Глава 3. Февраль 1607 г. , Кашин
Зима выдалась морозной и вьюжной. Увлечённый своими опытами, Густав редко покидал монастырь. Одна мысль владела им: скоро он обретёт желанную свободу! Золото, залог осуществления его чаяний, ожидало своего часа в ларце, задвинутом глубоко в подпечье.
Наступил новый 1607 год, 7116 по здешнему летоисчислению, а для него — тридцать девятый. Почти восемь лет прожил он в этой стране, восемь долгих лет! Только бы удалось вырваться, он ещё наверстает своё упущенное время! Нужно дождаться тепла, осталась уже сущая ерунда. Вот закончится эта ужасная зима с её морозами и метелями, минует весна с распутицей и бездорожьем, придёт лето — и тогда…
Густав встал и заходил из угла в угол. Мысль о близком освобождении жгла и лишала покоя. Посмотрел в оконце — опять завьюжило! Голова раскалывается, должно быть от угара, печь закрыли слишком рано. Так жарко, нечем дышать! Надо бы выйти на свежий воздух, но непогода разыгралась не на шутку. Февраль! Лютень зовут его славяне. Зима напоследок показывает свой характер, злится, лютует, не желает отступать. Как же душно в его горнице! На крыльцо разве пойти подышать? Накинул шубу, вышел в сени, приоткрыл дверь, выглянул. Ну и крутит! Да всё равно, хоть немного воздуха! Шагнул за порог…
…Третий день он не встаёт. Мечется в жару, скидывает шубу, которой укрыл его поверх одеял служка-монах, приставленный к нему настоятелем. Прохватило его злым февральским ветром, когда, не в силах справиться с овладевшим им нетерпением, вышел на крыльцо глотнуть свежего воздуха, или раньше дотянулась до него стужа? Проклятая зима! Опять озноб, аж зубы стучат…
…Сегодня в окно заглянуло солнце. Наверно впервые в этом году. Солнце! Скоро зиме конец, уже совсем недолго! Весна, а за ней лето! Вот только сил всё меньше…
Зашёлся кашлем. Служка подал кружку с водой. Протянул руку — и понял: кружку не удержать, слишком тяжела она для его ослабевших пальцев. Жар не спадает, голова гудит, сознание временами мутится. Кажется, не видать ему весны…
…Кто это? Знахарь? Зачем ему этот шарлатан?! Он сам врач и прекрасно понимает, что с ним творится! Видно, не суждено ему вырваться из клетки… Господи, как же обидно, как горько умирать именно сейчас, когда у него наконец-то появилась надежда! Он никогда не боялся смерти. В конце-то концов, это тоже избавление! Но так хотелось встретить её не здесь, где он почти пленник. Почему — почти? Он и есть пленник, узник, как его отец. И так же, как отец, обречён угаснуть в одиночестве среди врагов.
Исповедаться… Не может же он уйти как язычник! Кто отпустит ему грехи? Пусть служка найдёт ему пастора… священника… любого… православного… Господь один!
…Мысли мешаются. Что это блестит так ярко? Солнечный луч? Золото? Золото… Его несостоявшийся побег, несбывшаяся мечта, цена его свободы! Кто-то найдёт — и растратит на грешные прихоти то, что должно было распахнуть для него дверь темницы! Дверь… Кто там у двери? Смерть? Глаза уже не видят… Грешен, Господи! Прости мне грехи мои многие!
Золото… Поманило несбыточной мечтой — и обмануло! И вот он уходит, а оно остаётся — бесполезный металл, созданный из свинца его талантом, его знаниями, его трудом! Так будь оно проклято! И будь проклят навеки каждый, кто коснётся этого золота, которое бессильно вернуть ему свободу, бессильно продлить его дни!
Ныне отпущаеши… Как это… Нынe отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром: яко видеста очи мои спасение Твое…
Монах-служка прислушался. Тихо… Отмаялся немец! Сейчас, скорее, пока никто не пришёл! Опустился на колени возле печи, пошарил в подпечье за дровами… Вот он, ларчик-то! Заперт. Ключик небось у немца… Найти бы! Оглянулся на умершего. Нет, страшно! Не до ключа, не ровён час, придёт кто, увидит, отнимет! Оглянулся ещё раз: ему показалось, что покойник следит за ним. Перекрестился. Чур, чур меня! Накинул на плечи тулуп, и, прикрывая ларец полой, выскользнул из горницы…
Продолжение http://proza.ru/2024/12/20/295
Свидетельство о публикации №224122000290