Сладкий яд твоей души. Глава 12

До попадания в подобного рода ситуацию, Лера никогда не задумывалась над тем, что ей придется делать дальше, когда привычный мир вокруг неё в один однажды обрушится, и самые отвратительные чаяния внезапно воплотятся наяву, так что ощущая себя теперь раздавленной, она ещё долго не могла прийти в себя, мучаясь от непонимания происходящего.

С момента инцидента в то проклятом лесу прошло больше трех суток, а она, словно ненадолго выпав из реальности, все ещё пребывала в каком-то дурном сне, не имея возможности проснуться. Но одного этого события оказалось для неё достаточно, чтобы на какое-то время прекратить расследование.

Тем более Рудаковский был госпитализирован и пока не мог помогать ей с материалами. Из-за этого она даже начала сомневаться в правильности своего намерения довести дело до конца, если впереди их могли поджидать ситуации похуже пережитого.

В любом случае закрывать расследование она не собиралась, временно отложив его в сторону. Из уважения к пострадавшим.

Впрочем, иногда ей казалось, будто с ребятами все в порядке, Вадим Левицкий не умер, а просто куда-то уехал, а сама она никого не убивала, продолжая опасаться, как бы её не арестовали после очередного визита к следователю для дачи показаний. Но вместо того, чтобы бороться с реальными проблемами, отдав предпочтение более легкому пути, Лера решила жить, как получиться, утопая в сладком самообмане, и постоянно внушая себе, что ничего, по сути, не изменилось, а она все та же Валерия Чехова, чьи руки никогда не были запачканы чужой кровью.

На деле же она была на грани. В двух шагах от пропасти в никуда. И если бы не поддержка Алькович, Дениса и Олега Викторовича, то и дело устраивающих ей допросы насчет всего происшедшего в лесу, вновь замкнувшись в себе, она давно бы потеряла рассудок, позволив выдуманному миру целиком и полностью поглотить её сознание.

Впав в состояние близкое к апатичному, Чехова ходила по больнице подобно сомнамбуле, рассеянно слушая лекции Гордеева. Перед ней все ещё мелькали кадры жуткого убийства, и продолжая общаться по его просьбе с пациентами, она едва вникала в смысл их жалоб на недомогания, испытывая к себе самую настоящую ненависть после всего пережитого.

А потом были похороны Левицкого, но чувствуя, что она попросту не выдержит подобного зрелища, так как в её памяти до сих поры были живы все подробности тех событий, на это мероприятия Лера так и не пришла, вызвав недоумение своим поступком среди одногруппников, не ожидавших от неё подобного малодушия.

На следующий день Шостко вызвалась её проучить, посчитав увиливание Чеховой от похорон Левицкого, втянутого во всю эту кутерьму, легкомысленным капризом, чего она уже не могла от неё стерпеть.

Эта встреча оказалась случайной, и столкнувшись друг с другом в подсобке после окончания занятий, сложив руки на груди, коротышка Шостко долго рассматривала одногруппницу, прежде чем решиться с ней заговорить в присутствии Новикова и Фролова.

Положив подле себя конспект, Лера молча сидела на диване, облокотившись плечом о его спинку, и уставившись куда-то в одну точку, лишь бы не смотреть на торжествующие лица окруживших её одногруппников, терпеливо ждала жалобы от старосты, отсчитывая минуты до окончания непростого разговора.

На лице Шостко светилось презрение и легкая тень омерзения, а в её голубого оттенка глазах горело какое-то мрачное торжество. 

— Мы в курсе всего происшедшего в лесу, но жалеть мы тебя, Лер, не будем, — процедила она, глядя куда-то ей в спину. — Я даже больше скажу… — сделав паузу, чтобы набрать побольше воздуха в свои легкие для произношения важной речи. — В этот раз ты получила по заслугам. И как это обычно бывает, другие снова пострадали… Из-за тебя.

Не в состоянии ничего ответить на реплику старосты, Чехова молча слушала ее пропитанные ядом слова, не видя смысла поворачиваться к ней лицом.

— Тебя даже не было на похоронах Вадика… — опуская взгляд в пол под влиянием этих слов, Лера сильнее сжала кулаки, до крови впиваясь ногтями в нежную кожу своих ладоней.

Это была правда, точно бьющая в цель. Каждое слово Валентины Шостко попадало ей четко в мозг подобно остро заточенной стреле. Да, той когда-то нравился Вадик Левицкий, который даже пытался ухаживать за их старостой. А теперь он в гробу. Из-за дурацкой прихоти Чеховой.

И она, Валя Шостко, лишилась своего единственного поклонника, давно рисуя в голове картины своего с ним будущего, которому так и не суждено было сбыться благодаря вмешательству одной особы.

— Я бы все отдала за возможность исправить ситуацию… — проговорила вслух Лера, поворачиваясь к ней вполоборота, но вместо того, чтобы уйти и оставить её в покое, холодно усмехнувшись, Шостко продолжила добивать её словами, убежденная, что имеет право наставлять других на путь истинный:

— Не-е-ет, ты ничего бы не исправила, и свою жизнь ты бы за него не отдала! — Выпрямившись, Шостко вновь перевела на Чехову режущий подобно острому скальпелю взгляд. — Все, кто находится рядом с тобой, Лер, гибнут. Ты будто приносишь всем этим людям смерть… Поэтому я искренне желаю, чтобы когда-нибудь ты принесла смерть всем тем, кого искренне любишь. А после, погрузившись в отчаяние, утонула в нем сама и подохла бы такой же жалкой смертью в таком же жалком одиночестве!

— Ну, все, Валь, хватит! Высказалась и довольно! — вмешался Фролов, отталкивая её от Чеховой, словно опасаясь как бы между девочками не завязалась настоящая потасовка. 

Закончив разговор на столь высокопарной ноте, Шостко резко развернулась, и посчитав, что сегодня ею было сказано достаточно, чтобы их легкомысленная одногруппница наконец задумалась о своей судьбе, ушла прочь, так и не узнав, что Чеховой уже некого было терять, кроме родного брата, потому что она и так уже всех потеряла, оставшись без родителей ещё в подростковом возрасте.

Окинув поверженную Чехову торжествующим взглядом, Новиков также последовал примеру воинственной старосты, без задних мыслей покидая подсобку.

В отличие от него, уходящий прочь Фролов, словно оказавшись между двоих огней, сочувствующе подмигнул Лере на прощание, показывая, чтобы она не сильно злилась на Шостко, и вообще забыла об этой истории, только сама Чехова считала иначе, слишком близко восприняв слова, имевшие к ней самое что ни есть прямое отношение.

Так, в одиночестве она просидела ещё каких-то пару минут, пока где-то позади неё не послышался звук чьих-то шагов, а потом подозрительный шорох, будто кто-то сел на табуретку, которая обычно стояла где-то в углу.

Не оборачиваясь, лишь по одних звуках еле слышных движений Лера определила, кто именно решил составить ей компанию. В её ноздри ударил аромат никотина и знакомого парфюма, который она не спутала бы ни с кем другим.

Глеб Лобов… Он отсутствовал на этом мини-собрании, но Чехова была уверена, что он все слышал, скрываясь где-то за углом, но не подавая признаков своего присутствия.

Не принимая непосредственного участия в отчитывании её коллективом, Глеб тем не менее все видел и слышал, иначе вряд ли бы здесь так быстро оказался, едва эти трое ушли прочь, оставив её наконец-то одну. Но что ему понадобилось в этот раз? Зачем сюда пришел? Добить её окончательно, пользуясь моментом её душевного разлада?

После того злосчастного происшествия Лера теперь искренне его ненавидела. О снисхождении к его паршивому характеру больше не могло идти речи. И воскрешая каждый раз в своей памяти довольное выражение его лица, она стискивала зубы в бессильной ярости, презирая саму себя за убийство, а Глеба… За тот омерзительный поступок, связанные с его прикосновениями и страстными поцелуями, которые она никак не могла выбросить из своей головы.

Глеб её хотел, она это чувствовала. И если бы не внешние обстоятельства, он бы взял её прямо там, на диване в гостиной. Но если раньше она сомневалась в адекватности некоторых его  поступков, то после недавнего инцидента и вовсе начала считать этого парня больным ублюдком, скрывающего свои гнусные намерения под смазливой внешностью.

А ведь они с Рудаковским всего лишь хотели выследить Незнакомца, чтобы выяснить, кто был заказчиком той злополучной аварии.

Этот человек мог наверняка знать точные имена. А теперь даже эта цель казалась ей почти недостижимой. Временами Чеховой казалось, что она никогда ничего не узнает, сколько бы усилий не прикладывала, принося в жертву чужие жизни. 

Так и не очнувшись, Рудаковский до сих пор находился в реанимации. Его жизнь висела на волоске. Родители искренне боялись, что их сын умрет, так и не придя в сознание…

И посещая одно занятие за другим, отмечая про себя, как следит за ней украдкой Глеб, не сводя с неё пронзительного взгляда, даже когда Гордеев делал ему замечание, Лера начинала ненавидеть его с новой силой, прекрасно запомнив, что хотел он с ней сделать в гостиной, когда они ненадолго остались вдвоем.

Она сама удивляясь, откуда у неё вообще хватило духу оказать ему сопротивление, когда он мог спокойно добиться своего. Но если сидеть к Шостко спиной и слушать её морализаторство в подобной позе было для неё нормальным явлением, то говорить так с Глебом она уже не могла. Ей надо было его видеть. А для этого она должна была повернуться к нему лицом.   

— Зачем пришел? — глухо проронила Лера, смахивая тыльной стороной ладони выступившие против её воли на глазах слезы. — Собрался закончить начатое тобою тогда в гостиной?

— Нет, — спокойно ответил он, обвивая ладонями спинку стула впереди себя, и переводя  взгляд с её губ на глаза, как только Чехова к нему развернулась. — Я не собираюсь тебя трогать.

Лера усмехнулась сквозь слезы. Разумеется, он не осмелиться этого сделать, пока под лестницей стоят флиртующие друг с другом Толик с Викой.

С другой стороны она не должна была задавать ему подобный вопрос, на который Глеб почему-то соизволил ответить. Поэтому чувствуя себя немного неловко в его присутствии, и тем самым пытаясь скрыть свое смущение, Чехова выпалила вслух первое, что пришло ей в голову:

— И что?! Мне теперь тебя за это поблагодарить?! Да ты и так меня тронул! И вообще, как ты мог?! После всего, что произошло… — запнувшись на полуслове, следующую фразу она проронила прерывисто-хриплым голосом: — Да мне противны твои прикосновения, как и противен ты сам!

Слегка выпрямившись, Лобов раздраженно выдохнул, скрестив руки и упираясь локтями в железные прутья спинки стула. Обстановка вокруг них накалялась. Мгновенно изменившись в лице, он по-прежнему продолжал сохранять равнодушный ко всему вид, и уставившись вдруг на свои наручные часы, будто его резко заинтересовало время, неожиданно осведомился, бросая на неё короткий взгляд исподлобья:

— А кто не противен? Гордеев?

Лера едва не задохнулась от возмущения.

— Можешь его не впутывать хотя бы сюда?! — процедила она, подхватывая свою тетрадь с конспектами и прижимая её к себе, будто отгораживаясь от него. — Тебе никогда с ним не сравниться! Кто — он, а кто — ты! — Чехова понимала, что должна была заткнуться, пока между ними не вспыхнул очередной скандал, но в этот раз эмоции взяли верх над её рассудком.

И чувствуя лишь всепоглощающее желание его ударить, она хотела причинить ему боль и постараться хотя бы ненадолго, но все же вывести Глеба из этого состояния осточертевшего оцепенения.

В тот момент у неё будто отключились все инстинкты самосохранения и, чувствуя себя самоубийцей, сующей пустую башку в пасть к голодному тигру, она продолжала давить на больное, окончательно потеряв рассудок под влиянием вскружившего ей голову адреналина.

— Не говори о том, чего не знаешь, больная истеричка. — Процедил Лобов, сжимая пальцами железные прутья спинки табуретки, на которой сидел.

Адреналин кипел в его крови, требуя, по всей видимости, продолжения опасной игры. И отметив про себя, с каким трудом дается ему теперь самоконтроль, Чехова внутренне ликовала, осознавая, что в этот раз её словам таки удалось достигнуть своей цели.

— Это ты больной, а не я! — вспылила она, поднимаясь с дивана и тотчас подходя к нему со стороны спины. — Больной ублюдок… — Ласково прошептала она ему прямо в висок, устраивая свои ладони на его напрягшихся плечах, (как сам он любил поступать по отношению к ней, когда бывал в ударе, а она сидела в расстроенных чувствах), и мягко оглаживая его обтянутые белым халатом руки, которыми он в любой момент мог запросто свернуть ей шею, добавила: — Возбудился от вида чужой крови? — Чехова продолжала говорить жалостливым голосом, провоцируя его на неадекватные действия, что было для неё уже в привычку: — Да ты просто моральный урод! Ненавижу тебя…

— Не боишься, что я однажды передумаю и таки доведу начатое тогда, в гостиной, до конца? — еле слышно проронил Глеб, искривляя губы в мрачной усмешке, словно лишний раз напоминая ей о той сцене, от одного воспоминания о которой её каждый раз бросало в жар.

Рвано вздохнув, Чехова быстро убрала свои руки с его плеч, возвращаясь снова на диван. 

— Скотина, — сдавленно прохрипела она, отворачиваясь от него.

— Как жаль, что ты узнала об этом только сейчас, — хмыкнул он, заметно расслабляясь.

Поведение этого человека не вписывалось ни в какие рамки и вообще не сходилось с тем, что она успела уже нарисовать в своих фантазиях, пытаясь разгадать его личность. Как в прошлый раз, он снова и снова разрушал все её границы, поступая так, как хотелось только ему и, действуя так, как другие не могли себе даже представить.

— Можешь больше ничего не говорить, — огрызнулась Чехова, раздраженная тем, что в этом разговоре, впрочем, как всегда, последнее слова опять осталось за ним. — Просто помолчи… Достал уже… И вообще, сегодня мне сказали, что я приношу смерть всем тем, кто меня окружает, — вполголоса выдала она после недолгих размышлений, — и, как думаешь… — замолчав на полсекунды, Лера повернулась к нему лицом, перехватывая его напряженный взгляд, — может, когда-нибудь я принесу смерть, Глебушка, и тебе? Может, однажды и ты сдохнешь, защищая меня, как делали до этого другие?

Резко покинув свое место, Лобов так и застыл в несколько шагах от неё, не решаясь приблизиться к ней вплотную и сесть рядом на диван. Лера снова задрожала. Воздух между ними накалился до предела.

— Этому не бывать, — отчеканил он, подхватывая с собой вещи. — Когда-нибудь я сам тебя прикончу, Чехова!

— Буду ждать, — вздохнула она, снова отворачиваясь от него и передергивая плечами.

Окинув её уничтожающим взглядом, Глеб незаметно коснулся пальцами своей челки и впервые в жизни ощутив себя задетым за живое, поспешил убраться прочь.

Сбросив с себя ненормальное оцепенение, какое-то время Чехова ещё продолжала сидеть на месте, прислушиваясь к звукам его уходящих шагов, пока те вовсе не затихли.

И не совсем понимая, откуда в поведении Глеба появились такие изменения, до её слуха неожиданно донеслись голоса хохочущих Смертина и Алькович, которые вволю нацеловавшись под лестницей, возвращались обратно, будучи не  курсе, что Лобов давно ушел, даже не удостоив их своим прощальным взглядом. 

— А что Лер, Глеб уже ушел? — останавливаясь напротив неё, Толик подмигнул в сторону давно ушедшего прочь одногруппника. — Значит, мы с Викой зря простояли столько времени под лестницей, ожидая, пока вы всласть наговоритесь друг с другом?!
 
Появление этих двоих было подобно ветру, вихрем пронесшимся между нею и Глебом, и вмиг уничтожившем возникшие между ними стены, состоящие из безумного микса яда и напряжения.

— А ты, я вижу, немного оживилась, — вон как загорелись у тебя глаза! — улыбнулась Алькович, присаживаясь к ней на диван и обнимая её за плечи. — Общество нашего Глебушки  положительно влияет на твое самочувствие.

Выдав в ответ что-то похожее на улыбку, Чехова отвела в сторону свой взгляд. Да, уж «положительно»…

Если бы Вика была в курсе истинного содержания их последнего разговора, то посоветовала бы ей держаться от этого человека подальше, но раз Глеб уже ушел, не став изливать перед ними душу, она спокойно просидела в подсобке, терпеливо слушая безобидную болтовню подруги, будто с ней не произошло ничего серьезного.

Все изменилось, когда их смена закончилась и посетив Игнатьева, Лера внезапно осознала, что больше её в больнице ничего не держит и она вынуждена возвращаться домой.

От одной мысли, что ей снова придется столкнуться там с Лобовым, ей стало дурно, но пересилив себя, она все же подалась прочь, ненадолго задержавшись на крыльце, куда вышел покурить накануне Гордеев.

Попрощавшись с ним, Чехова подхватила свою сумку и направилась вперед, отмечая про себя, что впервые за все это время возвращается домой одна: Глеб её больше не подвозил, Рудаковского рядом не было, а Алькович и вовсе ушла на остановку в обнимку с Толиком, и в данный момент счастливой подруге не было никакого дела до её проблем и противоречивых взаимоотношений с так называемым сводным братом.

Глава 13

http://proza.ru/2024/12/23/735