Страхолюдь

   
         (из волшебного сказа "Сын Ра")


    Вечер. Сумерки ночные уж сгустилися везде.
    Всё зловеще. Воет ветер. Где ты, солнце? Нет нигде.
    Только мрачно плещут волны чёрно-масляной воды.
    Блиснул месяц. Чу, подкралось ощущение беды...
    Вновь из тучи беглой рваной месяц выглянул на миг,
    и в лучах его неявных... труп Явана вдруг возник.
    Он лежал, раскинув руки, без движенья на земле;
    вкруг него неясны тени быстро мчалися одне;
    никого в проклятом месте – нет прохожих в западне.
    Где вы, люди? Гей, славяне!.. Нет ответа, ни души...
    Некому в постель могилы прах героя положить.
    Только страшно сыч заухал, стали волки где-то выть;
    видно, тело молодое будет падалью служить...
    Так и есть! Иначе как же! Вот же гады! Эка прыть!
    Волки вышли из засады, стали тихо подходить.
    Тянут воздух чутким носом, глаз мерцает, шерсть дрожит –
    там для них, на землю брошен, мёртвый человек лежит.
    Вот подходят, смотрят жадно, падает с клыков слюна...
    Плоть убитого Явана им, как жертва, отдана.
    И когда они хотели уж отведать сей пирог,
    вдруг откуда-то ворона прилетела на пирок.
    Повела стеклянным глазом, беспросветным точно ночь,
    и волков голодных сразу будто ветром сдуло прочь.
    Громко каркнула злодейка, прыгнула на белу грудь.
    Это ж ведьма, чародейка, навья нежить, страхолюдь!..
    «Наконец мы поквитались! – хрипло крикнула она. –
    Тута падаль завалялась – бывший мой «дружок» Яван.
    Вот и свиделись, милочек! Где же силища твоя?!
    Я отведаю кусочек от мощей богатыря…
    О, мне многого не надо, я хочу лишь показать,
    что тебя, Яван Говяда, я сумела наказать.
    Выклюю сейчас я очи, кои боле не глядят,
    требуху же с телом прочим позже волки доедят.
    О, великий миг отмщенья, как ты сладок, как ты мил!
    Сколько ж этот отщепенец моей крови перепил!»