик  у окна.
Официант приносит ей
Оно и то же:
Горячий шоколад,
Два шарика
Ванильного мороженного,
В бокале запотевшем
Лимонад.
Примерно через час
Подкатывает чёрный лимузин.
Семидесятилетний господин
(Так повторяется из раза в раз)
Выходит.
Сажает даму и увозит…
         Дальше фантазия моя не двинулась… 
 Мне скоро исполнится пятьдесят шесть. Почти сорок из них я живу в этом городе. Несмотря на то, что я писатель, я человек аккуратный и систематический. Следую раз и навсегда сложившимся привычкам. Вот и в это кафе я хожу два раза в неделю  - в  понедельник и четверг.Двадцать два года и двадцать два дня. Ровно с того четверга, когда мы разъехались с женой.
  Почему расстались? Никаких видимых причин для этого не было. Просто однажды она собрала вещи, взяла сына и вышла из дома. «Подожди!» - крикнул я ей вслед. Догнал их, взял у неё чемодан, и мы вместе пошли на вокзал. По пути мы молчали. Так же молча она прикоснулась ко мне щекой и села в вагон. В окне удаляющегося поезда я ещё некоторое время видел их лица.
 Я не знаю, где они живут и как. Как будто никогда ничего не было. Мы до сих пор не разведены. Странно… Наверное, да.
Три месяца меня не было в Париже, я гостил у своих друзей во Флориде и даже месяц провёл в Австралии. В Париж я возвратился только в конце сентября.Эту даму в жёлтом такси я увидел дождливым вечером. Она вышла из машины и направилась в «Монморанси», вошла внутрь, огляделась, поставила зонтик. Официант Гастон помог ей снять плащ, повесил его на вешалку, и дама заняла столик у окна почти рядом со мной. 
   Лет за пятьдесят. Темноволосая. Довольно высокая и, на мой взгляд, излишне худощавая. В этом, так скажем, ласковом возрасте, женщинам больше идёт определённая полнота. Я не настаиваю, это дело вкуса, но по мне – так.
  Одета она была неброско – светлая юбка  и тёмно-бордовая шёлковая блузка. Но вещи дорогие, из хорошего магазина.
  А вот лицо? Запомнились только большие тёмные глаза и тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями бледного маникюра.
  Что привело её в эту дождливую предсумеречную пору в «моё» кафе?  Что-то было в этой женщине такое, что притягивало моё внимание. Скорее всего, её манера держаться. Сдержанное, не показное, но привычное достоинство.
  Обслуживающий её Гастон неуловимо изменился. Он был как всегда  предупредителен и вежлив, но… не улыбался.
  Она заказала горячий шоколад, мороженное и, неожиданно, - бокал лимонада.
Я ждал, когда она достанет из дорогой сумочки сигареты и зажигалку. Наверное, это будут тонкие «Моор» или ментоловые «Салем», гадал я. Минуты бежали, но дама и не думала курить. Она не поглядывала на часы, не оборачивалась к входной двери, просто смотрела в окно и пила шоколад, отламывая ложечкой от белого шарика мороженного.
  Случайный прохожий в тёплом местечке пережидающий дождь. Вот как я, в конце концов, определил для себя эту женщину.
 Вышел в туалет, а когда вернулся, привлекшей моё внимание дамы в зале не было.  В окно я увидел, как она садится в длинный чёрный лимузин. У машины стоял какой-то господин в тёмном  плаще с поднятым воротником.  Он закрыл за ней дверь, а сам сел рядом с водителем, и лимузин влился в поток круживших по площади с фонтаном  блестящих лаком и дождём авто.
    Дождик моросил, не переставая, мокрый асфальт блестел под светом фонарей, спешили прохожие, укрытые зонтами. Я немного поразмышлял о незнакомке, её спутнике, о том, что могло бы их связывать – молодая любовь или, а разве так не бывает, - последний роман?  А потом мысли мои перекинулись на другое, и я забыл о незнакомке.
   Я простудился и просидел дома больше недели. Доктор велел поменьше ходить и не курить. За эти дни я, наконец, закончил писать повесть, которую уже требовал издатель,  человек бизнеса. «Жорж! Ты дорог мне как друг, но деньги тоже имеют значение!» - торопил он меня.
  А ещё через два дня из Лондона прилетела Эстер. Восемь лет, как она ведёт мои дела  в качестве секретаря и литературного агента. Когда мы встретились, ей было двадцать восемь.
 Удивительная женщина!   Я сразу объявил ей, что официально женат и разводиться не намерен, она приняла это без возражений, её устраивает, что у каждого из нас свой дом, она так же спокойно воспринимает, когда я прошу оставить меня одного. Это случается, когда я чувствую, как зарождается сюжет. И тогда в одиночестве я   хожу по квартире, курю, что-то ем, отвечаю на телефонные звонки, читаю, смотрю телевизор… И  придумываю чужую жизнь…
  Иногда рассказ складывается легко, а иногда всё рассыпается, не стыкуется, я раздражаюсь, злюсь, бросаю написанное, и… зову Эстер.
  Она приходит, наводит порядок в комнатах, где я вдруг замечаю разбросанные вещи, пепел на ковре в спальне, халат на спинке кресла, ремень и бритву на столе в кабинете. Чаще всего я звоню в «Монморанси» и нам приносят устрицы и  сыр.
  Я не пью ничего, кроме белого вина, и приучил к нему Эстер. Она блондинка, и на каблуках чуть выше меня. Как-то она рассказала, что в юности писала стихи и даже публиковалась, но категорически отказалась показывать мне их. «Не хочу, чтобы ты меня разлюбил!» - заявила она.
  Можно ли  назвать наши отношения любовью? Наверное, да…
В четверг мы сидели в «Монморанси». Эстер рассказывала о своей поездке, о наших делах с английским издательством. По её мнению всё складывается удачно. И по срокам, и в смысле гонорара.  В Лондоне она была впервые, и он явно произвёл на неё впечатление своей имперской величавостью.
  Отворилась входная дверь, и в зал вошла женщина, которую я видел в тот дождливый вечер. Стрелки  на часах над дверью  остановились на шести вечера. Я посмотрел в окно, от тротуара  отъезжало жёлтое такси.
  Внимание моё отвлеклось на вошедшую, и голос Эстер я слышал, как радио, которое работает где-то рядом. На этот раз дама была в светлом шёлковом костюме. Короткая стрижка молодила слегка вытянутое лицо, нос у неё был прямой, но, на мой взгляд, немного крупноватый,  рот с чётко очерченными губами покрывала малиновая помада в тон маникюру.
  Она сделала заказ, и официантка поставила перед ней чашку дымящегося шоколада, вазочку с мороженным и бокал лимонада.
   - Ты меня слушаешь?
Я поднял глаза на Эстер, она, проследив за моим взглядом, смотрела на даму.
  - Знакомая?
- Нет, вижу второй раз в жизни.
  И я рассказал ей о том  посещении «Монморанси» этой женщиной и о странном повторении времени и заказа.
- Не вижу ничего странного!  - заметила Эстер, - мало ли кому- что нравится, а время – просто совпадение.
- Как ты думаешь, кто она?
- Почему ты спрашиваешь?
- Сам не знаю, но чем-то она меня заинтересовала.
Дама между тем спокойно смотрела в окно, пила шоколад и ела мороженное. Иногда она оглядывала зал, пару раз я поймал её взгляд, устремлённый на меня и Эстер. Но это был спокойный, безразличный взгляд.
  - Она похожа на вдову генерала или какого-то богатого человека.
 - Вдову?
- Ну, да. Посмотри на её руки. Обручального кольца нет, хотя бриллиант на среднем пальце явно от «Тиффани»…
- Почему от «Тиффани»?
- Я недавно там была и видела, что-то похожее.
- Ты ходишь в дорогие бутики?
- Иногда. А что тут такого? Я же женщина.
- С этим трудно поспорить.
- Ну, и потом – возраст. Ей за пятьдесят, она красит волосы, причёсывается и делает маникюр в дорогом салоне.
 - Это видно, - отвечая на мой вопросительный взгляд, - продолжила Эстер, - значит, у неё есть средства. На деловую женщину она не похожа, для любовницы старовата, вот и выходит, - вдова.
  - Да ты просто Мегрэ!
Эстер внимательно посмотрела на меня:
  - Жорж, мне кажется, что ты уже придумал ей биографию…
В это время отворилась входная дверь, и вошёл невысокий пожилой господин в сером костюме и светлом галстуке. Аккуратно причёсанные волосы, что называется соль с перцем, тонкая полоска платка в пиджачном кармане.  Под глазами заметные мешки, по-спортивному впалые щёки.
  Обернувшись, дама кивнула ему. Подозвав  официантку, расплатилась и направилась к вошедшему, который  ожидал её у входа. Он распахнул дверь, и они вышли. Ни одного слова при этом произнесено не было. Как и в прошлый раз, господин помог даме сесть на заднее сидение, сам сел  рядом с водителем, и длинная чёрная американская машина  неспешно отъехала от тротуара.
  - Так было и в прошлый раз, только тогда он ждал её у машины. И времени прошло ровно столько же – чуть больше часа. Чувствуешь интригу? – спросил я у Эстер.
  - Это уже что-то, - проговорила она, и поманила рукой гарсона.
  - Гастон,  бокал белого! – попросила она, и на мой утвердительный кивок добавила, - пожалуйста, два!
   В следующий четверг мы с Эстер сидели за нашим столиком.
- Ну, как ты думаешь, придёт? – спросил я.
- Жорж, ты не поверишь, но я волнуюсь, а ты?
- Скорее, я чувствую себя охотничьим псом подстерегающим добычу.
    В тот вечер дама в нашем кафе не появилась. Мы о чём-то говорили, и меня вдруг кольнула странная мысль. Прервав  свою спутницу, я спросил:
  - Скажи, а как ты думаешь, кто она по национальности?
Мне не надо было пояснять, кого я имею в виду, для Эстер это было и так ясно.
  - С чего ты решил, что не француженка? Ты слышал, как она говорила с Гастоном? Уловил акцент?
 - Ну, во-первых было далековато, чтобы услышать какие-то особенности речи, дело не в этом. В принципе это только неожиданная догадка, если хочешь, фантазия.
  - Ах, если бы мы хоть знали её имя!
 И тут меня осенило, я жестом подозвал официанта.
   - Гастон, скажите, не знаете ли вы случайно имени дамы, ну, той, на склоне молодости, - улыбнулся я своей, как мне показалось, удачно найденной фразе, - что всегда к шоколаду и мороженному заказывает лимонад?
  - Вы имеете в виду русскую графиню? – уточнил Гастон и добавил, -  может быть, я ошибаюсь, но  думаю, вы не случайно обратили на неё внимание.
  - Вот как!
- Мсье Жорж, мы с вами знакомы много лет, простите мадам, - поклонился он в сторону Эстер, - мы с вами, - он на секунду запнулся, и, придумав слово, улыбнулся - повзрослели в этом кафе.  Я читаю ваши книги, и они  мне нравится, никогда не догадаешься, кто выйдет преступником.
 А мадам эта -  с историей, поверьте мне, я за столько лет разных повидал и носом чувствую, если что не так. Извините, я сейчас, - он прервался  и направился в сторону кухни.
  - Ну? – торжествующе обратился я к Эстер.
-Скажи, как это пришло тебе в голову !
Гастон вернулся, в руках у него была визитная карточка.
- Мадам  вручила её мне и попросила сообщить, если ей будут интересоваться. Она говорила, что, возможно,  это будет какой-то иностранец.
  На дорогой бумаге стояло только имя « Софи Чекмасофф».
- Как же вы должны были с ней связаться?
  Гастон перевернул визитку, на другой стороне был от руки написан номер телефона.
- Почему же вы решили, что она графиня?
    Гастон улыбнулся:
- Это я так для себя её назвал. Вид у неё настоящей  аристократки, и манеры… Ну, вы понимаете…
  - Могу я переписать телефон?
 - Месье Жорж, я сделал для вас ксерокопию, только, пожалуйста...
 Я не дал ему закончить и, благодарно пожав руку, поспешил заверить:
-  Я вам очень признателен, и вы тут как бы ни при чём. Обещаю!
Эстер внимательно разглядывала карточку. Она даже понюхала её.
  - Бумага не из дешёвых, ничего лишнего.
 - Не просто -  лишнего, ничего -  кроме имени. Такие карточки заказывают те, кто уверен: всё остальное о них хорошо известно…
- Или не хотят, чтобы было известно! – добавила Эстер.
- Ну, по крайней мере, кое-что мы знаем: она – русская.
Дома я поспешил к компьютеру. Эстер села рядом. С первой попытки, а я просто набрал эту фамилию, ничего не получилось. «Попробуй набрать –« Русское дворянство во Франции» - подсказала Эстер. И вновь я не нашёл фамилии Чекмасофф.
 - Давай подумаем, кем мог быть Чекмасофф во Франции, - предложила моя помощница.
- Да я только об этом и думаю. Тут простор для гипотез. От шофёра – до генерала Иностранного легиона.
- Вот! Это мысль! – воскликнула Эстер, - давай попробуем разыскать его там.
 И удача нам улыбнулась. Чекмасофф Илья Сергеевич оказался полковником Иностранного легиона, воевавшим в его рядах в Марокко и Индокитае. Был ли он графом, в компьютере я не нашёл. Указывалось, что в 1990  году он преставился, и было ему  семьдесят пять лет, а прах его покоится  на русском кладбище Ниццы  на улице Шмон-де-Кокад.
 Теперь предстояло узнать, кем он приходится нашей загадочной даме, и родственник ли он ей вообще.
   Стало быть, родился полковник в 1915 году и прибыл во Францию в семье эммигрантов из России после большевистской революции. Незнакомка же родилась или в конце пятидесятых или самом начале шестидесятых прошлого века. Таким образом, к 1990 ей было около тридцати. И по всему выходило, что,  вероятнее всего, она могла быть дочерью почившего.
 - А если женой? – предположила Эстер.
- Маловероятно. Жениться на почти девочке он бы должен был, когда ему стукнуло сильно за шестьдесят…
Я посмотрел на Эстер. В её глазах прыгали весёлые чёртики.
- Ну, ну, не сравнивай… - пробурчал я слегка смущённо.
Эстер взяла мою руку и потёрлась о неё щекой.
    А меня по-настоящему охватывал азарт. Я чувствовал, что здесь кроется что-то необычное, какая-то тайна. Её надо было разгадать. Но как?
  Подойти и сказать: « Софи, расскажите про вашу жизнь, про Илью Чекмасофф!» Ну, глупо же! Нанять частного детектива? Проследить за ней? Я лежал с открытыми глазами и перебирал разные варианты. Ничего подходящего в голову не приходило.
Эстер внезапно зажгла ночник и повернулась ко мне:
  - Жорж, а что если она сама есть в компьютере?
 Как же мне самому не пришла в голову эта простая мысль!
 Торопливо ввожу в поисковик имя и фамилию дамы. На экране возникают буквы – «Чекмасофф Софи Ангелина. Родилась в Ницце в 1960 году.  Окончила  Сорбонну, доктор права, старший партнёр адвокатской конторы «Виктори»,владеет парфюмерной фирмой  « Высокий стиль». Вдова. Бывший муж -  полковник Иностранного легиона  ЧекмасоффИлиа. Умер в 1990 году.Сын – ЧекмасоффЭженЭдуард. Живёт в США»
  Мне приснилось сафари в Африке. Сначала жираф засунул голову в окно моего джипа и мокрыми губами взял из рук банан. А потом я целился в огромного бегемота с раскрытой пастью, в которой торчали два жёлтых клыка. Выстрелить я не успел, проснулся.
  Стараясь не будить Эстер, тихонько поднялся и прошёл в ванную. Из зеркала на меня глядело заспанное лицо небритого мужчины с припухшими сонными глазами.
Чёрные густые волосы прорезала яркая седая прядь . 
  «Вообщем,  старик,  ты выглядишь ещё ничего!» - удовлетворённо сказал я себе, и вспомнил, как поймал более, чем заинтересованный взгляд совсем молодой девчонки, когда выходил из своего «Ягуара» у издательства.
  На завтрак я предпочитаю холодный ростбиф, твёрдый сыр и яичницу из трёх яиц. Чай . Никаких тостов с мармеладом, варёных яиц, сока и кофе. Зато потом я, вопреки рекомендации своего доктора, пью его целый день и даже на ночь.
  У Эстер – всё наоборот. Круассан с шоколадом и, обязательно, кофе.
Эстер протянула мне листок бумаги из блокнота. Я прочёл –Улица Святой Женевьевы, д. З6/9. 331 450-77-15.
  - Что это?
 - Это адрес адвокатской конторы «Виктори» и номер телефона.
- Когда ты успела?
- Пока ты брилсяя заглянула в телефонный справочник.
   После завтрака я обычно работаю в своём кабинете. Но в этот раз мы с Эстер устроились в столовой. Она села напротив моего кресла на диван.
  - А что же нам даёт это знание телефонов её офиса? Не станем же мы туда звонить.
Эстер, помолчав, неожиданно спросила:
  - А тебе не показалось странным поведение Гастона? Такое впечатление, что он был готов к тому, что ты спросишь его о мадам Чекмасофф. Всё как-то  оказалось у него под рукой: и карточка её визитная, и ксерокопия её, которую, кстати, ты делать не просил. Это, что – простая услужливость, случайность?
 - Нет, эти соображения мне в голову не приходили. К тому же я видел их первую встречу.
 - Уверен, что она была первой?
 Я пожал плечами. И в самом деле  я ведь тогда только отметил, что обслуживая даму официант  был как-то напряжён что ли.  Действительно, почему я решил, что в тот вечер она пришла в «Монморанси» в первый раз?
 - Да, я тогда обратил внимание, что наша русская не оставила Гастону чаевые!
 - Ну, вот видишь! Скажи, сколько по твоему Гастону лет?
 - Когда мы познакомились, ему было за сорок, теперь, наверное, - лет пятьдесят с хвостиком… Ты что-то имеешь в виду?
- Кто из нас писатель?
- Ну, нет! Это не я выстроил биографию графини, а ты, моя дорогая, придумала целый роман!
-  Жорж, давай представим, что всё наоборот. Это не мы с тобой стараемся угадать, почему дама появилась в кафе, а  это она ищет встречи с нами. Точнее, с тобой! Тогда всё становится на свои места – зная, что ты завсегдатай «Монморанси», она является туда в одно и то же время, таинственно уезжает, понимая, что не может не привлечь внимание такого наблюдательного человека, как ты.
  Допустим, она знакома с Гастоном, и поручает ему найти повод дать тебе свою визитку. Ты задумывался, часто ли клиенты вручают обслуге свои визитки? Тем более, при случайном знакомстве?
- Но зачем?
- Ты – известный писатель. Твои детективы расходятся. Портреты – в газетах, на обложках журналов. Представь, что ей зачем-то нужно это знакомство.
  -  Моя фантазия бессильна!
  - Стряхни пепел с сигары в пепельницу!
 - Дорогая, чем длиннее пепельный столбик, тем выше качество сигары.
  - Мы отвлеклись.
 - Не мы, а ты…
Я положил ей руку на колено. Ноги Эстер – поэма. Я не видел ни одного мужчины, который не оглянулся бы на её фигуру. Я пересел к ней на диван и нежно поцеловал в шею.
  - Жорж, - она тихо отвела мою руку, - побудь серьёзен.
       Я придвинулся ближе и коснулся её губ…
  В эту квартиру на шестом этаже на бульваре Осман я переехал двадцать лет назад после того, как мой роман «Колье принцессы» имел настоящий успех, был переведён почти на все европейские языки и стал приносить  мне устойчивый и ощутимый доход. Потом последовали другие романы, которые охотно принимали издатели и читающая публика. Я стал состоятельным человеком.
  В квартире - холл, четыре жилых комнаты и кухня.  Когда по какому-то случаю собирается много гостей, двери, разделяющие  холл и гостиную, открываются,  и образуется свободное обширное пространство с четырьмя  высокими окнами, выходящими на бульвар.  Кабинет и спальня расположены в конце длинного коридора.
  Я не сторонник новомодных интерьеров. Мне больше нравится так называемый дворцовый стиль с  резной мебелью, коврами, люстрами, настольными лампами, стенами  в зеркалах и картинах, камином с дорогим фарфором, вазами, старинными часами, тяжёлыми портьерами. Здесь мне уютно и удобно. Этот солидный, я бы сказал, степенный стиль успокаивает, вселяет своей надёжностью уверенность в том, что так будет всегда.
   Выбирая квартиру, я остановился на этой, потому, что она продавалась именно с такой мебелью. Тогда это стоило не так дорого, как теперь, но всё равно я ещё пару лет выплачивал необходимую сумму.
  В кабинете стоит антикварный письменный стол, кожаный диван с высокой спинкой, книжный стеллажи, сделанные на заказ, вольтеровское кресло. На окне – модель фрегата «Санта Мария», на которой Колумб открыл Новый Свет. Модель  из позолоченного серебра. Здесь же  - «домашний зоопарк»:  моя коллекция фарфоровых животных и бюсты Вагнера и Баха. На стене перед диваном - старинные географические карты и акварели.
  За одной из них – вмонтированный в стену сейф. О его существовании знаем только мы с Эстер. В сейфе я храню документы, купчую на дом во Флориде,  деньги и бриллиантовое колье, которое, как утверждает мой друг-антиквар, когда-то принадлежало супруге десятого герцога де Рогана.
  Именно это колье, а точнее приключения вокруг него, послужили основой сюжета моего первого успешного романа. Я увидел его в магазине  Огюста Рошаля, ювелира в четвёртом поколении, и тогда ещё молодого человека.
 Это поразительной красоты изделие, вес камней которого сто пять карат.  Они  как будто сотканы мастером в изысканный узор, в центре которого - огромный розовый бриллиант, а рядом жёлтые камни чуть меньшего достоинства.
Я приходил в магазин к Огюсту, кое- что покупал, но мечта о колье не оставляла меня. И вот однажды, получив большой гонорар, я купил его. Домой ко мне его доставили четверо охранников в бронированном лимузине. А с Огюстом мы отметили покупку в  ресторане Алена Дюкасса.  Огюст же  дал мне мастеров, которые и вмонтировали в стену сейф.
 Колье – моё сокровище, самое дорогое, что есть в моём доме.
   Один мой приятель на вопрос, зачем он сделал очередную покупку, неизменно отвечает: «Чтобы было!»  Вот так и я решил, -  мало ли как оборачивается жизнь, а эта дорогая вещь не падает в цене, она и радует своей красотой, и служит подспорьем при любом неблагоприятном повороте судьбы. Итак - «пусть будет!»
Эстер знала о колье. Вечером, когда мы вернулись из ресторана, где отмечали моё пятидесяти пятилетие, я достал колье из сейфа и показал его ей. В свете люстры камни вспыхивали и переливались радужным феерическим светом. Глаза моей подруги наполнились слезами:
  - Мой бог, какая красота! – воскликнула она,  - можно мне примерить?
  - Конечно! – и я сам надел на её шею драгоценность, и с умилением смотрел, как она грациозно поворачивается, разглядывая колье с разных сторон, как горят её серые глаза от восторга ставшие голубыми.
  Она вздохнула, расстегнула золотой замочек и аккуратно положила колье на синий бархат  шкатулки.
  Но это был единственный раз, и больше она меня никогда о нём не спрашивала. Она даже не поинтересовалась его стоимостью, не спросила, для кого оно приобретено.
   Это странно, но я хорошо помню, что когда я покупал его, то вдруг, не знаю, почему, вспомнил  про Дениз, так звали мою жену. Перед моими глазами возникло зеркало и отразившееся в нём её лицо, лицо той девушки, которая выходила за меня когда-то…
    Высокая шея и сверкающие на ней камни. Мне даже пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от видения.
  В первые годы после её ухода,  особенно утром, когда уходил сон, но глаза ещё оставались закрытыми, мысленно говорил с ней, и всё старался понять, что я сделал не так, что подвигнуло её забрать маленького Пьера, лишить меня сына, а его отца. Я сам не мог понять, отчего не спросил адреса в Марселе, куда шёл её поезд, почему не сделал даже попытки удержать…
  Если бы сейчас мне пришлось объяснять отчего я не искал их, почему не поехал в Марсель, почему не стал звонить её друзьям, стараясь узнать адрес, телефон, я бы не смог этого объяснить. Я знаю тысячу ответов на эти вопросы, но все они –  или полуправда, или ложь.
  Так складывается жизнь, так нас гнёт и ведёт судьба, которая живёт  в нас самих, которую мы смутно ощущаем, оправдываемся ею, и которая нас за это судит беспощадно.
  Не приходила наша дама в кафе и в следующий четверг. Она появилась в понедельник. В день неурочный и в неурочный час.
  Мы уже собрались уходить, и я даже поискал глазами Гастона, как дверь отворилась и незнакомка появилась, на этот раз  в сопровождении пожилого джентльмена, который обычно ожидал её у машины. На улице накрапывал дождь, и оба они были в плащах и с зонтами.
  Мужчина помог ей раздеться, они направились в нашу сторону и заняли свободный столик на двоих. Гастон подал им меню, но дама жестом попросила его остаться и, не  советуясь со спутником, сделала заказ. Вскоре им принесли  шоколад и кофе, ей лимонад, ему – рюмку коньяка.
  Я посмотрел на Эстер, она ответила мне понимающим взглядом. Мы попросили ещё кофе.
  Теперь я мог лучше разглядеть спутника дамы. Он был в том же сером костюме и тёмном  галстуке. Ровная короткая причёска с пробором, которая подходит военным, прямая спина, скупые жесты. Лицо чисто выбрито, небольшие глаза под густыми бровями смотрели спокойно. Рядовое лицо пожилого человека, и только хищный вырез ноздрей и чёткие носогубные складки рядом с тонкими волевыми губами указывали на твёрдый характер и привычку отдавать команды.
    Дама, как всегда, одета неброско, но дорого и со вкусом. Тёмная юбка и светлый пиджак. Ноги в чёрных чулках и чёрных же туфлях на шпильках.
  Говорила она, он внимательно слушал и изредка что-то коротко отвечал. Я посмотрел на часы, был десятый час вечера.
  - Ты не заметила, на чём они приехали?
 - Я как раз посмотрела в окно, это было жёлтое такси, - ответила Эстер.
  Я на минуту отвлёкся, ища глазами Гастона, и в это время Эстер тронула меня за руку. Я обернулся и увидел, что пожилой господин поднялся из-за столика и идёт к нам. Он подошёл и, учтиво наклонив голову, произнёс:
  - Простите, вы месье Жорж Ренар, я не ошибся?
  - К вашим услугам!
- Меня зовут Марк Базен. Майор Базен.  Дама, которую я сопровождаю, мадам Качемасофф, хотела бы с вами познакомиться.
  Получив от Эстер подтверждение, я привстал и ответил:
 - Ничего не имею против,  если вы присоединитесь к нам.
  Мужчина кивнул и отошёл. Он помог своей спутнице подняться, и они вместе подошли к нашему столику. Майор Базен отодвинул стул, и дама заняла место напротив меня. Базен сел рядом.
  Я представил паре Эстер. Гастон быстро перенёс к нам их заказ и выжидательно посмотрел на меня.
 - Спасибо, Гастон, пока ничего не нужно.
  Когда официант отошёл, дама достала из сумочки конверт.
- Ещё раз прошу прощения  за то, что отнимаю ваше время, но господин Ренар,  я только выполняю  поручению госпожи  Дениз Ренар, вашей супруги.
  И она протянула мне конверт. Я отметил, что на нём  не было никаких почтовых штемпелей, моё имя и фамилия были написаны от руки. Дама внимательно посмотрела на меня:
   - Я понимаю, вы ждёте каких-то пояснений. Постараюсь быть краткой. Лет тому десять или двенадцать назад на «Богеме» в оперном театре Марселя наши места оказались рядом. Она была с мальчиком, которого называла Пьер.  Я была с моим покойным мужем.
  Признаюсь, мальчик меня раздражал. Он постоянно вертелся, дёргал мать, а потом затих. Когда начался антракт, он спал в своём кресле.
  Я слушал этот рассказ, а про себя считал - сколько же ему тогда было, выходило лет восемь.
 - Само собой получилось, что мы разговорились. Ни нам, ни ей никуда со своих мест уходить не хотелось. Вот так и просидели, болтая. Я ведь хоть и родилась во Франции, но в русской семье. Мы, русские,  гораздо общительнее и более открыты, чем вы, французы. Проще и быстрее сходимся с людьми, поскольку доверчивы, и часто за это бываем жизнью наказаны.
 Чтобы вас не утомлять, - она отхлебнула шоколад, - пропущу разные подробности, скажу только, что мы подружились. Когда ей приходилось трудновато, старалась помогать,  я даже купила у Дениз несколько акварелей, вы ещё помните, что ваша супруга художница?
  Я утвердительно наклонил голову:
   - Да, была.
   Дама помолчала, лицо её стало грустным.
-Была, - повторила она тихо, - до болезни. Она тяжело и, боюсь, неизлечима больна. Я помогла ей найти приличную лечебницу.  Недорогую, но с хорошим уходом. Дениз очень беспокоит Пьер. Ему всё никак не удаётся устроить свою жизнь. Впрочем, я думаю, она вам об этом написала.
  Дама и её спутник поднялись.
- Если захотите что-нибудь узнать подробнее, вот моя визитная карточка.
- Непременно  воспользуюсь вашей любезностью.
  Откланявшись, пара направилась к выходу. Гастон помог им надеть плащи. Я видел в окно, как они садились в большую чёрную машину.
  - Всё оказалось проще, чем мы думали, - с ноткой разочарования произнесла Эстер.
  - Да, ответил я задумчиво, - если не считать, что она не сказала, откуда знает, где меня найти.
Эстер озадачено посмотрела на меня.
  Дождь кончился, и мы пошли домой пешком. Нигде я не чувствую себя так спокойно, как в центре больших городов. Меня успокаивает их ритм, мне нравится идти мимо горящих золотом витрин  магазинов, разглядывать в тёмных в окнах табачных лавочек сигары и трубки, мой слух ласкает непрерывный шум проходящих машин. Я люблю толчею незасыпающих бульваров, рекламу кинотеатров, зазывал в злачные места, спешащих прохожих.
  Дома Эстер стала жаловаться на головную боль. Я пощупал её лоб, температуры не было, но я всё же  заставил её выпить таблетку парацетамола. Лёжа в кровати, я открыл письмо из прошлого.
  «Жорж, - писала Дениз, - не называю тебя дорогой, знаю, что ты не поверишь. Много лет ты ничего не знаешь о моей жизни, о сыне. Ты не искал меня из гордости?   Мне  казалось, что мы больше не любим друг друга, и, уйдя, я освобожу тебя и себя.
 Не хочу больше об этом. Что было, то прошло.
   Сын. Он вырос. Я воспитала его, как могла. У него сложное положение, ему нужна помощь. Никто, кроме тебя, этого сделать не сумеет. Так я думаю, поэтому и пишу. Он знает, кто его отец. Прошу тебя, встреться с ним. Поговори. Помоги.
  Это письмо тебе передаст моя хорошая знакомая. У неё есть телефон Пьера.
Дениз.»
 - Мне, кажется, стало лучше, - Эстер повернулась ко мне, - что пишет Дениз?
    Я молча протянул ей письмо. Через некоторое время она спросила:
    - Что ты думаешь делать?
   - Пока не знаю.
Проснулся я рано утром. Серо-белый свет пробивался сквозь щель в шторах. Эстер не было рядом. Я нашёл её в кабинете. Она сидела у компьютера.
  -  Не спится?
- Да,  решила просмотреть лондонскую переписку.
- Я вот, что подумал. Встретится с…, - я запнулся, не зная, какое слово подобрать, - с Пьером надо будет. Что, если я попрошу тебя договориться об этом с мадам Чекмасофф?
  - Когда ты будешь готов к встрече?
  - Несколько дней у меня свободны, договорись на любой.
   -  Поскольку это твой сын, я думаю, что его можно пригласить домой. Через столько лет увидеть родного отца! Домашняя обстановка будет свидетельствовать о твоём неформальном отношении к встрече, о том какое значение ты ей придаёшь. Я права?
 - Как всегда.
    Но уже тогда у меня зародились кое-какие соображения насчёт этой неожиданной ситуации. Что-то меня смущало и тревожило.
  Я открыл дверь, и в квартиру вошёл  молодой бритый наголо мужчина. На вид ему можно было дать лет двадцать пять или немного больше. Светлые брюки и тёмная рубашка, джинсовая куртка.
 - Меня зовут Пьер.
 - Доброе утро, Пьер, проходите.
 Ростом он был почти с меня. Несколько смущён, но это понятно.
   В кабинете нас ждала Эстер.
  - Кофе? – предложила она.
  Молодой человек согласно кивнул. Я усадил его в кресло напротив, разглядывал и  не находил в нём ничего похожего на того мальчика, что шёл со мной за руку к вокзалу и чьё испуганное лицо я видел в окне уходящего поезда. Прошло больше двадцати лет…
Эстер внесла на подносе три чашки,  сахарницу, сливки и печенье.
Пьер поднёс кофе ко рту и сделал маленький глоток.  Я обратил внимание на его узловатые пальцы с широкими плоскими ногтями. Руки рабочего.
  Странно, но сердце моё не билось от волнения от столь неожиданной встречи. Я сам этому удивлялся, но это было так.
  В его небольших тёмных чуть навыкате глазах читалось смущение и вопрос.
- Давайте договоримся, я буду называть вас просто Пьер, а вы…
- Я думаю, будет лучше, если я стану называть вас месье Жорж, - не дал он мне договорить.
  - Пожалуй, так будет правильно, а там посмотрим, - согласился я.
  - Итак, Пьер, расскажите о себе.
 Он поставил чашку на блюдце, и она слегка звякнула. Пьер покраснел, и это мне понравилось.
   - Если честно, то похвалиться  мне нечем. Я ходил в Марселе в художественную школу.  Не очень охотно. Мама настояла. Говорили, что у меня есть какие-то способности. Но художником я быть не хотел, - он помолчал и немного огорчённо продолжил, - и не стал. Марсель -  город сложный, вы знаете. Вообщем, я попал в плохую компанию  и, чтобы не отправиться за решётку, в двадцать летзавербовался в Иностранный легион.
  - Извините Пьер, а сколько вам лет? – спросила Эстер.
  - Двадцать семь.
  - Вы не женаты?
  Пьер грустно улыбнулся и вместо ответа развел руками.
  - Ну, а потом?
  - Пять лет я прослужил в легионе, вернулся в Марсель. Был продавцом пылесосов, строительным рабочим, даже частным охранником.  И вот решил попытать счастья в Париже.
  - А что мама? – спросил я.
  - Понимаю вас, месье, - Пьер посмотрел мне в глаза, - сначала мама работала гримёром в опере, продавала свои акварели. Конечно, за эти годы у неё, - он замялся, - появлялись друзья-мужчины, но, по-моему, никакого глубокого чувства так и не случилось.
  Сейчас, мадам Чекмасофф помогла ей с лечебницей, у мамы отказали ноги и плохо со зрением.
  Мы с Эстер переглянулись. и Пьер, перехватив наш взгляд, добавил:
  - Вы думаете, я неблагодарный сын, бросивший больную мать. Можно и так подумать… Только, чем я могу ей сейчас помочь? Мне нужен постоянный заработок, чтобы хотя бы несколько компенсировать мадам Чекмасофф её расходы. Разве не так?
  - Это понятно. И всё-таки почему все эти годы ни ты,- тут я невольно перешёл на это обращение, - ни Дениз, ничего не давали знать о себе?
   - Мама говорила, что вы стали известным и богатым, а раз не пытались нас найти, значит, мы вам не нужны. Она гордая, хотела быть независимой, думала, что справится…
  - Где вы живёте? – Эстер налила Пьеру ещё кофе.
 - Мадам Чекмасофф помогла мне очень недорого снять комнату на улице Эмиля Дюбо…
   - Итак, тебе нужна работа. Первое, что мне приходит на ум, это книжный магазин  мадам Бюжо на бульваре Распай. Там, я точно знаю, нужен продавец. Ты уже имел подобный опыт. Если хочешь, я могу поговорить с мадам.
  - Хорошая идея! – поддержала меня Эстер.
  - Месье Жорж, конечно, я согласен, – глаза молодого человека загорелись, - я вам очень благодарен!
  - Ну, пока рано, но откладывать не будем, и послезавтра приходи к нам на завтрак.
 - Почему ты не предложил ему немного денег? – упрекнула меня Эстер.
  - Я собирался. Но в последний момент не решился.
   Встретив её укоризненный взгляд, я стал оправдываться:
 - Ну, не бежать же за ним! Как это  будет выглядеть!  В следующий раз.
Эстер улыбнулась:
  - Вижу, вижу: проснулись отцовские чувства!
  Мы вернулись в кабинет.
 - Скажи, ты находишь какое-нибудь сходство между нами?
 - При первом взгляде – ничего общего. Но потом стало что-то проявляться – жесты, взгляд, улыбка, манера сидеть… Тут легко ошибиться, особенно, когда стараешься найти это общее.
 - Сознаюсь, у меня не дрогнуло сердце, не проявилось волнение. А ведь эта первая встреча за двадцать с лишним лет! Должно же было что-то быть, ведь, не чурбан же я бесчувственный!
  - Во-первых, тебе нужно осознать и принять новую ситуацию. Это - время…
Эстер забралась в кресло с ногами.
- Принеси, пожалуйста, плед из спальни, мне что-то холодно! – попросила она.
  - Скажи, что-то ты ведь думал по поводу такого странного поведения жены? – спросила она, удобнее устраиваясь в кресле.
  - Разумеется. Мне даже приходило в голову, что Пьер -  не от меня.
  - А что, были для этого хоть какие-то основания?
   - Вроде бы нет, но, как известно, муж узнаёт последним… А потом, это просто всё объясняло. Ну, да! Она мне изменила, сын не мой, чем не повод уйти, поискать новое счастье? Я ведь не знаю, может быть, Денизс кем-то тогда уже договорилась… Но почему она не подала на развод?
  - Это чисто женское – оставить ход про запас.
  Прошёл месяц. Пьер работал продавцом. Я предложил ему пересылать в лечебницу часть денег за содержание матери, но делать это исключительно от своего имени, и он, поколебавшись, согласился. Он  стал  приходить ко мне в дом, а я уже привык называть его на «ты». Он делился планами на будущее, и я, и Эстер поддерживали его намерение продолжить художественное образование.  Время от времени он отправлялся в Марсель проведать мать.
  Рассказывать ли Дениз о наших отношениях или нет, это я предоставил решать ему самому.
  Несколько раз мы вместе проводили вечера в «Монморанси», но  мадам Чекмасофф со своим спутником там больше не появлялась. Как-то я спросил у Пьера, поддерживает ли он с ней какую-то связь. Он ответил, что изредка они перезваниваются, но у неё уйма коммерческих забот и она  много времени проводит за границей, в основном в США.
 Мне казалось, что со временем во мне должны  проснуться к Пьеру если не отцовские, то, по крайней мере,  более тёплые чувства. Но, как я не старался, обнаружить их в себе я не мог. Я и привыкал, и не привыкал к нему. В чём тут дело? Размышляя об этом, ответа я не находил, но всё больше соглашался с поэтом, сказавшим, что время и расстояние, к сожалению,превращают  « завтра в никогда».
  В середине октября  британские партнёры попросили  прилететь в Лондон  для уточнения последних деталей  контракта. Мы договорились, что полетит Эстер, поскольку мне в это время надо было на один день отправиться  Лион, где мой старый друг  Жак Полиньер отмечал восьмидесятилетие  своего издательства. Пропустить такое событие было невозможно.
   Мы решили это за завтраком, на котором был и Пьер.
  - Извини, дорогая, но я не смогу проводить тебя, мой поезд всего на час позднее твоего вылета!
  - Месье Жорж, может быть, я провожу мадам? – предложил Пьер.
  - Не стоит, я сама чудесным образом доберусь!
  И всё же Пьер настоял на своём, и следующим утром на такси они с Эстер отправились в аэропорт Орли, а я на своём «Ягуаре»  следом поехал на вокзал Пар-Дью.
  В шесть вечера у меня раздался телефонный звонок.
 - Как у тебя дела, празднуете? – голос у Эстер был бодрый.
 - Тебе привет от Жака и Полин!
 - Ого, как у вас шумно! Много гостей?
 - Я почти никого не знаю, подожди, сейчас выйду на лужайку!
  - Ничего, ничего! Я только должна доложить, что у нас прохладно, но дела идут более, чем успешно! Завтра позвоню, целую!
 - И я тебя!
  Я выключил телевизор и снова сел в кресло. Ещё живые солнечные лучи  освещали мой кабинет, отражались в стёклах стеллажей, мягко ложились на бежевый ковёр. «Глок25» я положил на край письменного стола, чтобы быстро дотянуться до него рукой. На коленях я держал мобильный телефон.
  Постепенно день догорал. Город жил уже вечерней жизнью. Сквозь открытую полоску в шторах было видно, как в оконном стекле пробегали отсветы ярких витрин,  густо темнело небо. Я ждал. Было жалко, что нельзя курить, запах табака мог меня выдать. Так я и сидел, не зажигая света. Пытался сочинять стихи, но ничего не выходило. Чем дольше длилось ожидание, тем больше вползала в душу тревога.
  Постепенно я стал задрёмывать. Резко зазвенел телефон.
  - Внимание, гости, - услышал я голос комиссара Бошана.
 На часах четыре утра. Тихий скрип открываемой входной двери. Я осторожно взял в руки пистолет.
Они крались, не зажигая света,  по стенам заскользили лучи фонариков. В кабинет вошли двое.  Один, что повыше, остался у входа, другой, отыскав лучом картину, за которой находился сейф, тихо направился к нему. Ни слова произнесено не было.
  Трудно описать моё состояние в этот момент. Страха не было, но и спокойствия – тоже. Напряженно вглядывался я в темноту, немного разбавленную светом из полузадёрнутой шторы. Второй  «гость» приблизился к первому.
  - Есть? – услышал я тихий вопрос.
Руки в перчатках сняли репродукцию Фрагонара, осторожно поставили картину на пол.Лучи  фонариковупёрлись в дверцу сейфа.
  - Вот он!
 Я увидел, как второй передал подельнику небольшой кейс, который тот пристроил на письменном столе. Они были так близко, что если бы  были внимательнее, то, наверное, смогли бы различить мою фигуру в кресле.  Но то ли были уверены, что в квартире никого нет, то ли слишком  захвачены азартом.
 Открыв кейс, «малыш», так я его окрестил, достал отмычки.
  - Посвети сюда! – прошипел он второму, и стал возиться с замком.
 К моему разочарованию на это ушло совсем немного времени, и дверца сейфа распахнулась. Луч фонаря метнулся внутрь.
 - Ну? – услышал я довольно громкий и нетерпеливый возглас.
 - Дерьмо! Там его нет!
  - А вы рассчитывали, что колье я храню дома? Да, Бог с вами, оно давно в банковском сейфе! – я поднялся с кресла и щёлкнул выключателем на стене.
  Яркий свет залил комнату. Двое мужчин в тёмных костюмах  и черных «балаклавах», закрывавших лица, резко обернулись. В одной руке я держал пистолет, в другой телефон.
  - Выключите фонарики! – предложил я бандитам, надо сказать, неожиданно для себя, совершенно спокойным голосом.
 В коридоре послышались быстрые шаги, и в кабинете появился комиссар Бошан и трое полицейских. Ещё мгновение, и оба грабителя стояли на коленях с руками в наручниках. Я поставил «Глок» на предохранитель и вернул его комиссару.
  По сигналу Бошана полицейские рывком поставили мужчин на ноги.
  - Обыскать!
 Оружия у них не оказалось, только десантный штык-кинжал у «малыша».
Бошан сдёрнул с голов задержанных чёрные шерстяные маски. Пьер смотрел на меня, щурясь от яркого света. Под второй маской скрывалась голова Гастона.
  Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Первым заговорил Пьер:
  - Так ты не в Лионе, папаша?
 - Как видишь, сынок! – в тон ему ответил я.
  У комиссара  зазвонил телефон.
- Скоро спустимся, третьего держитев наручниках! – скомандовал он и добавил,-  ещё один их ждал в машине.
И в ответ на мой невысказанный вопрос пояснил:
   - Некто майор  Базен, а на самом деле Шарль Корро, или «Сержант» в своей среде. Три срока за мошенничество. Кстати, он, действительно, дослужился до сержанта в Иностранном легионе.
   - Вам-то, Гастон, он хорошо знаком! Ну, глупо молчать,вы ведь догадываетесь, что вашу биографию мы изучили.
И, обернувшись ко мне, комиссар продолжил:
- Господин Гастон Шаплен служил в Сомали под началом сержанта Корро, а потом они вместе отбывали срок в тюрьме городка Компенья.  Это здесь, недалеко от Парижа.
  А с этим молодым человеком вы, месье Ренар,  полагаю, уже познакоми- лись, -  комиссар кивнул на Пьера, - но, уверен, он не рискнул представиться своим настоящим именем.
  - Мне он известен, как Пьер, и, представьте себе, комиссар, как мой сын, о котором я ничего не знал больше двадцати лет.
  - А вы, месье Шаплен, ничего не хотите объяснить месье Ренару? – повернулся полицейский к официанту.
Гастона было не узнать. Доброжелательный, вежливый и  предупредитель-
ный он кривил губы в ироничной, недоброй усмешке и дерзко и нагло
смотрел на меня. Это был другой человек, опасный и злой.
  - Итак, - Бошан подошёл к бритому молодцу, - позвольте представить вам
Филиппа Шаплена, сына месье Гастона и достойного продолжателя семейной традиции. Кстати, он отбывал двухлетний срок там же, где и папаша. Полгода, как на свободе, и вот теперь попался на серьёзном деле.
  Описать тогдашнее моё состояние одним словом невозможно. С удивлением я поймал себя на том, что не чувствую к этим людям особой злобы или неприязни. Ситуация как будто отдалилась от меня, и я словно наблюдал происходящее со стороны
  Но и подавленностии растерянности на лицах  грабителей я  так же не видел. Гастон старался не встречаться со мной глазами, а Пьер или теперь Филипп, смотрел с наглой усмешкой и даже каким-то вызовом. Когда их выводили, он наклонился к отцу и что-то прошептал ему на ухо, а потом обернулся  и, улыбаясь, подмигнул мне.
  - Далеко пойдёт! – покачал головой Бошан, пожимая мне на прощание мне руку, - жду вас завтра у себя!
  - Рюмку коньяку, комиссар?
   - Не откажусь!
  Мы выпили, и Бошан, ещё раз, пожав мне руку, поспешил к своим.
    Самолёт из Лондона прилетал в три дня. Утро я провёл у Бошана, узнал несколько интересных деталей о подельниках, спланировавших таким изощрённым способом ограбление моего сейфа. В чем- в чём, а в изобретательности и дерзости им отказать было нельзя.
Всё было с ними ясно, и только майор ни в чем не сознавался. Он твердил, что оказался рядом с моим домом случайно. У него, видите ли, схватило сердце, и ему пришлось остановиться и принять лекарство, а потом он просто  сидел, отдыхая, и даже вздремнул. А вот куда направлялся в предутренний час, этого он объяснять не хотел.
  - Ну, мы его всё равно выведем на чистую воду, - обещал комиссар Бошан, с которым мы за долгие годы знакомства стали хорошими приятелями.
  - И всё же, Жорж, как вы думаете, кто был мотором этого преступления, кто его замыслил и спланировал? Ну, ни Гастон же или отставной майор, ни тем более лже - сын?
  - Есть у меня одно соображение, но пока оно не чётко оформилось.
  - Поделитесь?
  - Непременно.
Тут я лукавил. На самом деле, я уже знал, кто за всем этим стоит.
Эстер вышла из дверей зала прилёта, и я снова отметил, какая она стильная и броская женщина. Она поцеловала меня в щёку, я взял у неё из рук маленький изящный чемодан на колёсиках,и мы направились к моей машине.
  - Ты не возражаешь, если я закурю? – спросила она.
  - Только открой окно.
 В кабину ворвались холодный воздух и городской шум.
  -Ну, о чём сначала? О делах английских или французских?
 - А давай, сразу поедем в «Монморанси» и пообедаем? – предложил я.
 - Отличная идея! – поддержала меня Эстер.
 Время ланча закончилось, офисный люд уже вернулся к работе, и мы легко нашли свободный столик у окна. Оглядевшись, Эстер спросила:
  - Гастон сегодня не работает?
 - Видимо, нет, - подтвердил я.
 Когда мы перешли к кофе, Эстер спросила:
  - Жорж, у тебя какой-то загадочный вид? Что-то произошло?
 Тянуть дальше было невозможно, и я всё ей подробно рассказал.Я говорил, она курила. Когда я закончил рассказ, мы ещё некоторое время сидели молча.
  - Когда ты обо всём догадался? – наконец прервала она молчание.
Глаза её смотрели прямо на меня, лицо было спокойно. Или мне так казалось.
  - Первые сомнения зародились после того, как мадам передала мне письмо от Дениз. Помнишь, я тогда спросил, как она узнала, где меня найти и почему не подошла при первой встрече?
  - Ну, это просто, надо было тебя заинтриговать, обратить на себя внимание, заинтересовать собой. Надо было сделать так, чтобы тебе самому захотелось узнать, кто она такая.
  - Признаюсь, это удалось.  И все-таки, зачем?
  - Ну, а что было бы, если бы к тебе ни стого, ни с сего подошла какая-то незнакомая леди и вручила письмо от столько лет не дававшей о себе знать жены, да ещё с просьбой помочь сыну? Тогда бы ей пришлось подробно о себе рассказывать, самой наводить тебя на нужные мысли.  Ты бы, без сомнения, что-то заподозрил и стал бы проверять. Она ведь знала, кто ты. Расчет был на писательское воображение…
  - Умно. А майор – для убедительности. Солидный спутник…
Эстер кивнула.
  - Вино? – спросил я.
  - Лучше виски.
Некоторое время мы подождали, пока не принесут напитки. Эстер сделала глоток и спросила:
  - Ну, а дальше?
- Я удивлён, как за столько лет нашего общения  нельзя было предугадать мои действия. Помнишь, ты отказывалась показать мне свои стихи. Это только разожгло моё любопытство. Как-то мы после оперы остались у тебя. Ты пошла в ванную, а я открыл нижний ящик твоего прикроватного столика.
Там я и нашёлизданный в Орлеане,тоненький сборник стихов некоей  Мишель Костан…
   Тут Эстер не дала мне договорить:
  - Ты не услышал, как я вошла в спальню. Остановившись в дверях, я смотрела на твоё лицо, ты то смеялся, то кривил губы, то молча листал страницы. Потом вернул книжечку на место, и только тут увидел меня. Смешался, и не нашёл ничего лучшего, чем сказать, будто хотел найти ватные палочки.
  Когда я заметила, что они обычно хранятся на полочке в ванной, ты рассмеялся:
- Ну, конечно, где же ещё!
  - Тогда я поняла, какого ты мнения о моём литературном таланте. Мне стало ужасно обидно. «Вот, - подумала я, - когда-нибудь я напишу что-то такое, что всколыхнёт  этот любующийся пошлой серостью своих творений мир одних и тех же авторов! Да, я стану знаменитой, и в первую очередь назло тебе!»
  - Я понял, что ты всё видела, но кроме насмешки над моей неловкостью ничего в твоих глазах не прочитал! К этому мы ещё вернёмся, но сейчас  о главном.
  Когда я стал размышлять обо всех событиях вокруг незнакомки, моей жены и сына, о его внезапном появлении, письме Дениз, то вспомнил и эту фамилию. Я позвонил издателю Карлу Бонне в Орлеан и спросил об авторе.
  Карл перезвонил мне через пару дней.
 - Стихи слабые, и я  заранее знал, что коммерческого успеха не будет. И точно – продали только с десяток экземпляров. Но автором была такая очаровательная девушка, к тому же подвизавшаяся на подмостках  нашего театра, что я решился на риск, дабы поддержать её. Ты же знаешь, как бывает – успех дело непредсказуемое!
  - Костан, конечно, вымышленная фамилия?
  - Разумеется, псевдоним. Её звали Эстер Делаж.
  - О её дальнейшей творческой судьбе  что-нибудь известно?
  О, да! Только творчеством это не назовёшь. Или особым «творчеством». Попала она в историю с подделкой каких-то документов  или ещё каким- то мошенничеством, а результат – скандал и суд.  С тех пор её в городе, по крайней мерев нашем кругу, не видели.
 - Месье Бонне, а вы не давали этой девушке никаких рекомендательных писем?
  - Я никогда и ни кому таких авансов не давал и избегаю делать это! – ответил он мне несколько раздражённо.
  - А ведь ты пришла ко мне с его рекомендательным письмом,  – напомнил я ей.
  - Разве нельзя понять девушку, пусть оступившуюся, но стремящуюся  получить хорошую работу, к которой она считает себя способной?
-  Любым путём?
- А разве ты разочаровался во мне хоть однажды?
- Нет, Эстер, нет! Но ведь речь не об этом.
- Конечно, я понимаю, ты хочешь узнать, что мною двигало, когда я организовала всю эту комедию с ограблением.
  - Будь добра!
  - Год назад ты надел на меня ожерелье принцессы Роган. Как всякая женщина, я не могла устоять перед сверканием бесценных  камней. Тогда я подумала: «Для кого они? Почему никого не радуют? Почему хранятся в железной тюрьме?»
  В них я видела не просто кучу денег, а свободу. Свободу жить так, как хочу! Творить, творить, творить… Я даже думала потом их выкупить и вернуть тебе. Но уже не заурядной секретаршей, а писательницей. Знаменитой!
  - Ты, наверное, не поверишь, но я решил, что колье будет твоим. Тебе пришлось бы только подождать.
  - Только! А сколько это, год, десять лет? Или, когда ты уйдёшь, а я останусь старухой?
  - Вот это больше похоже на правду! Чужим трудом - своё благополучие и сейчас!
  - Почему ты не спрашиваешь про мадам Чекмасофф?
 - Зачем, я и так всё знаю. Она работала в том же Орлеанском театре, вы подружились, несмотря на разницу в возрасте. Но у Жюли Рамо время аплодисментов давно прошло. Контракт с ней заканчивался.  И тут ты её нашла и предложила сыграть роль богатой дамы, которой нужно было, только- то и  всего несколько раз появиться в «Монморанси», посидеть с загадочным видом и передать письмо известному писателю. И всё это за пять тысяч евро.
  Ты, наверняка, обставила всю роль, как наказание старого сатира, забывшего о долге перед больной женой и сыном?
Эстер молчала, глядя в окно.
  - Ты не хочешь знать, как я это узнал?
  - Чего же тут сложного? Всё это вынюхал комиссар Бошан. А что будет с бедной Жюли?
  - Я буду просить о снисхождении к ней.
 - А ко мне?
 - Расскажи мне об Орлеанском деле.
- Я запуталась в долгах. Накупила всего, а отдавать нечем. Вот тогда я и познакомилась с Гастоном, который работал после  освобождения в этом городе таксистом.
Он предложил мне войти в доверие к владельцу крупного коммерческого банка и на поддельные чеки получить довольно значительные суммы.
  Но, как хорошо не относился старенький богач к молодой любовнице, он, прежде всего, оставался осторожным сквалыгой и педантом.
  Всё всплыло на поверхность, меня осудили на два года, а подлец Шаплен смылся. Мы совершенно случайно встретились в «Монморанси». Так, что, дорогой, и ты, сам не ведая того, предопределил будущие неприятности.
 - Хорошо, как же вы рассчитывали сбежать? Надо же было знать, кому сбыть драгоценности, стоящие около двух миллионов долларов?
 -Гастон нашёл в Лондоне  антиквара, готового взять колье за полтора миллиона долларов. Мы должны были той же ночью на машине переехать в  Испанию, оттуда в Гибралтар, и там уже дожидаться английского покупателя.
Всё дело должно было закончиться в два дня.
  - Как же вы намеревались разделить богатство?
  - Майору и Шаплену -  пятьсот тысяч и мне остальное. Гастон обещал в Гибралтаре через свои связи сделать нам другие документы, и мы бы разбежались в разные стороны. Я приглядела Коста-Рику. Купила бы там виллу и села бы за роман…
 - Ах, Эстер, у тебя, действительно,  талант к сочинительству!
  Она ухмыльнулась и попросила заказать ей ещё виски. На глазах она превращалась в другого человека, хладнокровно рассказывающего о своём прошлом. Я не предполагал когда-нибудь увидеть её такой. Было ли мне больно? Скорее  и больно, и обидно. Разве просто терять человека, которому верил...
 - Почему ты не спрашиваешь про свою Дениз и Пьера?
- Ну, вот здесь-то как раз всё более, чем просто...
- Ты летал в Марсель?
- Летал. Только неделю тому назад, и там узнал, что Дениз с сыном уплыли в Штаты ещё пятнадцать лет назад. Что до Дениз,  то она была моей любовью, а стала моей памятью.
  - Так что, получив письмо, ты сразу обо всём догадался?
  - Это было нетрудно.
-  Да, да, тем более, когда у тебя в полиции такие связи.
- Как же без них автору детективных романов.
- Ты и обо мне напишешь? – чуть ли не игриво спросила  она,- так и ко мне, наконец, придёт мировая слава!
  - Пожалуй, что для тебя это единственный путь…
 Когда наши бокалы опустели,Эстер поднялась.
  - Ну, я, наверное, пойду?
  - Ты же знаешь ответ…
  Она наклонилась ко мне и потёрлась о щёку, у входной двери из-за своего столика навстречу её поднимался комиссар Бошан…
  Наша небольшая компания устроилась за единственным в «Монморанси» вместительным круглым столом. Напротив меня сидел комиссар Бошан, рядом с ним Гастон, по правую руку от меня сидела Дениз, а рядом с ней Эмилия.
  Когда я закончил читать, Дениз иронично  произнесла:
- Спасибо, что в конце ты меня не убил. А, что уйти от меня ты собирался?
- Да, посещала такая мысль …
- Шутка? – уточнила Эмилия.
- Конечно, куда я без вас!
- Значит, Эстер – это я, - Эмилия с напускным возмущением посмотрела на меня, - как вам не стыдно, Жорж!
- Зато ты красавица, хоть и злодейка.
- Невысокая, полная и ещё не блондинка, не нравлюсь!
- Успокойтесь, Эмили, ему все женщины нравятся, уж я-то знаю! – это Дениз.
  И все засмеялись.
- Чёрт возьми, месье Жорж, как вы узнали про мой Иностранный легион и майора Базена?
  - Угадал. А как насчёт всего остального? – повернулся я к комиссару.
- Чистый вымысел!
- Ага, вот и мой сын с женой! – указала Дениз на входящую пару.
Высокий и косматый Пьер и его светловолосая Люси заняли места рядом с матерью.
- Опаздываете! – укорила Дениз.
- Мне бокал белого! - попросила Люси.
Но Пьер, положив ей руку на плечо, отрицательно покачал головой.
- Ещё можно,- ласково отводя его руку, подтвердила заказ Люси.
- Мои дорогие родители! – начал Пьер, - мы только что от доктора, скоро вы станете бабушкой и дедом!
- Господи, какая радость! - воскликнула Дениз.
- Наконец-то! – не удержался я.
Все дружно выпили за будущую маму.
  - Ну, и кто это будет? – раньше всех поинтересовалась  Эмилия.
  - Девочка, мы уже знаем как назовём её, - Эстер.
  - Где-то я уже сегодня слышал это имя, -  пробурчал в усы комиссар.
Но радостная новость, конечно, заставила забыть недавнее чтение. Дамы пустились в приличествующие такому случаю разговоры, мужчины, сделав ещё по глотку, закурили.
  И в это время  в двери вошла новая пара. Стройная дама  бальзаковского возраста и пожилой мужчина в сером костюме и бабочке. Они выбрали место рядом с нами. Я боялся посмотреть на вошедших, а когда всё же поднял глаза, то увидел  остроносую крашеную блондинку с тонкими губами. На ней был чёрный костюм с кружевным воротником.
  Подозвав официанта, дама заказала горячий шоколад, мороженое и стакан лимонада. Мужчина попросил рюмку коньяку.
  Я посмотрел в окно. От тротуара отъезжало жёлтое такси.
-