Последняя страсть инквизитора. Часть 7

     - Здравствуйте, детишки - девчонки и мальчишки! - с фальшивой радостью в голосе воскликнул старичок с бородой-мочалкой и большими висячими усами. Он был одет в мешковатую куртку, очень напоминающую одеяние Николая Чудотворца.
     - Как вы себя вели в этом году? Как собираетесь слушать родителей в новом?
     Перед дедом стояли дети Габриэлы - два мальчика и девочка.
     Девочка была крошечная, совсем недавно вставшая на ножки. Она боязливо жалась к матери и исподлобья смотрела на мешок бородатого гостя. Наряжена она была ангелочком.
     Мальчики тоже были в маскарадных костюмах. Один в одежде принца, а второй в форме солдата охраны Папы из Рима. Они смело и с любопытством наблюдали за стариком.
     - Ну, кто мне расскажет стишок или споёт новогоднюю песенку? - спросил дед Николай.
     Мальчик, который был наряжен солдатом, решительно вышел вперёд.
     - Как тебя зовут, малыш? - спросил бородатый парня.
     Тот посмотрел на гостя и гордо произнёс, - Меня зовут Диего.
     Он ловко забрался на стул и начал читать с выражением довольно известное, в узких кругах, стихотворение,
     - Здравствуй, здравствуй Николай - борода из моха. Дай подарочек быстрей или будет плохо!
     Какой хороший и талантливый мальчик, подумал Николай, такого даже мучить будет жалко и сказал вслух,
     - Молодец, Диего. Вот тебе подарочек. Это игрушечный "Испанский сапожок" для игрушечных пыток. Теперь ты сможешь взять любимую куколку своей сестры и засунуть ножку куколки, - он хотел добавить "или ножку сестры", но вовремя опомнился - я же сегодня добрый Николай и продолжил вслух, - в сапог. Там, ножке куколки, будет тепло. Я тебе потом второй сапожок подарю, на вторую ножку. Вам всем будет тепло, скоро - не удержался от скрытой угрозы "чудотворец"...


     Неумолимо приближался 1498 год. Последний год жизни Первого Инквизитора Томаса Торквемады.
     Оставались считаные дни до встречи Нового года. Настроение в казематах инквизиции было приподнятое. Монахи запасались спиртным и расширяющим. Заказывали на кухне, для сервировки праздничного стола, деликатесы и вкусняшки.
     Чтобы лишний раз не пугать народ, от хлопушек решили отказаться. Гирлянды с открытым огнём, освещавшие в прежние годы, монастырские шабаши, по совету пожарных, развешивать не стали. Тяжёлые времена требовали от сообщества включить режим экономии.
     Решили просто и со вкусом развесить на верёвочках головы казнённых и ровно в полночь сжечь на новогодних кострах, несколько лиц без определённого места жительства, чисто для веселья и без злобы.
     Брат Мигуэль поддержал эту инициативу, идущую из горячих сердец простых и безхитросных монахов-инквизиторов и обязал завхоза выделить братьям, дополнительно, сверх лимита, несколько вязанок хвороста для растопки, немного дров для костров и мешок углей для мангалов.


     Торквемада совсем озверел. Он стал мнительным и крайне раздражённым. Окружил себя армией телохранителей, страшась покушения на свою жизнь.
     Только приходя в свою келью и запирая несгораемую дверь на крепкий замок, отгораживающую его от остального "злого мира", он мог позволить себе немного расслабиться и вздремнуть.
     Он медленно и неотвратимо  угасал, но продолжал делать "добро". Костры Святого трибунала продолжали освещать площади городов и деревень.
     В подвалах инквизиции, в очереди на кровавые перформансы, стояло много ведьм и колдунов, в основном ведьм. Старичок, несмотря на свою дряхлость и занятость, не потерял интерес к прекрасному и далёкому и упорно тянул свои старческие ручонки к нему. Хотя у самого в груди, в районе сердца, что-то постоянно тлело и горело. Он успокаивал себя тем, что это огонь любви Всевышнего, который согревает его душу для продолжения религиозных обрядов, тайных жертвоприношений и бесконечных чисток общества.
     К лекарям он не обращался, боясь, что слух о его хвори, будет неправильно воспринят в коллективе.
     Одного провизора, непродолжительное время ставившего ему импортных пиявок, он приказал утопить в яме с нечистотами, чтобы избежать огласки о лечении. С брадобреем, который промывал ему уши святой водой, поступили более гуманно - ему просто вырвали язык, а заодно отрезали любопытные уши. Куда-то пропал и монах-извращенец, ставивший начальнику, несколько раз, лечебную клизму.

     Последние дни у Томаса было совсем плохое настроение и запор. Хотелось кого-нибудь обрадовать большой гадостью или арестом. Он решил переодеться в Николая Чудотворца, взять мешок с подарками, навестить детей Габриэлы и отдохнуть там душой, для начала, а там как пойдёт. Послушать детские песенки и стишки. Порадоваться на детские улыбки и раздать подарочки.
     От одной лишь мысли о вечере, проведённом в беззаботном детсадовском коллективе, у него выступили слёзы. Он протёр старческие бесцветные глаза полой сутаны и опасливо посмотрел по сторонам, забыв, что сидит один с своём кабинете,
- Что-то с памятью моей стало, - тихо произнёс, успокаивая свой организм, изношенный в сырых и неотапливаемых подвалах узилища. Взял свой любимый иезуитский колокольчик и позвонил.  Скоро в келью прибежал помощник Мигуэль.
     - Я должен сделать сегодня важный визит. Там будет много детей. Следовательно нужны игрушки, но не слишком страшные. Подсуетись. Дети ждут праздник.





     Опять, что-ли, в винную лавку сходить, почесал затылок Матиас, добивая очередную бутылку. У него уже всё чесалось от желания навестить Габриэлу и развернуться по полной. Он напридумывал множество новых ролевых игр: "в мире птиц", "в мире парнокопытных" и даже "в мире членистоногих"... Но сдерживал свой половой порыв.
     Габриэла сказала ему, что хочет на праздники привезти детей домой, чтобы мать отдохнула от детских каприз и шалостей. Как-никак бабке пошёл пятьдесят первый год и её здоровье было основательно подорвано с последним - третьим по счёту, уже покойным подлецом-мужем, любителем пьяных дебошей и доступных женщин.
     В их крайнюю встречу Габриэла жаловалась на здоровье. Говорила, что её часто тошнит и тянет на солёненькое. Матиас не придал значение этим капризам. Подумал, этим бабам не угодить: до середины - мало, до конца - много. Вечно недовольны. Одно слово - ведьмы.
     Сексапильная служанка тоже была занята делами. Ухаживать за тремя детьми хозяйки - это вам не позы менять в розовых наручниках.
     Ничего не поделаешь, решил Матиас, придётся идти на работу.

     В монастыре жизнь кипела не только в пыточных котлах, но и кельях. Монахи и раньше аскетизмом не отличались, а теперь, перед праздниками, совсем распоясались. В мужском монастыре, из всех помещений, был слышен женский смех и вызывающий девичий визг.
     Матиас, не выдержав такого похотливого давления на свою неудовлетворённую психику, открыл дверь в ближайшую келью.
     Там, за большим столом с напитками и закуской, гуляла пьяная компания монахов и монашек. Прямо корпоратив, какой-то, с завистью подумал начальник.
     Во главе стола сидел тощий Мигуэль. Он, посмотрел на вошедшего и радостно заорал,
     - О, вот и ренегат явился. Первый уже несколько раз интересовался, где тебя нечистая носит? Почему ты на работу стал редко ходить? Прогульщик!
     - Не забывайся, ты с кем разговариваешь? Хоть ты мне в монастыре и брат, но ты - раб по жизни! - вспылил Матиас.
     - На Габриэлу в постели орать будешь. Начальник выискался. Если хочешь знать, Первый тебя уже вычеркнул из списков льготников на получение служебного жилья. Так что жить тебе до конца, который я уже отчётливо вижу, на съёмной жилплощади или в подвале с крысами и тараканами.

     Это был удар ниже пояса. Вот значит как. Пока я ходил ежедневно и с энтузиазмом на работу и отдавал всё свободное время борьбе с демонами и нечистой силой - был хороший, а стоило только немного расслабиться и пожить для себя, так сразу вычернули из списков остро нуждающихся. Он резко повернулся и пошёл в направление офиса начальника.

     Торквемада долго не открывал, а когда открыл, с кислой заспанной физиономией, молча уставился на помощника.
     - Ваше наиподлейшее святое величество, я прошу, нет я требую, меня категорически простить, - начал, вроде, каяться Матиас. - У меня свободный график посещения пыточного подвала. Я прихожу туда по велению сердца и Всевышнего. А сегодня, от Вашего секретаря, я узнаю, что за труды мои праведные и непомерные, меня вычеркнули из списков на получение служебного жилья. Это что - вызов?

     Первый инквизитор ничего не ответил на вопли временно недовольного подчинённого. Он присел на казённое кресло и отдышавшись сказал,
     - Молодой человек, если бы Вы только знали, какую чудесную семью я посетил недавно, то Вы бы так не орали на своего Патрона. Любовь к начальнику должна быть большой и бескорыстной. Это я Вам, как инквизитор инквизитору, говорю.
    И чуть погодя добавил, - Да, сын, пока ещё мой, Габриэла и её дети передавали Вам пламенный и негасимый привет.
     После этих слов у Матиаса потемнело в глазах. Он схватил бараньи ножницы, лежащие на комоде, и бросился на гнусного старикашку.




    (Продолжение следует)


        20.12.24