Ван Гог. Портрет непризнанного гения

В психологии очень популярны такие определения, как «комплекс непризнанного гения», или «самозванца», в связи с которыми как минимум можно вспомнить Мастера Булгакова и некоторых английских поэтов, которые в своё время едва были замечены.

В общем, сегодня мы поговорим о художнике Винсенте ван Гоге и его письмах.
Итак, «Письма к брату Тео» — это не что иное, как ещё одно яркое свидетельство гениальности нидерландского живописца Винсента ван Гога, помимо его картин, которые при жизни были почти не замечены.
Письма Ван Гога исполнены поэзии, в них очень много насыщенных сравнений и метафор, которые контрастируют с его довольно непростой жизнью, полной сомнений и страданий.
В качестве примера приведу одно из самых эмоциональных его высказываний:

«Что я такое в глазах большинства? Ноль, чудак, неприятный человек, некто, у кого нет и никогда не будет положения в обществе, — словом, ничтожество из ничтожеств. Ну что ж, допустим, что всё это так. Так вот, я хотел бы своей работой показать, что таится в сердце этого чудака, этого ничтожества».

Пожалуй, каждому творческому человеку в той или иной степени знакомо подобное состояние, этот крик души, который при желании можно списать на так называемый комплекс самозванца, непризнанного гения. Знаете, это легче всего.
Но важно понимать, что подлинный акт творения всегда сопряжён с некоторым сопротивлением материала, с сомнениями творящего: «А мне это вообще надо? А другим? Другие способны оценить моё творение?»

Иными словами, Ван Гог был не просто художником, а художником в широком смысле этого слова, если угодно, до мозга костей!
Человек, который читал Шекспира и Толстого, а также имел немало общего с Достоевским.
Должен сказать, многие из его размышлений об искусстве и жизни резонируют с моими собственными мыслями.
К примеру, там, где он рассказывает о своём жнеце:

«Чтобы преуспеть и наслаждаться длительным благоденствием, надо обладать иным темпераментом, нежели мой: я ведь никогда не сумею добиться того, к чему стремлюсь и чего мог бы достичь. На меня так часто находит затмение, что я могу претендовать лишь на третье, нет, на четвёртое место. Когда я задумываюсь над значением и достоинствами Делакруа или, скажем, Милле, я твержу себе: да, во мне кое-что есть, я тоже кое-что могу. Но я должен опираться на этих художников и, лишь опираясь на них, могу создать то немногое, на что я способен».

Знакомо, не правда ли?

И да, в связи с этим фрагментом не могу не вспомнить строки Джона Китса, ещё одного непризнанного гения, умершего на 25-ом году жизни от чахотки:

«Когда страшусь, что смерть прервёт мой труд,
И выроню перо я поневоле,
И в житницы томов не соберут
Зерно, жнецом рассыпанное в поле,

Когда я вижу ночи звёздный лик
И оттого в отчаянье немею,
Что символов огромных не постиг
И никогда постигнуть не сумею».

Ну и, пожалуй, процитирую ещё один отрывок, где Ван Гог рассуждает о своём довольно тернистом творческом пути, о внутреннем возрасте и в целом о самоопределении:

«Всё больше и больше убеждаясь, что как я сам, так и остальные далеки от совершенства, что все мы впадаем в ошибки и что в работе постоянно возникают трудности, опровергающие наши иллюзии, я прихожу к выводу, что те, кто не теряют мужества и не становятся равнодушными, созревают благодаря этим трудностям; именно для того, чтобы созреть, с ними и нужно бороться.
Порой я не верю, что мне всего тридцать лет, — настолько я чувствую себя старше.
Я чувствую себя особенно старым тогда, когда думаю, что большинство знакомых мне людей считает меня неудачником и что это может оказаться правдой, если дела не изменятся к лучшему; и, когда я допускаю, что так может случиться, я ощущаю свою неудачливость столь живо и болезненно, что это меня окончательно подавляет и я теряю всякую охоту жить, словно меня и в самом деле уже постигла подобная участь.
В более же спокойном и нормальном настроении я иногда радуюсь, что тридцать лет прошли не совсем впустую, что я кое-чему научился на будущее и чувствую в себе энергии и сил ещё лет на тридцать, если, конечно, я проживу так долго.
И вот уже воображение рисует мне долгие годы серьёзной работы, годы более счастливые, чем первые тридцать.
Как оно получится в действительности — зависит не только от меня: внешний мир и обстоятельства тоже должны сыграть здесь свою роль».

На мой взгляд, это вполне соответствует архетипу «Звезда», который, с одной стороны, дал Ван Гогу богатое творческое воображение, яркий талант художника, но с другой — одарил особой чувствительностью, если не сказать, ранимостью, а также провоцировал мучительные сомнения, особенно по поводу своего таланта, что неизбежно приводило его к глубокой депрессии и обесцениванию.
Однако этот живописец всё равно находил в себе силы, чтобы двигаться дальше.
С присущим ему энтузиазмом, Ван Гог снова и снова принимался за работу и создавал свои шедевры.

Так, например, он создал «Звёздную ночь», которая является, пожалуй, одной из самых знаменитых его работ.
Она была написана в 1889 году во время его пребывания в психиатрической лечебнице.
На картине изображено ночное небо с кипарисами и небольшим посёлком на фоне горных вершин.
Также среди его работ можно встретить: портреты, автопортреты, пейзажи, натюрморты и панно с изображением оливковых деревьев, кипарисов, полей пшеницы и подсолнухов, на которые во многом оказало влияние японское искусство.

При жизни Ван Гог был практически неизвестен.
27 июля 1890 года во время прогулки живописец попытался свести счёты с жизнью, выстрелив себе в грудь из револьвера, но пуля прошла несколько ниже.
На следующий день он скончался от полученных ран на руках у брата Теодора, к которому были адресованы его письма.

И напоследок хотелось бы упомянуть несколько фильмов об этом незаурядном человеке и художнике.
Прежде всего «Портрет, написанный словами» и «На пороге вечности».

Ван Гог: портрет непризнанного гения (эссе)