Изначальное имя

1

Раздался стук в дверь; робкий, осторожный, очень тихий — так обычно стучится в мою жизнь счастье, которое я постоянно держу в страхе быть оговоренным.

Стук повторился; также тихо и аккуратно — а я всё думала о том, как замечательно я оправдываю свои поступки тем, что была счастлива. И за что я так со своим счастьем? С тем, чего мне постоянно очень хочется, а когда я его получаю — то хочется ещё пуще прежнего.

И ради чего? Или ради кого? Ради кого я оправдываюсь, оговаривая, возможно, самое лучшее, что может у меня быть; самый лучший подарок для тех, кто меня любит.

Моё счастье.

Стук раздался снова; я открыла.

На пороге стояло счастье.

Как всегда, просто одетое, с букетом ромашек в руках.

Но это было моё счастье.

Такое, каким создала его я.

Создала в моменты большой грусти, когда дождь за окном казался мне самым ужасным делом природы; создала, чтобы не быть одинокой; не быть одинокой тогда, когда все мои друзья играли на улице — там, где свободно гуляет ветер.

Поначалу счастье заменило мне всё; я делилась с ним всеми своими переживаниями, мы вместе строили замки из воздуха и удивлялись, что никто кроме нас их не видит.

Но потом я выросла — как я тогда считала — и рассорилась с ним; со своим счастьем.

Долгие шесть лет мы не разговаривали; но каждую минуту делили на двоих. Счастье по-прежнему знало все мои секреты, и, как и раньше, было мне самым лучшим другом. Просто мы не разговаривали.

Потому что я, «повзрослев», разучилась с ним говорить.

Но однажды случилось то, что должно было случиться. Я встретила человека, который вновь научил меня этому языку — самому первому языку на земле.

И тогда, обнявшись со своим счастьем, я стала подговаривать его разделить все наши сокровища с тем, кто позволил нам вновь обрести друг друга.

Счастье было не против.

Но против был тот человек.

Тогда я во второй раз потеряла способность говорить со своим самым лучшим другом. Я обрела новых друзей — тоску, ностальгию и неуверенность в себе.

Но счастье всегда было рядом. Всегда; каждый миг, когда мои новые друзья оставляли меня, ко мне робко присаживались счастье — и мы разделяли тишину.

Что было после? После прошло содержательных два года; содержательных на открытия.

И теперь мы вновь вдвоём — я и моё счастье. Мы снова делим тишину, но сегодня мой лучший друг наконец может обрести покой рядом со мной.

Потому что сегодня ноябрь, а в букете из голых веток я вновь вижу ромашки; прямо как в детстве, только теперь наши воздушные замки наконец обросли садами.

Садами из вечно белых ромашек.

2

А в небо улетали воздушные шары; они стремились пробить брешь в воздушной глади, но бессменно застревали в ветвях высоких берёз.

Я смотрела на человека, который вернул мне счастье; в глазах его играли свою музыку воспоминания, нахлынувшие при виде школьного вальса.

Я смотрела на этого человека и сердце моё сжималось от того, какими тёмными стали его глаза.

Моё счастье стояло по правую руку от меня; оно озабоченно смотрело на меня, понимая, что мне сейчас нелегко. Школьный вальс, возможно, был красивым представлением, но меня он никак не мог воодушевить или порадовать; для меня он означал одно: первый шаг к расставанию с тем, кто вернул возможность дышать полной грудью, не боясь вдохнуть слишком крепкий воздух.

Только моё счастье знало, сколько мне пришлось пережить, прежде чем я поняла, как дорожу этим человеком. Счастье всегда было рядом.

Несправедливо будет сказать, что оно потерялось; нет, оно всегда стояло по правую руку от меня. Но я разучилась разговаривать с ним; это случилось не внезапно, это было ожидаемо и закономерно — но оттого не менее горько было мне молчать; молчать, потому что я забыла все слова, которые понимало моё счастье.

С тех пор мы общались ощущениями.

Счастье всегда понимало малейшие изменения в моём настроении, и всегда видело корень зла; но глядя на школьный вальс язык не поворачивался назвать это злом; нет, это было добро.

Это — причина моих слёз.

Добро никогда не остаётся безнаказанным, узнала я после, когда прошло чуть больше двух лет. Тогда же я могла лишь лицезреть, как эта истина исполняет свой вальс прямо на моих глазах.

За добро ответом было мне молчание; потому что я посмела заговорить о нём тогда, когда человек желал лишь тишины и покоя. Но разве могла я молчать? Это добро разрывало меня изнутри, оно рвалось наружу, исполнить свою роль; свою роль в истории, которая стала фундаментом моего одиночества.

Но это не плохо; за свои крики о добре я получила хороший урок: о добре нельзя говорить на повышенных тонах. Урок — и тишину в подарок; ту тишину, о которой мечтают люди в моменты, когда за плечами множество таких историй.

Мне же хватило одной.

И это тоже не хорошо и не плохо.

3

Я любила так, как любят дети; оглядываясь назад я поражаюсь тому, что могла так любить.

Сейчас мне девятнадцать, но два года назад я была совсем ещё ребёнком; правда, тогда я так не считала.

Мне казалось, что только решительность на поступки делает человека взрослым. Лишь пройдя через собственные ошибки я поняла, как далека была от истины.

Я любила так, как любят дети; искренно, честно, абсолютно. Но мне было семнадцать, и меня, наверное, трудно было понять.

Тогда я столкнулась со стереотипом, что в этом возрасте и старше наставничества уже не ищут.

Да, я хотела иметь наставника; человека, который указал бы мне, что такое хорошо, а что такое плохо. Человека, который разделял бы при этом моё мироощущение. Даже сейчас, спустя два года и взглянув на всё совсем другим взглядом я не знаю, ошиблась я в человеке или нет.

Я любила так, как любят дети; но меня не торопились брать под своё крыло.

Возможно, это было правильно с какой-то точки зрения. Но ведь небо бы не свалилось на человека если бы он мне попытался мне помочь.

Так я рассуждала тогда, так продолжаю думать и теперь.

Осознавая, сколько горя можно было бы предотвратить, если бы я услышала два заветных слова — «всё хорошо» — я теряю все слова, которыми могла бы описать свои чувства.

Когда я спросила человека, почему он этого не сделал, он сказал, что не мог.

Не мог.

Я не думаю, что он сказал это безосновательно. Но для меня остаётся загадкой, почему.

Наверное, я всё-таки ошиблась.

Но не в человеке, а в методах, которыми пыталась достучаться до него. Не нужно было стучать в столь плотно закрытую дверь.

Поскольку всё получает тот, кто умеет ждать.

4

Спустя два года я стала задумываться о том, что прошлое нужно бы оставить в прошлом. И прежде всего, нужно было оставить в прошлом все свои обиды.

А они были, ведь без них не может обойтись ни одна история межличностных отношений.

Сейчас мне, кажется, это удалось.

Потому я и пишу эту крохотную книгу — чтобы за потоком новых событий не стёрлись столь полезные воспоминания.

Чтобы поделиться опытом, приобретённым на собственных ошибках.

5

Сейчас я задумалась над тем, за счёт чего я держалась тогда; что не давало мне, падая, разбиться.

Ответ очевиден.

Вера в то, что всё будет хорошо.

И это тоже идёт из детства.

Ребёнок всегда верит, что всё будет хорошо; когда он понимает, что для этого нужно приложить усилия, он начинает взрослеть. А когда его усилия дают свои плоды, он становится взрослым. Так я повзрослела незадолго до своего совершеннолетия.

Очевидно, что поздно. Но бывает и позднее.
Тем не менее, я повзрослела.

И тотчас же обрела как аксиому, не осознаваемую прежде в полной мере, ответственность. Прежде всего — социальную. Что включает в себе ответственность человека перед обществом, ответственность не только за себя, но и за других.

Я была рада обрести её; я всегда любила ответственность, пусть не всегда мне удавалось достойно пронести её на своих плечах. Меня сбивали с верных решений страхи, чей взгляд всегда нехороший, а глаза черны.

Смотрела ли я в глаза своим страхам? Не могу сказать. Я даже не знаю, как человек понимает, что сделал это, и может ли он это помнить.

Сколько себя помню, меня всегда учили со страхами бороться. «Боюсь, но делаю» — говорили мне. Но всегда ли это правильно и приводит к позитивным последствиям?

Думаю, что нет. Но как тогда понять, когда стоит переступать через свой страх, а когда стоит прислушаться к нему и остановиться?

Может, навострив все свои органы чувств?

Слышать, видеть, ощущать — так можно избежать неосознанного шага в пропасть. Увы, два года назад я избежать его не смогла.

6

Ум не страхует от совершения глупостей; ведь глупостью может стать ошибка, совершённая по незнанию. Но, тем не менее, даже эта ошибка будет глупостью, если человек шёл на неё осознано.

Так и человек, обладающий умом достаточным для того, чтобы позволить своим чувствам жить по всем законам этого мира, идёт на совершенную ошибку, подарив любовь и сострадание тому, кому такое отношение с его стороны кажется чем-то неоправданным и неуместным.

Делая подарки тем, кому мы не нужны, мы задеваем собственные чувства; но как разобраться, как понять, кому можно дарить подарки, я тогда, два года назад, не понимала.

А сейчас, два года спустя, знаю только один способ: получить подарок первой. Так я буду знать почти наверняка, что мой ответный жест не будет лишним. И чувства свои я сохраню, не задев их самолично.

Но подарком со стороны окружающих может являться почти всё, чем руководствуется добродетель. Кто-то подсказал вам в автобусе, на какой остановке выходить, кто-то подарил вам яблоко, потому что Спас, кто-то уступил вам дорогу в метро.

И тогда, благодарностью руководствуясь, мы можем сделать те подарки, которые точно оправдаются; которые не будут пылиться на самых дальних полках.

Мы можем сказать «спасибо» и «спасибо большое».

7

На часах 9:43, а я думаю о том, какая я счастливая, что могу спать по 6—7 часов.

Какая я счастливая, что в моей жизни наступила пауза — и что она заканчивается, потому что всему свой срок. Всему свой срок — только память вечна. Она сохраняет отражения наших переживаний в живых картинках, которые, как случайные фотографии, не заменишь постановкой, складывая историю такой, какой её хотелось бы нам видеть.

На часах 9:46, а я думаю о том, какая я счастливая, что могу написать историю такой, какой она является, излив омут своей памяти в самом чистом виде.

Моё счастье в том, что я имею; я знала об этом и два года назад, но, не имея возможности поговорить со своим счастьем, чувствовала себя намного более потерянной, нежели счастливой.

Но даже в моменты самого большого горя радость оттого, что я жива, и что окружает меня именно тот мир, который я знаю, держала меня в некотором равновесии с реальностью, не позволяя мне искажать её ни словом, ни поступками.

И в этом тоже было моё счастье; его рука мягко касалась моих волос, когда хотелось мне забиться под одеяло и ничего не знать; его голос согревал и успокаивал меня в минуты гнева — гнева, прежде всего, на себя. Его имя было первым что я узнала; изначальное имя, которое сопровождает меня во всём, всегда.

Счастье.

8

В глазах моего счастья всегда отражались мои мечты; самой заветной из них было стать волшебницей; с возрастом я стала трактовать это слово иначе, но желание оставалось неизменным.

Что же значит быть волшебницей? Два года назад я считала, что волшебники — это те, кто дарит добро окружающим. Те, кто делиться всем лучшим, что имеет, не теряя его; те, кто, ошибаясь, не перестаёт идти; идти к свету.

Со временем я поняла, что свет — это очень конкретное понятие, которое имеет множество названий.

Свет — это мы, люди. Это трава под ногами, это опавшие листья и собака, лающая на рассвете.

Идти к свету — значит, идти к себе. К своему лучшему проявлению, к изначальному имени своему, которое даруют нам родители.

К счастью.

И сейчас, смотря прямо в глаза своему счастью, я понимаю, что оно принадлежит не только мне. Оно соткано из поступков множества людей; из их участия и сочувствия.

Таков характер моего счастья.

Я больше не вспоминаю прошлое, но по-прежнему дорожу тем человеком, который подарил мне возможность говорить с моим самым лучшим другом; но дорожу уже иначе, дорожу не так, как ребёнок дорожит теми, кто участвует в его судьбе и закрывает его от тяжёлых капель дождя, а дорожу так, как должно дорожить всеми окружающими.

Так, как завещала добродетель.
—

2019