Корабль на Сириусе

Автор: Майкл Шаара.
Боклер получил свой первый корабль на Сириусе. Его вызвали к коменданту в жаркий полдень, и он стоял, переминаясь с ноги на ногу, на мохнатом ковре. Ему было двадцать пять лет
ему было двадцать пять лет, и он уже два месяца как выпустился из Академии. Это был чудесный день.

Комендант велел Боклеру сесть и долго смотрел на него. Комендант был стариком с морщинистым лицом.
Он был стар, ему было жарко, он устал. И он был очень раздражён. Он достиг того возраста, когда разговор с молодым человеком вызывает раздражение, потому что они такие яркие и уверенные в себе, ничего не знают и ничего не могут с этим поделать.
 «Хорошо, — сказал комендант, — я должен вам кое-что рассказать. Вы знаете, куда идёте?»
— Нет, сэр, — весело ответил Боклер.
 — Хорошо, — снова сказал комендант. — Я расскажу вам. Вы отправитесь в Дыру в Лебеде. Вы, надеюсь, слышали о ней? Хорошо. Тогда вы знаете, что Дыра — это большое пылевое облако, диаметр которого оценивается в десять световых лет. Мы никогда не заходили в Дыру по ряду причин. Она слишком плотная для световых скоростей, она слишком большая, и корабли
командования рассредоточены. Кроме того, до сих пор мы не думали, что в Дыре есть что-то, на что стоит посмотреть. Поэтому мы никогда не заходили в Дыру. Ваш корабль будет первым.
— Да, сэр, — сказал Боклер, и его глаза заблестели.
 — Несколько недель назад, — сказал комендант, — один из наших любителей направил объектив на Дыру и просто смотрел.  Он увидел свечение.  Он сообщил нам; мы проверили и увидели то же самое.  Из Дыры исходит слабый свет — очевидно, это солнце, звезда внутри облака, достаточно далеко, чтобы быть почти невидимым. Бог знает, как давно она там находится, но мы точно знаем, что в Дыре никогда не было света.
 Судя по всему, эта звезда некоторое время вращалась вокруг неё, а теперь движется наружу. Она как раз приближается к краю облака. Вы меня понимаете?
"Да, сэр", - сказал Боклер.
"Ваша работа заключается в следующем: вы исследуете это солнце в поисках пригодных для жизни планет и инопланетной жизни. Если вы что-нибудь найдете - что крайне маловероятно - вы должны расшифровать язык и сразу же вернуться. Команда психологов отправится на место".
и определит влияние беззвездного неба на культуру пришельцев.
очевидно, что эти люди никогда не видели звезд ".
 * * * * *
Комендант наклонился вперёд, впервые сосредоточившись на деле.
"Итак, это важная работа. Других лингвистов не было.
доступна, так что мы прошли через много хороших людей, чтобы забрать вас. Не
ошибка о Вашей квалификации. Вы ничего особенного. Но
судно станет вашей отныне и навсегда. Это у вас что?"
Молодой человек кивнул, улыбаясь от уха до уха.
"Есть что-то еще," комендант сказал, и он резко помолчал.
Он молча смотрел на Боклера — на его накрахмаленную серую форму, на
гладкую, как у младенца, щёку — и с горечью подумал о Дыре в Лебеде, которую он, старик, никогда не увидит. Затем он сказал себе:
строго, чтобы отбросить жалость к себе. Приближался важный момент, и
он должен был сказать это хорошо.
"Послушай", - сказал он. Тон его голоса был очень сильным и
Боклер моргнул. - Вы заменяете одного из наших старейших сотрудников. Одного из наших лучших сотрудников. Его зовут Билли Уайатт. Он... он давно с нами.
Комендант снова сделал паузу, поигрывая пальцами с блокнотом на
столе. «В Академии вам много чего рассказали, и всё это очень
важно. Но я хочу, чтобы вы поняли ещё кое-что: картографирование —
утомительное занятие, и мало кто выдерживает его до конца.
на какое-то время, а те, кто это делает, в конце концов, приносят мало пользы. Ты это знаешь. Что ж, я хочу, чтобы ты был очень осторожен, когда разговариваешь с Билли Уайаттом, и я хочу, чтобы ты его выслушал, потому что он здесь дольше, чем кто-либо другой. Мы заменяем его, да, потому что он сдаёт. Он больше не нужен нам, у него больше нет сил. Он утратил
то чувство, которое должно быть у человека, чтобы правильно выполнять свою работу. Комендант медленно встал и обошёл Боклера, глядя ему в глаза.
"Когда вы смените Уайатта, отнеситесь к нему с уважением. Он прошёл дальше и
повидал больше, чем любой мужчина, которого ты когда-либо встречал. Я не хочу никаких насмешек и никакой жалости к этому человеку. Потому что, послушай, парень, рано или поздно то же самое случится и с тобой. Почему? Потому что он слишком велик... - Комендант беспомощно развел руками. - Все это чертовски велико.Космос никогда не бывает настолько большим, чтобы его нельзя было увеличить. Если вы будете летать достаточно долго,
то в конце концов он станет слишком большим, чтобы в нём был какой-то смысл, и вы начнёте думать. Вы начнёте думать, что в этом нет смысла. В этот день мы вернём вас и поместим в какой-нибудь офис.
Если мы оставим вас в покое, вы потеряете корабли и погибнут хорошие люди -
мы ничего не сможем сделать, когда космос станет слишком большим. Именно это и случилось с Уайаттом. Именно это, в конце концов, случится с вами. Вы
понимаете? Молодой человек неуверенно кивнул.
"И это, - печально сказал Комендант, - урок на сегодня. Забирай
свой корабль. Уайатт полетит с вами в этот раз, чтобы ввести вас в курс дела.
Обращайте внимание на то, что он говорит, — это что-то значит.  Есть ещё один член экипажа, мужчина по имени Купер.  Теперь вы будете летать с ним.
Слушайте внимательно и молчите, разве что зададите вопрос.  И
не рискуй. Вот и все. Боклер отдал честь и поднялся, чтобы уйти.
"Когда увидите Уайатта, - сказал комендант, - скажите ему, что я не смогу
спуститься до вашего отъезда. Слишком занят. Нужно подписать бумаги. У меня
больше чертовых бумаг, чем у шефа полиции язв. Молодой человек ждал.
— Вот и всё, да поможет вам Бог, — сказал комендант.
 * * * * *
 Уайатт увидел письмо, когда молодой человек был ещё далеко.
Белое пятно привлекло его внимание, и он какое-то время рассеянно наблюдал. А потом он увидел свежую зелёную форму на спине мужчины и выражение его лица, когда он поднялся по лестнице, и Уайатт перестал дышать.
Он постоял мгновение, щурясь на солнце. "Я?" - подумал он... "я?"_
Боклер добрался до платформы и бросил свое снаряжение, думая о том, что
это был чертовски хороший способ начать карьеру.
Уайатт кивнул ему, но ничего не сказал. Он взял письмо,
вскрыл его и прочел. Он был невысоким, толстым, смуглым и очень сильным. Его лицо не изменилось, когда он читал письмо.
"Что ж, — сказал он, закончив, — спасибо."
Последовало долгое молчание, и Уайатт наконец спросил: "Комендант
спускается?"
"Нет, сэр. Он сказал, что занят. Он просил передать вам наилучшие пожелания".
"Это мило", - сказал Уайатт.
После этого ни один из них не произнес ни слова. Уайатт показал новому сотруднику его комнату и пожелал ему удачи. Затем он вернулся в свою каюту и сел подумать. После 28 лет работы в картографической команде он неизбежно приобрел невосприимчивость к неожиданностям; он мог понять это сразу, но должно было пройти некоторое время, прежде чем он отреагирует. "Ну, ну", - сказал он себе; но он этого не почувствовал.
Смутно, стряхивая сигареты на пол, он задавался вопросом, "почему". В
В письме не было указано причины. Вероятно, он не прошёл медосмотр. Или
психиатрическую экспертизу. И то, и другое — достаточно веские причины. Ему было 47 лет,и это было рискованное дело. Тем не менее, он чувствовал себя сильным и осторожным и знал, что не боится. Какое-то время он чувствовал себя хорошо. Но... очевидно, это было не так.
 _Ну что ж, —_ подумал он, — _куда теперь_?
Он с интересом обдумал это. Ему некуда было идти. Совсем некуда. Он легко и естественно вошёл в этот бизнес, зная, чего хочет, — просто двигаться и слушать и увидел. Когда он был молод, его влекли только приключения;
теперь же это было что-то другое, чего он не мог определить, но в чём, как он знал, он остро нуждался. Он должен был увидеть, понаблюдать... и _понять_.
 Это заканчивалось, долгое время заканчивалось. Неважно, что с ним было не так. Суть в том, что с ним было покончено. Суть в том, что он возвращался домой, в никуда.
Когда наступил вечер, он всё ещё был в своей комнате. В конце концов он смог
принять всё это и ясно всё обдумать и решил, что делать нечего. Если в космосе и было что-то, чего он не но, скорее всего, она ему не понадобится.
Он встал и поднялся в диспетчерскую.
* * * * *
Купер ждал его. Купер был высоким, бородатым, худощавым мужчиной
с крутым нравом, большим сердцем и небольшой тягой к выпивке.
Он сидел в комнате один, когда вошёл Уайатт.

Если не считать жемчужно-зелёного свечения приборной панели, в комнате было темно. Купер лежал, откинувшись на спинку кресла пилота,
положив ноги на панель. Один ботинок был снят, и он осторожно
нажимал кнопки своими огромными босыми пальцами. Первое, что увидел Уайатт
когда он вошел, была ступня, зловеще светящаяся в зеленом свете панели
. Глубоко внутри корабля он слышал гул динамо-машин.
запускались и останавливались.
Уайатт ухмыльнулся. По игре пальцев ног Купа, по позе и по
безвольной, забытой руке, которая свободно свисала со стула,
было очевидно, что Куп был пьян. В порту он обычно был пьян. Он
был худощавым, приятным мужчиной, у которого было мало забот и совсем не было манер, что было типично для людей в его команде.

- Что скажешь, Билли? - Пробормотал Куп из глубины сиденья.

Уайатт сел. - Где ты был?

- В порту. Пил в этом чертовом портвейне. Горячо!

- Принести еще что-нибудь?

Куп небрежно махнул рукой в неопределенном направлении. - Оглянись вокруг.

Фляжки лежали кучкой у двери. Уайатт взял одну и снова сел. В комнате было тепло, зелено и тихо. Эти двое мужчин были знакомы достаточно давно, чтобы сидеть молча, и в зелёном свете они ждали, размышляя. Первый глоток, который сделал Уайатт, был долгим и пьянящим; он закрыл глаза.

Куп совсем не двигался. Даже пальцы на ногах не шевелились. Когда Уайатт уже начал
думать, что тот спит, он вдруг сказал:

«Слышал о замене».

Уайатт посмотрел на него.

«Узнал сегодня днём, — сказал Куп, — от этого чёртова коменданта».

Уайатт снова закрыл глаза.

"Куда ты идешь?" Спросил Куп.

Уайатт пожал плечами. "Шикарная работа".

"У тебя есть какие-нибудь планы?"

Уайатт покачал головой.

Куп мрачно выругался. - Никогда не оставлю тебя в покое, - пробормотал он. «Жалкие ублюдки». Он резко вскочил со стула и ткнул длинным, как спичка, пальцем в лицо Уайатту. «Послушай, Билли», — сказал он с
— Ты был хорошим человеком, ты это знаешь? Ты был чертовски хорошим человеком.

Уайатт сделал ещё один большой глоток и кивнул, улыбаясь.

"Ты это сказал, — ответил он.

«Я плавал с хорошими людьми, с _хорошими_ людьми, — настаивал Куп,
дрожащим, но решительным жестом указывая пальцем, — но ты ни от кого ничего не получишь».

[Иллюстрация]

«Вот тебе, я настоящий моряк», — ухмыльнулся Уайатт.

 * * * * *

Куп удовлетворенно откинулся на спинку стула. «Я просто хотел, чтобы ты
знал. Ты был хорошим человеком».

 «Лучше сладкая жизнь», — сказал Уайатт.

"Поэтому они вышвыривают тебя. Меня они оставляют. Тебя они вышвыривают. У них
нет мозгов".

Уайатт откинулся на спинку, позволяя спиртному подействовать, безболезненно отступая
в тихий мир. Было приятно ощущать корабль рядом с собой, темный и
пульсирующий, как живая утроба. "Прямо как матка", - подумал он. "Это очень похоже на матку".
"Это очень похоже на матку"._

— Послушай, — хрипло сказал Куп, поднимаясь со стула. — Я думаю, что брошу это дело. Какого чёрта я буду в нём оставаться?

Уайатт удивлённо поднял глаза. Когда Куп был пьян, он никогда не был слегка пьян. Он всегда был сильно пьян и мог быть очень грубым. Уайатт увидел
теперь, когда он был в глубокой депрессии и тонул; что замена была для него большим делом
большим, чем ожидал Уайатт. В этой команде Уайатт был
лидером, и ему редко приходило в голову, что Куп действительно
нуждается в нем. Он никогда по-настоящему не задумывался об этом. Но сейчас он позволил
сам же понимаешь, что в одиночку, курятника может стать очень плохо. Если это новый
человек, который чего-то стоил и быстро поняла, КУП бы весьма вероятно сделать
его убили.

Теперь, как никогда, эта замена казалась нелепой, но ради
Купера Уайатт быстро сказал:

— Брось это, приятель. Ты окажешься на этом корабле на кладбище. Ты даже выглядишь как этот корабль — у тебя ярко-красный нос.

Когда высокий мужчина помрачнел и замолчал, Уайатт мягко сказал: «Куп. Спокойно.
 Мы отплываем в полночь. Хочешь, я поднимусь на борт?»

«Нет». Куп резко отвернулся, качая головой. — К чёрту тебя.
Иди и умри. — Он откинулся на спинку кресла, и его измождённое лицо отразило
зелёный свет панели. Его следующие слова были печальными и, по мнению Уайатта,
очень трогательными.

"Чёрт, Билли, — устало сказал Куп, — это не смешно."

Уайатт позволил ему поднять корабль в одиночку. Не было причин спорить
об этом. Куп был пьян, и его разум был недоступен.

В полночь корабль накренился, вздыбился и взмыл в небо.
Уайатт, едва держась за стойку у иллюминатора, смотрел, как ночные огни
отдаляются, а на небе появляются звёзды. Через несколько мгновений последние
облака рассеялись, и они оказались в долгой ночи, и миллион
миллиардов мерцающих синих, красных и серебряных точек снова
загорелись мощным светом, который был для Уайатта всем, что было
реальным или когда-либо означало жизнь. Он стоял в ярком свете и
тьме.
как всегда, ожидая, что что-то произойдет, что огромная одинокая красота
разрешится в соответствии с шаблоном, снизойдет и будет понята.

Этого не произошло. Это было просто пространство, область, в которой существовали вещи, в
которой двигалась механическая субстанция. Удивляясь, ожидая, Уайатт рассматривал
Вселенную. Звезды смотрели на него ледяным взглядом.

Наконец, почти полностью сломленный, Уайатт отправился спать.

 * * * * *

Первые дни Боклера пролетели очень быстро. Он провёл их, обыскивая
корабль, выискивая её в самых глубоких слоях, наблюдая и прикасаясь
и любящий. Корабль был для него как женщина; первые несколько дней были для него медовым месяцем. Потому что нет более одинокой работы, чем у мужчины в командовании.

 Так было почти всегда с мужчинами в командовании. Уайатт и Купер почти не обращали на него внимания. Они не искали его, и в те редкие моменты, когда он их видел, он не мог не чувствовать их удивление и негодование. Уайатт всегда был вежлив. Купер — нет. Казалось, что Боклеру нечего было сказать, и он
был достаточно мудр, чтобы держаться особняком. Большая часть жизни Боклера до
теперь он провел время среди книг, пыли и мертвых древних языков.
Он был по натуре одиноким человеком, и поэтому ему было нетрудно
побыть одному.

Утром, через несколько недель после начала поездки, Уайатт пришел искать его.
его. Сверкая глазами, Уайатт выудил его, покрытого жиром и
смущенного, из шахты между главными динамо-машинами. Вместе они
поднялись к астрогационному куполу. И под огромным куполом, под
массивной хрустальной плитой, по другую сторону которой
навсегда ничего не было, Боклер увидел красоту, которую
он запомнил на всю жизнь.

Они приближались к Дыре в Лебеде. Со стороны, обращённой к центру Галактики, Дыра почти плоская, сверху донизу, как стена. Теперь они приближались к плоской стороне, паря на некотором расстоянии от стены, которая была настолько огромной и невероятной, что
Боклер онемел.

 Она начиналась над ним, на высоте в несколько световых лет. Он обрушился в чёрной,
сгущающейся, стремительной тишине, провалился под него на миллионы
миллиардов миль, прошёл за пределы видимости так далеко, так
невероятно далеко и так необъятно, что не могло быть ничего более
большого
если бы он не видел, как по обе стороны от него всё ещё сияют звёзды,
ему пришлось бы поверить, что стена находится прямо за стеклом, так близко,
что он мог бы до неё дотронуться. По всей стене слабо отражался туман,
так что стена выделялась на фоне бескрайней черноты космоса. Боклер посмотрел вверх, затем вниз, а потом встал и
засмотрелся.

 Через некоторое время Уайатт молча указал вниз. Боклер заглянул в складки и увидел крошечный жёлтый огонёк, к которому они
двигались. Он был таким маленьким на фоне огромного облака, что Боклер
легко его потерял.

Каждый раз, когда он отводил взгляд, он терял это, и ему приходилось искать это снова
.

"Это не так уж далеко", - наконец сказал Уайатт, нарушая тишину.
"Мы спустимся по облаку до ближайшей точки, затем снизим скорость
и двинемся дальше. Это займет пару дней ".

Боклер кивнул.

"Подумал, тебе будет интересно посмотреть", - сказал Уайатт.

"Спасибо". Боклер был искренне благодарен. А затем, не в силах
сдержаться, он удивленно покачал головой. "Боже мой!" - сказал он.

Уайатт улыбнулся. "Это грандиозное шоу".

Позже, гораздо позже Боклер начал вспоминать, что говорил комендант.
сказал о Уайатте. Но он совсем не мог этого понять. Конечно,
что-то вроде Дыры было непостижимо. В этом не было никакого
смысла, но что с того? Боклер подумал, что такая прекрасная вещь,
как эта, не обязательно должна иметь смысл.

 * * * * *

 Они медленно приближались к солнцу. Газ был не слишком плотным по земным меркам — примерно один атом на кубическую милю пространства, — но для космического корабля любая материя — это слишком. При обычной скорости корабль врезался бы в газ, как в стену. Поэтому они летели медленно, огибая большое жёлтое солнце.

Они почти сразу увидели одну планету. Двигаясь к ней, они искали другие, но не нашли ни одной.

 Пространство вокруг них было совершенно странным; в небе не было ничего, кроме слабой дымки. Теперь они были в облаке и, конечно, не видели ни одной звезды. Не было ничего, кроме огромного солнца, зелёной сверкающей точки той самой планеты и бесконечной дымки.

С большого расстояния Уайатт и Купер провели стандартные
тесты, а Боклер наблюдал за ними с мрачным восторгом. Они проверили наличие
радиосигналов и не обнаружили их. Спектр планеты показал
Кислород и водяной пар, на удивление мало азота. Температура, хоть и была немного ниже, находилась в приемлемом диапазоне.

Это была пригодная для жизни планета.

"Джекпот!" — радостно сказал Куп. "При таком количестве кислорода там должна быть какая-то жизнь."

Уайатт ничего не сказал. Он сидел в кресле пилота, положив огромные руки на штурвал, и вёл корабль по длинной медленной спирали, которая должна была привести их вниз. Он думал о многом другом, о многих других посадках. Он вспоминал кислотный океан на Лупусе и гнилостную болезнь на Альтаире, всё тёмное, порочное, непостижимое, что он видел.
приближался, ничего не подозревая, на протяжении многих лет.

... Так много лет, что теперь он вдруг понял, что это было слишком долго, слишком
долго.

Купер, неосознанно ухмыляясь, пока смотрел в телескоп, не заметил, как Уайатт внезапно застыл.

Всё закончилось в одно мгновение. Костяшки пальцев Уайатта постепенно побелели, пока он сжимал панель. Пот выступил у него на лице и заструился по щекам,
он моргнул и со странным оцепенением понял, что весь промок. В этот момент его руки застыли, вцепившись в панель, и он не мог их разжать.

"Это чертовски неприятно - случиться в последний раз в жизни мужчины", - подумал он.
Он хотел бы снять ее хотя бы раз. Он сидел, глядя на
свои руки. Постепенно, спокойно, осторожно, с холодной волей и
нарастающей грустью он оторвал руки от панели.

- Куп, - сказал он, - возьми управление на себя.

Куп оглянулся и увидел. Лицо Уайатта было белым и блестело от пота; его
руки, вытянутые перед собой, были деревянными и какими-то чужими.

"Конечно, — сказал Куп после очень долгой паузы. — Конечно."

Уайатт отступил, и Куп сел на сиденье.

"Они поймали меня как раз вовремя, — сказал Уайатт, глядя на свои застывшие руки.
пальцы. Он посмотрел вверх и столкнулся с широко раскрытыми глазами Beauclaire, и лицо его стало
от открытого жаль. КУП наклонился над панелью, глотание
сильно.

- Ну, - сказал Уайатт. Он начал плакать. Он медленно вышел из комнаты.
Его руки были вытянуты перед собой, как у старых серых существ, которые умерли.

 * * * * *

Корабль автоматически кружил всю ночь, пока его команда
спала или пыталась спать. Утром все они были невероятно веселы
и начали проявлять интерес.

На планете были люди. Потому что люди жили в деревнях,
и не было ни городов, ни очевидной науки, Куп посадил корабль.

Это было нереально. Долгое время никто из них не мог избавиться от ощущения нереальности, и Уайатт — меньше всех. Он остался на корабле, ненадолго напился, а потом вышел таким же собранным и деловитым, как всегда.
Куп был весел и взвинчен. Только Боклер видел планету с какой-то долей ясности. И всё это время люди оглядывались.

С самого начала это было странно.

Люди видели, как корабль пролетел над их головами, но, как ни странно, не
побежали. Они собрались в группы и наблюдали. Когда корабль приземлился,
небольшая группа из них вышла из лесов и холмов и окружила
корабль, и несколько человек подошли и спокойно дотронулись до него, пробежались пальцами по
гладким стальным бортам.

Люди были людьми.

Насколько Боклер мог судить, не было ни одного существенного различия.
разница. Это было не так уж невероятна, аналогичные условия будут
Вообще порода похожие рас-но там было что-то про настоящих мужчин
и женщин, которым был жесткий и мощный, и в пути почти тысяч.

Они были великолепно сложены, округлые и загорелые. Их женщины
особенно были удивительно красивы. Они носили одежду из ткани
Они были одеты в простые одежды дикарей, но в них не было ничего дикого. Они не кричали, не нервничали и почти не двигались, и ни у кого из них не было при себе оружия. Более того, они, казалось, не проявляли особого любопытства. Кольцо вокруг корабля не расширялось. Хотя время от времени к ним присоединялись новые люди, другие уходили, не проявляя беспокойства. Единственными, кто казался взволнованным, были дети.

Боклер стоял у смотрового экрана и наблюдал. В конце концов Куп присоединился к нему
он смотрел без интереса, пока не увидел женщин. Там была одна.
особенная девушка с затененными карими глазами и телом с нежными холмиками.
Курятник широко ухмыльнулся и поднял увеличение до экрана
показал ничего, кроме девушки. Он смотрел с признательностью и
делать замечания Beauclaire когда Уайатт пришел.

- Смотри-ка, Билли, - восторженно взревел Куп, указывая пальцем. — Боже, мы вернулись домой!

 * * * * *

Уайатт натянуто улыбнулся, быстро увеличил масштаб, чтобы охватить всю толпу вокруг них.

"Всё в порядке?"

— Нет, — сказал Куп. — Воздух тоже хороший. Слабый, но практически чистый кислород. Кто первым пойдёт наружу?

 — Я, — сказал Уайатт по очевидным причинам. Его бы не хватились.

 Никто с ним не спорил. Куп улыбался, пока Уайатт вооружался. Затем
он предупредил Уайатта, чтобы тот оставил эту милую кареглазую куколку в покое.

Уайатт вышел на улицу.

Воздух был чистым и прохладным. Слабый ветерок шевелил листья вокруг него, и Уайатт на мгновение прислушался к далёким птичьим трелям. Это был последний раз, когда он выходил на улицу, чтобы прогуляться по незнакомому миру. Он немного подождал у
Он вышел из шлюза и направился вперёд.

Кольцо людей не сдвинулось с места, когда он приблизился, подняв руку в
жесте, который Командование Картографирования считало универсальным жестом
мира. Он остановился перед высоким, массивным стариком в
зелёном балахоне.

"Здравствуйте," — сказал он вслух и медленно склонил голову.

С корабля, через широкоугольный прицел винтовки, Боклер
затаив дыхание наблюдал, как Уайатт разыгрывает пантомиму приветствия.

Никто из высоких людей не двигался, кроме старика, который сложил руки на груди
и выглядел откровенно забавным.  Когда пантомима закончилась, Уайатт поклонился
снова. Старик расплылся в широкой улыбке, дружелюбно оглядел собравшихся, а затем вдруг поклонился Уайатту. Один за другим люди, улыбаясь, кланялись.

 Уайатт повернулся и помахал кораблю, а Боклер отошёл от своего ружья, улыбаясь.

 Это было очень хорошее начало.

 * * * * *

Утром Уайатт вышел один, чтобы прогуляться на солнышке среди
деревьев, и увидел девушку, которую заметил с корабля. Она
сидела одна у ручья, её ноги охлаждались и плескались в чистой
воде.

Уайатт сел рядом с ней. Она без удивления подняла глаза
, которые были насыщенными и зернистыми, как маленькие кусочки прекрасного дерева. Затем
она поклонилась в пояс. Уайатт усмехнулся и поклонился снова.

Бесцеремонно он снял ботинки и давай ноги бухнуться вниз, в
вода. Он был ужасающе холодным, и свистел. Девушка улыбнулась
ему. К его удивлению, она начала тихонько напевать. Это была красивая мелодия,
которую он смог подхватить, и через мгновение он подхватил
мелодию и запел вместе с ней. Она рассмеялась, и он рассмеялся вместе с ней, чувствуя себя очень молодым.

«Я Билли», — подумал он и снова рассмеялся. Ему было достаточно просто сидеть и ничего не говорить. Даже её великолепное тело не вызывало у него ничего, кроме тихого восхищения, и он с удивлением смотрел на себя.

 Девушка взяла один из его ботинок и критически осмотрела его, с интересом прищёлкивая языком. Её прекрасные глаза расширились, когда она поиграла с пряжкой. Уайатт показал ей, как работают застёжки, и она обрадовалась и захлопала в ладоши.

Уайатт достал из карманов другие вещи, и она осмотрела их все, одну за другой. Его фотография на удостоверении была
только одна вещь, казалось, озадачила её. Она взяла её в руки, посмотрела на неё,
а потом на него и покачала головой. В конце концов она нахмурилась и
вернула её ему. У него сложилось впечатление, что она считает это
очень плохим рисунком. Он усмехнулся.

  День пролетел быстро, и солнце начало садиться. Они
ещё немного помурлыкали и спели друг другу песни, которых ни один из них не понимал, но обеим они нравились, и только много позже Уайатт осознал, как мало любопытства они испытывали. Они совсем не разговаривали. Её не интересовали ни его язык, ни его имя, и, как ни странно, он чувствовал себя вполне
В тот день им не нужно было разговаривать. Это был очень редкий день, проведённый двумя людьми, которым не было любопытно и которые ничего не хотели друг от друга. Единственными словами, которые они сказали друг другу, было «до свидания».

 Уайатт, погружённый в свои мысли, медленно побрёл обратно на корабль.

 * * * * *

 В первую неделю Боклер проводил каждый божий день за изучением языка планеты. С самого начала он почувствовал, что эти люди ведут себя как-то странно. Их поведение было
определённо необычным. Хотя они ничем особо не отличались
в отличие от людей, они вели себя не совсем как люди в том смысле, что им почти полностью было чуждо чувство благоговения, чувство удивления. Только дети, казалось, были удивлены тем, что корабль приземлился, и только дети слонялись вокруг и рассматривали его. Почти все остальные занялись своими обычными делами, которые, по-видимому, заключались в сельском хозяйстве, и когда Боклер попытался выучить язык, он обнаружил, что очень немногие люди готовы тратить на это время.

Но они всегда были более или менее вежливы и, делая из вредителя
сам он начал преуспевать. На другой день, когда Уайатт вернулся от
"кареглазой девушки", Боклер сообщил о некотором прогрессе.

"Это прекрасный язык", - сказал он, когда Уайатт вошел. "Удивительно
хорошо развитый. Это что-то вроде нашей латыни - тот же тип
построения, но гораздо мягче и гибче. Я пытался
прочитать их книгу ".

Уайатт задумчиво сел и закурил сигарету.

"Книга?" — спросил он.

"Да. У них много книг, но у _всех_ есть эта конкретная книга — они хранят её на почётном месте в своих домах.
Я пыталась спросить у них, что это такое — кажется, это какая-то Библия, — но они даже не потрудились мне ответить.

Уайатт пожал плечами, его мысли были далеко.

"Я просто не понимаю их, — жалобно сказала Боклер, радуясь, что есть с кем поговорить. — Я их совсем не понимаю. Они быстрые,
они умные, но у них нет ни капли любопытства к
чему бы то ни было, даже друг к другу. Боже мой, они даже не сплетничают!

Уайатт, довольный, тихо пыхтел. "Как вы думаете, отсутствие звёзд
как-то связано с этим? Должно быть, это замедлило развитие физики и математики.

Боклер покачал головой. «Нет. Это очень странно. Здесь что-то ещё. Вы заметили, что земля повсюду, куда ни глянь, кажется острой и неровной, как будто здесь была война?
 И всё же эти люди клянутся, что на их памяти здесь никогда не было войны, и они не ведут никаких записей, так что человек не может ничего выяснить».

Когда Уайатт ничего не ответил, он продолжил:

«И я не вижу связи с отсутствием звёзд. Не с этими людьми.
Мне всё равно, если вы не видите крышу дома, в котором живёте, но вам всё равно должно быть любопытно, чтобы оставаться
— Жив. Но этим людям просто плевать. Корабль приземлился. Ты
помнишь это? С неба, словно гром, спускаются Боги...

 * * * * *

 Уайатт улыбнулся. В другое время, в любой другой момент в прошлом, его бы очень заинтересовали подобные вещи. Но не сейчас.
Он чувствовал себя отстранённым, и ему, как и этим людям, было всё равно.

Но проблема беспокоила Боклера, который был новичком, свежим человеком и искал причины.

"Чёрт!" — проворчал Куп, входя в комнату.  "Вот ты где
ты, Билли. Мне смертельно скучно. Обошел все это вонючее место.
ищу тебя. Где ты был?" Он откинулся на спинку стула,
задумчиво почесал свои черные волосы длинными острыми пальцами. - Сыграем в карты?
- В карты?

"Не сейчас, Куп", - сказал Уайатт, откидываясь на спину и отдыхая.

Куп хмыкнул. — Нечего делать, совсем нечего, — он перевёл взгляд на
Боклера. — Как ты, сынок? Скоро мы уедем отсюда? Как в
воскресенье днём, всё время.

Боклер всегда был готов поговорить о проблеме. Он снова изложил её
Куперу, и Уайатт, слушая, очень устал.
«Только этот континент, — сказал Боклер, — и только одна нация, и все говорят на одном языке». Он не нашёл ни правительства, ни полиции, ни законов. Насколько он мог судить, здесь даже не было системы брака. На самом деле это нельзя было назвать обществом, но, чёрт возьми, оно существовало — и Боклер не нашёл ни единого следа изнасилований, убийств или какого-либо насилия. «Здешним людям, — сказал он, — просто
наплевать».

[Иллюстрация]

"Ты это сказал, — прогремел Куп. — Я думаю, они все чокнутые."

"Но они счастливы, — внезапно сказал Уайатт. — Ты же видишь, что они счастливы."

— Конечно, они счастливы, — хихикнул Куп. — Они чокнутые. У них странный взгляд. Самые счастливые парни, которых я знаю, такие же чокнутые, как...

 Звук, который оборвал его на полуслове, который нарастал и ширился и в конце концов всё объяснил, начался несколько секунд назад, слишком тихо, чтобы его можно было услышать. Теперь он внезапно превратился из лёгкого свиста в оглушительный рёв.

Они в ужасе вскочили, и сокрушительный, гигантский
взрыв швырнул их на пол.

 * * * * *

Земля содрогнулась, корабль задрожал и бешено закачался. В тот самый момент
Долгую секунду в воздухе нарастал чудовищный грохот рушащегося мира,
который заполнил комнату, заполнил людей и всё вокруг одним
невероятным, сокрушительным, скрежещущим ударом.

Когда всё закончилось, раздался ещё один нарастающий звук,
но уже дальше, и ещё один, и ещё два мощных взрыва; и хотя в общей сложности
шум длился, наверное, пять секунд, это был самый громкий звук,
который они когда-либо слышали, и мир под ними продолжал дрожать,
раненый и дрожащий, ещё несколько минут.

Уайатт первым вышел из корабля и, качая головой, побежал за
Он снова услышал. На западе, над длинным пологим холмом, поросшим зелёными и жёлтыми деревьями, поднималось и клубилось огромное чёрное облако дыма длиной в несколько миль и очень высокой плотности. Пока он смотрел и пытался устоять на дрожащей земле, он смог собраться с мыслями и понять, что это такое.

Метеоры.

Он слышал о метеорах раньше, очень давно, в мире Альдебарана. Теперь
он чувствовал тот же резкий запах горящей катастрофы и ощущал, как ветер
дико рвётся на запад, туда, где метеоры врезались в землю и
выбросили воздух наружу.

В этот момент Уайатт подумал о девушке, и, хотя она хотела
для него вообще ничего не значило - никто из этих людей ничего не значил.
по крайней мере, для него - он побежал так быстро, как только мог, на запад.

За ним, с белым лицом и с недоумением, пришел Beauclaire и Купер.

Когда Уайатт достигли вершины подъема, великое облако накрыло
вся долина перед ним. В разрушенном лесу справа от него горели костры
и по расположению облаков он мог сказать, что
деревни людей там больше не было.

Он побежал вниз по склону, огибая лес и ручей,
где провёл день с девушкой. На какое-то время он потерял её из виду
сам в дыму, спотыкаясь о камни и поваленные деревья.

Постепенно дым рассеялся, и он побежал в некоторые
люди. Теперь он пожелал, он мог говорить на языке.

Все они тихо удалялись от места, где была их деревня,
никто из них не оглядывался. Уайатт мог видеть очень много мертвых, пока он двигался.
но у него не было времени останавливаться, не было времени удивляться. Были сумерки
солнце зашло. Он возблагодарил Бога за то, что у него был с собой фонарик.
Уже давно наступила ночь, а он всё ещё искал в свежей воронке,
куда упал первый метеорит.

Он нашел девушку, оглушенную и истекающую кровью, в расщелине между двумя скалами.
Он опустился на колени и обнял ее. Нежно, с благодарностью, сквозь
ночь и пожары, мимо сломленных и мертвых, он нес ее
обратно на корабль.

 * * * * *

Боклеру все стало пугающе ясно. Он поговорил с
людьми и начал понимать.

Метеоры падали с незапамятных времён, как говорили люди. Возможно, в этом было виновато огромное пылевое облако, через которое
проходила эта планета; возможно, так было не всегда
Это была система с одной планетой — несколько других планет, разрушенных и разорванных на части неизвестными гравитационными силами, обеспечивали достаточное количество метеоров на очень долгое время. А поскольку воздух на этой планете был разреженным, не было никакой реальной защиты, как на Земле. Поэтому год за годом падали метеоры. В непредсказуемых местах, в непостижимое время падали метеоры, как камни из пращи Бога. Они падали с начала времён. Так говорили люди, равнодушные люди,
.

И вот подсказка Боклера. Каким бы испуганным и потрясенным он ни был,
Боклер был из тех мужчин, которые во всем видели разум. Он
следовал этому примеру до конца.

Тем временем Уайатт ухаживал за девочкой. Она не была серьезно ранена,
и быстро поправилась. Но ее семья и друзья в основном были мертвы
сейчас, и поэтому у нее не было причин покидать корабль.

Постепенно Уайатт выучил язык. Имя девушки звучало нелепо, когда произносилось по-английски, поэтому он называл её Донной, что было чем-то похоже на её настоящее имя. Она, как и все её соплеменники, не беспокоилась о метеоритах и своих погибших. Она была необычайно жизнерадостной.
черты лица были классическими, щеки тонкими и улыбчивыми, зубы идеальными.
В ее радости и белизне Уайатт каждый день видел то, что видел он сам.
и знал мысленно в тот день, когда упали метеориты. Любовь для него была
чем-то новым. Он не был уверен, влюблен он или нет, и ему было
все равно. Он понял, что нуждается в этой девушке, и чувствовал себя с ней как дома,
мог отдыхать с ней, разговаривать, смотреть, как она ходит,
и понимать, что такое красота; и в те дни на корабле он
ощутил умиротворение.

 Когда девушка поправилась, Боклер был в центре
перевод книги Библии-как книга, которую все люди казались
так много сокровищ. Его работа прогрессировала, начались радикальные перемены
прийти за ним. Он много времени проводил в одиночестве под небом, наблюдая за
мягкой дымкой, сквозь которую очень скоро должны были засиять звезды.

Он пытался объяснить Уайатту, что он чувствует, но Уайатту было некогда.

"Но, Билли," Beauclaire сказал горячо: "ты видишь, что эти люди
пройти? Ты видишь как они живут?"

Уайатт кивнул, но его глаза были прикованы к девушке, которая сидела и мечтательно слушала
запись старинной музыки.

"Они каждый день жить в ожидании", - сказал Beauclaire. "Они понятия не имеют
что метеоры. Они не знают, что есть еще что-нибудь в
Вселенной, но их планеты и их солнца. Они думают, что это все,
что есть. Они не знают, почему они здесь, но когда метеориты продолжают
так падать, у них есть только один вывод ".

 * * * * *

Уайатт отвернулся от девушки, рассеянно улыбавшейся ему. Ничто из этого не могло его тронуть. Он так часто и так глубоко видел порядок и красоту космоса, невероятное совершенство Вселенной, что, подобно
Боклер, он не мог не верить в предназначение, в высший смысл. Когда его отец умер от укуса насекомого в Обероне, он
верил, что у этого была цель, и искал её. Когда его первый товарищ по команде упал в кислотный океан Альцестиса, а второй умер от ужасной гнили, Уайатт увидел цель, цель; и каждый раз, когда очередной человек умирал без видимой причины в безветренных, злых, бесполезных мирах, смысл происходящего становился всё яснее и яснее, и теперь, в конце концов, Уайатт приближался к истине, которая, возможно, заключалась в том, что всё это вообще не имело значения.

Сейчас это особенно не имело значения. Произошло так много событий, что он
потерял способность обращать внимание. Он уже не был молод; он
хотел отдохнуть, и на груди этой девушки у него были все основания
для всего, в чем он нуждался.

Но Боклер был бессвязен. Ему казалось, что здесь, на этой
планете, совершается великое зло, и чем больше он думал об этом, тем
больше злился и сбивался с толку. Он ушёл в себя и смотрел
на ужасную рану на лице планеты, на всё то милое,
прекрасное, благоухающее, чего больше никогда не будет, и в конце концов
проклиная природу вещей, как это делал Уайатт много лет назад.
А затем он продолжил перевод книги. Он наткнулся на
последний отрывок, все еще проклиная себя про себя, и перечитывал его снова и снова.
Когда солнце взошло ярким новым утром, он вернулся на
корабль.

"У них здесь когда-то был человек, - сказал он Уайатту, - который был самым хорошим
писателем, какого когда-либо было. Он написал книгу, которую эти люди используют как Библию. Иногда она похожа на нашу Библию, но в основном всё наоборот. В ней проповедуется, что человек не должен ничему поклоняться. Хотите послушать?

Уайатт был загнан в угол, и ему пришлось слушать, сочувствуя
Боклеру, которому предстояло пройти такой долгий путь. Он думал о Донне,
которая ушла одна прогуляться по лесу и попрощаться со своим миром. Скоро он выйдет и вернёт её на корабль, и она,
наверное, немного поплачет, но придёт. Она всегда будет с ним, куда бы он ни пошёл.

— Я перевёл это как можно лучше, — хрипло сказал Боклер, — но запомни вот что. Этот человек умел писать. Он был Шекспиром, Вольтером и всеми остальными сразу. Он умел заставить тебя _почувствовать_. Я
Я бы не смог сделать достойный перевод, даже если бы пытался вечно, но, пожалуйста, послушайте
и постарайтесь понять, что он имеет в виду. Я перевёл это в стиле Экклезиаста,
потому что это что-то вроде того.

 — Хорошо, — сказал Уайатт.

 * * * * *

 Боклер долго ждал, глубоко переживая. Когда он
читал, его голос был теплым и сильным, и что-то от его эмоций сквозило
. Слушая, Уайатт обнаружил, что его внимание привлечено, а затем
он почувствовал, что последние следы его печали и усталости исчезли.

Он кивнул, улыбаясь.

Это слова, которые Боклер почерпнул из Книги:

 Восстань, улыбаясь, и иди со мной. Восстань в доспехах своего тела, и то, что произойдёт, не испугает тебя. Иди среди жёлтых холмов, ибо они принадлежат тебе. Иди по траве, и пусть твои ноги погрузятся в мягкую почву; в конце концов, когда всё будет потеряно, земля утешит тебя, земля примет тебя, и на своём тёмном ложе ты обретёшь такой покой, какой тебе предназначен.

  В своих доспехах услышь мой голос. В своих доспехах услышь.
 Что бы ты ни делал, твой друг, твой брат и твоя
 Женщина предаст тебя. Что бы ты ни посадил, сорняки и времена года будут тебе мстить. Куда бы ты ни пошёл, небеса обрушатся на тебя. Хотя народы будут приходить к тебе с дружбой, ты проклят. Знай, что Боги не обращают на тебя внимания. Знай, что ты — Жизнь, и что боль будет вечно терзать тебя, хотя твои годы будут бесконечны, а дни — бессонны, вечно. И,
зная это, ты восстанешь в своих доспехах.

 Твое сердце пылает, оно полно и раскалено, как сталь.
 в твоей груди. И что может причинить тебе боль сейчас? В твоём
гранитном дворце, что может причинить тебе боль когда-либо? Ты умрёшь. Поэтому не ищи искупления или прощения за свои
грехи, ибо знай, что ты никогда не грешил.

 Пусть Боги придут к _тебе_.

 Когда он закончил, Уайатт сидел неподвижно.

 Боклер пристально смотрел на него.

 Уайатт кивнул. "Понятно", - сказал он.

"Они ни о чем не просят", - сказал Боклер. "Ни бессмертия, ни
прощения, ни счастья. Они берут то, что приходит, и не... удивляются".

Уайатт улыбнулся, вставая. Он долго смотрел на Боклера, пытаясь
придумать, что сказать. Но сказать было нечего. Если бы
молодой человек мог поверить в это здесь и сейчас, он бы избавил себя от
долгого, мучительного путешествия. Но Вайет не мог об этом говорить ... не
просто нет.

Он протянул руку и похлопал Beauclaire нежно по плечу. Затем
он покинул корабль и направился к желтым холмам, к девушке и любви, которая ждала.
 * * * * *
_Что они будут делать, — спросил себя Боклер, — когда появятся
звезды_? _Когда появятся другие места, куда можно пойти, начнут ли эти люди
тоже искать?_
Они бы так и сделали. С грустью он понимал, что так бы и было. Ибо в человеке есть струна, которую
настраивают звёзды, и она будет подниматься вверх и расширяться в
бесконечность, пока где-то есть хоть один человек и хоть одно
одинокое место, где он не бывал. И что тогда значит смысл? Мы устроены так, и так мы будем жить.
 Боклер посмотрел в небо.
Тускло, едва заметно, словно Божий глаз, проглядывающий сквозь серебристую дымку, начала светить
одинокая звезда.

 -- МАЙКЛ ШААРА