Диверсия

      -   Елена Борисовна, Елена Борисовна!  -  оглушительные вопли и грохот в дверь подбросили меня на кровати. Какая зараза делает мне такое в шесть утра?!    
       -   Елена Борисовна, телята на первой ферме все подыхают! – тут уже у меня в сонной голове провернулись все нужные шестерёнки, я подпрыгнула и кинулась одеваться. Открыла дверь  – стоит наша лучшая телятница Лена, белая, как извёстка, губы прыгают:
      -  Мы со Стёпкой утром телятам в кормушки обрат наливали, полсарая накормили, глядим, а первые, кто попили, на пол валятся. А потом другие за ними. Мы подошли   - а уже не дышат. Это откуда такое?! Это что теперь будет?!       
      Я открыла рот… и  притормозила с  ответом. Могло быть всё, что угодно. Хватаю свою  ветеринарную сумку с лекарствами  – и, кажется, даже дверь не заперла. До фермы мы долетели сломя голову.
      В телятнике оказалось  зрелище не для всяких нервов: по одну сторону – восемьдесят лежащих в рядок трехмесячных черно-белых телят, по другую – такой же ряд телят некормленых и потому орущих изо всех сил.
       Черт побрал! Массовое отравление! Бегу в середину лежащего ряда, хватаю тушку, другую – всё, трупы, сердца нет. Запихиваю панику куда-то в дальний угол сознания, кидаюсь проверять тех, кто пил последними – ещё дышат. Инфузию Рингера внутривенно, адреналин, антидот внутримышечно! Рук у меня вдруг стало как будто четыре.
      -  Лена! Беги в контору, звони главврачу района, у нас ЧП и полный швах!  Степан, зови ко мне Петьку, фельдшера, быстро!
      Через час надо мной стоял главветврач  района Чудин, наш директор совхоза, зоотехник, фельдшера, санитар и куча постороннего народа.  Зарёванная Лена с мужем Стёпой объясняют директору, что всё делали, как всегда, пришли на работу вовремя, ёмкость с молочным обратом уже стояла полная, как положено, начали кормить – а тут такое…
      Откачать мне удалось только шестерых бедолаг – буквально за хвосты вытащила.
      -  Ну, что, Елена Борисовна, -  расстроено протянул главврач, -  что шестерых спасла – это хорошо, конечно, но сейчас срочно бери пробы обрата, воды, все органы и содержимое желудков – ну, скажем, у восьми телят, пару тушек прихвати, и давай в районную лабораторию, а потом в областную, и там, в Калининграде, пиши заявление в облотдел милиции и в КГБ.
      -  А в КГБ зачем?!
      -  Затем. У тебя отравление и массовый падёж племенного молодняка. Эпизоотии тут быть не может, сама понимаешь, даже молниеносная форма сибирки такой картины не даст. Сейчас к тебе наедет куча комиссий, проверяющих и следователей. Телятница такого устроить не могла – она премию от привеса получает. Значит, будут копать во все стороны, в твою тоже. У тебя как с учетом в аптеке?
      -  Как в аптеке, полный порядок, вы же видели.
      -  Видел. Это хорошо. Но с пробами и заявлениями ты поторопись.
      Та-а-ак! А ведь Чудин лучше меня обстановку понимает. Это что же, за меня теперь госбезопасность возьмется?  У меня саботаж на работе? Вредительство? Диверсия? И теперь врагов народа будут искать, как завещал товарищ Сталин? Это в 81-м году. Вот уж прилетело счастье, откуда не ждали…
      Спасибо моему шофёру Ванечке, что у него ветфургон всегда на ходу (кто в деревне жил, тот поймёт). Две тушки телят, полные наборы проб в две лаборатории -  мы полкузова завалили чёрными мешками. За всю дорогу Ваня сказал только две фразы:
      -  Это же офигеть, как вы попали, Елена Борисовна. Ну, сейчас начнётся!
      И началось. В Озёрской райлаборатории меня уже ждали у открытых дверей (в ноябре!) :
      -  Давайте, давайте скорей, нам уже звонили, первые результаты вечером сообщим, и поспешите, в Калининграде тоже ждут.
      Ваня поднял брови, и в Калининград мы долетели, как под сиреной. Там в лаборатории материал у нас просто выхватили и подробно и старательно рассказали, как проехать в облотдел милиции а как – в КГБ.
      КГБ я отложила на закуску. Нервов моих на них не хватает.      
      А в милиции молоденький дежурный сочувственным тоном объяснил мне, что именно писать в заявлении, как, куда, на чьё имя и прочие подробности. Я от такого его сочувствия успокоилась и собралась с мыслями. Какая у нас хорошая милиция бывает!
       И вот я наконец добралась до Того Самого Учреждения! Обо мне, как я поняла, всех уже предупредили: в наше время, наверное, настоящее вредительство – вещь редкая и необычная, сейчас всё больше диссиденты и шпионаж.
      Разговаривали со мной двое: старший лейтенант (я его про себя назвала Ленивым, по манере разговора), и капитан (иронично-скептический). Заявление моё, быстренько накатанное, прочитали и начали беседовать подробно.  А точно ли это отравление? А доверяю ли я телятнице? А кто это мог сделать? А откуда могли достать яд?
      Не знаю, как там яд, а меня они достали как следует.
      -  Елена Борисовна, а вы давно работаете после института?
      -  Три месяца.
      -  Так вы уверены, что это именно отравление, а не болезнь всё-таки?
      Мой язык от злости сработал раньше мозгов:
      -  Товарищ капитан, я же в вашей работе не сомневаюсь, почему вы сомневаетесь в моей? Если я говорю, что это отравление – значит, это отравление!
      Капитан поперхнулся и отпустил меня с обычным напутствием «разберёмся».
      Ага, разобрались они! Да если бы не наши бабы в посёлке…
      Назавтра утром выяснились два факта: телята были отравлены диким количеством формалина в молочном обрате, и проверяющие, расследующие и опрашивающие, в числе семи штук, уже вовсю шебуршат по всему совхозу и, как и предсказывал Чудин, копают. В смысле, землю роют, в поту и с азартом.
      Только я открыла свой ветпункт – возникает рядом со мной благожелательный видный мужчина в сером костюме, при галстуке и с портфелем, и желает он (для моего же блага, конечно) проверить мой расход медикаментов и материалов, формалина в том числе. Да ради бога! Вот вам акт приёма-передачи аптеки, список, печати, подписи; вот книга учёта, прошнурована, пронумерована, опечатана; вот приход-расход-остаток,  инструкция по применению, акты передачи формалина для консервации обрата (в смысле, чтобы не скисал) бригадирам, флакончики на 10  мл, под роспись, вот итог, вот бутыль с разметкой. Точка. Отвяжитесь.
      Мужчина вздыхает. Мужчина доверительно делится секретной информацией, что проверяют всех и везде, центральный склад и подсобки на фермах, бригадиров, зоотехника и всех подряд, и нет ли у меня, такой законопослушной, каких-то соображений, где бы мог быть неучтённый формалин, и вообще, кто бы это мог такое с телятами сделать. И я ему в ответ доверительно же сообщаю чистую правду, что не имею ни малейшего понятия. А иначе бы непременно сказала.
      Мужчина уходит копать дальше, а я сижу и тупо спрашиваю себя, откуда же всё-таки взялся формалин. Судя по концентрации, его там просто ведром плеснули. И тут тихонько просачиваются в ветпункт шофёр Ваня с Колей, санитаром. И вид у них… как бы многозначительный.
      -  Ну?!
      -  Елена Борисовна, а вот тут Николай вспомнил… Выгляньте в окно, видите склад?
      -  Ну?!
      -  А возле дальнего угла старую железную бочку видите? Мятую, что с отодранной крышкой?
      -  И? Она там сто лет стоит, со дня моего приезда любуюсь.
      -  Так Николай говорит, когда он там проходил в последний раз, давно, так вроде формалином пахнуло. Может, пойти проверить?
      -  Что?! – у меня в зобу дыханье спёрло. Посреди центральной усадьбы! У всех на виду!  -  Господи, посадят же! Или уволят!
      -  Вас?
      -  Да завскладом! Или директора! Их же ответственность! А может, и меня! А ну, быст…
      Я даже слово договорить не успела. Мужики мгновенно исчезли, и бочка – честное слово! – в полсекунды дематериализовалась на глазах, как в кино, а ямка от неё была засыпана хлоркой.
      Я вышла на улицу, немного потрясённая, перебирая в уме слова «преступная халатность, приведшая к тяжёлым последствиям». Рядом хлопнула дверь конторы, и вышел мрачный завскладом, Викентий Иванович (видимо, склад тоже трясли). Остановился, замер и повернулся ко мне.
      - Елена Борисовна, а вы не видали, куда старая бочка от склада подевалась? У вас же окна ветпункта в ту сторону. Утром ещё была…
      -  Видала! И Ваня с Колей видали! И даже унюхали! И слава богу, что раньше не увидали товарищи в штатском. Там же формалин!
      -  А, так это они её… -  реакция у мужика была, как у кота, он не стал ни ахать, ни переспрашивать, только глаза блеснули, он коротко бросил: «Спасибо, Борисовна, сочтёмся»  -  и кинулся на склад. Через десять минут на том самом месте стояла ржавая, но вполне приличная бочка с песком и надписью на боку «Пожарный инвентарь». Вот жук!
      Тут вернулись мои ветеринарные орлы. А мою работу, между прочим, КГБ за меня не сделает, так что мы быстренько погрузились в машину и поехали в коровник, на второе отделение.
      По дороге спрашиваю:
      -  Так куда вы бочку дели?
      -  За мехдвор потихоньку отволокли, там же позади гаражей овраг, и всякого железа навалом, если и найдут – так оно бесхозное, и когда выброшено – никто не знает. Да там и было всего литров двадцать, делов-то… Даже не наследили.
      Ну да. Совхоз переформировывался, укрупнялся, разукрупнялся, в таких случаях в бухгалтерии всегда лёгкий хаос, брошенного, сломанного, неучтённого инвентаря навалом, а насчёт заныкать куда-нибудь – это в Восточной Пруссии всегда пожалуйста: леса, овраги, рвы с колючей проволокой и заброшенные хутора в ассортименте.
      Но всё-таки кто же теляток-то траванул? Этот вопрос всё время крутился в голове, пока я лечила поносящих телят, пару маститов у коров, травму копыта и ещё воспаление лёгких у доярки (а что такого, обычное одолжение, не ездить же ей за уколом пенициллина каждый день в Озёрск!).
      А ведь если не найдут виновного, всё на Лену могут повесить. Им дело раскрыть надо и отчитаться. Просто так они не отвяжутся. Жалко Лену. Хорошая женщина.
      Закончила я работу, иду к машине – хмурое небо, сырой ветер, тёмно-красные немецкие постройки, картина «Ноябрь в деревне», а у машины курит Ваня, и на лице у него крупными буквами – «А я всё знаю!». Подходит Коля и без лишних церемоний спрашивает, что такого нового люди сказали.
      -  Ну как! Наши бабы да не разузнают! Наташка это, Листова! Да кто бы ещё?
      При всех дура-Наташка зацепила Лену словами: «Ну что, заработала премию?». А  учитывая факт, что два месяца назад именно Наташка работала на этой группе телят, довела её до ручки и была с треском и грохотом уволена за лень и пьянство… в общем, всем уже было всё понятно.
      -  И что, теперь, если все знают, доложат следователям?
      -  Не, мужики не скажут, за них работу делать -  себя не уважать. А вот бабы – запросто сболтнут. Ни одна баба язык за зубами просто не удержит, по своей натуре. Ну, может, кроме вас,  -  покосился и сделал поправку Ваня, поскольку у нас уже была пара случаев на этот счёт.
      Конечно, бабы проболтались. Сарафанное радио  - оно и в Африке с громкоговорителем. Конечно, Наташку взяли в оборот, и подробности оборота, разумеется, знали все усадьбы с хуторами.
      -  Не докажете!
      -  Докажем!
      -  Никто не видал!
      -  Выясним!
      -  Нету формалина!
      -  Найдём!
      Нашли. Привезли служебную овчарку и нашли. В овраге. И не только формалин. Нашли подростков, которые поздно вечером выпивали под навесом мехдвора  и видели, как эта самая гражданка Листьева накануне происшествия пробиралась по тропке через овраг. И уже не важно было, что все кошки в посёлке знали, что Наташка гуляет от мужа и бегает на соседний хутор к холостому сварщику Сёмке, и что Наташка не знала про бочку в овраге, главное, что совпали место и время, Наташка и бочка, мотив и возможность…  Лена под раздачу не попала чудом.
      -  Так это мы, выходит, вас и Викентия отмазали, а Наташку подставили? – задумчиво вопросил Ваня, катая в пальцах папиросу.
      -  Ну, во-первых, отмазали вы ещё и Лену, эти звери без задержанного не уехали бы. А во-вторых, это же действительно она формалин телятам подлила.
       -  А в третьих, не шлялась бы  налево – не попалась бы, - припечатал Коля,  - Бог – он всё видит.