Ты ни в чём не виноват!

- Правда ведь, бабушки любят внуков  особенно нежно, нежнее, чем детей?! – спрашивает меня и одновременно утверждает Алёна, глядя, как бережно и заботливо обращается с двумя внуками красивая женщина, лет пятидесяти пяти.
… Августовский день в Крыму налит  теплом и солнцем, словно персик. Хочется наслаждаться им медленно, смакуя каждый кусочек, ощущая мягкую сладость.
Золотой пляж, что под Феодосией, живет своей наполненной жизнью, где отлично сочетаются  энергия и леность, непредсказуемость и размеренность. 
Пляж – своего рода театр, а действующие лица яркие, запоминающиеся! Особая каста – продавцы еды: вяленой рыбы, что пахнет так маняще; раков, горячих хачапури, сказочно-ярких малины и ежевики, пирожков.  Каждый второй продавец придумывает себе образ – так лучше привлечь покупателей. Вот стройный юноша в бандане, у него повадки молодого леопарда и та же грация!  Он пружинистой походкой независимо проходит по пляжу и, растягивая «а», произносит: «Самусы! Са-а-а-мусы!». И, хотя я не знаю, что это такое, уже хочется купить. Еще один молодой мужчина не поленился надеть белоснежный фартук и высокий поварской колпак  – каждый день они у него безупречно чистые. Он картинно рекламирует свой товар, и почти любая дама готова приобрести хачапури. Третий – в образе иерея. Нет, на нем нет костюма, подобающего священнику, зато он пропевает басом фразы, добавляя в завершение каждой «низы»: «Яблоко в ка-ра-ме-ли-и-и! Чипсы картофель-ны-е, упакован-ны-е, от песочка за-щи-щён-ны-е-е-е!». Если прикрыть глаза и не вникать в слова, то кажется, что ты в церкви…
Приз зрительских симпатий завоевывает симпатичный продавец вареной кукурузы, который вдруг на весь пляж звонко выкрикивает: «Кукурузу кто возьмет, тому ночью повезет!». И берут, особенно мужчины – так, на всякий случай!
Я полулежу на топчане под тентом, любуюсь морем – оно сегодня необыкновенное, сверкающее. Такое впечатление, что на рассвете кто-то щедрой рукой разбрасывал в волны горстями маленькие алмазы! Теперь они вспыхивают под лучами солнца, горят, переливаются, завораживают.
Рядом со мной загорает дружная семья москвичей:  веселая  подвижная болтушка Алёна с длинными темными кудрями, её немногословный муж Сергей, прекрасный сложенный, словно не до конца осознающий свою привлекательность. Он не обращает ровно никакого внимания на заинтересованные женские взгляды, всецело поглощенный семьей, особенно пятилетней дочкой Зоенькой, любопытной и непоседливой. Сразу видно: нежный папа!
Вдруг мое внимание привлекает странная картинка: почти по плечи в воде стоит пожилая женщина  и громко говорит мальчишке, что на берегу:
- Немедленно иди ко мне! Быстрее, слышишь?
Крепенький мальчик, лет шести-семи, со светлыми волосами, в плавках и бейсболке, плачет и, размазывая ладошкой слезы по щекам, заходит в воду. Медленно двигается к женщине, протягивает руку, дотрагивается до её плеча и идет обратно.
- Так, это четыре! – говорит женщина.
Мальчишка уже на берегу, но вот он снова, не переставая плакать, идет к своей, …не знаю, кто она ему. Неужели бабушка?
Доходит до неё, она кричит:
- Мне твои слезы не нужны! Это пять!
Срывает с него правой рукой бейсболку и… опускает руку в воду. Мальчик снова идет на берег.  Я уже не могу отвести от него глаз, Алёна замечает мой пристальный интерес и тоже смотрит на ребенка.
- Что там происходит? – тревожно спрашивает она.
- Похоже, бабушка внука «тренирует»…
В это время мальчик в очередной раз доходит до злющей женщины.
- Это шесть! – грозно говорит она.
На «семь» я вскакиваю с топчана, еще не зная точно, что делать, как поступить, стою в замешательстве. Пока раздумываю, звучит «это восемь!», и «бабушка» (или не бабушка?)  выходит из воды вместе с мальчиком. Теперь я могу  рассмотреть её получше.  Она в блекло-голубом купальнике, подтянутая, лет этак шестидесяти пяти. Лицо в мелких-мелких морщинах, остренький нос, острый подбородок, тонкие сжатые губы;  коротко стриженные светлые волосы торчат в разные стороны, словно колючки.
- Перестань реветь! – злобно говорит она мальчику и вдруг… бьет его мокрой бейсболкой  по одной щеке, по другой. Бьет быстро и словно  расчетливо.
Не в силах этого вынести я за несколько секунд оказываюсь прямо перед женщиной.
- Вы… Да как вы смеете? Это ребенок! – почти кричу я. – Что вы вытворяете?
Неожиданно рядом со мной, слева, «возникает» мужчина, я не заметила, как он подошел. Он в гневе и не скрывает этого:
- Я видел, вы били этого мальчика! -  набрасывается он на тетку. – А если вас  вот так ударить, по лицу?
Он склоняется к мальчишке и видит кровь на его правой скуле.
- Это от ваших воспитательных мер? – спрашивает мрачно и грозно.
Женщина смешивается, съеживается, словно становится меньше ростом. На её лице теперь читается испуг - она явно не ожидала, что двое взрослых, не сговариваясь, так яростно вступятся за мальчика.
- Нет! – с запинкой произносит она, это… он вчера ударился.
- Как же «вчера»? - говорит мужчина. - Рана-то свежая!
- А вы вообще кто этому ребенку? – наступаю я.
- Бабушка! – четко отвечает она.
- И как родители его с вами отпустили?! – негодует мужчина.
- Мы с ним и в прошлом году вместе отдыхали! Я его люблю! – запоздало «вспоминает» женщина, гладит мальчика по голове, наклоняется и целует его в макушку. – И он меня любит! Ты ведь меня любишь? – спрашивает с металлом в голосе у мальчонки.
- Да он вас боится! – чуть ли не хором выкрикиваем мы.
Вдруг я замечаю на шее женщины цепочку, на ней - золотой крестик с распятием, довольно крупный, обрамленный золотой же вязью.
- Крестик, - выдыхаю я. - Так вы еще и верующая!
Это трудно вынести, впрочем, все остальное тоже…
- Иди, собирайся, уходим! – говорит женщина ребенку и подталкивает его. Мальчик бредет к разложенным на песке полотенцам, складывает их в сумку.
- В полицию бы вас сдать! – произносит мужчина. Он оглядывается по сторонам, ищет глазами того парня, который выдает нам топчаны, хочет спросить, где тут, в поселке хоть какая-то власть, органы опеки. Замечает юношу, направляется к нему.   
Женщина поворачивается и быстро идет к мальчику. Я растерянно стою на песке, лихорадочно соображая: а что мы можем? Здесь нет никакого опорного пункта полиции. Проследить за женщиной, выяснить, где они живут?  А дальше?
…Чувствую, история не закончится так просто. Вижу, «бабушка» что-то нашептывает внуку, что-то требует от него. Да, мальчик приближается ко мне и говорит отстраненно, как маленький солдатик:
- Вы мою бабушку не ругайте, это я один во всем виноват!
Во мне закипают слезы, но я сдерживаюсь, опускаюсь перед ним на корточки, беру за руки, смотрю в глаза, стараясь поймать его взгляд, произношу:
- Дорогой мой, запомни, ты ни в чем не виноват! Пожалуйста, запомни это!
На  несколько секунд он словно оживает, внимательно глядит на меня,  осознает смысл сказанного мной. Но, услышав возглас «бабушки», вздрагивает и молча уходит. Женщина кладет руку ему на плечо, они почти бегут к автобусной остановке. Запрыгивают в подъехавший автобус.
…Потрясенная, я возвращаюсь к своим знакомым. Алёна, глядя на играющую в песке Зоеньку, тихо говорит:
- Вот и отправляй ребенка с бабушкой на море! Кто мог предположить, что она такая ведьма?
Бросаю взгляд на Сергея, чувствую его собранность и злость,  вдруг отчетливо понимаю, что он… разорвал бы любого, кто посмел обидеть его дочку.
Не могу успокоиться, во мне буря чувств. Пробираясь сквозь гнев и жалость, пытаюсь понять, как живет мальчик, имени которого я, похоже, не узнаю никогда. О чем он думает, что чувствует? Неужели ему и дальше придется тащить на себе несуществующую вину, бояться? Ему всего лет шесть, а где детская открытость, доверие к людям, непосредственность? Их нет! Поймет ли он однажды, что в мире есть  доброта, любовь? Да откуда бы им взяться в его жизни?
Словно подслушав мои мысли, Алёна спрашивает:
- Что будет с ним, с этим мальчишкой? Вырастет забитым или потом решит мстить тем, кто его обижал?
- Конечно, станет мстить! – твердо произносит Сергей. – И первой в этом списке будет бабка.