Жизнь прожить гл 34 снова один

Гл. 34                СНОВА ОДИН                05. 45г.
 А вскоре обстановка в лагере для Ивана Пантелеевича усложнилась, оттого, что Сергея от него через некоторое время перевели назад, в свою бригаду. В замену только что освобожденного прежнего десятника. Когда читали на плацу приказ о переводе, Сергея это просто взбесило, но тут надо было сдержаться, что б невыказать свои чувства. Что можно было вчера- сейчас было просто опасно. А замначлага, считавший себя опытным психологом, быстро нашел чем прикрыть ему рот, напомнив о его скорой откидке. Сергей понимал, спорить- себе на голову. Потому в строю с Иваном Пантелеевичем только грустно переглянулись. И хотя в лесу им видеться, пусть и реже, все таки возможность случалась, в бараке с этого дня Иван Пантелеевич, по сути, опять оставался один.
Прошло уже больше недели, с того, огорчившего построения. Рядом,  место Сергея, занял хохол- галичанин. Малорослый, не очень разговорчивый. А Иван Пантелеевич так привык видеть в строю Сергея рядом, могучего, как крепостную стену. Так и хотелось оглянуться, и тогда казалось, что он идет не в строю, а  один и в столовую, и на работу, и на отбой. В лагере виделись с Сергеем теперь только издалека. Успокаивало одно- еще один хороший человек, тот десятник, отбыл из этих каторжных мест, и на своих двоих. Сергей как- то рассказывал, что он был неплохой мужик, хотя и как многие их здешних- себе на уме. Душу ни кому не раскрывал. Ну, так что ж? А у кого она, душа, теперь не истоптана? Время такое. Укажи пальцем на любого, а тем более из тех, кто вокруг них- все в житейской грязи измараны. Каждый в эти трудные годы пережил столько, что до скончания века этот кошмар не выветрится. И не приведи господь, чтоб видели похожее еще и их дети. А ещё с этой откидкой появилась надежда, пусть и ничтожная.
Но Сергей теперь не рядом, и Иван Пантелеевич понимал, что ему надо было начинать, все «снова- здорово». Надеяться – на себя, торить свою дорожку, оглядываться и остерегаться на каждом шагу. Из тех, кто окружает, в друзья пока ни кого не присмотрел. Да, когда Сергей был рядом, пожалуй, его одного вместо десятка иных хватало. Но одному, в его положении, здесь не выжить- это Иван Пантелеевич понимал однозначно. А о каких друзьях может идти речь, когда видишь, как кто- то «стучит» начальству,  кто- то юлит перед уголовниками, а кто- то, как и он сам, закрыт на замок, и не идет на контакт, как ни пытайся. Оставалось только ждать. Только уголовники не ждали. Уже в то же утро, когда Сергей отчалил в прежний барак, и машина с брезентовым тентом и с полутора десятками освобожденных, в громыхающем кузове, выехала, разбивая колею, за вторые ворота лагеря, он, стоящий в первой шеренге строя, почувствовал легкий толчок сзади, и свистящий шепот Шила:
Стр.83
-Тоскуешь по корешу? От пахана привет…
Сейчас Ивану Пантелеевичу и это сочувствие, и привет были нужны как раз меньше всего, тем более от этих людей. Он постарался ни как на этот шепот не реагировать- строй оправдывал это- кто же хочет получить замечание в строю и лишиться пайки? Но внутренне ждал продолжения разговора. И потом более недели, эти, как бы невзначай брошенные слова, держали его в напряжении. Он знал, уголовники не делали зря ни чего. Это был намек, но на что? И когда раскроется загадка? За этот десяток дней к нему ни кто не подошел- ни в столовой, ни в лесу, ни после отбоя. И только когда в лагере успокоились разговоры, в связи с освобождением очередной партии зеков; все  вошло в прежний ритм, уже после отбоя, засыпая, Иван Пантелеевич почувствовал, как кто- то осторожно крадется возле его нар. Он приоткрыл глаза и в тусклом свете дальнего керосинового ночника узнал знакомую фигуру Шила.
-Тебе чего?- Иван Пантелеевич приподнялся на локтях.
-Лежи, лежи. Моя хата еще не занята, хотел назад перебраться- тихо хихикнул Шило, усаживаясь скраю.
Иван Пантелеевич понял, что не за этим он приперся, но виду не показал:
-С этим делом не ко мне.
-Лады, шучу. Слушай, Колхозник, пахан желает должок свой снять- ты ж ему услужил, так?
У Ивана Пантелеевича сон, как корова слизала, он пытался понять, к чему клонит подручный Плешивого- сразу не смог уловить, но на всякий случай ответил неоднозначно:
-Ну…
-Что, ну? Пахан берет тебя в дело!- недовольно зашипел Шило, и уже спокойнее- цацкаться не будет. Твое слово?
У Ивана Пантелеевича до боли в висках заколотила кровь- его уголовники тащат куда- то с собой. Вот это ситуация! Но спросил как можно беспечнее:
-Какое еще дело?
Шило повертел головой, всматриваясь в пустоту спящего барака, наклонился почти к самому лицу, так, что резко завоняло от гнилых зубов, и прошептал:
-Идем на рывок, все готово, ты с нами, слово пахана.
Тут уже Иван Пантелеевич вспомнил слова Сергея о готовящемся побеге. Вот он. И тянуть с ответом нельзя. Он чуть приподнялся, усаживаясь поудобнее. Заскрипели доски настила, заворочался сосед, пламя дальнего ночника заколыхалось- видно кто- то проснулся там, и мгновенно на его вороте захлестнулась ладонь Шила:
-Тихо, тихо с-сука!
Иван Пантелеевич терпеливо подождал, пока рука уголовника освободит ворот и еле слышно произнес:
-Спасибо за доверие. А ногу мне ты свою дашь? Вам обуза не нужна.
В тишине слышно было, как натужно засопел Шило, и через несколько секунд тяжелого молчания сказал:
-Ты дурак, паря, те сам пахан…ну, лады. Лады, токо язык за зубами- гляди?- Если что, сам знаешь…
Шило осторожно приподнялся с нар, потом еще раз наклонился, словно вспомнив что-то, теперь аккуратно взял тремя пальцами ворот, игриво потрепал и еще раз тихо сказал:
-Дурак.
После этого повернулся, и сгорбившись, неслышными шагами пошел к выходу. Так же, беззвучно, прикрылась выходная дверь, заклацал замок. Только, словно на прощание, волной воздуха, в очередной раз, едва заметно, качнуло тусклое пламя светильников, и в сонном пространстве барака восстановилась тишина. Если не считать чьих то стонов, сопения, и усталого храпа. Да, сердце Ивана Пантелеевича стучало в груди сильнее обычного, как после тяжелого подъема в гору. Но его слышал только он. Хотелось думать, что и разговор их ни кто не слышал.
Он еще долго лежал с открытыми глазами, сон отлетел и стало так тоскливо, словно он лежал не на нарах в бараке, где- то в глубине северо- уральской тайги, на краю огромной страны, а в
Стр.84
огромном гробу братской могилы, из которой нет выхода. А седой парус паутины, что колышется в дальнем углу потолка, только подтверждает это. И лишь дальний шорох ветра, по макушкам сосен, за колючей оградой, возвращал к реальности. Перед глазами стояла мрачная ухмылка на неприятном лице Шила. Нет! И это тоже не свобода.
Утро следующего дня, и сам день, не принесли каких- либо изменений в течении событий. Ровно отдавались команды руководства лагерем, ни как и ни кем не нарушился распорядок дня. Привычными были несколько тысяч шагов строем до очередной делянки. Обыденно шумела тайга своими великанами- соснами и падения их, спиленных чуть выше корня, как обычно, возвещали лишь об одном- очередной день по чуть- чуть, по- одному шажку идет на убыль, а значит на один день сократился срок отсидки. А завтра будет еще такой же, послезавтра еще и еще… Превращаясь в мутную бесконечную пелену перед глазами, в душе и в голове. И только где- то в незаметном, укромном уголке то ли души, то ли мозга тлел крохотный негаснущий светлячок, похожий на тот, что освещал ночные, провонявшие от человеческого смрада, темные стены барака. Светлячок надежды, на то, что когда- то всему этому все- таки придет конец.


Рецензии