Глава 6. Май 1918 г. , Кашин
Всю ночь ему снилась какая-то чертовщина.
Крутит вьюга за тёмным оконцем. В изголовье смятой постели горит, чуть потрескивая, тусклая свеча. На постели мечется в бреду человек. Длинные волосы разметались по подушке. Щёки пылают лихорадочным румянцем. Глаза открыты, но пуст и бессмыслен их невидящий взгляд. Сухие губы шепчут: «Золото…», бормочут то проклятья, то молитвы. И всё стучит и стучит в окно какая-то ветка…
Проснулся в поту. Сердце сжималось от непонятной тревоги и тоски. Сел, схватился за голову. Как продолжение кошмара не смолкал за стеклом тихий настойчивый стук. Встал, распахнул окно:
— Кто там? Чего надо?
— Открой, Иван Лексаныч! Беда у нас!
— Махотин, ты, что ли? Сейчас! Обожди малость.
Зажёг керосиновую лампу, прикрутил фитиль, чтоб не коптила. Откинул с двери крючок, впустил нежданного гостя.
— Чего такого случилось, что барабанишь среди ночи? Опять бандюки чудят? Так вроде, как Потоцкого изловили, затишье наступило. Или ещё что?
— Беда, Иван Лексаныч! Кругом беда! Чека тобой интересуется. Пронюхали бестии, что ты самолично бандитов обыскивал-допрашивал, а золото после допроса не сдал и протокол обыска не представил. Мне тут шепнули по секрету, что собирается Назимов дело на тебя заводить.
— Может, брешут? И какое-такое дело? Не посмеют! Или это Лебедева штучки? Тоже вот, грамотей на мою голову! Секретарь партячейки… Обидно стало, что бандитов брали они, а наградили меня? Так я ж начальник, а он кто, Лебедев этот? Старший милиционер… Ладно, ты ступай пока. Бог не выдаст, свинья не съест. Небось не пропадём!
Запер дверь. Заходил по комнате. Это что ж такое получается? Дело, вишь, заводить собираются! Ну это ты, брат, шалишь, не на того напал! В случае чего Бобров, уездный военком, в обиду не даст, да и Томилин, предсовдепа, вступится. Даром, что ли, он их каждый раз старался не обидеть, не обойти. То портсигар серебряный, то золотишко какое…
Когда в прошлом декабре создали в Кашине отдел Народной милиции, а его поставили начальником, он почувствовал себя почти всемогущим. Шестьдесят человек в подчинении, шутка ли! Но и работы, конечно, много. Все ж, почитай, малограмотные, из самых низов. Кто при царе-батюшке портным был, кто водовозом, кто ямщиком. Бывших полицейских в новую милицию не брали, лучшей рекомендацией служило пролетарское происхождение.
Оружия тоже почти не было, только то, что у населения отобрали. Конфискация оружия поначалу и была одной из главных задач вверенного ему отдела. Граждане-то, которые сознательные, охотно сообщали о бывших царских офицериках, припрятавших стволы, и чаще всего доносы подтверждались. Так, с бору по сосенке, удалось вооружить народную милицию. Кому наган достался, кому кольт, а кому и вовсе неизвестный пистолет. Главное, чтоб исправно стреляло!
И ведь как хорошо поначалу у него дела шли! Удавалось часть конфискуемого имущества потихоньку экспроприировать в свою пользу. В погребе-то сундучок зарыт не один, да и на чердаке кое-что припрятано. Надо же о себе позаботиться, раз такая возможность выпала! Кто её знает, эту новую власть, надолго ли она. Может завтра всё вернётся к старому порядку, а у него — пожалуйста! — капиталец готов.
Нелегко ему этот капиталец достался! Чего уж там, принял грех на душу… Тогда в декабре, только-только их отдел организовался, а его поставили начальником, велено было людей набирать. А как их набирать? Ещё и не очень понятно было, кому можно доверять, а кто человек случайный и вообще, может быть, даже враждебный элемент. Взял он тогда на работу свояка, жениной сестры мужа, Фильку. Не то чтобы они были такими уж друзьями, даже наоборот, недолюбливали друг друга. Филька жадноват был и прижимист, уж если гривну в долг даст, всё норовит потом двугривенный с тебя стрясти. Но тут уж выбирать особо не приходилось: какой-никакой, а свой! В случае чего можно опереться.
И вот как-то вечером, под самую Пасху, поступил донос на купца одного, что золото у него припрятано. Собрались, поехали. Купчишку арестовали, стали обыск делать. Дом-то не очень велик, но для быстроты рассыпались ребята — кто в амбар, кто на чердак, кто в погреб. А сам он стал того купца допрашивать.
Тут Филька прибежал, он в подвале обыск делал. Глаза круглые, лицо побелело. Рукой машет, с собой зовёт. Ну, оставил бойца купца стеречь, чтоб не утёк, спустился за Филькой в подвал. А тот в углу кучу мусора разгрёб, да и подзывает его.
— Смотри, — говорит, — Вань, что тут обнаружилось!
Посмотрел — ящик небольшой, ларец. Филька крышку-то откинул, а внутри слитки золотые! Он так и обмер, не знает что сказать.
— Ну, что делать будем? — Филька спрашивает. — Окромя нас с тобой этого чуда ещё никто не видал. Я бы и тебе не сказал, да без тебя тут не обойтись, как ты есть начальник.
Ну, в общем, порешили они золото это в опись не вносить, а припрятать, да поделить. Филька по-тихому с ящиком вышел, а он вернулся купца допрашивать. Тот клялся-божился, что золото случайно к нему попало, что он и сам собирался в милицию его представить, потому как проклято оно. Ведь чего наплёл кровопивец! Королевич иноземный, дескать, золото из свинца получил, да воспользоваться богатством не смог, помер. А перед смертью, значит, проклял и золото, и любого, к кому оно в руки попадёт.
Секретарь всё как есть до последнего слова записал, сам-то он не шибко грамотен, иначе разве бы доверил! Но понимая, что протокол этот может им с Филькой всё дело испортить, отправил секретаря за конвойными, чтоб купца в отделение сопроводить, а сам протокол допроса аккуратненько из тетрадочки-то выдрал, в карман сунул. Незачем всем о золоте знать! Потом вывел купца на задний двор, велел спиной повернуться, да и пристрелил. Прибежавшим на выстрел товарищам объяснил, что тот, дескать, бежать вознамерился.
Не прошло и двух недель, Филька был убит при выполнении задания.
В глубине души порадовался, что свояк успел передать ему план и рассказать, где золото припрятал. Теперь, выходит, всё ему одному достанется! Но тут же подумал: не случайно свояк-то погиб — золото его погубило…
После гибели Фильки мысль о проклятии, тяготеющем над кладом, не оставляла его. По ночам снился убитый купец, который, конечно, классовый враг и эксплуататор, но ведь не за это он пристрелил его, а чтоб никто про золото не узнал!
А теперь Махотин с этими новостями! Получается, что вслед за Филькой приходит и его очередь? Что если и впрямь на него дело заводить собираются? Хорошо, что купеческий клад зарыт в надёжном месте. Пусть полежит, пока всё не утихнет. Только бумажку с планом, которую всё это время при себе таскал, надо бы получше припрятать! Пошарил по шкафам, нашёл завалявшуюся невесть с каких времён пустую бутылку из-под «Старой Баварии». Эх, хорошее пиво было, при новой-то власти такого уже не будет! Аккуратно засунул внутрь свёрнутый в трубочку план, заткнул покрепче пробкой, нашёл сургуч, бутылку запечатал. Куда её теперь, чтоб не нашли, ежели вдруг придут с обыском? На чердак? В подполье? В огороде закопать?
Решил, что закопать-то надёжнее всего. Вышел на двор, достал лопату. Выбрал место, зарыл бутылку, землю утоптал, присыпал каким-то мусором.
Вернулся в комнату. Завтра бы остальное спрятать получше! Вот прям с утречка этим и заняться…
Но утром начальник Кашинского отдела Народной милиции Петров был арестован по приказу председателя ЧК Назимова. Следствие установило, что он присваивал ценности, проходившие по уголовным делам. Многостраничная опись золота, оружия, одежды и даже нижнего белья, изъятых в его доме при обыске, была передана в Тверской революционный трибунал, куда направили и самого бывшего милицейского начальника для доследования и вынесения приговора. Больше о нём никто никогда не слышал.
Не миновали неприятности и друзей, на помощь которых так рассчитывал Петров: председателя совдепа Томилина, уездного военного комиссара Боброва и ответственного секретаря милиции Махотина. В результате расследования все они лишились своих должностей.
Продолжение http://proza.ru/2024/12/21/1097
Свидетельство о публикации №224122101086