Шрамы прошлого Гл. 8

Рано утром Марта встретила Георгия Константиновича и передала его Насти. Вместе им удалось уговорить его не участвовать в опознании. Он даже обрадовался, что пока будет находиться в квартире Марты. Она понимала, как тяжело больному и уже в преклонном возрасте мужчине жить среди людей, которые его не понимают. А то, что его родная дочь была полной противоположностью своего отца, Марта заметила сразу.
– Марта, я догадываюсь, что надоел вам своим стариковским брюзжанием по телефону, воспоминаниями, но разговоры с вами для меня такая отдушина. Но если вам неприятны мои звонки и рассказы, вы только скажите, я всё понимаю.
Марта его успокаивала. Она очень переживала за его самочувствие. За то, как он переживёт похороны сына. Потому что сама не могла представить, что с ней может произойти, когда она увидит Марка в гробу. Сначала она думала послать на процедуру опознания вместе с родственниками Марка одну Татьяну. Уговорила и Константина Георгиевича не участвовать в этом мероприятии. Но в последний момент её словно что-то толкнуло.
– Я должна убедиться сама, что это Марк и привыкать жить без него, – сказала она предостерегающей её от этих действий Тане и решительно села в автомобиль.
У морга Марта увидела Лауру и Андрея. Прикладывая к сухим глазам платок, Лаура постоянно повторяла: – Я не выдержу этого!
Марта стояла рядом с Жихарем. Она закрыла глаза. Ей казалось, что она не выдержит того, что сейчас увидит. Её сердце колотись так, что казалось, его стук слышался во всём помещении морга.
– Да, это он, – произнесла Лаура, мельком взглянув на труп, и быстро отошла в сторону.
– Посмотрите внимательно, – строго попросила её Татьяна, – по каким признакам вы определили, что это труп вашего брата.
– Издеваетесь? Я что, не узнаю своего брата? – Но у трупа обезображено лицо…, – не отступала Таня.
Марта открыла глаза и посмотрела на запястья рук, которые лежали на груди у убитого мужчины.
– Это не Марк, – прошептала она. Татьяна перестала вести запись и удивлённо посмотрела на неё.
Андрей, оставив жену с удивлённым лицом, подошёл ближе к столу, на котором лежал труп. По его выражению лица она поняла, что права. Марта резко сняла с трупа простынь и громко, уверенно заявила:
– Это не Марк. Таня! Марк жив!
Повернувшись к Жихарю, она в каком-то трансе всё продолжала твердить:
– Он жив! Я знала, что он жив!
Виктор Иванович прижал её голову к своей груди и, поглаживая по спине, стал успокаивать.
– А я утверждаю, что это мой брат! – послышался возглас Лауры. Все молча обернулись в её сторону. Андрей подошёл к жене и, взяв её за локоток, вывел на улицу.
– Всё хорошо, только теперь свою голову береги. Эта мадам, мне кажется, будет стоять на своём. А тебя в лучшем случае снимут с расследования.
– Виктор Иванович, теперь пусть хоть увольняют.
– А как же её слова против твоих?
– У него ещё отец в здравом уме. А с сестрой Марка я переговорю, – Марта не могла сдержать улыбки.
– Это другой коленкор, узнаю нашу Марту. А то ходит темнее тучи. Всё у тебя получится! Давай, беги отсюда.
В своём кабинете её с нетерпением ждал Мезенцев.
– Пётр Кузьмич, Марк жив, – она залпом выпила стакан воды из графина.
– Тихо, тихо, успокойся. Пока ясно, что это не его труп. Как ты могла сразу этого не определить, – скрывая улыбку, говорил он.
– Тогда я не могла видеть его обезображенным. Я боялась. Наверное, потому, что я была в шоке. По фото я сразу не поняла. Узнала по одежде. Вернее, по куртке. Теперь я понимаю, для чего нужен отвод от таких дел. Я всё исправлю. Пётр Кузьмич, главное, он жив! А откуда вы узнали? Вам Жихарь позвонил?
– Без Жихаря хватает, кому и куда докладывать.
– Понятно. Теперь мне всё равно. Пусть снимают.
– Марта, ты просто чудак-человек. Я тоже хочу верить в то, что Марк жив и здоров, но если посмотреть с другой стороны…– Марта не дала договорить полковнику.
– С ним что-то случилось, но он жив. Я точно знаю, я чувствую.
– Ладно, давай, успокойся. Только смотри, нельзя так рвать сердце. Сейчас убеждаешь себя, а если?
– Товарищ полковник! Никаких если.
– Ладно, ладно, молчу. С генералом постараюсь уладить, а ты переговори с Константином Георгиевичем. И надо как-то сделать так, чтобы он прошёл опознание. А то я так чувствую, что эта, как её?
– Лауренция. Я поняла, всё будет исполнено, товарищ полковник.
Марта, не дождавшись ответа Петра Кузьмича, с улыбкой выскочила из кабинета. Полковник не стал её задерживать, понимая, в какой она сейчас эйфории находится.
– Кто его знает? У этих женщин не сердце, а какой-то аппарат работает, который может предугадать события, почувствовать, прочувствовать всё заранее. Да. Лишь бы её надежды оправдались. Действительно, лишь бы жив был, а остальное вылечим. Хороший парень, да и Марта другого не примет душой. Так и останется одной век вековать.
Вернувшись после службы домой, Марта услышала громкий разговор между Константином Георгиевичем и Лаурой.
– Во всяком случае, пока идёт следствие, я никуда отсюда не уеду. Да и не в следствии дело. Пока не найдётся Марк! Ты меня слышишь? А ты можешь не переживать и возвращаться домой. Отдохнёшь от моего присутствия, – категорично заявлял он дочери, – совсем с ума сошла! Признать незнакомца за собственного брата! Всё, уезжайте! Мне неприятно тебя видеть! – он отключил телефон.
Дипломатичная жена Мезенцева Нинель Михайловна успокаивала то Константина Георгиевича, то Лауру по телефону, дав ей обещание помогать и следить за состоянием здоровья её отца. Только остаться пожить у Марты он не захотел. Поэтому утром, после проведения опознания, Марта отвезла его в квартиру Марка. Этому обстоятельству была рада и общительная Ольга Степановна, пообещав Константину Михайловичу, что после возвращения из больницы Ивана Захаровича скучно ему не будет.
– Он так любит вашего сына, – говорила она, – он обязательно выздоровеет, вот увидите. Но если что, вы мне сразу скажите. Всегда рада буду вам помочь.
Марте, конечно, досталось от генерала Мишина по полной программе, но с помощью полковника конфликт был исчерпан.
– Она ладно! Но от вас, Пётр Кузьмич, я не ожидал. Почему я должен узнавать о взаимоотношениях своего следователя с потерпевшим от посторонних?
Каким образом удалось Мезенцеву договориться с генералом, Марта не знала, но её успокоило то, что официально ей пришлось оформить самоотвод от ведения дела и передать его Татьяне. Но неофициально продолжать руководить своей группой, не забывая об остальных, не закрытых делах. На очередной оперативке присутствовал Пётр Кузьмич.
– Сколько можно собирать данные о фигурантах. И вообще, больше подключайте оперативников, а сами больше думайте не ногами, а головой. Вы мне хоть что-то определённо скажите. Кто, кого, когда и за что. Вот Тим что ты привёз из Москвы?
– Прошкина Зинаида Маркеловна, родившаяся в тысяча шестьдесят втором году в столице Узбекистана, городе Ташкент, окончила там же медицинское училище в девяностом году, прошлого столетия и в девяносто третьем, тоже тяжёлом для всех республик году, прибыла в столицу нашей Родины.
– Ты что, нам политинформацию читать будешь? Это и без тебя известно, – буркнул Коршунов.
– Я к тому, что после развала СССР она с Габдухаевым Фазиль Амбрабековичем, своим сожителем, прибыла в Москву. Там он устроился рабочим на стройку, а она стала трудиться нянечкой в больнице. Но в девяносто четвертом году её сожитель пропал без вести. На свою зарплату, которую часто не выплачивали, она больше не могла снимать угол, в котором проживала. В больнице ей посоветовали перейти на работу в соцслужбу. Что она и сделала. За нехваткой работников её взяли на службу, где она вскоре охмурила первого старичка.
– Тим, что за выражения? – прервала его Марта.
– А я вам что говорил? – воскликнул Коршунов.
– Вы, товарищ майор, как всегда правы, – продолжил рассказ Тим.

***

Замуж Зинаида так и не вышла. Фазиля она любила давно. Жили они по соседству, вместе учились в школе, поэтому вся его жизнь проходила у неё на глазах. Правда, через плотно зашторенное окно её квартиры, через щелку которого хорошо просматривался двор его родителей. Вскоре после окончания юношей Строительного техникума, а Зины медицинского училища, она ждала от Фазиля предложения выйти за него замуж. Но после разговора с ним Зина чуть не покончила с собой. Хотя в глубине души она понимала, что никогда не станет его женой. Но в ней теплилась романтическая надежда, что их любовь победит, и они докажут, что ради любви можно пойти против слова отца. Но Фазиль, с заблестевшими толи от слёз, толи от солнечной искры, пронзившей его чёрные глаза, приобнял Зину и успокаивающе сказал:
– Прости, любимая. Ты должна понять, что наши традиции и слово отца – это закон для сына. Они встречались тайно. И до свадьбы, и после. Также тайно Зина сделала аборт, даже не сказав об этом Фазилю, который, узнав, что она больше не сможет иметь детей, и плакал, и кричал на неё. Но жизнь шла своим ходом. Они продолжали тайно встречаться. Скорее им хотелось так думать, что они встречаются тайно. Но об их любви знала вся округа. Столичная окраина, что большой кишлак. Здесь каждый знает о другом, иногда даже больше, чем он сам. А о давней любви Зинаиды и Фазиля знали все соседи.
Перед свадьбой сына к матери Зины зашёл отец Фазиля. Зина тихо сидела в своей комнате и слушала, как он, как бы извиняясь, объяснял ей, почему они не могут породниться.
– Дорогая Нина! Опа, сестра, ты пойми, я не могу нарушить наши традиции. Всё решено давно. У тебя хорошая дочь, ещё найдёт себе парня и хорошего мужа. И тебя, опа, мы все уважаем. Но так будет хорошо и для вас, и для нас.
Но лучше не стало. Конец восьмидесятых годов был смутным, тревожным и даже опасным для жизни многих людей. Тяжёлая болезнь матери совсем выбила Зину из равновесия, и если бы не Фазиль, она не знала, как и на что она похоронила бы её.
Девяносто второй год перевернул и сознание, и жизнь людей к верху ногами. Чтобы как-то выжить и прокормить свои семьи, многие ринулись в Россию на заработки. Собрался в Москву и Фазиль. Зинаиду уговаривать не пришлось. Она была готова куда угодно последовать за любимым, где они смогли бы жить, с ним открыто и ни от кого не прятаться. Тем более после смерти матери, её в Ташкенте, кроме Фазиля, ничего не держало. Но и в Москве счастье долгим не получилось. Сначала, по прибытии в столицу, Зина устроилась работать в больницу одного из спальных районов города санитаркой, а Фазиль работал на стройке какого-то коттеджного посёлка в Подмосковье.
Потом так и стал кочевать от одной стройки в другую. Жили они, где придётся, в основном скитались по углам в стихийных палаточных городках, которых в то время в Москве было множество. Сначала трудолюбивого и знающего в строительстве толк парня охотно брали в бригады, но когда он прослыл «борцом за справедливую оплату труда» слух быстро разлетелся среди знающих людей, и его стали неохотно нанимать на работу «скупщики живой силы».
Однажды Фазиль не вернулся со стройки. Зная характер любимого, видя перешёптывания его земляков на своём языке, который Зина понимала, вскоре ей стало понятно, что он уже не вернётся никогда. Фазиля убили. С молчаливого согласия земляков, и без того живущих со своими жёнами и детьми в ужасной антисанитарии и тесноте, Зина покинула угол в лачуге, который им выделили, и несколько дней оставалась ночевать под любыми предлогами в больнице.
Заметив её мучения, одна из сердобольных санитарок предложила ей угол в своей квартире за то, что Зина будет работать вместо неё, но деньги за работу отдавать ей. Так Зина и стала работать за двоих, получая мизерную зарплату, которую ещё не всегда можно было получить. Как-то убирая в палате одного лежачего больного, которого съедал рак ещё не старого человека, к ней обратилась его дочь.
– Мне жаль отца. Здесь невыносимые условия. Я хочу забрать папу домой, но он живёт один в своей однокомнатной квартире. Не могли бы вы помочь и нам, и себе? Чего вы удивляетесь? Вы увольняетесь с работы, переезжаете в квартиру отца и смотрите за ним круглосуточно. Вы же видите, что ему мало осталось жить. Но я хочу, чтобы ушёл он в чистом белье и с улыбкой на лице, в собственной кровати. Лекарства и питание мы с мужем обеспечим. Только денег за вашу работу у нас нет. Но после кончины отца вам останется его квартира. Мы перепишем её на вас.
Зина, ещё не успевшая вникнуть в реалии нового времени, ухаживала за больным, как если бы это умирал её отец. Но когда это произошло, и она сообщила дочери о кончине её отца, то Зину попросили быстро прийти в себя и покинуть помещение.
– Договор где? – кричал ей в лицо муж дочери.
– Вы сумасшедшая аферистка, – толкая Зину к двери, кричала дочь под укоризненные взгляды сочувствующих ей соседей.
Выскочив из подъезда, Зинаида, заливаясь слезами, присела на скамейку у подъезда.
– Разве можно быть такой доверчивой? – сокрушалась пожилая соседка, присевшая рядом с ней, – у этой змеюки на лице написано, кто она такая. Аферистка! По-другому не сказать. Небось, не могла дождаться, когда отец отойдёт на тот свет, чтобы квартиру его захапать. Эх ты! Приезжая, конечно? Ты хоть знаешь, сколько сейчас квартиры в Москве стоят? И с работой сейчас туго. Слушай, моя племянница много лет работала в соцзащите. Тоже приезжая, из Рязанской области. У меня жила. Знаешь, тоже работа ещё та, тяжёлая. Уставала она очень на работе. Но скажу тебе по секрету. Нашла там себе одинокого дядечку. Крепенький такой старичок. И сейчас живут, любо дорого смотреть. То помирать собирался, а теперь куда там! Он не разрешает ей работать, так она и рада. Всё с ним, вся забота ему. И он рад. Расписались. Он и завещание на неё оформил. Дай Бог ему ещё пожить. Повезло Любке моей. Говорит, умру без Степаныча. Вот как бывает. И ты попробуй. Мы же видели, хорошая ты баба, хоть и из приезжих.
Зина прислушалась к совету. И на работу ей удалось устроиться, и старичок вскоре нашёлся. Но кроме Фазиля, разве могла она кого-то полюбить? Да этого и не требовалось. Но оказалось, что на старичков одиноких, да со своими квартирами началась целая охота. Не так-то всё просто оказалось.
Как-то когда у неё появился ещё один потенциальный престарелый жених, наведался к ней участковый. Поговорил он с Зиной без свидетелей.
– Хочешь просто так озолотиться? Не на тот огород зашла. Коза! Хочешь, чтобы было всё по-хорошему входи в долю. Твоё дело, старички, наше, нотариус, оформление, продажа квартиры. Зина ответила, что подумает.
Но долго думать ей не дали. Новое время, новые паспорта. А у неё на руках паспорт, хоть и советский, но выданный на территории теперь другого государства. Следующий визит участкового был коротким, но внушительным.
– Ты что, не понимаешь, что ты ещё гражданка другого государства? Ты где прописана? Вот туда и поедешь. А можешь и не доехать. Поняла?
Так Зине показали, что назад у неё дороги нет. И здесь её никто в покое не оставит. А вскоре она поняла, что стала участником банды. Одно её успокаивало, что её стариков насильно не вывозили, не оставляли умирать в заброшенных деревнях от голода и холода, а умирали они от старости и болезней, успев переписать на неё свои квартиры. Но нескольким старичкам под нажимом бандитов пришлось сделать некоторые инъекции, чтобы ускорить их уход в другую жизнь. Такого быстрого обогащения Зина не хотела. На её счастье, когда она уже была на грани отчаяния и не знала, как отвязаться от молодого, но наглого предводителя банды и не менее отмороженного участкового, она узнала, что их расстреляли какие-то другие отморозки на какой-то стрелке. Чтобы на неё не вышли новые хозяева этого криминального бизнеса, она решила покинуть Москву.
Мысленно поблагодарив криминального участкового за помощь в получении российского гражданства, она быстро продала двухкомнатную квартиру. Эту квартиру на неё оформили бандиты вместо платы за её услуги. После этого Зина уехала в Ленинград, ставший уже к тому времени Санкт-Петербургом. Она быстро нашла жильё. Денег хватило на жизнь первое время и на покупку, и косметический ремонт в маленькой комнате в многоквартирной коммунальной квартире. Квартирка была настолько мала, что в ней помещался только небольшой столик, двустворчатый старый шкаф и металлическая кровать со скрипучей, кое-где порванной металлической сеткой. Из единственного узкого окна в комнате можно было видеть только такие же тусклые окна соседей и обшарпанные стены внутреннего двора, похожего на колодец.
Странно, но Зине и здесь повезло. Одна из семи соседок на общей кухне в подробностях рассказывала, как ей не повезло с очередной работой. Работая в престижной фирме по подбору кадров, ей предложили работу помощницы по уходу за старичком Угаровым Николаем Васильевичем.
– И старик такой не избалованный. Просто у него одна рука после ранения плохо действует. Нет двух или одного пальца на руке. Но ничего, работать с ним можно. Но его невестка это сущий дьявол в юбке. Злющая, строит из себя невесть что. Сама-то приезжая, из простых, хотя и немка. Ну, преподавала в институте. Но за престиж семьи, наверное, и убить готова. А дед, несмотря на возраст, ходок ещё тот. Вот она и заметила, что как-то прижал меня старый кобелина, хотя и колясочник. Так такое началось. В общем, выгнала она меня, а потом и из фирмы из-за неё меня попросили.
Вскоре Зина могла устроиться на эту фирму с внушительным сроком стажировки. Проработав несколько лет и заслужив несколько положительных рекомендаций, одна из них была от одного одинокого ветерана войны, другая от семьи видного профессора, она попросила у хозяйки клиента с более высокой оплатой.
– Зина, есть у нас одно семейство. Но, думаю, ты там долго не продержишься. Да и никто там не смог больше полугода продержаться. Уходили, и никаких денег им было не надо. Так Зина попала в семью Логиновых-Угаровых в которой до её прихода часто менялись помощники для Николая Васильевича.

***

– Что ещё сказать, – продолжил свой доклад Тим, – о её похождениях у нас нам уже известно. Что она, проработав на фирме несколько лет в качестве сиделки и после двух лет работы у Логиновых, продала свою комнату и купила двухкомнатную квартиру, в которой и проживала до последнего времени.
– Да, где и нашла свой последний приют, – задумчиво произнёс Коршунов.
– Всё это только подтверждает слова Берты. Зина, скорее всего, хотела обеспечить своё будущее. Сколько ей лет? – размышляла Марта.
– Сорок девять, для женщины, конечно, критично, – сказала Таня.
– Она что, хотела получить вместе со старым мужем большое наследство? И из-за этого её убили?
– Марта Леонидовна, ничего ей не светило бы, кроме его наград. В Саратове, по словам Берты, они сдают частный дом, принадлежащий Угарову. Но по сравнению с арендой в нашем городе, не говоря уже о Москве, это сущие копейки, – Тим улыбнулся.
– Так может, она задумала взять с семейства отступные? Чего ты всё улыбаешься? – заметил Коршунов.
– Вы забыли, что Берта подозревает Зинаиду в краже её зажигалки. Она уверена, что только Зина могла подбросить её в квартиру Марка, – задумчиво произнесла Марта, – только для чего это Зине нужно было. Если, конечно, это так. И какая связь между Зиной и Марком. В общем, у нас с вами по-прежнему нет ни одной стройной версии. Зато вопросов много и ни одного логического ответа. Остаётся открытым вопрос: за что и кто убил Угарова Василия Николаевича. Возможно, если мы ответим на него, нам удастся ответить и на остальные? За что и кто избавился от Марка и за что убили Зинаиду. Прошу вас не пренебрегать мелочами. Сейчас всё важно.
Раздался звонок на мобильный телефон Марты. Звонил Константин Георгиевич. – Марта, вы не могли бы подъехать ко мне. Мне есть, что вам рассказать, и думаю, что, возможно, это пригодится в расследовании дела.
Прежде чем уехать на встречу с ним, Марта дала распоряжение Коршунову ещё раз посетить Берту, подробней разузнать о её прошлых планах по поводу Зины.
– Да, соседи Зинаиды упомянули о старике фронтовике, которому она тоже уделяла внимание, – напомнила Марта.
– Ищем, выясняем, – отрапортовал Тим.
– Да, да… надо бы выяснить и о фронтовике, который познакомился с Ольгой Степановной, соседкой Марка, которого она встретила на прогулке. Вам не кажется, что как-то многовато в этом деле старичков фронтовиков? А ещё Константин Георгиевич, отец Марка, рассказал мне, что в Москве Марк посещал архив Великой Отечественной войны. Это всё вместе наводит на кое, какие мысли.
– Скорее всего, так и есть. Зачем-то обращался Марк в военные архивы? – Ответил ей Коршунов.

***

Отец Марка встретил Марту, как члена своей семьи. Заботливо усадив её за накрытый для чая стол, долго расспрашивал о работе, о продвижении следствия.
– Знаете, мы по вечерам долго чаёвничаем с Ольгой Степановной. И вот она мне рассказала об одной встрече с неким пожилым человеком, участником войны.
– Да, она и мне рассказывала о нём. И сегодня мы заметили, что в этом деле как минимум уже два участника войны.
– Вот я и думаю, а не может ли это быть причиной исчезновения моего сына?
– Мы проверяем все версии. Но нам так и не стало известно, зачем Марк ездил в Минск. Возможно, что-то известно Ивану Захаровичу, но он ещё в коме, и не ясно, выйдет он из неё или нет. Знаете, при нашей последней встрече он пытался мне что-то сказать и как-то странно показывал мне рукой. Но что он хотел этим жестом сказать, я так и не поняла.
– А вы можете повторить этот жест? Марта показала, как Иван Захарович пытался загнуть мизинец на своей руке.
– Он ещё еле повторял всё время: шести. А что это такое?
– Да, ребус. Слушайте, а что, если он хотел, чтобы мы отгадали эту загадку по принципу ребуса?
– Шести…– сказала Марта.
– Палец на руке…
– Шестипалый?
– А ведь скорее всего, что так! Да, Марта, Ольга Степановна вспомнила, что тот фронтовик не снимал перчаток. Она спросила его почему. Так он ответил, что после войны руки постоянно мёрзнут, поэтому он их и не снимает.
– Вы думаете, у него шесть пальцев на руке, поэтому он не снимал перчатки? – спросила Марта.
– Похоже, что так. Может быть, мизинец подгибал?
– Так неудобно носить перчатки. Возможно, что и подгибает? Но, скорее всего, нет. Это так неудобно.
– Возможно. Может, всё же шестипалый и это хотел вам показать Иван Захарович?
– А возможно, это совпадение, и у него нет никаких лишних пальцев. Просто действительно стало плохо человеку. Возраст всё-таки, – сделала заключение Марта.
– Ну, в запасе у вас ещё два фронтовика. Конечно, не хочется думать, что кто-то из них окажется замешанным в военных преступлениях, но мне кажется, разгадка в исчезновении Марка как раз в делах далёких лет.
– Не хочется в это верить. Но, конечно, Константин Георгиевич, любая версия требует серьёзной проверки. Так что проверим и эту. Только зная отношение Марка к работе, я уверена, что для каждого материала у него была своя флешка или диск.
– А что такое флешка? Я совсем не разбираюсь в новшествах технического прогресса. Совсем недавно только компьютер освоил. И то… одно название, что освоил.
– Эта небольшая штучка может быть в виде брелока на ключи, служит как хранитель информации. Небольшой архив, можно сказать.
– И всё исчезло?
– Исчезла вся новая информация. Возможно, и не было никакой информации…флешки...
– Была, Марта, была… Раз так поступили с моим сыном, значит, он нашёл то, что кому-то эта информация не понравилась. Попрощавшись с отцом Марка и сев в машину, Марта набрала номер трубы Коршунова.
– Александр Григорьевич, вы уже беседуете с Бертой Альбертовной? Постарайтесь ещё встретиться со старшим Угрюмовым и обратите внимание на его руки.
– А что с ними не так?
– Есть предположение, что у одного из ветеранов войны должно быть шесть пальцев на руке.
– На какой?
– Не знаю. Предположительно на правой руке, если исходить из убийства Зины, а по заключению экспертизы убийца предположительно левша, то…
– Я понял. Я помню, что написано в заключении. Всё, я работаю, – ответил Коршунов.
Марта позвонила Тиму и дала ему такое же распоряжение. Тим вскоре перезвонил с докладом.
– Товарищ Майор, пока ничего нового.

***

В особняке Логиновых было как всегда: богато, чисто и тихо. Ирму Берта изолировала сразу, когда ей по телефону Коршунов предупредил о своём визите. Ничего нового она ему не сообщила, но он заметил её излишне раздражение на лице. Некоторую нервозность по тому, как она постоянно брала сигареты, пытаясь закурить, и тут же тушила сигарету. А когда в кресле каталке новая помощница Угарова вывозила в сад на прогулку Николая Васильевича, а Коршунов вышел вслед за ним, она невпопад спросила у него: – А вы куда? – и, услышав ответ Коршунова, почему-то сильно покраснела.
– Да вот, хочу задать несколько вопросов Николаю Васильевичу. Николай Васильевич, я к вам разрешите обратиться, кстати, вы в каком звании встретили Победу?
– спросил он его, уловив, что тема войны, это любимая тема старика.
– В самом высоком! В звании рядового! Моя война началась, когда я совсем пацаном был.
– Так сколько вам тогда лет было?
– Было, было! Такое было, но мы всё выдержали! Вот скоро выйдет книжка… Да, а что-то давно Марка не было видно. Зина, Зина! Что ты стоишь истуканом, – обратился он к своей помощнице, – позови мне Зину. Так вот, скоро выйдет книга о моей жизни. Да, а почему Марк не приходит? Знаете, это журналист, он об оболтусе Володьке статью пишет. А о вас, говорит, я книгу напишу.
– Николай Васильевич, не хочу вас ещё раз расстраивать, но напомню. Вы же знаете, что Марка и Зинаиду убили, – но увидев полубезумный его взгляд, замолк.
В сад вышла Берта. Она в недоумении развела руками.
– Николаю Васильевичу пора принять лекарство, – строго сказала она девушке.
– Вот змея! Вот фашистка недобитая! Она меня как в тюрьме держит! Это она Зину от меня убрала, вместо неё приставила ко мне эту куклу! Убили, говорите? – Вдруг встрепенулся ветеран, – так это она их убила! Она и их убила, как и моего сына! – Громко возмущался старик, размахивая руками, пока его каталка не скрылась за дверьми особняка.
Коршунов заметил большой шрам и отсутствие мизинца на руке ветерана.
– Я так и знала, что этим закончится. Опять у него приступ ярости. Теперь кричать до ночи будет, – устало заметила Берта.
– Скажите, что с левой рукой у нашего героя? – спросил он Берту.
– Так это на войне ему оторвало палец.
– А каким образом он не делился?
– Делился, – вздохнула она, – только каждый раз у него получался другой этот образ. Вася, мой муж, может, и знал правду, а теперь чего со старика взять, когда уже голова не в порядке, такое сочиняет.