Оруженосец

Мне нечего добавить к тому, что я уже знаю. Правда, знаю я не так много, всего – ничего. Главное, в чем я уверена, так это в том, что наши души не имеют границ, они плавно перетекают одна в другую так, что порою трудно различить, кто есть кто.
К примеру, ты – кто? Невозможно произнести: я знаю тебя уже семь лет. Ближе к истине будет такое: вот уже семь лет мне известно, что ты живешь на той же планете, в той же стране и одном со мною городе. Это все.
Есть кое-что еще, что отличает тебя от остальных: ты успешно «сдал экзамены», прошел все испытания, не потеряв себя, не обретя меня. Ты стал первой встреченной мною душой, которая показала мне, что границы у нее существуют и вторжение карается холодом, отстраненностью.
Прелесть в том, что, и отстранившись, ты умел мягко светить издалека так, что в поле моего внутреннего обзора, пролетая над городом, я всегда видела это теплое дружеское свечение.
Почему ты никогда не был со мною резок? Не отворачивался, как другие? Почему, как другим, тебе я не осмелилась сказать: «Спасибо. Мы завершили наше общение. Больше нам нечего дать друг другу»? Возможно, потому, что до сих пор чувствую, сколько в тебе всего, нужного мне.
…Меч был наполовину своей длины воткнут в землю. Его тяжелая рукоять, украшенная арабской вязью и драгоценными камнями, давала представление о его хозяине, человеке, наверняка, физически сильном и мужественном. Рядом с мечом, на траве у огромного валуна в беспорядке валялась мужская одежда – плащи, сапоги, доспехи. Неподалеку паслись два коня.
Солнце уже село, и небо постепенно приобретало иную окраску – в нем возникал плотный фиолет и слоисто распространялся во все стороны, обращая неустойчивый вечер в насыщенную неожиданностями ночь.
Снизу, от реки, послышались веселые голоса: двое мужчин, смеясь, переговаривались и поднимались вверх по склону. Один из них и в самом деле был крупный, с могучим рельефным телом; окладистая борода завершала его портрет, накладывая оттенок надежности на весь облик.
Другой, помоложе, походил на его сына или младшего брата. Он был ладно сложен, но худощав. В руках он держал ивовый прутик, которым то и дело чертил в воздухе различные фигуры. Юноша улыбался рассказам своего друга и время от времени кивал головой.
Слева по склону оврага темно-зеленой полосой стоял лес. Не успели рыцари одеться, как из лесу послышались крики. Рыцари переглянулись. Юноша быстро вытащим меч из земли, отер его пучком травы и вложил в ножны. Странно было видеть мощь и сокрытую энергию оружия рядом с уязвимостью человеческого тела.
Когда рыцари влетели в лес, их взорам предстала такая картина: на поляне трое дюжих мужиков били женщину, видимо, пытаясь, сломить ее сопротивление. В стороне плакали и кричали ее дети, по всей поляне были разбросаны скудные пожитки странников – узелки, корзинки, валялся большой платок, втоптанный в непросохшую после дождя землю. Мальчик и девочка кричали так, что один из разбойников время от времени подбегал к ним и замахивался рукой. Они притихали, но стоило ему отойти, как крики раздавались снова.
При появлении двоих вооруженных и в полных доспехах рыцарей на поляне в одно мгновение воцарилась тишина, а потом все трое нападавших быстро и молча бросились в разные стороны.
Женщина была вся в синяках, платье вывалялось в грязи и разорвалось, в волосах запутались травинки. Она даже не поднялась, а, уткнув лицо в ладони, продолжала тихо стонать и всхлипывать. Дети сразу же подошли ближе, девочка собрала вещи. Юноша посадил детей на своего коня, его друг помог сесть на коня женщине, а сам пристроился сзади, на крупе.
Мне было очень странно наблюдать все происходящее, тем более что я чувствовала необъяснимое притяжение к могучему бородатому человеку, который бережно поддерживал измученную женщину. Я посмотрела на его пальцы, держащие поводья, и в следующий миг ощутила их в своих собственных руках.
… Женщина была так слаба, что голова ее постоянно свешивалась на грудь или падала ко мне на плечо. От нее шел запах очага и чего-то такого, чем пахнут только женщины. Я, наверное, как говорит Поль, в одном из воплощений был гончим псом. Не потому, что готов без устали скакать день и ночь или могучим броском прорваться сквозь цепи неприятеля. У меня хорошо развит нюх. Я точно знаю, где кто прошел, даже могу сказать когда. А уж женский запах я изучил, как алхимики свои колдовские составы! Только скажите мне «Ищи!», и можно быть уверенным, что один на ночь я не останусь.
Сегодня, конечно, уже ничего не получится. Бедняжка измучена до последнего предела. Мы довезем их до ближайшей деревни, что расположена там, у излучины реки, и остановимся на ночлег. А завтра видно будет.
Ночью я встал по нужде и пошел за амбар. Ночь была светлая. Поля на его тюфяке не было. В меня закралось какое-то смутное подозрение. Вот сколько ни доверяй человеку, все равно надо ждать от него подвоха! Я выкупил Поля с греческой галеры за приличную сумму звонких монет, сделал своим оруженосцем, вот уже шестой месяц мы вместе, а я до сих пор в нем не уверен.
Нет, за свою жизнь я не беспокоюсь. Но, скажите на милость, уже который раз по ночам его не бывает на месте! Он мне рассказывал про свои путешествия, про разные трюки, которым он научился на востоке. Послушать его, так кругом сплошные чудеса на свете, словно нельзя без чудес вкусно поесть и прижаться к мягкому и теплому ночью!
Может, он попал под влияние луны? Мне рассказывали, что бывают люди, которых она ловит в сети, и по ночам эти бедолаги странствуют, где придется. На них проклятие. Вот и доверяй свой меч проклятому, потом сам таким станешь!
Я нашел его невдалеке за деревьями. Увидев, что он делает, я просто оторопел и долго стоял с открытым ртом, даже слюна потекла по бороде. Я отер бороду и подошел совсем близко.
Мой меч лежал на земле лезвием вверх, а мой оруженосец босыми ногами стоял…нет, не на самом лезвие! Он стоял НАД ним! Между его ступнями и лезвием я видел зазор в палец толщиной, и этот зазор светился!
– Поль! – позвал я. – Когда спать будешь? Завтра?
Он обернулся на зов и свалился в траву. Я подумал, не порезал ли он часом себе пальцы ног, но он быстро вскочил, поднял меч и молча пошел за мною в дом.
– Это снова твои арабские хитрости? – спросил я.
Ну, что можно услышать от человека, который отвечает молча?
Дня через три, когда мы порядком отдохнули и отъелись, я заметил, что Жюли (именно так звали ту женщину) стала на меня посматривать. Она была милашкой. Я, конечно, приложил старание, чтобы ей понравиться: помогал носить воду для стирки, таскал чаны – и все без одежды. Я видел, как она смотрит на мои руки, на плечи. Так что пришло время подобраться к ней поближе.
Когда мы с нею уже почти поладили, к нам в каморку вдруг вошел Поль. Я просто рассвирепел.
– Я поручил тебе заботиться о своем оружии, но имел в виду только меч! С этим я разберусь сам!
Он стоял и улыбался. Жюли села и поправила платье.
– Нам пора собираться в дорогу, – сказал Поль, даже не глядя на Жюли, хотя, я-то знаю, щеки ее горели, глаза сверкали так, что в пыльной комнатушке становилось светло и празднично. Но он на нее не смотрел!
Я потрепал Жюли по плечу, провел рукою по щеке и поднялся.
– Ты уже оседлал коней?
– Все готово. Пора ехать.
Мы вышли наружу. Я испытывал досаду, что так неудачно получилось, но этот юнец и в самом деле был не только оруженосцем. Почему я его слушался? Потому что он часто говорил и делал правильно? Потому что уже не однажды помогал выйти из переделок, откуда живыми выходят редко? Ладно, будут еще другие Жюли.
– Сначала нам сюда, – сказал Поль, приглашая меня войти.
– Что ты знаешь такого, чего не знаю я? – возмущение мое нарастало. – Не пора ли тебе занять свое место и быть слугою, другом, а не изображать из себя учителя?
– Это в последний раз. Я просто хотел показать тебе, что в некоторые минуты своей жизни ты не можешь быть с женщинами.
– Это еще по какой причине? Я пока хоть куда! – я, подбоченившись, глядел на него сверху вниз.
Он улыбнулся и снова сделал пригласительный жест, открывая передо мною дверь в небольшой чулан.
– Садись сюда, в угол, – сказал он.
Чулан был шагов пять в длину и совершенно пустой, если не считать брошенной на пол рогожи. Я уселся прямо на нее.
– Ну? Что дальше?
– Поспи немного, – сказал Поль.
– Что-о-о?! Поспать? Да здесь не с кем спать!
– С самим собою, – ответил он, а я почувствовал, как тяжелеют мои веки.
Наверное, я все-таки заснул. Или он околдовал меня своими тайными умениями! Но когда я, как мне показалось, открыл глаза, в первый момент я просто не узнал того места, где присел некоторое время назад.
Серый и пыльный чулан оставался таковым ровно наполовину с той стороны, где сидел я. Прямо передо мною из одного угла в другой, от пола и до самого потолка была видна какая-то прозрачная завеса цвета разбавленного молока. За ее границей чулан уже не был чуланом.
 Желтый свет заполнял пространство вплоть до завесы и давал возможность рассмотреть самым подробным образом все, что там находится. Вдоль стен стояли высокие полки с книгами, на ящике было видно непонятное мне устройство с чем-то круглым на верхней крышке; на стенах висели картины, а в углу что-то излучало голубоватое свечение. Рядом с этим необычным светильником в кресле сидела молодая женщина с короткими волосами и в мужском одеянии. Я узнал, что она женщина, только по мягкости черт ее лица. В них различалось нечто неуловимо знакомое для меня.
Я встал и медленно пошел навстречу. Женщина меня тоже заметила и, улыбаясь, сделала несколько шагов по направлению ко мне. Мы стояли и смотрели друг на друга, и я почему-то вспомнил Жюли и многих других. Я вспомнил их не так, как вспоминал всегда, а по-другому. Я не мог объяснить себе, почему этот сон был сейчас так притягателен для меня.
Я тоже улыбнулся и протянул руку. Завеса была теплая, мягкая, но очень упругая. Рука входила в нее легко, но она не прорывалась, а натягивалась на руку, словно перчатка. Хороший материал, подумал я. Прочный.
Женщина с той стороны сделала то же самое. Мы стояли и держали друг друга за руки, а у меня было ощущение, что мы не расставались никогда. А что, разве нам надо куда-то ехать? Когда, в конце концов, кончатся эти скачки, этот бесконечный бег? Когда мы остановимся, чтобы взглянуть друг на друга и на самих себя?
…Проснувшись, я долго думала о самом сильном оружии на свете – о ЕДИНЕНИИ. Пожалуй, это единственное по-настоящему гуманное оружие, которое, если и уничтожает что, так это непонимание, вражду и сердечный холод. Мне стало приятно, что я вот уже семь лет достаточно близко знакома с оруженосцем.