Миссия Мессии

 


Этот текст есть продолжение старых работок о христианстве, из которых я, порой, заимствую куски – своя рука владыка. Я не хочу никого ни в чем убедить или тем более поколебать чью-то веру. «Просветить»? Ну, на это есть специалисты с дипломами, знающие тему лучше меня (чьими работами я, разумеется, пользуюсь – в размере времени и лени). Я просто хочу выяснить и допонять некоторые темные для меня места христианского учения, не прибегая к догматическим «толкователям».

Пришло время поговорить о загадочной для меня сути явления Иисуса Христа с точки зрения христианства.
В чем заключается миссия Иисуса? Я здесь не рассматриваю все «доказательства», что он именно тот, о ком много раз упоминается в Ветхом Завете и чьего пришествия давно ждал Израиль... (Все это есть в другой работке.)
Догматический смысл истории состоит примерно в следующем: до прихода Иисуса Христа (Мессии) люди, несмотря на все старания и страдания, были обречены автоматически попасть в ад (по закону Первородного греха, не ими совершенного), а после – имеют шанс «спастись», ибо грех смыт водой крещения и кровью распятия…
Согласимся, что часть еврейского народа на момент пришествия Иисуса действительно ждала Мессию. Но что значит «мессия»? Это просто царский титул, и означает «помазанник» (Божий). Всякий еврейский (да и не только еврейский) царь правил не сам по себе, а потому что имел благословение свыше, что и есть «помазание» (в материальной форме – помазание миром и вином/елеем). Так же еврейский царь носил титул «Сын Божий».
То есть еврейский народ (расширительно) ждал появления царя, который освободит их от поработителей и язычников, и вернет все рассеянные колена в Землю Обетованную (как постоянно обещает сам Бог через пророков). И в этом качестве он будет еще и «спасителем». Только в этом и больше ни в каком. Ничего больше от Мессии еврейский народ ждать не мог, никакого Царствия Небесного или воскресения, потому что в еврейской религиозной традиции ничего этого нет. Хотя «Царствия Божиего», понимаемого как «райская» жизнь и Золотой век избранного народа, ждать мог – и ждал, согласно обетованиям. С другой стороны, он все время «грешил», поэтому получал не райскую жизнь, а прямо противоположное.
Так как «исторический» Иисус для подавляющей части евреев этих ожиданий не оправдал, то для них он и не стал «Мессией». И они его, разумеется, не приняли, что так удивляет и возмущает христиан... (Не исключено, что евреи просто его не заметили на фоне обостренной религиозной жизни того времени. Но если не заметили, то, опять же – не Мессия.)
С другой стороны, это было время известного обновления иудаизма, и идея вечной жизни или жизни после смерти все сильнее проникала в него. Тенденция усилилась после гибели иерусалимского Храма в 70-ом году, ибо с этим кончилась власть саддукеев, еврейских традиционалистов, отрицавших воскресение. Стала преобладать другая религиозно-политическая партия – фарисеев, которые верили в бессмертие души, посмертное воздаяние и даже воскресение из мертвых – перед наступлением царства Божия.
Пророк Даниил (II век до н.э.) пишет о Христе Владыке (то есть царе, помазаннике) (9, 24-26), Сыне человеческом, который дошел до Ветхого днями и которому (в видении пророка) была дана власть и вечное владычество над всеми народами и царствами (7, 13-14). У него же первый раз в Ветхом Завете появляется идея воскрешения умерших: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие для вечного поругания и посрамления» (12, 2). Примечательно, что пробудятся не все, а «многие». Видно, есть и такие, которые спят слишком крепко.
Это был человек, который отлично знал историю войн диадохов между собой, их сыновей и наследников, который уже созерцал появление в Средиземном море кораблей римского флота. Специалисты считают, что книга состоит из разных кусков, написанных разными людьми в разное время. И кроме гл. 12 «пробуждение умерших» нигде больше не обещано.
В книге Еноха, апокрифе III-I вв. до н.э., откуда знаменитый апокалипсис Иоанна черпает свои самые людоедские мотивы, идея, что ушедшие в «царство мертвых» оживут, одни для суда, другие для блаженства – необходима для опровержения «речей» грешников, что, мол, «Праведники умирают, как и мы, и какая для них польза от их дел? Вот они, как и мы, умерли в печали и мраке, и какое преимущество они имеют пред нами? Отныне мы одинаковы. И чего они достигнут этим, и что они увидят в вечности? Ибо вот они также умерли и отныне не увидят света до века» (гл. 19, 118-122). «И они погибли, как бы и не существовали, и их души в печали сошли в царство мертвых» (там же, 124). И Енох клянется страшной клятвой, что он видел книгу святых, где для праведников «уготовано всякое благо»...
В апокрифе нет никакого грехопадения Адама и Евы, а «преступление» людей заключалось в том, что у них родились красивые дочери, которые соблазнили ангелов небесных. И те сошли к земным женам и родили исполинов. А заодно выдали много страшных небесных тайн и научили многим вредным вещам, вроде астрономии и письма... Но это к слову.
Для раскрытия темы интересен и так называемый «Апокалипсис Варуха» (или Вторая книга Варуха»). В ней обещан Золотой век с невероятными урожаями винограда, а «змеи и драконы вылезут из своих нор и будут послушны младенцу. Женщины не будут больше страдать вынашивая и не будут мучиться, давая жизнь плоду чрева своего». (6, 167-168). Обещано и воскресение мертвых: «...В это время будут распечатаны хранилища, содержащие души праведников; они выйдут, и множество душ явится в единомысленном собрании. Первые возрадуются, последние не познают тревоги. Они истинно узнают, что пришёл день, о котором было предсказано, как о скончании времен. Но души злых, увидев всё это, истлеют полностью, ибо они знают, что их ожидают мучения, и что настала их погибель» (3, 78-80). Но сначала произойдет апокалипсис – и тогда начнет «открываться Мессия» (3, 71). Впрочем, откроется не только Мессия, но и Бегемот с Левиафаном, которые станут пищей оставшихся в живых... Здесь «мой Мессия», как пророчит Варуху Яхве, явится, чтобы разрушить Рим (не названный, но очевидный), судить и казнить на горе Сион последнего его «вождя». И власть его будет вовек, пока сохраняется тленный мир... (4, 26-30). Про грехи тут тоже (как обычно у евреев) в полный рост, главный из которых – смешаться с семенем других народов: «На всё время и во всяком деле на нас благословение, доколе мы не смешиваемся с народами. Ибо мы – единственный прославленный народ, получивший Закон от Единого...» (5, 24-25). Напророчено, что последние времена приблизились, что живущие ныне не умрут до скончания времен, и что вообще осталось сорок дней... (6, 184-185).
Памятник относится к концу первого века н.э. – началу второго, написан после Иудейского восстания (отсюда пророчества о разрушении Храма, «здания Сиона»), является чисто еврейским и восходит к так называемой агадической литературе...
Аналогичен по идеям и известный «Апокалипсис Ездры» («Третья книга Ездры»), имеющийся в православной Библии, сочиненный немного раньше... Автор стопроцентный иудей, поэтому в тексте имеются подобные пассажи: «Все это я сказал перед Тобою, Господи, потому что для нас Ты создал век сей. О прочих же народах, происшедших от Адама, Ты сказал, что они ничто, но подобны слюне...» (6, 55-56).
Помимо иудейской фанаберии – в памятнике есть потрясающие речения: «В том-то и возвестится правда Твоя и благость Твоя, Господи, когда помилуешь тех, которые не имеют существа добрых дел» – учит Ездра Бога (8, 36). Впрочем, это не имеет отношения к нашей теме. (И в любом случае, это имеет отношение к грешным евреям, а не к «слюне». Так же как и знаменитое речение «возлюби ближнего своего».)
«Прошли болезни, и в конце показалось сокровище бессмертия» (8, 54). Приближается суд. Те, кто погнушался законом Бога – познают Бога по смерти в мучении (9, 10-12). В пророческом сне Ездры появился Лев-Помазанник, который освободит еврейский народ от чужеземного (очевидно, римского) ига. «Откроется сын Мой Иисус с теми, которые с ним, и оставшиеся будут наслаждаться четыреста лет. А после этих лет умрет и Сын Мой Христос и все люди, имеющие дыхание» (7, 28-29).
Во Второй книге Маккавейской имеется легенда о семи братьях-мучениках при царе Антиохе Епифане, которые надеялись, что Царь мира воскресит их, «умерших за Его законы, для жизни вечной» (7, 9)... Или в другом месте: Иуда (вождь восстания) «поступил весьма хорошо и благочестиво, помышляя о воскресении; ибо, если бы не надеялся, что павшие в сражении воскреснут, то излишне и напрасно было бы молиться о мертвых. Но он помышлял, что скончавшимся в благочестии уготована превосходная награда...» (12, 43-45).
Заметна полемика с теми, кто не помышлял о воскресении. И никакого мессии никто не ожидает, разве только не признать за него самого Иуду. Памятник этот поздний и неканонический.
У Филона Александрийского, иудея-платоника I века, душа, «оставив небесное место, пришла в тела, как на чужбину». Из этого тезиса позднее вырастит гностическое христианство, абсолютно порвавшее с иудейской традицией.
Впрочем, имелись и альтернативные версии того, зачем приходил Иисус. Эбиониты («нищие»), иудействующие палестинские христиане первых веков (они же назаряне, они же родные Иисуса, они же «Иерусалимская церковь»), верили, что Иисус – новый Моисей, который пришел очистить Закон от фальши (например, от жертвоприношений (эбиониты вообще не ели мяса – апропо)), а жизнь – от лжи, а в противовес предлагал добровольную нищету («блаженны нищие духом» – то есть по собственному выбору) и аскезу. При этом, с их точки зрения, Иисус все-таки пришел исполнить Закон и Пророков (как и сам говорил).
Согласно Евсевию Кесарийскому (между 260 и 270 – 339/340 гг.) эбиониты считали Иисуса «бедным и обыкновенным человеком, который только за совершенство нрава признан праведным, и который родился от соединения мужа с Марией». Заодно они отрицали догмат о Троице и предвечное существование Христа (и в этом Евсевий, «отец церковной истории», был с ними согласен).
Само искушение Иисуса Сатаной свидетельствует, что он был человеком и признавался человеком теми, кто придумал эту сцену: искушать бога как-то бесперспективно. 
В утерянном евангелии эбионитов Иисус стал Сыном Бога, то есть «царем», после крещения и нисхождения на него Святого Духа. Аналогично трактует крещение Иисуса «Евангелие евреев» (так же утерянное, известное лишь в отрывках)... В канонических евангелиях сохранено сошествие Святого Духа на Иисуса во время крещения у Иоанна, но так как согласно Матфею и Луке Иисус уже с рождения обладал божественной сущностью, то сошествие Духа-голубя было лишь знамением для народа. Впрочем, малоубедительным, как оказалось, ибо не стал бы тогда Иоанн из темницы посылать к Иисусу учеников с проверкой: «тот ли он, который должен прийти»?..
Отказ от Моисеева закона был для эбионитов и иудео-христиан равносилен вероотступничеству. Поэтому они ненавидели Павла. «Они хотели положить начало полному торжеству иудейства, а не новой религии, отменяющей провозглашенную на Синае» (Ренан, «Евангелия»). Как семья Иисуса – они, вероятно, знали лучше других, что реально проповедовал их родственник.

Что говорят о миссии Иисуса четыре канонические евангелия? Сперва возьмем евангелие от Матфея, которое есть на первый взгляд просто расширенное евангелие от Марка, с добавлением разных чудес и, типа, «живых» деталей. Некритически сделанные добавления привели к многочисленным повторам и удвоениям. Так в евангелии появилось два исцеления двух слепых, два исцеления немого бесноватого, два умножения хлебов, две просьбы о чудесном знамении, два назидания против соблазнов (лучше отсечь себе руки-ноги и вырвать глаз), два изречения против развода, два утверждения, что Иисус послан погибшим овцам дома Израилева, две проповеди про веру и гору (которая сдвинется), два или даже три отречения от матери и родственников, два появления детей...
Что говорил Иисус: покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное (4, 17), то есть то же самое, что и Иоанн Креститель до него. Он проповедовал моральные нормы, более строгие, порой более альтруистические, чем в Моисеевом законе. И обещал, что Господь это оценит («Нагорная проповедь»). По сути, он проповедовал нищету и аскетизм (например, не жениться (19, 10) или про скопцов (19, 12)) – и обещал за это Царствие Небесное (7, 21). Он произносит Золотое правило: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (7, 12), заимствованное, видимо, у Товита (4, 15) и известное Аристотелю (правда в «негативной» версии, как назвал ее Владимир Соловьев: не делай другом того, что не хотел бы себе). (Любопытно, что знаменитый фарисейский учитель Гиллель, который старше Иисуса на 75 лет, ответил язычнику, который добивался от него всей сути еврейского учения – «пока он стоит на одной ноге»: «Что тебе неприятно, того не делай твоему ближнему – в этом вся Тора; все остальное же – комментарии к ней».)
Иисус постоянно изгоняет бесов. Никогда их не было – и вдруг вся Палестина оказалась переполнена некими бесами! Кроме борьбы с бесами его роль пока – исцелять, воскрешать (делов то!) – по образцу Илии (с которым его сравнивали) и проповедовать о приближении Царствия Небесного. Причем не всем, а лишь «погибшим овцам дома Израилева»...
Он очень долго ничего не говорит о посмертном воскресении. Обещание Царствия Небесного может служить неким его эквивалентом, но в любом случае – после Страшного Суда (с точки зрения иисусовой эсхатологии). Для неверующих в Иисуса предусмотрена «тьма внешняя» и гиена огненная, где плач и скрежет зубов (много раз, например: 8, 12). (Геенна вообще место отнюдь не потустороннее, а вполне земное и находилось оно недалеко от Иерусалима – такая специальная долина, куда свозили мусор и неопознанные трупы. Там же это все и сжигалось, отсюда эпитет «огненная».)
Он присвоил себе право самовольно прощать грехи, что есть прерогатива Бога (9, 2) – и нарушать субботу, ибо «здесь Тот, Кто больше храма» (12, 5-8).
Он отменяет норму «око за око» и проповедует «прощайте врагам вашим» – и одновременно предупреждает, что «если кто отречется от меня, то и я отрекусь от него» и «не мир Я принес, но меч» – и т.д. (10, 33-35). Не прощает бесплодную смоковницу (21, 18). Она понадобилась евангелисту как демонстрация чудесной силы протагониста, а заодно как повод к очередной проповеди про веру, неловко сюда вставленную. (Логичнее была бы проповедь, которая есть у Луки (3, 9), что всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь... По Ренану, данное речение стало оправданием костров инквизиции.).
Он укоряет города за то, что они не покаялись (11, 20), несмотря на все чудеса, которые он там творил. Постоянно говорит про суд Божий, на котором он же будет и судья, и судья отнюдь не милостивый. И рассказывает, что будет с праведными и неправедными при «кончине века сего».
Появился дьявол или Сатана. Первый раз – как искуситель в пустыне, где Иисус постился. Как мы знаем, в огромном корпусе Ветхого Завета Сатана появляется всего три раза – и ни разу как реальный противник Яхве (у еврейского Бога нет противников). В Новом Завете Сатана заблистал! Весь земной мир оказался царством Сатаны (согласно Мф,. 4, 8).
Петр первый признал в Иисусе Христа, то есть Мессию – но признал отнюдь не сразу, хоть ходил с ним давно, а во второй половине евангелия (16, 16). Герою рассказа это так понравилось, что он тут же вручил Петру власть над будущей церковью и ключи Царства Небесного... (правда в той же главе, буквально через три стиха, – Иисус назвал его сатаною!).
Пообещал воскреснуть в третий день (16, 21) – и заодно скорое Второе Пришествие – еще при жизни «стоящих здесь» (16, 28).
Первый раз перспектива вечной жизни появляется аж в главе 19-й (всего в евангелии 28 глав) – в сцене с богатым юношей, которому было предложено отказаться от своего имения. После чего последовало знаменитое речение о том, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Божие». Царство Божие, как мы знаем, начнется после Второго Пришествия и Страшного Суда, и тогда же, надо думать, откроется перспектива вечной жизни (или вечных мучений). Вообще, все это в евангелиях абсолютно не конкретизировано и рассказано очень туманно.
В главе 20 видим еще один мотив миссии: «Сын человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (20, 28). Но каким образом происходит это искупление – непонятно. Больше это напоминает паулианскую вставку.
В Иерусалиме, где его называли пророком из Галилеи, он обещает «первосвященникам и старейшинам народа», что отнимется у них Царство Божие и дано будет другому народу (приносящему правильные плоды). То есть отнимется у евреев и будет передано грекам, надо думать, что, разумеется, является анахронизмом (их в тексте имеется достаточно). И в данном случае Царство Божие выглядит как просто благодать. Но тогда все обещания Иисуса о Царствие Божием или Царствие Небесном – это всего лишь обещание благодати, то есть благорасположения Бога к конкретным людям за их праведность. Но это же обещали и все еврейские пророки до него. И ни о какой индивидуальной «вечной жизни» хоть на земле, хоть на Небе речи не идет... Впрочем, как я уже писал, эта фарисейская идея была в Израиле уже известна и, возможно, популярна – благодаря проповедям тех же фарисеев. Вообще нападки в евангелиях на фарисеев больше напоминают нападки на идеологических конкурентов. 
То, что идея воскресения после смерти уже занимала жителей Палестины того времени, следует из сцены в главе 22 с саддукеями, «которые говорят, что нет воскресения». Здесь Иисус для доказательства его ссылается не на личный опыт многочисленных воскрешений умерших, совершенных им самим, что было бы проще всего, но – на «реченное Богом»: «Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова». «А Бог не есть Бог мертвых, но живых». Народ дивился учению, а саддукеи замолчали. Очень невежественные были саддукеи, ибо, естественно, они могли бы возразить, что живых в племени и семени Иисус перетолковывает, как живых лично – притом что весь Ветхий Завет пестрит утверждениями, что личного воскресения нет. И саддукеи легко могли бы привести цитаты... (Например: «Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей, ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить Тебя?» (Пс. 6, 5-6); «что пользы в крови моей, когда сойду я в могилу? будет ли прах славить Тебя, будет ли возвещать истину Твою?» (там же, 29, 10); «Мы умрем и будем как вода, пролитая на землю, которую нельзя собрать…» (2 Цар. 14, 14). «Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом» (Еккл. 3, 19).)
Иисус проклинает книжников и фарисеев, что они «затворяют Царствие Небесное человекам» (23, 13). Как это понимать? Как они могут затворить Царствие Небесное, откуда у них такие силы? Разве только это снова доказывает, что под Царствием Небесным «реальный» Иисус понимал благодать. То есть книжники и фарисеи не дают народу приобщиться благодати Божьей.
У Матфея наличествует целый Апокалипсис – глава 24, после которого Сын Человеческий будет судить народы. По сути это повтор трафаретных обещаний из Ветхого Завета о конечной победе Израиля над всеми народами. Вот тогда-то и наступит Царство Божие – и горы будут капать вином, а холмы потекут молоком (Иоиль 3, 18), и волк будет жить вместе с ягненком (а могущественные к тому времени евреи «ограбят всех детей Востока») (Исайя 10, 1-14)...
В конце евангелия Матфей обелил римские власти (которые в лице Пилата «неповинны в крови Праведника сего») и очернил евреев, «весь народ», который (добровольно и нерасчетливо) закричал, что «кровь Его на нас и детях наших». А в последнем стихе евангелия воскресший Иисус призвал учеников крестить народы во имя Отца, Сына и Святаго Духа... То есть утверждает ничем не обоснованный евангелием новый догмат о Троице.
И то и другое есть, несомненно, очередные анахронизмы и тенденциозные вставки (интерполяции).
Вообще, очевидно, что значительную часть евангелия, где дважды говорится, что Иисус пришел исключительно к иудеям, где утверждается стремление исполнить закон, – написана одним человеком, а другая его часть, с отрицанием субботы (и утверждением, что новый пророк – «больше храма»), со сценами казни, воскресением, наездом на евреев, утверждением Троицы – другим и в другое время. Ну, или этот текст был позднее сильно отредактирован.
Кстати, про казнь. Или Иисуса могли так же легко убить, как Иоанна Крестителя до него, или убийство Иоанна – легенда (но этому противоречит свидетельство Иосифа Флавия в «Иудейских древностях», кн. 18, признанное достоверным практически всеми исследователями). Его могли бы легко побить камням до смерти, как изменника еврейскому закону, без всякого обращения к римской власти, – как казнили брата Иисуса Иакова, например.
И если Иисуса распяли так, как написано в евангелиях (а так же у Тацита и того же Иосифа Флавия), то у римлян для этого были, вероятно, какие-то основания. И уж наверное они сделали это не ради угождения иерусалимскому синедриону или толпе, которой новый пророк мог не понравиться. Это даже унизило бы римскую казнь, заменившую местную казнь за нарушение местной же веры.
Но что так не понравилось в нем римлянам? А что было в обвинении Иисуса Пилатом: ты называл себя Царь Иудейский? Это обвинение повторено во всех евангелиях. И на него Иисус ничего не ответил (только у Иоанна Иисус снизошел до объяснений, доказывая, что он, конечно, царь, но царство его не от мира сего (18, 36)). Вот за это и распяли. Иисус для римлян был опасный самозванец, будоражащий и так неспокойный еврейский народ. 
Евангелисты, полагаю, специально сместили акценты, сделав ответственными за смерть Иисуса самих евреев, их религиозные власти и их Закон, а не римлян, – что маркирует разрыв христианства с синагогой.

Евангелие от Марка считается самым ранним из всех, написанным, возможно, действительно учеником (и секретарем) апостола Петра, типа, со слов последнего. И написано сие было в Риме, где Петр и Марк тогда пребывали.
До евангелия Марка существовало некое «Евангелие евреев», написанное родственниками или семьей Иисуса (то бишь «эбионитами», которых я упоминал выше) на «халдейском» или «сирийском» (арамейском) языке, языке Галилеи (на котором говорил и Иисус). От него сохранились лишь отрывки у разных отцов церкви. Возможно, это евангелие послужило основой евангелия Матфея (например, притча о плевелах, притча о талантах, молитва «Отче наш»). В нем, кстати, Иисус называет Духа Святого своей матерью, в полном согласии с женским родом слова «дух» (rouah) у евреев. Тогда имеющаяся у Матфея фантастическая родословная, долженствующая убедить евреев, что Иисус потомок Давида (то есть имеет право на царские регалии) имела бы смысл. Тогда по отцу он «сын Давида» (царский титул), а по матери – сын Бога. Все логично. Но за дело взялись греки, плохо или вообще не знавшие еврейский (у греков Дух – среднего рода), а «бог по матери» – это вообще не в греческой традиции (в мифологии греков было множество детей бога, то есть богов, эта тема была хорошо разработана, не хуже, чем у индусов).
Тем не менее, и это раннее евангелие написано уже после смерти Петра и после разрушения Иерусалима и Храма в 70-ом году (что следует из самого текста в виде пророчеств).
Везде, где у Матфея упоминается «Царство Небесное» у Марка это «Царство Божие». На самом деле, тут есть разница. «Царствие Божие» в иудейской и раннехристианской мысли понималось как царство на земле, после прихода Мессии и победы «сынов света над сынами тьмы», как у кумранитов.
В евангелие Марка нет никакой выдуманной и абсурдной родословной (вставленной суда по образцу родословных ветхозаветных пророков). Нет рождения Иисуса от девы (что является неправильно толкованными словами Исайи (7, 14), которые надо понимать, вероятно, что на момент брачной ночи «дева» ни с кем не спала, это была ее первая «связь» (хотя «непорочное зачатие» непонятно от кого – это известный мифологический мотив)).
Равным образом нет никакого детства Иисуса, ибо сам Петр, очевидно, не знал его детства и не очень им интересовался. У Марка нет «Нагорной проповеди», но нет и «геенны огненной». Зато, как и у Матфея, есть отмена субботы (2, 27-28) и сообщается, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи (2, 10). Нет молитвы «Отче наш». Зато есть повтор с хлебами и с рыбками. И ученики опять удивились, словно забыли предыдущий раз. Как удивились в шторм на лодке чудесной способности Учителя усмирять стихии, словно не было только что чуда с хлебами. А потому что сердце у них было «окаменено», как сказано в источнике (6, 52). Это у апостолов! (Вообще, в жизнеописании Иисуса есть прямые заимствования из легенды о пророке Илии: чудо с неиссякающей едой (3 Цар., 17, 16), чудо с воскресением сына сарептской вдовы, хождение посуху через Иордан, а призвание Елисея напоминает призвание Иисусом Петра и Андрея.)
Нет никаких обещаний Петру насчет церкви и ключей. Что странно, если писал ученик Петра. Видно, в то время «должность» Петра в качестве главного первосвященника (еще не оформившейся) церкви была очень условная или ее не было совсем. Эбиониты, например, считали, что первосвященник и наследник «церкви» Иисуса – его брат Иаков. 
Иисус не мог творить чудеса ни перед своими родными, ни перед фарисеями, просившими о знамениях. А чего, кажется, было бы проще! (То же и у Матфея.) Более того, в некоторых случаях, творил их тайно и келейно (например, со слепым: 8, 22-26), поэтому просит осчастливленных никому не говорить о произошедшем. Если бы эти чудеса были публичны – эта просьба была бы странна. А она сохраняется и у Матфея, причем несколько раз (например, 8, 2-4).
У Марка тоже имеется обещание Царствия Божия – еще при жизни стоящих здесь (9, 1). Ученики в главе 9 после обещания Иисуса воскреснуть из мертвых – не понимают, что это значит? И не получают ответа (9, 10). В той же главе они после подобного повторного пророчества побоялись его спросить (9, 32). Так же, как и у Матфея, очень долго у Марка нет никакого обещания будущей жизни. «Наследование жизни вечной» упоминается первый раз в вопросе богатого юноши (10, 17) – точно так же, как и у Матфея.
Есть тут совершенно тождественный Матфею спор с саддукеями о возможности жизни после смерти. Но больше о вечной жизни ничего.
Тут нет утверждения, что Иисус явился погибшим овцам дома Израилева, зато он назвал «первой из всех заповедей» – «слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый», (Шма Исраэль, Адонай Элохэйну Адонай эхад), то есть еврейский «символ веры». (12, 29) У него почти нет ссылок на Писание – ради подтверждения роли Иисуса. В своем Апокалипсисе, почти идентичном Матфеевскому, он так же предупреждает учеников, что лучше бы Пришествие Сына Человеческого пришлось не на зиму, но не упоминает субботу, как у Матфея (13, 18), что намекает на то, что Марк писал евангелие в окружении, мало знакомом с еврейскими обычаями (наблюдение того же Ренана) и на них (евреев) не рассчитанного.
С главы 10-й, то есть с прихода Иисуса в Иудею, текст евангелия от Марка почти идентичен евангелию от Матфея, словно о последних восьми днях жизни Иисуса у составителей имелся точный «документ». Впрочем, есть у Марка любопытные детали, которых нет у Матфея. Например, про нагого юношу, который следовал за арестованным Иисусом, когда все апостолы разбежались. Кто такой? Неужели сам Марк?
В сцене выбора народом Вараввы – нет криков народа «кровь Его на нас и детях наших». Нет и никакой Троицы.

Исследователи считают, что Лука не знал евангелие Матфея, но хорошо знал евангелие Марка, поэтому, как и Матфей, включил его в свой текст практически целиком. И Матфей и Лука добавили в свои евангелия так называемые «логии», якобы изречения Иисуса, непонятно где, кем и когда составленные. (Ученые-библеисты подсчитали, что 45% материала Матфей заимствовал у Марка, а Лука – 41. И лишь 20 и 31% соответственно можно признать самостоятельными. 25 и 23 соответственно – заимствованы из еще какого-то общего источника, названного «Q».)
Но не хватало красивой сказки. И особое свое внимание Лука сосредоточил на чудесном рождении Иисуса. Но этого показалось ему мало – и к одному чудесному рождению он добавил второе, Иоанна. Поэтому и явление ангелов удвоилось, и пророчеств, и чудес. И при этом каждый раз мать Иисуса дивилась новым пророчествам и восхвалениям своего сына, словно слышит их в первый раз.
Как известно из Марка и даже Матфея (да и Луки, в общем) – родные Иисуса и его назаретские соседи не верили в него, почему он и не мог творить среди них чудеса. Откуда и возникло знаменитое «Нет пророка в отечестве своем». Как примирить это неверие со святочной картинкой у Луки?
Помимо путаницы с генеалогией (продленной аж до Адама!), у Луки путаница даже с именами апостолов. У него вдруг оказалось два Иуды, но исчез Фаддей. У Матфея и Марка список идентичен. (У Иоанна, кстати, тоже два Иуды, но нет списка.) Последующие «толкователи» растолковали, что Фаддей – и есть Иуда (не Искариот).
У него есть «Нагорная проповедь», правда – на «ровном месте» (6, 17). Она похожа на Матфееву, но короче. Много притч и речений, никак не связанных с моментом, просто взятых из общего источника, «логий», совсем, кстати, не обязательно, христианского круга, то есть имеющих отношение к Иисусу.
Разумеется, есть и другие «разночтения». У Луки сотник, у которого заболел любимый слуга, послал к Иисусу аж «Иудейских старейшин», чтобы они просили исцелить его – ибо сотник построил им синагогу: какие детали! (7, 2-5). У Матфея сотник скромно пришел сам. Никакой синагоги, зато эта сцена была использована для возвеличивания веры, которой нет и в Израиле – и следом пророчество о том, что многие придут с Востока и Запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном. То есть не евреи. Впрочем, Лука кончил той же ожидаемой оценкой: «И в Израиле не нашел Я такой веры». (Утверждение странное, ибо ходил Иисус в то время исключительно по Галилее, и у него было не много шансов встретить «истинных» израильтян.)
Про Царствие Небесное, вечную жизнь – очень долго ни одного слова. Первый раз Царство Божие упоминается в главе 8, мимоходом, без всякой конкретизации, что это такое? То есть треть евангелия уже позади – и ничего. И все еще непонятно: а зачем, собственно, Иисус явился? В главе 9 (ст. 11) Иисус начинает беседовать с народом о Царствии Божием – но опять без всякой конкретизации. Чуть дальше он пророчествовал о скором Втором Пришествии Сына Человеческого и суде, тогда же наступит и Царствие Божие. И все это увидят еще некоторые здесь стоящие. То есть Царствие Божие – это мир или жизнь после апокалипсиса, суда и конца мира, а не нечто потустороннее.
Заодно Царство Божие – «внутри вас». Это, конечно, великолепный ход! (Ср.: «Сын человека внутри вас. Следуйте за ним! Те, кто ищет его, найдут его» – из апокрифического «Евангелия Марии». Кстати – интересный текст.)
О жизни после смерти «ясно» говорится лишь в притче про богача и нищего Лазаря (16, 19-23), когда, умерев, Лазарь получил награду и оказался на «лоне Авраамовом», а богатый очутился в аду.
Ни к селу, ни к городу помянул Сатану, спадшего с неба, как молния (10, 18).
Как и у других синоптиков – отрекся от матери и братьев своих (8, 19-21). Говорил многословными многочисленными притчами, часто очень туманными или просто морально сомнительными: про пашущего раба (17, 7) или что надо приобретать себе друзей богатством неправедным – потому что «сыны века сего догадливее сынов света в своем роде»! (выделено мной, – Песс.) «чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (?!) (16, 8-9). Набивая свое благовествованные речениями и притчами, порой неизвестного происхождения, Лука то и дело теряет всякую логику, просто чтобы было побольше (например, про «строителя башни», 14, 28).
В другой раз Иисус обещает жизнь вечную в «торге» с апостолами, которые жаловались, что «все оставили» ради него: мол, они получат гораздо больше и «в сие время, и в век будущий жизни вечной» (18, 28-30). Аналогичные обещания есть у Марка (10, 29-30) и у Матфея (19, 29).
Веры у апостолов вообще никакой – у тех, кто, якобы, видел все чудеса! Уже по пути в Иерусалим апостолы просили Иисуса: «умножь в нас веру»! (18, 5). Или когда во время Пасхи Иисус вдруг заявляет Петру: «Симон, Симон... Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя...» (22, 31-32).
То, что в истории с Иисусом понадобился предатель – это отсылка к классическим мифологемам: эпический, фольклорный герой не может погибнуть, если его не предадут или не используют хитрость (смерть Кухулина, смерть Геракла). Тот же Леонид под Фермопилами погиб от предательства презренного Эфиальта. Тут удивительно другое: нужда в поцелуе для указание на Иисуса, чтобы «народ», пришедший его брать, узнал виновного. Виновный же, согласно всем евангелиям, каждый день проповедовал в иерусалимском храме... И все-таки – какая красота: предать с помощью поцелуя! «Judas, must you betray me with a kiss?» – как это показано в гениальном «Иисусе Христе Суперстаре»! 
Снова, как и у Матфея, оправдание римской власти и обвинение израильского народа, хотя не так топорно.
Почему-то ни в одном из евангелий Иисус не несет свой крест (о чем в каждом из них же, евангелий, он заранее проповедует), а несет некий Симон. Не барское дело?

У евангелиста Иоанна Иисус – агнец Божий, который берет на себя все грехи мира (1, 29). Он уже «Единородный Сын Бога», которого «отдал» Бог, чтобы «всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (3, 14-15).
Если «рождение» от воды и Духа можно считать символом, то и вхождение в Царство Божие – такой же символ (3, 5-6).
«Верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти к жизни...» (5, 24). Прекрасные обещания, за верность которых никто не спросит. Дальше больше: «наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Бога и, услышав, оживут» (5, 25). А потом полная невнятица: «Ибо как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий...» (5, 26-27). Может, это надо понимать так, что раз Отец бессмертен, то и Сын тоже, а так как он «Сын Человеческий», то и судить людей будет именно он?
Вдруг вспомнил об Иоанне, который «свидетельствовал о Нем». Но тут же оговорился, что это все пустяки, потому что «сами дела сии... свидетельствуют обо Мне, что Отец послал меня». Через все евангелие – навязчивая попытка доказать, что он и правда по меньшей мере бог (такого второго сорта, но все же). И дальше полное хвастовство, в том числе с использованием Писания, которое якобы свидетельствует о нем (5, 37-39; 12, 41). И не только Исайя, но даже Моисей писал о нем! Где?!
И снова про неверие народа: Иисус накормил их пятью хлебами (пять тысяч человек), перешел посуху Тивериадское море – а они требуют от него: «какое же ты дашь нам знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе?» (6, 30). И даже апостолам понадобилось баснословное воскресение Лазаря, неупомянутое ни у одного евангелиста (а уж чудо так чудо!) – «дабы вы уверовали», как говорит сам Иисус (11, 15). То есть у него не было иллюзий насчет веры даже ближайших учеников.
То и дело проповедуется «разрыв семейных уз», как и у всех прочих евангелистов. Интересно, что та же самая «норма» попадания в Царствие Божие прописана несколько раз в апокрифическом «евангелие Фомы». Почему-то это было крайне важно. С одной стороны, это, видимо, символизировало отказ от иудаизма и наследия предков, с другой – отказ подчиняться иерусалимской (эбионитской) церкви, возглавляемой родственниками Иисуса. С третьей – родные символизировали мир здешний, а надо искать мир нездешний – и т.д.
То сообщается, что «Я и Отец – одно» (10, 30), то «Я не один, но Я и Отец, пославший Меня. А и в вашем законе (выделено мной – Песс.) написано, что двух человек свидетельство истинно» (8, 16-17)... Последнее вообще чистая софистика, потому что Бог – не человек, это раз. А, во-вторых, что за Иисуса свидетельствует Бог – это мы знаем от Иисуса же, поэтому довод очень слабый.
Через все евангелие: я говорю не от себя, говорю лишь то, что послал сказать мне Отец... А что, собственно, велел сказать ему Отец? Ну, максимум, про скорый Суд (которого не произошло, поэтому в евангелие об этом практически ничего, хотя сам суд обещан). Что Бог гневается на людей. Но за этим же посылалась и все ветхозаветные пророки. С одним отличием: никто из них не говорил, что он и Бог – одно. Еще – про «вечную жизнь». Да, это была привлекательная новость, беспроигрышный PR-ход, ибо никто не проверит: были ли у Иисуса полномочия обещать такое, будет ли «вечная жизнь», ибо ОТТУДА никто не приходит... Пророчества о нем в Писании – фальшивые, знамений – никаких, чудеса... ну, если в него никто по большому счету не уверовал, так что при голосовании на площади перед Пилатом народ выбрал Варавву, то, значит, и чудес никаких не было. (Про неверие в него даже апостолов я уже писал выше.)
Евангелие написано точно после Павла, поэтому в нем имеются подобные речения: «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (10, 16).
Это единственное евангелие, где не обещается скорый Конец Света, который увидят еще некоторые «стоящие здесь». Ибо все стоящие – уже умерли, и евангелист это хорошо знал. Вообще забыта близкая кончина мира. Даже «Мессия» (Христос) в этом евангелие, скорее, технический термин в устах иудеев, добивающихся от Иисуса определенности полномочий (10, 24). Для протагониста и автора евангелия важнее было объявленное единство с Богом, роль Слова Бога, которое Иисус доносит через свое воплощение и явление.
Тут нет закона Моисеева (хотя он несколько раз упоминается для обличения фарисеев), о Писании вспоминается лишь все для тех же липовых доказательств, что Иисус именно тот, о ком было напророчено в том же Писании. Тут нет Нагорной проповеди. Главный закон: надо поклоняться Богу в духе и истине. «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (14, 6). Ну, и, разумеется, главное положение христианства, как я это вижу: «Я передал им слово Твое; и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира» (17, 14). Это утверждение корреспондируется с более ранним утверждением, что «если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия» (3, 3). Впрочем «рождение свыше» как-то темным образом связано с «рождением от Духа», а «Дух дышит, где хочет» (там же). Понимай, как угодно. Ну, или: свои своего узнают...
С Иоанна началось «философское», спиритуалистическое христианство, как назвал это Ренан. Правда он еще не знал «евангелия Фомы» и «евангелия Филиппа» (я уж не говорю про «апокриф Иоанна»), где «философии» и спиритуализма много больше. Но именно это платоническое офилософствование обеспечило христианству победу и сделало его тем, что мы имеем теперь.

В основе христианского учения, как можно понять, лежал рассказ об искупительной смерти Христа и его воскресении. Кого могла искупить его смерть? И как? Да, он благородно погиб за свои идеи, нехорошие люди погубили его, не поняв его учения или боясь его. И все же смерть Сына Бога – как-то нелепо. «Попробуйте распять солнце, и вы увидите, который Бог!», – как писал Розанов. Надо было объяснить, почему Сын Бога и Мессия умер, а не сошел с креста, как ему советовали, не вызвал двенадцать легионов ангелов (что, как сам говорил, мог сделать влегкую) – и не устроил все обещанное прямо тогда...
Пришлось придумать дикую метафорику и метафизику, что Иисус умер за грехи, что он смертию смерть попрал – и т.д., в чем так преуспел Павел. И, естественно, Иисус, коли уж не сошел с креста, должен был воскреснуть, тем самым все же подтвердив свою божественную природу. И, естественно, это баснословное «воскрешение», зафиксированное лишь заинтересованными лицами, добавляло аргументации, что, значит, Иисус – хозяин смерти, и все им обещанное – правда.
Иисус призывает покаяться в грехах – в преддверии скорого Суда. Но покаяться можно лишь в том, что считается грехом. Грехом же оно считается с точки зрения неких норм закона. В Израиле в то время это был иудейский закон, закон Моисея. И если в отдельных речениях Иисус говорит, что пришел исполнить Закон, то в других утверждает, что он выше Закона. Павел вообще отрицает Закон. Старые нормы греха отвергнуты, а новые, «христианские», в лучшем случае только-только проповеданы и ничем еще не подтверждены и не канонизированы... Так в чем же было каяться человеку?
Моральный кодекс христианина, исходя из посланий апостолов, то есть еще доевангельский: подчиняйся властям и начальству, не отвечай злом на зло, помогай братьям, не блуди «по воле языческой», то есть не предавайся мужеложству и скотоложству (1 Пет., 4, 3), смиренно терпи мучения – и даже радуйся им, потому что скоро Суд и награда, и страдания в любом случае кратковременные...
Чем дольше не наступал Суд, тем больше Иисус и Бог становились синонимами, главным образом у позднего Павла. У него в Христе уже «обитает вся полнота Божества телесно» (Кол., 2, 9), Христос уже есть «образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари» (Кол., 1, 15).
Для правоверного еврея это было богохульство.
Увидев, что миссия Иисуса с точки зрения иудаизма оказалась, очевидно, провалена,  верующим в него первохристианам понадобилась какая-то другая миссия и смысл его пришествия. И создали евангелий, и особенно Павел совместно родили ее...
Идею спасения народа от власти язычников они хитро заменили идеей индивидуального спасения или спасения народа от грехов! (Деян. 5, 31). Наш «Мифологический словарь», стр. 362, чутко уловил это: «Исходя из этого, в образе М[ессии] пришлось бы увидеть наносное заимствование… из какого-то чуждого круга мифологем, скорее всего иранского (ср. Саошьянт)…». (В иранской мифологии Саошьянт – мессия и эсхатологический спаситель человечества, который вершит страшный суд, истребляет носителей зла, воскрешает праведников, ради чего завершает мировую историю последней искупительной жертвой быка. Одним из этих «спасителей» был Заратуштра (там же, стр. 482). Заратустра был рожден от девы, был искушаем дэвом лжи Другом обещанием великой власти, считался посредником между Богом и людьми, передал свое учение ученикам, своим последователям обещал посмертное блаженство, своим противникам – муки расплавленным металлом после осуждения на страшном суде, который он же будет и вершить. Он же утверждал, что конец света наступит при жизни современного ему поколения – и т.д. («Мифы народов мира», т. 1, стр. 460-61).)
 Что пишет ап. Иоанн в своем Первом Послании: «Кто делает грех, тот от диявола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола» (3, 8).
Нигде в Писании не сказано ни о каком «диаволе», который согрешил. То есть Сын Божий явился разрушить непонятные дела непонятного диавола. И если в зороастризме «спасители мира» являлись именно за этим, как ни странно, то ветхозаветного Яхве Сатана совершенно не волновал...
Кстати, по одной из версий, «фарисей» происходит «от арамейских слов p;rs;h или pars;h, что означает “перс” или “персидский”» (из Вики). Если так, то фарисеи и привили персидские идеи к еврейскому дичку...
Еще раз: грех может быть грехом только с точки зрения некоего «закона». Но закон Павел отрицает. Он утверждает, что человек спасется не законом, как обещал Моисей, – а спасется тем, что верит, что Бог воскресил Иисуса Христа из мертвых. Воскресение – вообще главный пункт учения Павла: «Если Христос не воскрес – то вера наша тщетна» (Рим. 15, 14).
Тут, само собой, путаница: во-первых, Моисей ничего о спасении для будущей жизни не обещал. Он говорил только об этой жизни, Павел же говорит о мифической будущей жизни. Во-вторых, Моисей считал, что человеку важно остаться живым в этой жизни – и давал законы, которые помогают ему в этом и угодны Богу, который легитимировал их. Павлу наплевать на эту жизнь и этот мир: все плотское, то есть человеческое – для него вражда против Бога (Рим. 8, 7, вообще вся эта глава).
Логичнее было бы предположить, что исполнением закона – человек не войдет в царство небесное просто потому, что о нем ничего не сказано ни в законе, ни в завете, ни в Писании. То есть исполнением закона нельзя удостоиться того, что и не было обещано. Обещать данную перспективу, вечную жизнь, в рамках иудаизма начал лишь Иисус и его последователи (а так же псевдо-Варух, псевдо-Ездра и те же фарисеи – примерно в это же время). И вот то, что не обещано законом и не входит в него – является предметом веры.
И тут мы приходим к главному.
Вместо «греха» с точки зрения еврейского (моисеева) закона Павел придумал новый грех, заимствовав его аж из книги Бытия – об истории совращении Адама и Евы. Во капнул!
Кажется, он первый вспомнил об Адаме, до этого вовсе не упоминавшемся в Писании после сцен сотворения мира. Вспомнил для того, чтобы определить смысл явления Иисуса Христа: преступление одного, Адама, стало преступлением (и осуждением) многих – и за это подверглись они смерти. Аналогично и благодать Божия через Иисуса Христа избавит всех от этого преступления и смерти (Рим., гл. 5).
Павел взял этиологический миф, объясняющий происхождение смерти (подобные мифы были у всех народов), – и создал на его основе теологический догмат!
Но этого мало! Похоже, что Павел позаимствовал идею «Первородного греха» не из Танаха (Ветхого Завета), а из греческой мифологии. Яхве, конечно, мог мощно наказать кого-нибудь, включая его потомков до четвертого или седьмого колена, но все же тут был временной предел. Античный рок распространяет наказание за чье-то преступление на всех потомков преступника – бессрочно, до гибели последнего.
Именно такое наказание и несут потомки Адама.
В доказательство того, что Павел черпал из греков, можно привести отрывок из «Государства» Платона: «Но ведь в Аиде, скажут нам, либо нас самих, либо детей наших ждет кара за наши здешние несправедливые поступки. Однако, друг мой, скажет расчетливый человек, здесь-то и имеют великую силу посвящения в таинства и боги-избавители...» (366).
Боги-избавители! Обратите внимание. (Кстати, отрывки из «Государства» были обнаружены в знаменитом собрании гностических текстов из Наг-Хаммади.)
Теперь рассмотрим роль Иисуса, пришедшего смыть своей кровью этот (придуманный Павлом) грех с людей и освободить их от него. И тем самым открыть им Царствие Небесное...
По Павлу смысл пришествия Иисуса Христа – в примирении человека с Богом (Рим. 5, 11), и что Бог распятием и воскресением Своего Сына – простил людям все грехи (Гал. 2, 12-13). По нему выходит, что Иисус стал кровавой жертвой, агнцем, которого человечество предложило Богу в искупление своих грехов.
Идея искупительной жертвы – стара и традиционна для всех религий и для иудаизма в частности. Но тут в жертву был принесен Сын Бога, как именует его Павел и евангелисты. То есть люди предложили Богу лучшее, что у них есть, что он сам же им дал.
Если бы Иисус был простым, но очень праведным, человеком, Бог, ради него, мог бы пересмотреть свой вердикт (о котором в Танахе ни слова, кроме известного: будете смертны и будете в поте лица добывать хлеб свой). Типа: вот, имярек своим примером доказал, что люди хорошие и грех в них совсем уже истощился – и их можно простить... Но Иисус же был сын того же Бога, согласно догматике, то есть по сути не-человек, и вся его праведность – это не заслуга людей.
Если Иисус как бы и не человек, а Сын Бога, даже «единородный» (по Иоанну), то есть буквальный, то нельзя отдать чужое как свое и искупить тем, что тебе не принадлежит (да и не было воспринято как то, с чем жалко расстаться). Более того: люди убили этого Сына не в качестве жертвы, а из ненависти. Где же здесь заслуга? Метафора Павла хромает. Причем по Павлу сам Бог предложил Иисуса в жертву умилостивления своего (Рим. 3, 25 и 2 Кор. 5, 18).
То есть Бог через смерть Своего Сына примирил людей с собой. Примирил себя с убийцами Своего Сына – через его же смерть… Объясните, каким образом Бог через смерть Своего Сына от рук людей мог бы с этими людьми примириться? Какая-то извращенная логика. Ему следовало бы наказать их еще сильнее.
И почему кровь Христа – оправдание для грешников (Рим. 5, 9): хоть убей – не понимаю! (Ну, разве по аналогии с окроплением кровью в иудаизме за грех.)
То есть миссия Христа выглядит совершенно неубедительно, если не нелепо.
Еще Павел придумал довод: если Иисус сам воскрес – значит, и другим поможет. (Кстати с эпохи Среднего царства каждый умерший египтянин стал отождествляться с Осирисом – в надежде на посмертное воскресение по образцу бога. То есть умирающий бог стал символом воскресения.)
У Павла Христос – искупительная жертва за грех, крестившиеся в Христа и соединившиеся с ним в смерти «должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим. 6, 5, курсив мой, – Песс). Логика Павла утверждает, что если мы умрем с Христом – то и жить будем с ним (Рим. 6, 8-9)... Но все это опять придумки Павла. В евангелиях он обещал праведным Царствие Небесное. То есть вечную жизнь на Небе. Но все же это не то воскресение, аналогичное «буквальному» воскресению Иисуса, о котором пишет Павел. Евангелистам чудеса с воскрешениями (в том числе и самовоскрешением) понадобились для подтверждения мощи и божественной сути нового проповедника. И, соответственно, верности его пророчеств. Главные из которых – скорый конец мира и суд Божий.
Но суд задерживался, вот и пришлось придумать новый смысл в приходе Иисуса.

Грубо подытоживаю:
А. С точки зрения иудаизма Мессия, он же «спаситель», мог явиться лишь затем, чтобы вернуть избранному народу независимость, построить царство, где молоко и мед, и воцариться в нем. При этом иудаизм фарисеев трактовал некоторые слишком жесткие положения Закона аллегорически или не требовал буквального исполнения (например, норму «око за око»). Учение фарисеев признавало жизнь после смерти и посмертное воздаяние. Поэтому они были против смертной казни (Бог сам решит, как кого наказывать). Их учение во многом совпадает с учением Иисуса, кроме идеи о добровольной нищете (заимствованной у ессеев). Поэтому на суде в Иерусалиме над Павлом фарисеи встали на его защиту перед саддукеями: «ничего худого мы не находим в этом человеке» (Деян., 23, 6-9).
Другое дело, если Иисус называл себя Мессией, царем Иудейским, тем более сыном Бога – и не соблюдал субботы и «предания старцев». Это, конечно, были вещи весьма непростительные даже для либеральных фарисеев.
Б. С точки зрения еврейских сект рассматриваемого времени, вроде ессеев-кумранитов, Мессия должен был очистить избранный народ от грехов, исправить или дополнить Закон и устроить царство справедливости, вполне посюстороннее. Впрочем, с возможным воскресением мертвых. И эта точка зрения прослеживается в раннем христианстве. (Иисус был, скорее всего, учеником Иоанна Крестителя, а Иоанн был типичный ессей. На это указывает и речение Иисуса о том, что ни одна из птиц не упадет на землю без воли Божией и что «у вас и волосы на голове все сосчитаны» (Мф., 10, 29-30), что соответствует учению ессеев о предопределении.)
В. «Классическое» христианство назвало миссией Мессии – освобождение человека от Первородного греха (выдуманного Павлом), который препятствует «жизни вечной». Иисус Христос своим распятием и смертью искупил грехи человечества, а своим воскресением «доказал» свои полномочия и перспективу вечной жизни.
Заодно он сам стал богом.
Зачем его надо было обожествлять – не понять, не зная желания греков обожествлять все на свете. Для правоверных евреев это, конечно, было дикостью, сколько бы греки ни нашли в их собственном Писании ссылок на «сыновство» от Бога (ибо это всегда метафора и всегда о еврейском народе).
С другой стороны, сделать Иисуса богом надо было, чтобы эмансипироваться от иудаизма и иудейского Бога. Типа: у вас свой Бог, у нас – свой. Старые боги сменяются новыми, во всех религиях-мифологиях имелись поколения и генеалогии богов, не исключая и израильскую.
(В собрании богов в псалме 81: «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд... Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы…» В этом сонме богов Яхве (первоначальный Йево, покровитель древнеизраильского союза) – сын Элохима. (Мифологический словарь, стр. 85, 240-41 и 264.) Однако в псалме 143 этот «Господь» имеет некий народ, а чуть раньше называется «Священником по чину Мельхиседека» (Пс. 109, там же, где знаменитое: «Сказал Господь Господу моему») – что как-то маловато будет для Бога, даже для Бога №2. Но именно этот Бог №2 и был богом израильтян. Неженатым и ревнивым. Его же отец, Эл, Элохим, он же Илу («сильный, могучий», потом приняло значение «бог») – верховное божество древних семитов (изображался в виде быка, которому евреи все время по привычке и поклонялись – даже много позже Моисея), имел, соответственно, и жену, Ашеру, праматерь богов. Кстати, сыном Илу был Шалимм, бог вечерней зари, в честь которого назван Иерусалим: «Построенный Шалиммом», он же – бог-покровитель Иерусалима («Мифы народов мира», т.1, стр. 506-507) Позже евреи смешали Элохима и Яхве (или Адонаи вместо табуированного Яхве) и устранили почти все признаки многобожия и какой-либо божественной генеалогии.)
Святой Дух – просто одно из проявлений Бога, его технический «инструмент». Зачем понадобилось делать из него отдельную божественную сущность – тоже не ясно. Очевидно, ради мистического числа три – по образцу иранской триады. (Мир добра в зороастризме был воплощен божественной триадой: Ахурамазда, олицетворявший воздействующее слово, Аша Вахишта, олицетворяющий благое дело и Воху Ману, олицетворяющий благую мысль (согласно триединой формуле зороастризма: благая мысль, благое слово, благое дело)).
Думали-думали греческие теологи, изобретая Иисусу миссию, – и выдумали такую абракадабру. Ибо понять реально, зачем надо было посылать Иисуса, в чем суть его прихода, к тому же если он еще и «сын Бога» (и сам Бог), – совершенно невозможно. Вот до какой нелепости доходят попытки высосать из пальца метафизическую концепцию.
Но, как ни странно, все это сработало. Легковерие людей не знает границ.

Весь идейный базис европейской цивилизации держится на мифе. Под фундаментом ничего нет, кроме красивой легенды. Но, вероятно, на подобном фундаменте держатся все цивилизации, чтобы было на что ориентироваться и не было бы так грустно.

(ноябрь – декабрь 2024)