Ив Баллю. Полет над Россией

"В начале были Горы… и Горы были возле Богов и Горы были Богами. Внизу же жили люди, сжавшиеся в углублениях зелёных долин. Наверху, в загадочном ледяном одиночестве царили Духи, чей гнев заставлял дрожать снега.
И люди испуганно опускали глаза.

В начале были Горы … и Горы были возле Неизведанного … и Горы были Неизведанным..
Внизу жили учёные, натуралисты и гляциологи, интересующиеся вопросами мироздания. Наверху им предоставлялась нетронутая лаборатория, притягивающая любознательность, пылкую и наивную.
И люди, заинтересованные, поднимали глаза.

В начале были Горы … и Горы были возле Возвышенного и … Горы были Возвышенным. Внизу жили поэты, пламенные сердца, искавшие зеркало для собственной души. Наверху, блистая в прозрачнейшем свете, им открывалась красота наиболее изящная и утончённая. Где созданное Творцом представлялось уже не частью природы, а её мечтой о совершенстве.
И люди, восхищенные, открывали глаза."

Эти слова принадлежат Иву Баллю, французскому альпинисту, учёному, писателю и общественному деятелю. В 1986-м мы с ним встретились, что называется, по работе. А потом, много позже (в 1994-м), когда я уже сменил переводческое поприще на работу журналистом и трудился в «Московской правде», редактор «Спорт-Профи» Миша Быков попросил меня написать для его приложения какую-нибудь историю, связанную со спортом. Сначала я подумал, что можно было бы вспомнить что-нибудь о первых «Играх Доброй воли», на которых я работал со спортсменами Мадагаскара, рассказать смешную историю про боксёра-супертяжеловеса из Кувейта, которому, чтобы стать обладателем серебряной медали, в результате удачного «посева» достаточно было только выйти на ринг и получить один раз по морде, что-нибудь ещё, - но всё это умещалось в формат миниатюры, а нужна была какая-нибудь история. И такая история нашлась, к сожалению, не очень симпатичная и приземлённая, когда что называется «за державу обидно». А недавно случайно нашлась и сама, уже слегка пожелтевшая газета, в которой она была напечатана. История перед вами: как есть, с незначительными поправками, которые я внёс пока перенабирал (а не копировал) её на клавиатуре, сохранив почти всё, как это было написано. 

ПОЛЕТ НАД РОССИЕЙ
Ив Баллю: впечатление на всю жизнь

В Питере я бывал часто. Катался к друзьям и с друзьями, чтобы развеяться и сменить обстановку. А однажды я поехал туда в командировку. У меня было немного свободного времени и, чтобы его заполнить я искал какую-нибудь работу. Мне очень хотелось съездить на таллинскую регату, но группа переводчиков (а если быть более точным - длинноногих переводчиц) была уже укомплектована и в протокольном отделе Госкомспорта, тогда в 1986-м, ещё, разумеется, СССР, мне предложили прокатиться в Ленинград и провести несколько дней в компании с известным на весь мир мастером полётов на параплане Ивом Баллю и не менее известным издателем спортивной литературы Аланом Пансэ. «Только учти, там, кроме гостиницы и билетов до Москвы, к их приезду ничего не готово. Так что возьми с собой побольше денег, а в случае чего сразу же звони», - сказали мне в протокольном отделе и с тем и отправили.

По приезде же оказалось, что о гостинице тоже никто не позаботился, поэтому в третьеразрядной «Выборгской» пришлось учинить форменный скандал, дабы выбить три «люкса» и заодно доказать администратору, что хоть я и не иностранец, - а это слово одно время являлось для большинства населения чуть ли не магическим - но мне тоже нужен номер в этой же гостинице и тоже «люкс», и что вдвоем в одноместном номере даже с известным путешественником не совсем-то удобно, ну и как бы не этично.

Когда я открыл дверь своих апартаментов, я чуть было не лишился дара речи. Старое, просиженное не одним поколением постояльцев кресло, о первоначальном цвете которого можно было только догадываться, «кроватка», стол, неизвестно для чего существующая, но скорее всего для тараканов, микроскопическая тумбочка, выполняющий роль ящика телевизор, полуразбитый телефон и, конечно же, трехпрограммное радио, у которого вообще-то есть ещё одна без кнопки под названием «Родина слышит, Родина знает». 

Весь шик и лоск номера состоял в том, что, что так называемые удобства находились в нем самом, и проживающему для поиска этих удобств не надо было нестись в конец корридора, где было постоянно занято и звучало хорошо знакомое в общагах и коммуналках: «Норма! Норма!» Еще, чтобы разместиться в подобных кабинах, надо было проявить определённую сноровку и фантазию, которой у гостей Госкомспорта, скорее всего, не было.

Но в день прилёта Ива я понял, что ошибался. Ив бегло осмотрел своё «жилище» и с фразой «на войне, как на войне» бросил чемоданы и рюкзак с парапланом на плешивый ковёр. Я же было принялся извиняться за Госкомспорт и за всю страну, но он сказал, что для него нет ничего удивительного (чем лучше принимаешь у себя, тем...) и вообще он в Союзе седьмой раз. А самый первый он был в Сочи, и там он видел такие гостиницы и такой туалет, правда уже в самом городе, что впечатлений осталось на всю оставшуюся жизнь и даже чуть больше. И что круче может быть только сибирский с двумя палками, где одной отбивают замёрзшие на лету продукты пищеварения, а второй отгоняют медведя.  Но про такой туалет ему, слава богу, только рассказывали, и что его единственно волнует по-настоящему: куда делся Пансэ.

Алан прилетел в тот же день, что и Ив, но только ближе к вечеру.  Сказал, что страшно устал и ему необходимо немедленно лечь спать. Но на его беду жил он как раз напротив женского туалета, а у Баллю была бессонница, хулиганское настроение и непреодолимое желание перевесить табличку с пирамидальной фигурой с одной двери на другую, а затем наблюдать за происходящим сидя в холле на этаже.

Утром, когда Алан вышел к завтраку весь зелёный, он ещё некоторое время повторял одну и ту же фразу: «Ньет, это не туальет», а потом злобно посмотрев на своего друга изрёк: «Иди снимай, идиот»!

Но «война» так и не началась, потому что внимание друзей было переключено на другие проблемы. Поначалу нас три раза заставляли пересаживаться с одного стола за другой, а потом ещё и отказались кормить по официальной бумаге Ленспорта. Тут-то и пригодилась прихваченная с собой наличность, но труднее всего было, соблюдая честь мундира, объяснить гостям, почему я провожу столько много времени в разговорах с официантками и кассиршами и почему мы сами стряхиваем крошки с неубранных столов, и в конце-концов, не можем сидеть там, где нам хочется. Я пытался сочинять разные, как мне казалось, смешные байки, но потом, через пару дней, когда содержимое моих карманов было исчерпано, мне пришлось разобъяснить ситуацию. Тогда Аллан сказал: «Сначала мы с Ивом думали, что ты над нами просто издеваешься, а оказывается ты нам отец родной! Будем считать, что все мы заложники в этом городе, и объединим наши усилия».

Ив, зная, что за валюту у нас мотают немалый срок, достал доллары и решил воспользоваться неофициальным «обменным пунктом», который существовал прямо у дверей «Выборгской». «Курс» был один к пяти, правда, для Баллю он оказался в югославских динарах, и когда через несколько минут он вернулся к нам и узнал, сколько это в рублях, то очень сильно расстроился, но не сдался. Вторая попытка оказалась более удачной, и с деньгами вопрос был решён. Оставалось только определиться с билетами до Москвы, которые тоже почему-то не были заказаны заранее.

«Вам надо, вы и заказываете», - сказала одна дама в том же Ленспорте, и убедившись в том, что ввиду полной днепрухи с оными эта задача мне не под силу, пришлось применить один из запрещённых приёмов, которыми помимо языка владеет любой опытный переводчик, работавший во времена застоя. Ведь хороший толмач должен быть ещё и хорошим актёром, иначе труба...

В каких спортивных организациях Питера мы были? Названия не запомнились, запомнились люди - симпатичные, приветливые, и что самое главное - настоящие энтузиасты своего дела. Только работали они в жутких условиях, включая профессоров мирового уровня, поэтому-то и не пытаюсь оживить в памяти названия всех этих НИИ, ВНИИ с проваливавшимися полами, осыпавшимися потолками и опытными образцами, собранными из не весть каких материалов. Противно даже вспоминать и больно за нашу науку и светлые рассейские головы. 

Когда мы уезжали из самого «гостеприимного» города, я собрал персонал «Выборгской» и сказал им в лицо всё, что я о них думаю, тоже самое было сказано и куратору нашей поездки из Ленспорта.

В «Выборгской» меня помнят до сих пор (это подтвердил один из последних визитов) и отказываются верить, что я не из КГБ, удивляются, как это «министр» спорта Франции летает на параплане, а его зам выглядит гораздо солиднее своего шефа. В Ленспорте, для того, чтобы перевести стрелки, сочинили сказочку о том, что я на глазах у всего честного народа подрался с Баллю из-за дежурной по этажу Людмилы, но Ив с Алланом по приезде в Москву опровергли наглую ложь и заявили, что без «отца» они в столице великого государства оставаться не собираются, хотя к тому времени я уже окончательно решил сложить с себя все обязанности, и попросил французов не бастовать, а согласиться с кандидатурой нового переводчика-сопровождающего. Самого же Баллю я больше никогда не видел. Лишь однажды, совершенно случайно включив телевизор, просмотрел в «Клубе путешественников» передачу о нем и о его полете на параплане где-то, если не ошибаюсь, в горах Памира.

И чего ему надо? В предместье Парижа есть отличный двухэтажный дом, жена, четверо детей, друг Алан Пансэ, издающий все его книги, самое богатое в Европе собрание книг и прочей литературы о путешествиях. В передаче за кадром цитировалось письмо к сыну, где были такие слова: «Если я не вернусь, то попытайся понять меня правильно, сынок. Я просто хотел ещё один раз испытать себя». Полет был очень красивым, а лицо Ива, неизвестно каким чудом снятое оператором, одухотворенным. Где же ещё как не в воздухе, в этом парении, граничащем со смертельным риском, ощутишь это чувство свободы?.. Длятся полёты недолго, но всегда хочется повторить эти мгновенья, ибо стоят они дороже всего того, что имеешь. Оттого-то и не сидится Иву дома.

Только вот с Ленинских гор не удалось ему сигануть. Помнится, ему очень хотелось это сделать, ведь и параплан, собственно, из-за этого брал в Москву. Военные тогда запретили. Парапан, парапант, параплант ... хрен знает что такое, НЛО если тремя буквами. Вдруг секрет какой тогда высмотрел бы?

Сейчас с Ленинских летать уже можно. Секретов-то вообще никаких не осталось, все давно на кредиты поменяли, а где стадион им. Ленина вообще каждый дурак знает.

Вадим ПЕРЕСВЕТОВ.


«Московская правда», «СПОРТ-профи», 7 июня 1994

Р.S. Очень жалею, что не использовал возможность и не сделал интервью с Валерием Розовым - альпинистом, парашютистом, бейсджампером и скайсёрфером всех времён и народов. (Совершил самый высокий в мире бейс-прыжок с Чо-Ойю, шестого по высоте восьмитысячника в мире. Точка прыжка составила 7700 м над уровнем моря. Погиб 11 ноября 2017 года в Непале, в результате прыжка на крыле - специальном костюме "вингсьют" с горы Ама-Даблам в Гималаях).