Гл. 11. Ч. 3. Заговор. Идейный сифилис - масонство

ВЕЛИКИЙ
ПРАВЕДНЫЙ СТАРЕЦ
СТРАСТОТЕРПЕЦ ГРИГОРИЙ
Григорий Ефимович Распутин-Новый


Глава 11
Убийство


3. Международный заговор… или преднамеренное, политическое убийство, совершенное с особой жестокостью и цинизмом, при отягчающих вину обстоятельствах, носящее к тому же ритуальный характер.


«Идейный сифилис» — масонство


«Прежде всего, считаю правильным напомнить о прописных истинах масонства. Наши древние конституции, все наши правила и наш дух гласят о строжайшем запрете на обсуждение политических и религиозных вопросов в наших Ложах.

Имея приближённой целью недопущение братских распрей, этот запрет носит более глубокий нравственный характер, особенно относящийся к политическим вопросам. Для настоящего масона, как бы сложно ни был устроен внешний мир, ощущение внутренней гармонии, братского общения и непрерывности цепи передачи масонского знания — превалирующие аспекты бытия. Всё проходит и только братство мыслится нам вечным.

Посему, настоятельно прошу воздержаться от обсуждения политических реалий не только в стенах Храмов, но и в профанских рассуждениях, в том числе в социальных сетях.

Братьям, замещающим государственные и военные должности, советую ещё раз внимательно прочитать Конституцию Андерсена, особенно в части «О гражданской власти, верховной и подчинённой». Будьте верны данным вами обязательствам и присяге Родине.
Андрей Богданов — Великий Мастер Великой Ложи России» [650]

(Богданов Андрей Владимирович — российский политтехнолог и политик, кандидат на должность Президента России на выборах 2008 года, великий мастер Великой ложи России, 33° Древнего и принятого шотландского устава, один из учредителей и лидеров партии «Правое дело» (2008-2012 годы), один из основных учредителей «Демократической партии России», «Российской партии свободы и справедливости», «Народной партии России», новой «Социал-демократической партии России», партии «Гражданская позиция», «Народный альянс» и «Союз горожан», блока «Третья сила». Кандидат на президентских выборах 2024 года от «Российской партии свободы и справедливости») [651].


Казалось бы, последний акт страшной русской трагедии завершён, все точки над «i» расставлены, занавес опущен. Однако существует одно обстоятельство, которое заставляет ещё немного остановиться на рассмотрении вопросов, связанных с гибелью старца Григория Ефимовича Распутина-Нового.

Выше уже было обращено внимание читателя на то, что английская разведка вкупе с английской дипломатией не были последними звеньями в цепочке сил, заинтересованных в убийстве Григория Распутина, и организовавших само убийство. Более того, в названии всего раздела был использован термин «ритуальное убийство». Насколько правомерно делать такой вывод и квалифицировать убийство, как ритуальное?

Понятие «ритуал» относится к группе людей, объединённых общей идеей, которая может быть выражена не только словами, но и определенными символическими действиями, называемыми ритуалом. Ритуальное убийство есть лишение жизни человека, приносимого в жертву ради идеалов, требующих такой жертвы. Соответственно, ритуальное убийство сопровождается определённым мистическим, кровавым ритуалом. Из описания языческих жертвоприношений, сатанинских культов, и тайных масонских обрядов можно получить представление относительно внешней стороны совершаемого кровавого действа. Над истязаемой физически, истекающей кровью, или пребывающей в душевных, предсмертных муках жертвой произносится ритуальный приговор, оправдывающий заклание и обращённый к той отвлечённой, одушевлённой идее, или одушевлённой силе, ради которой и попираются Божеские и человеческие законы. Эта одушевлённая сила, требующая исполнения изуверного культа, сопровождаемого истязанием жертвы, каким бы термином она ни обозначалась, богиня Астарта или боги ацтеков, есть сам Сатана. Приговор и муки жертвы, оправдываемые идеей поклонения князю тьмы, т. е. Дьяволу или Сатане, и составляют, собственно, тот самый кровавый ритуал, а приведение приговора в исполнение, т. е. медленное, жестокое умерщвление жертвы, с обязательным предварительным истязанием, является убийством ритуальным.

Соответствует ли вынесенное нами определение тому, что случилось в доме Юсупова? Была ли там та самая одушевлённая сила? Попробуем ответить на этот таинственный вопрос.

Однако, что всё тайное становится явным. Из представленного выше материала следует парадоксальный, трудно поддающийся быстрому осмыслению вывод, который подводит к самому узловому, главному пункту предпринятого нами анализа. Только лишь желанием стравить Россию с Германией, с тем, чтобы на поверженных телах обеих держав утвердить своё политическое и экономическое превосходство в мире, не исчерпывается причина предательства Англией России. Анализ событий приводит к выводу, что союзническая дипломатия была не последним звеном, но являлась орудием, которым манипулировали внешние силы, кровно заинтересованные в разрушении не просто России, но самодержавного Православного Русского Царства.

Чтобы более развёрнуто раскрыть нашу мысль, начнём несколько издалека. Дело в том, что действия британских властей в отношении Распутина были спровоцированы. У всякого события есть причина, есть и повод. Причина бывает сразу не видна и не всегда понятна, причину следует искать на более глубоком уровне, а вот повод лежит на поверхности, всегда заметен. В действиях Англии в отношении России был повод, и этим провоцирующим поводом оказалась деятельность бывшего иеромонаха Илиодора Труфанова.

Напомним, что Труфанов за относительно короткий промежуток времени дважды «засветился» в связи с попытками организации убийства Григория Распутина. Первый раз в 1914 году, накануне войны — покушение Гусевой. Второй раз, зима 1916 года — покушение, организованное А. Н. Хвостовым. Оба раза причастность Труфанова не вызывает сомнений, и оба раза за его спиной стояли высокопоставленные полицейские чины: сначала товарищ министра внутренних дел Джунковский, затем министр внутренних дел Хвостов, а также его помощник — начальник департамента полиции Белецкий. Сменивший Белецкого Климович продолжил традицию своего предшественника. Попытки если не убить, то «свалить» Распутина, обвинив его в соучастии в финансовых махинациях при Климовиче не прекращались (арест Манасевича-Мануйлова, арест Рубинштейна, обыск у Симановича).

И вот, в июне 1916 года фигура Труфанова вновь всплывает, но уже в Нью-Йорке, в офисе президента журнала «Метрополитен». Труфанов предложил журналу взять у него интервью, в котором он обещал сообщить сенсационные сведения не просто относительно Распутина и Царицы, но относительно их шпионской деятельности по подготовке сепаратного мира с Германией. Стороны договорились, взяв за основу интервью Труфанова, опубликовать на страницах уважаемого журнала семь статей о Распутине и германском шпионаже в России. Предложение было принято, интервью взято, в журнале дана предварительная информация о готовящихся публикациях Труфанова и о их сенсационной теме.

Когда номер журнала с первой статьёй Труфанова был уже свёрстан, отпечатана обложка, неожиданно в дело вмешалось русское консульство. Труфанову были предложены деньги и было дано понять, что русский консул приложит все возможные усилия, чтобы не допустить выхода статей. И хотя Труфанов не соглашался, действительно, весь набор первого номера был изменён. Однако обложка журнала осталась прежней, где недвусмысленно была отображена тема номера в виде гадкого шаржа.

Вся история, как всегда, сделалась достоянием гласности, и, конечно, приковала к себе внимание английской разведки. И не просто приковала, а заставила её буквально «взвиться под потолок». В этом и заключался смысл появления Труфанова в офисе шефа «Метрополитена». Расчёт тех, кто его послал туда, был прост. Своим провокационным заявлением Труфанов метил в самую болевую точку союзников. И он в неё попал. Мы уже говорили о не вполне адекватной, странной реакции союзников на действия России во внешнеполитическом пространстве. Англия подозревала Россию в стремлении к заключению сепаратного мира, хотя Государь с Государыней об этом и не помышляли. В отношении Государя это вынужден был признать и сам английский посол Бьюкенен. Но английское правительство с маниакальной настойчивостью, с болезненной одержимостью учитывало всё, что могло послужить доказательством сговора России с Германией. Что ж, каждый судил со своей колокольни. Видимо Англия в отношении России отталкивалась от той схемы поведения, которая была привычна ей самой, и неоднократно испробована во внешнеполитических играх.

На этом фоне откровения Труфанова, которые он рассчитывал поместить в журнале «Метрополитен», для Англии, пребывающей в состоянии политической истерии или шизофрении, послужили детонатором. Взрыв неминуемо должен был произойти. И он произошёл. Вступала в действие программа союзников, которая подробно изложена Якобием в приводимом выше отрывке его книги «Николай II»: деньги, подкуп, закулисные сговор с оппозицией, окончившиеся в конечном итоге западнёй для Николая II, принуждением его к отречению и переходом власти к временному комитету Думы. Это и был государственный переворот, увенчавший усилия заговорщиков. Будет вполне справедливым сделать следующее резюме: если германские деньги в России привели к власти большевиков, то ещё раньше английские деньги привели к власти изменническое временное правительство.

Таким образом, вступление в игру Труфанова явилось тонким, своевременным ходом. На несамостоятельность Труфанова указывают его заявления, что он, якобы, располагал сведениями относительно сепаратного мира. Если успех его прежних литературных опусов был рассчитан на то, что Труфанов знал Распутина лично, и всю информацию черпал из непосредственного с ним общения, то откуда у Труфанова могли быть данные о сепаратных переговорах? У него их быть просто не могло, а уровень его общения не позволял войти в соприкосновение с теми, кто такой информацией мог бы действительно располагать. Значит, его снабдили, конечно, не реальными данными, но легендой на случай, если сенсационные сведения потребуют изложить. Всё это подводит к тому, что Труфанов был несамостоятельным и действовал по указке.

Нити, за которые дёргали Труфанова, приводя с его помощью в действие дьявольский механизм, были протянуты через Россию. Здесь можно обнаружить след истинных заказчиков, и тянулся он, как уже было отмечено в связи с покушениями на старца Григория, в полицейское ведомство. Но это звено было далеко не последним. За спинами Джунковского, Хвостова и Климовича стояли фигуры Вел. князя Николая Николаевича с сёстрами черногорками и иже с ними. Напомним ещё раз уже ставшей прописной истину, что именно круг великокняжеских сановников, прежде всего, и составлял реальную угрозу Царю Николаю II. Именно они стимулировали Джунковского в его деятельности против Распутина, именно они предоставляли неограниченные суммы денег Хвостову на подготовку убийства Григория Ефимовича. Успех разрушительных усилий внешних надгосударственных сил, действовавших в том числе через союзническую дипломатию, оказался возможным только благодаря их сопряжению с силами внутренними, действовавшими в том же направлении. В приводимой выше цитате А. А. Танеевой (Вырубовой) речь идёт о заговоре, который подготавливался в стенах английского посольства с ведома и при поддержке Бьюкенена. Но кто же составил этот заговор? Английский исследователь Эндрю Кук прямо указывает на «заговор Великих князей» [652].

Цели заговора следующие: удаление Императрицы («удаление в монастырь» рассматривалось как возможность, каковы другие «возможности», можно только догадываться); отречение Николая II; возведение на трон Царевича Алексея; назначение регента при новом несовершеннолетнем Царе. В качестве возможного кандидата на регентство рассматривались фигуры Вел. князя Михаила Александровича, либо Вел. князя Кирилла Владимировича. Вел. князь Николай Николаевич после опалы и ссылки на Кавказ, предпочитал оставаться в тени.

Это не фантазия и не плод воспалённого воображения. Открыто о заговоре свидетельствует не кто-нибудь, а тот человек, кто являлся одним из ключевых звеньев заговора — сам князь Феликс Юсупов: «Великими князьями и знатью затеян был заговор с целью отстранения от власти и пострижения императрицы. Распутина предполагалось сослать в Сибирь, царя низложить, а царевича Алексея возвести на престол. В заговоре были все вплоть до генералов. На английского посла сэра Джорджа Бьюкенена, имевшего сношения с левыми партиями, пало подозрение в содействии революционерам» [653].

Касаясь темы «заговора Вел. князей», невозможно удержаться в рамках невозмутимого тона. Невольно напрашиваются выводы. Те представители русского дворянства и аристократии, кто организовывал злодеяние против Помазанника Божьего, даже кто молчаливо поддерживал или одобрял его, сами себе подписывали приговор, расписываясь в своей полной несостоятельности, в омертвении души, в неспособности к разумному взаимодействию с миром. Имея такого Царя, каким был наш последний Государь Император Николай II, и такую Царицу, какой была Государыня Императрица Александра Федоровна, интриговать против Них, замышлять против Них… Кто из русских людей мог быть на это способен? Скорее это были машины, заведённые механизмы, куклы, действовавшие по программе, которая называлась этикетом, способные ли к подлинно благородному поступку, к чему-либо по-настоящему возвышенному? Если бы не Царская Семья и помимо них всего лишь отдельные представители, можно было бы со всей убежденностью говорить о том, что русское дворянство и аристократия к тому моменту оказались полностью выродившимся сословием, духовно мёртвым. Последовавшее в годы революции физическое уничтожение многих представителей этого сословия явилось результатом произошедшей задолго до того духовной смерти. Бесплодные, засохшие ветки на древе русского народа, пустоцветы, которые должны были бы по замыслу Создателя принести прекрасные плоды. А вместо этого — надменные, надутые, чванливые деревяшки, как и их духовные предшественники — фарисеи и книжники. Здесь нет преувеличения. Это факт, осязаемая и страшная реальность. Лучше сказать, таков приговор, который подписала большинству из них бесстрастная история. «Отец ваш — дьявол», — таково определение, вынесенное Божественной Премудростью этим людям.

Личностью Вел. князя Дмитрия Павловича не исчерпывается участие Вел. князей в заговоре против старца Григория Распутина. Далеки ли от реальности слухи, основанные на донесениях полиции, что в ночь убийства во дворце Феликса Юсупова находились родные братья его жены, Ирины Александровны: князья Андрей, Федор и Никита Александровичи? По утверждению Феликса Юсупова, их там не было, но они ожидали известий о развязке у себя во дворце. Трудно представить, что их отец, Вел. князь Александр Михайлович ничего не знал о событиях, о которых были оповещены его дети, включая и Ирину Александровну, обсуждавшую в переписке с мужем планы убийства.

Анна Александровна Танеева (Вырубова) прямо называет Вел. княгиню Марию Павловну (Старшую), мать Вел. князей Кирилла и Бориса Владимировичей, в числе тех заговорщиков, кто, в конце концов, сверг Их Величества с трона [654].

Активную позицию по вопросу ликвидации старца Григория Ефимовича Распутина-Нового занимал и Вел. князь Николай Михайлович, который никогда не стеснялся во всеуслышание высказывать свои взгляды среди посетителей знаменитого «Яхт-клуба». Николай Михайлович был одним из самых больших друзей сэра Джорджа Бьюкенена.

В одной из версий убийства Григория Распутина, принадлежащей английскому бизнесмену и дипломату Альберту Стопфорду, фигурируют имена сыновей Вел. князя Константина Константиновича, также участвовавших в заговоре [655].

Удивляться их возможному участию не приходится, поскольку многие представители благородного сословия, включая офицеров-гвардейцев Преображенского полка, с которыми поддерживали отношения Вел. князь Дмитрий Павлович и князь Феликс Юсупов, были одержимы этой идеей.

Помимо великих князей в планы заговорщиков были посвящены ряд влиятельных и высокопоставленных особ. Особое место занимают члены семьи Юсуповых. К вдохновителям заговора не только против Григория Распутина, но и против Царицы Александры Феодоровны, нужно отнести, прежде всего, княгиню Зинаиду Юсупову, мать князя Феликса Юсупова, а также круг завсегдатаев её салона. Не был «безучастным» к событиям вокруг Царской Семьи и старца Григория и её муж — граф Ф. Ф. Юсупов-Сумароков, отец убийцы. Согласно откровенному признанию Родзянко, через графа Сумарокова поступали из Англии в Россию агентурные сведения относительно Григория Распутина, и одновременно он шпионил в Александровском Дворце.

Перечень лиц, относящихся к следующему эшелону высокопоставленных государственных чиновников, следует начать с председателя Гос. думы М. В. Родзянко. К нему примыкает ряд единомышленников Родзянко: депутаты Шубинский, Родионов, конечно Гучков. Родзянко ещё в 1912 году активно сотрудничал с Гучковым в деле очернения ненавистного им Друга Царской Семьи. Ярыми противниками Распутина в Государственной Думе являлись депутаты В. А. Маклаков и В. М. Пуришкевич.

Возвращаясь к англичанам, укажем на то, что в тайну готовившегося злодеяния был посвящён британский бизнесмен и дипломат Альберт Стопфорд, которому планы убийства были доложены загодя Вел. князем Дмитрием Павловичем [656].

Укажем также и на главу британской разведывательной миссии в Петрограде — сэра Сэмюэля Хора, которому экспансивный Пуришкевич несколько раз делал прозрачные намёки, приглашая Хора поучаствовать в подготовке ликвидации Распутина. Но, по мнению Кука, Хор не придал серьёзного значения откровениям Пуришкевича и участия в деле не принимал [657].

Личность Распутина не могла бы оказаться в центре внимания представителей разных политических сил, включая иностранцев, если бы его судьба не была сопряжена с интересами Российской Империи и, соответственно, Российского Императора. Собственно говоря, основной задачей заговора против Императора было убийство Распутина.

Беглый обзор участников и посвящённых позволяет составить картину и увидеть, что сеть заговора была весьма разветвлённой. Как объяснить, что все эти люди были объединены маниакальной идеей убить Распутина? Единственно точный ответ на поставленный вопрос даёт работа Б. П. Башилова о деятельности масонов в России — «Легенда, оказавшаяся правдой». Более точных формулировок касательно процессов духовного разложения и умственной деградации русского образованного общества вряд ли можно найти, нежели в названной работе. По аналогии с масонскими орденами Башилов вводит термин «Орден Русской Интеллигенции» (Орден Р. И.), который объединял интеллектуальные верхи русского общества, образованные классы, включая тех, кого в силу своего богатства и положения принято относить к высшему свету и аристократическому сословию. Башилов, проводя параллели и указывая на полную идентичность в разрушительном характере целей, духовной дезориентации, идейном вырождении Ордена Р. И. и масонства, доказывает их полную тождественность. Башилов пишет: «Итак, деятельность русских масонов, действовавших на основании традиционных уставов масонства, ничем не отличалась от деятельности членов Ордена Р. И. Так о чём же это свидетельствует? Во-первых, о том, что масоны, действовавшие на основе своих масонских уставов, ничем не отличались от деятельности различных течений русской интеллигенции. И второе — если между деятельностью масонов и деятельностью русской интеллигенции было трудно заметить какую-либо разницу, то, следовательно, гг. члены Ордена Р. И. действовали в чисто масонском духе, т. е. являлись, в лучшем случае, слепым орудием мирового масонства, что и требовалось доказать. <…>

Многолетняя безумная работа по расчеловечиванию русских верхов и низов, проводимая с бесовской одержимостью всеми разветвлениями Ордена Р.И.: либеральными, радикальными и революционными, по выкорчевыванию остатков национального и государственного инстинктов, веры в Бога, инстинктивной приверженности к Самодержавию, дала в начале царствования Императора Николая II свои страшные плоды. Значительная часть русских верхов, тех, которые в органически развивающихся государствах всегда, худо или плохо, исполняют роль водителей нации, оказывается попавшей во власть навязчивой идеи разрушения Самодержавия, то есть — единственного, что ещё объединяло разъеденные европейскими идеями, как сифилисом, верхи русского общества.

Верхние слои русского общества, и в первую очередь, Орден Р.И., тяжело заболел психически. Все умственные увлечения, все действия их, носят признак явной психопатии, ярко патологический оттенок. Наступила пора всеобщей маниакальности. Оправдались мечты автора книги «Опыт философии русской литературы» Андреевича, грезившего о том времени, когда Россия станет напоминать умственными эпидемиями Средневековую Европу.

«Когда умственно нормальный человек, — писал я в т. VIII «История русского масонства», — знакомится с «идейными исканиями» членов Ордена Р.И., он сразу по горло погружается в трясину философской и политической патологии. От философских теорий и политической практики членов Ордена несёт патологической атмосферой сумасшедшего дома, в котором навек заключены неизлечимые безумцы».

Масонский идейный сифилис, которым заразили интеллигенцию основатели Ордена: Герцен, Белинский и Бакунин, оказался неизлечимым. <…>

В таких важных событиях как выдача Азефа Лопухиным, отставка и убийство Столыпина, клеветнические слухи о Распутине и Царской Семье, заговор генералов в Верховной Ставке, создание и провокационная деятельность Земского Союза до и во время войны, — во всех этих событиях, как и во многих других, играли большую роль русские и иностранные масоны и их слепые орудия — различные течения Ордена Р.И.

Выдача Азефа, деятельность Гапона, убийство Распутина и многое другое необъяснимы, если игнорировать деятельность масонов, и становятся вполне понятными, если принять во внимание деятельность русского масонства в царствование Императора Николая II» [658].

Суммируя высказанные Башиловым мысли, сделаем следующий, с нашей точки зрения, совершенно справедливый вывод: пальму первенства в подготовке убийства старца Григория Ефимовича Распутина-Нового, как и вообще в разрушении русского Самодержавия, следовало бы отдать бойцам невидимого фронта за вечные идеалы падшего человечества «свободу, равенство, братство» — русским масонам. Впрочем, масонство по своей сути не бывает национальным, т. е. русским, или английским, или китайским, оно международно, или интернационально. Поэтому и заговор против Русского Царя и русского праведного старца был интернациональным, или международным. В русле масонских интересов находилась и деятельность Вел. князей, многие из которых, подобно Вел. князю Николаю Михайловичу, являлись членами масонских лож. Безумие Вел. князей, питаемое лжедуховностью (пример — мистические искания сестер-черногорок), а также их тщеславные амбиции (пример — поползновения Вел. князя Николая Николаевича Младшего вкупе с мечтаниями Вел. княгини Марии Павловны Старшей и её сыновей Владимировичей занять русский престол) послужили для масонов основным тараном при штурме бастионов православной твердыни — Российской Империи.

Для тех из читателей, кому тема масонства не вполне ясна, туманна и неопределённа, дадим короткое определение: если Церковью Христовой считать земную организацию последователей Господа Иисуса Христа, имеющую мистическое начало в Самом Триипостасном Боге, то масонство — антицерковь, т. е. земная организация противников Господа Иисуса Христа, берущая начало от Сатаны и мистически питаемая Сатаной. Также коротко укажем, что идеологическая основа общества вольных каменщиков уходит корнями в богоборческую, антихристианскую философию, питаемую крайними, ортодоксальными течениями иудаизма, или иудейских сект, последователи которых являются прямыми наследниками, приемниками членов иудейского синедриона, кто преследовал Господа Иисуса Христа, жаждал его крови, требовал его распятия и кричал Пилату: «Распни, распни Его, кровь Его на нас и детях наших».

Цитата, приведённая ниже, отражает современный православный взгляд на затронутую тему:

«Гнусные преступления сегодня совершаются то здесь, то там: ритуальное убийство монахов в Оптиной Пустыни, осквернение кафедрального собора в Минске. Все они несут открыто печать сатанизма.

Но влияние масонства столь велико, что ни в одном судебном деле не доискиваются побудительной причины загадочных убийств. Масоны добиваются смещения неугодных им судей и оказывают финансовое давление на правительство, постоянно нуждающееся в деньгах. Таким образом, истинные убийцы остаются безнаказанными.

Древние жертвоприношения превратились в наши дни в ритуальные убийства. Масонство объединилось с сатанизмом и приняло форму тайного общества, меняющего названия, но остающегося всегда орудием злых сил. Эти силы добиваются всемирного владычества не только из тщеславия, властолюбия и жадности, но главным образом для того, чтобы раздавить, унизить и уничтожить христианство. Воздвигнуть на месте Креста Господня трон антихриста, капище сатаны. Всякий храм, возводимый масонством, будет ли он называться церковью, пагодой или просто храмом искусства и науки – будет капищем сатаны» [659].

Деятельность масонства в современном мире сокрыта от глаз. На поверхности лежит лишь то, что прописано в слове Великого Мастера Великой Ложи России Богданова (см. эпиграф к настоящему разделу) — декларативно полезная, но не очень понятная, впрочем, вполне безобидная деятельность. Образно масонство можно представить, как некую кухню, где готовятся идеологические блюда, идеологическая подкормка человечества. Ещё масонство можно представить, как некий генератор мод в общечеловеческом масштабе. Не только в одежде. Масонство задаёт вектор развития, начиная с малых категорий человеческого бытия: поведения, стремлений, приоритетов, мировоззрения личности, нравственных начал, заканчивая общемировыми масштабами государственных проектов, глобальных исторических интересов и целей, затрагивающих человеческую культуру, судьбу народов и исторических цивилизаций. Несмотря на привлекательную внешнюю сторону, вектора масонского развития оказывают злое, разрушительное действие. Православное Государство Российское несомненно являлось объектом масонской мысли в практическом её развитии. Всё яркое, самобытное, что могло служить опорой Самодержавному началу и могуществу Русских монархов также подвергалось разрушительному воздействию масонских идеологических доктрин. В начале XX века объектом, намеченным к уничтожению, стал православный подвижник, самобытный и неповторимый выразитель народного православного духа, духовный самородок, народный духовный гений — старец Григорий Ефимович Распутин-Новый.

Все это, действительно, «философия», скажет иной читатель, красивые слова. Где доказательства, где масонский след во всей этой истории? Английский след налицо. Копнув глубже отыщется и немецкий и американский след, а там мало ли ещё кто наследил, напакостил России. Довольно было у неё врагов, и тайных, и явных. Но где же след масонский?

Действительно, было бы смешно искать прямое доказательство участия в убийстве старца Григория представителей тайного общества, где члены низших степеней не посвящены под страхом казни в планы и действия высших. Однако, масонский след всё же есть. Укажем на одно звено, являющееся ключом к потаённой дверце, за которой хоронятся все тяжкие тайны масонского участия не только в травле и убийстве старца Григория, но и в судьбе всей России — Василий Алексеевич Маклаков.

Перечисляя общественные организации и партии, так или иначе связанные с деятельностью масонов, Башилов указывает и на видных деятелей этих партий и движений, чья принадлежность к масонству по многим источникам не вызывает сомнения.

«Масонами или «попутчиками» были главные деятели «Союза Освобождения», Конституционно-демократической партии, партии Октябристов, эсеров, обеих фракций русской социал-демократии, большевиков и меньшевиков, народных социалистов.

Масонами были выдающиеся деятели этих партий, что давало возможность масонам оказывать решающее влияние на деятельность партий в выгодном для масонства направлении. Масонами были видные деятели конституционно-демократической партии: В. Маклаков, Некрасов, Колюбакин, Е. Кускова, Прокопович, «попутчиком» был Милюков, только формально не бывший масоном, и многие другие кадеты. Масоном был глава партии Октябристов — Гучков и другие октябристы» [660].

А вот ещё отрывок из Башилова, где он цитирует Г. Аронсона: ««Другой отличительной чертой этой политической организации [масонства], — пишет Аронсон, — является пестрота, разномастность деятелей, которых она объединяла — людей, принадлежавших к разным, подчас враждующих между собой партий и групп, но стремящихся, несомненно, создать активный политический центр, не межпартийного, а надпартийного характера.

Таковы русские масоны, члены последней по времени — до октябрьского переворота — масонской организации, сведения о которой могут быть собраны не без труда из разных рассеянных то тут, то там фактов или намеков. Достаточно привести десяток имён известных русских политиков и общественных деятелей, принадлежавших к масонской элите, — чтобы подчеркнуть, что в данном случае мы имеем дело не только с существенным фактором русской политики указанного времени, но и с редким феноменом, мимо которого, однако, прошли почти все историки эпохи, и о котором ничего не знает, кроме вызывающих скепсис слухов, рядовой читатель.

Вот несколько имён из списка масонской элиты, которые на первый взгляд кажутся совершенно не укладывающимися в одну организацию, на деле, однако, тесно связанных между собой на политическом поприще: князь Г. Е. Львов и А. Ф. Керенский, Н. В. Некрасов и Н. С. Чхеидзе, В. А. Маклаков и Е. Д. Кускова, великий князь Николай Михайлович и Н. Д. Соколов, А. И. Коновалов и А. Я. Браудо, М. И. Терещенко и С. Н. Прокопович. Что поражает в этом списке, это буквально людская смесь, в которой так неожиданно сочетаются социалисты разных мастей с миллионерами, представители радикальной и либеральной оппозиции с лицами, занимающими видные посты на бюрократической лестнице, — вплоть до ... бывшего Директора Департамента Полиции. Что за странное явление, особенно непривычное в русской общественной жизни, для которой всегда были характерны полярность воззрений, сектантское начало во взаимоотношениях, взаимные отталкивания!» (Стр. 109-110).

Необычайную пестроту русского масонства отмечает и И. В. Гессен: «Замечательной для России особенностью было, что ложа включала элементы самые разнообразные — тут были и эсеры (Керенский), и кадеты левые (Некрасов) и правые (Маклаков), которые в партии друг друга чуждались, и миллионеры купцы и аристократы (Терещенко, граф Орлов-Давыдов), и даже члены ЦК эсдеков (Гальперн), которые открыто ни в какое соприкосновение с другими организациями не входили» (см. «В двух веках», 216)» [661].

Итак, все цитируемые Башиловым авторы выделяют В. А. Маклакова, как активного деятеля русской ветви международного масонства. Из работ современных авторов, в частности А. А. Иванова, известно, что Василий Алексеевич Маклаков вступил «в 1905 году в парижскую ложу «Масонский авангард», затем состоял в российских ложах, являясь членом розенкрейцерского капитула «Астрея», членом-основателем и первым надзирателем московской ложи «Возрождение», оратором петербургской ложи «Полярная звезда» <…> во время эмиграции во Франции он продолжил масонскую деятельность, став членом-основателем ложи «Свободная Россия и «почетным досточтимым мастером» ложи «Северная звезда» [662].

А что известно относительно участия масона В. А. Маклакова в подготовке убийства Григория Распутина? Лучше всего об этом рассказал он сам. 10 сентября 1920 года в Париже на допросе следователем Н. А. Соколовым В. А. Маклаков показал, что в начале ноября 1916 г. князь Феликс Юсупов нанёс ему визит. Между ними состоялся обмен мнениями и каждый изложил своё видение сложившейся ситуации вокруг жизни и деятельности Григория Распутина.

«Юсупов, после нескольких слов приветствия, начал приблизительно так: «Я читал Вашу речь в Думе — (я был один из тех, который в эти дни говорил в Думе против правительства Штюрмера); — вполне Вам сочувствую; вы все, Вы и Ваши друзья, хотите блага России, но не знаете самого главного. Вы идёте совершенно ложным путём. Вы торжествуете победу, что ушёл в отставку Штюрмер и ждёте отставки Протопопова. Поверьте, что если Штюрмер вышел в отставку, то только потому, что Императрица на четверть часа опоздала приехать в Ставку, — иначе Штюрмер бы не ушёл. Протопопов же не уйдёт, так как все нужные меры приняты, и что бы вы ни говорили и что бы ни делали, он останется на месте. И всё это потому, что вы не знаете, какую роль в нашей внутренней политике играет Распутин. Вы ничего не можете добиться у Государя, если этого Распутин не захочет. Вы можете иногда сделать кое-что помимо его, без его ведома, но, если успеют принять меры вовремя, то вы бессильны. Государь до такой степени верит в Распутина и так всецело находится под его влиянием и лично Сам и через Императрицу что, если бы произошло народное восстание, народ шёл бы на Царское Село, посланные против него войска разбежались бы или перешли на сторону восставших и все бы требовали отставки того или другого министра, а с Государем остался бы один Распутин и говорил Ему: “не бойся», то Он бы не уступил. Вот почему все ваши попытки изменить политику помимо него в корне ложны. У вас есть только два выбора: вы или должны приобрести Распутина, иметь его на своей стороне, или же его устранить, т. е. убить. Иного выхода нет».

На это я, помню, ответил ему несколькими банальными фразами о том, что если бы это была правда, то дело, очевидно, не в Распутине, так как важно не то, что существует Распутин, а что он может иметь такое влияние; словом, что виноват режим, а не личность; что если убьют или уберут Распутина, то появится какой-нибудь Мардарий и т. д. На это Юсупов с большой живостью мне ответил: “Вот в этом-то Вы глубоко ошибаетесь. Вы не занимались оккультизмом, а я им занимаюсь давно и могу Вас уверить, что такие люди, как Распутин, с такой магнетической силой, являются раз в несколько столетий. Императрица — нервная женщина, и часто бывали люди, которые имели на Неё влияние, но никто никогда не имел подобного влияния. Распутин действует даже не только непосредственно на Государя. Сила его такова, что я видел, как Государь, когда Императрица шла от Распутина требовать от Него чего-нибудь, прятался от Неё, так как знал, что не в силах будет отказать. Эта сила обнаружилась не сразу, но теперь она в полном развитии и никто Распутина не сможет заменить; поэтому устранение Распутина будет иметь хорошие последствия. Если Распутин будет убит, Императрицу придётся через несколько же дней посадить в дом для душевно больных; Её душевная жизнь поддерживается только Распутиным; она вся рассыпется, когда его уберут; а если Императрица будет сидеть в больнице и не сможет влиять на Государя, то по своему характеру Он будет очень недурным конституционным Государем».

Не могу сейчас за давностью времени припомнить всех тех примеров, которые приводил мне Юсупов в доказательство, что сила Распутина действительно сверхъестественная и что потому никаким влиянием на общественное мнение и убеждением от Государя нельзя добиться того, чего Распутин бы не захотел. В результате, когда Юсупов категорически сказал, что из поставленной им дилеммы он выбор уже сделал и считает необходимым Распутина убить, я, в виде последних возражений, указал ему на опасность, которой он лично подвергается. Юсупов с некоторым недоумением ответил, что не предполагает сделать это убийство сам; если бы он, почти член Императорской фамилии, это сделал, то это в сущности уже революция; но он рассчитывает, что те революционеры, которые не раз жертвовали жизнью для убийства министров, не могут не понять, что ни один министр не причинил России столько вреда, сколько ей принёс зла Распутин. Я указал ему, что как раз революционеры не станут трогать Распутина; революционеры — враги самого режима, и Распутин оказывает им, революционерам, несравненную услугу; никто из них не тронет того, кто пошатнул в России обаяние монархии.

Тогда Юсупов сказал, что если на это не пойдут идейные революционеры, то, может быть, можно было бы найти людей, которые бы это сделали за деньги. Я указал ему, что это было бы величайшей неосторожностью и что я, раз он ко мне обратился, могу дать ему один совет — никогда об этом ни с кем не говорить; он, очень может быть, найдёт человека, который за деньги согласится убить Распутина, но такой человек очень скоро поймёт, что ему выгоднее шантажировать Юсупова, чем убивать Распутина, что этим он отдаст себя всецело в его руки и себя скомпрометирует. На этом у нас довольно скоро разговор закончился. Когда Юсупов уходил от меня, я сказал ему, что поддерживаю свой совет не обращаться к людям, которые бы стали делать это из корысти, но что если он ещё хочет когда-либо поговорить со мной на эту тему, я к его услугам.

После этого разговора прошло довольно много дней. В конце ноября или в начале декабря, во всяком случае, после той знаменитой речи Пуришкевича 19 ноября, когда он, обращаясь к министрам, сказал: “Идите к Государю, падите перед Ним на колени и просите Его отстранить Распутина», — Пуришкевич, встретив меня в зале Государственной Думы, отвёл меня в сторону и спросил, видел ли я Юсупова. В дальнейшем разговоре он мне сказал, что убийство Распутина уже решено, назначено на ночь с 17 на 18 декабря, все подробности обдуманы; что он знает, что Юсупов обращался ко мне и что я отнёсся к этому отрицательно; что он, Пуришкевич, знает, что это было вызвано, главным образом, отрицательным отношением к идее Юсупова привлечь к этому делу корыстных исполнителей, что он со мной согласен и что теперь дело ставится на иных началах. В заговоре против Распутина участвуют только идейные интеллигентные люди; он их всех пятерых перечислил: это были, как теперь уже известно, кроме их двоих, ещё доктор Лазаэрт, служивший в поезде Пуришкевича, Сухотин и Великий Князь Дмитрий Павлович. Пуришкевич спросил меня от имени Юсупова, соглашусь ли я теперь, ввиду исполнения моего предложения, в случае нужды ко мне обратиться, принять Юсупова, чтобы поговорить о некоторых подробностях. Я согласился.

Юсупов приехал ко мне. Он рассказал мне в общих чертах, как он думает организовать это убийство. На это я сказал ему, что становясь на его точку зрения, которую он развивал мне в нашу первую беседу, нельзя устроить так, чтобы Распутин пропал бесследно, как это предполагалось, и чтобы труп его не был найден; необходимо, чтобы смерть его была очевидна; иначе Императрица будет надеяться, что он когда-нибудь разыщется, какие-нибудь его друзья симулируют его бегство и будут продолжать его дело. Поэтому необходимо, чтобы труп был найден. Но, с другой стороны, также необходимо, чтобы виновные имели возможность не быть обнаруженными. Я не считал возможным в состоянии, в котором находилась Россия, поставить процесс об убийстве Распутина. Такой процесс поднял и взволновал бы всю Россию; а с другой стороны, было также невозможно, чтобы убийство человека, хотя бы Распутина, было признано безнаказанным.

Оставалось поэтому одно: устроить так, чтобы следственные и полицейские власти, которые и те и другие были бы в сущности в душе рады смерти Распутина, имели бы возможность убийц не найти. Потому же я настойчиво советовал участникам ни при каких условиях в этом убийстве не признаваться, какую бы популярность это им ни доставило. Исходя из этой точки зрения, я в нескольких беседах с Юсуповым критиковал те планы, которые он мне предлагал, указывая на то или другое его неудобство.

За несколько дней до предполагаемого убийства Юсупов обратился ко мне с просьбой во время убийства быть у него в доме, чтобы я и тут мог дать ему нужный совет в случае осложнения; у меня уже давно в этот самый день был назначен доклад в Московском юридическом обществе о крестьянском вопросе; я не мог его отложить. Юсупов очень настаивал, говоря о том, что из всех пяти участников, как это ни странно, он самый хладнокровный и предусмотрительный; что остальные часто высказывают такие странные мнения, при которых он не уверен, что они не сделают какого-либо ложного шага. Это действительно было сделано потом Пуришкевичем, который рассказал городовому, кто он и что в доме Юсупова был только что убит Распутин; городовой тотчас доложил это в участке. Конечно, не такими приемами можно было облегчить работу следственной власти.

Я обещал Юсупову сделать попытку отложить свой доклад, но через несколько дней Пуришкевич, встретив меня в Государственной Думе, сказал от имени Юсупова, что он не просит меня больше быть там, так как этому воспротивился Великий Князь Дмитрий Павлович; Великий Князь находил, что к этому делу не нужно привлекать из политически левых элементов, что убийство затеяно истинными монархистами для спасения монархии и что участие кадета придало бы ему совершенно иной характер.

Таким образом, я в день убийства читал лекцию в Москве и о подробностях его слышал только после от участников. Они Вам могут это лучше рассказать, но в описании этого убийства меня поразила все-таки необычайная живучесть Распутина. Сначала его пробовали отравить ядом — цианистым калием; он выпил три рюмки вина с примесью раствора этого яда и съел семь пирожков с ядом в виде порошка. Когда яд не подействовал, Юсупов выстрелил в него из револьвера, и Распутин упал замертво. Тогда участники уехали за автомобилем, а на месте остались только Юсупов и Пуришкевич. Приблизительно через час после этого Распутин, лежавший как бы мёртвым, встал и выскочил на двор. Пуришкевич догнал его и выстрелил ему в затылок. Он снова упал, был втащен в комнату, и Юсупов в припадке бешенства разможжил ему голову. После этого его обмотали в ковер, отвезли на Невку и бросили в воду. Как мне говорили, несмотря на это, при вскрытии оказалось, что он попал в воду ещё живым. Вот эта фантастическая живучесть человека, тем более замечательна, что, кажется, первая пуля задела ему сердце, конечно, не могла меня не поразить» [663].

Василий Маклаков своим рассказом по сути отрицает, что был инициатором или координатором убийства. Получается, что идейным вдохновителем и организатором дела являлся князь Феликс Юсупов. Василий Маклаков был только подробно осведомлён о деталях плана убийства и выступал всего лишь в роли советчика. Можно принять его объяснение или усомниться в нём. Как было на самом деле сокрыто тайной, которую, с учётом сведений судебно-медицинской экспертизы не разгласил ни Юсупов, ни Пуришкевич, ни, тем более, Маклаков. Остаётся только догадываться, что скрывается за пеленой напущенного ими тумана. Обращает на себя внимание одно — все сопричастные так или иначе убийству, несмотря на болтливость Пуришкевича, изощрённое враньё Юсупова, молчание Дмитрия Павловича, осторожность и выдержанность Маклакова, обладают одним общим свойством, характерным стилем — старательной маскировкой истины, хотя, казалось бы, ничто им не угрожало, и они могли бы выглядеть героями. Всё это в целом указывает на их приверженность масонским традициям, и заставляет с высокой степенью вероятности предполагать масонскую принадлежность не только Маклакова. Что же они скрывали? По нашему скромному мнению, все они скрывали масонский след. Сокрытие именно масонской тайны.

А ещё они скрывали некий ритуал, совершённый при истязании и умерщвлении жертвы. Этот ритуал можно назвать масонским, поскольку он был совершён если не прямыми масонами, то теми, кого Башилов отнёс к Ордену Р.И. Очень похоже на то, что в уста Феликса Юсупова, В. А. Маклаков вложил свой собственный взгляд на Григория Распутина. Именно так они все его и воспринимали, как человека, обладавшего особой силой духа (сверхъестественной оккультной силой), человека, какие появляются на свет Божий «раз в несколько столетий». Поэтому для людей, занимавшихся оккультизмом, и исповедавших мистические идеалы масонства, иного выхода не существовало, кроме как физического устранения своего духовного противника, т. е. убийства, обставленного особым мистическим ритуалом, какой по их понятиям, и должен был вслед за уничтожением плоти нейтрализовать, уничтожить дух — вероятно, в этом и состоит существо оккультно-масонской практики.

Кто кого избрал в попутчики, Юсупов ли Маклакова, или Маклаков Юсупова затруднительно ответить однозначно. Да это и не так важно. Наверняка можно сказать только одно, что этот выбор, или этот союз, был не случаен, свой свояка видит издалека.

А где же то, что в судебной практике называют «вещдоками», где же они, скажет иной скептик, — те вещественными доказательствами, которые указывают на причастность масона Василия Маклакова к убийству Григория Распутина? Однако, есть и вещдоки. И если рассматривать воспоминания Юсупова и дневник Пуришкевича, как материалы дела, то по крайней мере несколько вещественных доказательств фигурируют в этом деле: «каучуковая гантель», цианистый калий и телеграмма Пуришкевича.

Князь Феликс Юсупов получил от Маклакова в подарок резиновую гирю при повторном к нему визите. Это обстоятельство так описано Юсуповым: «Дожидаясь их возвращения [Дмитрия Павловича и Пуришкевича с фронта], я, по совету Пуришкевича, снова пошёл к Маклакову. Меня ожидал приятный сюрприз: Маклаков запел другую песню — горячо одобрил всё. Правда, когда я предложил ему участвовать лично, ответил он, что не сможет, так как в середине декабря ему, дескать, придётся уехать по архиважному делу в Москву. Всё же я посвятил его в подробности плана. Выслушал он меня внимательно… но — и только.

Когда я уходил, он пожелал мне удачи и подарил резиновую гирю.
— Возьмите на всякий случай, — сказал он улыбаясь» [664].
О «двухфунтовой каучуковой гире», подаренной Маклаковым Юсупову пишет В. М. Пуришкевич: «Закусив и выпив чаю, в 11 часу мы разъехались по домам, причём Юсупов, перед самым моим отъездом, вынул из письменного стола средней величины двухфунтовую каучуковую гирю, подобную тем, коими делают ручную комнатную гимнастику.
— Как вам это нравится? — спросил он меня.
— А для чего вам это?
— Так, — заметил он, многозначительно, — на всякий случай. Этот подарочек я получил от В. А. Маклакова; мало ли что не случится!
— Н-да, — протянул я.
Мы распрощались, и я уехал» [665].

Князь Феликс Юсупов в своих мемуарах словно из бездн ада извлекает картины событий той роковой ночи, настойчиво упоминая о «резиновой гире»: «Он [Распутин] упал ничком, хрипя. Погон мой, сорванный во время борьбы, остался у него в руке. «Старец» замер на полу. Несколько мгновений — и он снова задёргался. Я помчался наверх звать Пуришкевича, сидевшего в моём кабинете.

— Бежим! Скорей! Вниз! — крикнул я. — Он ещё жив!

В подвале послышался шум. Я схватил резиновую гирю, «на всякий случай» подаренную мне Маклаковым. Пуришкевич — револьвер, и мы выскочили на лестницу. <…> У потайного выхода во двор он [Распутин] подобрался и навалился на дверку. Я знал, что она заперта, и остановился на верхней ступеньке, держа в руке гирю. <…>

В этот миг пришёл камердинер сказать, что тело Распутина перенесли к лестнице. Мне по-прежнему было плохо. Голова кружилась, ноги дрожали. Я с трудом встал, машинально взял резиновую гирю и вышел из кабинета. <…> Хотелось закрыть глаза, убежать, забыть кошмар, хоть на миг. Однако к мертвецу меня тянуло, точно магнитом. В голове всё спуталось. Я вдруг точно помешался. Подбежал и стал неистово бить его гирею. В тот миг не помнил я ни Божьего закона, ни человеческого» [666].

После выхода в свет воспоминаний Пуришкевича, где Юсупов демонстрирует Пуришкевичу «двухфунтовую каучуковую гантель», факт передачи Юсупову орудия убийства подтвердил и сам В. А. Маклаков, что же ему ещё оставалось делать? Пуришкевич был верен себе, так или иначе выбалтывая все подробности, сначала городовому про совершённое преступление, а потом всему миру про цианистый калий, гантель, телеграмму.

Итак, Василий Маклаков: «В разговоре с Юсуповым <...> я сказал, что убить всего лучше ударом; можно будет потом привезти труп в парк, переехать автомобилем и симулировать несчастный случай. Говоря об орудии, которым можно было бы покончить с человеком без шума и без улик, я указал ему для примера на лежащий на моем столе кистень <…> с двумя свинцовыми шарами на коротенькой гнущейся ручке. Его я ещё до войны купил за границей» [667].

Таким образом, сам Маклаков не отрицает того, что Юсупов был снабжен им неким орудием (кистенём со свинцовыми шарами на гнущейся ручке или двухфунтовой каучуковой гимнастической гантелей), на случай, если придётся добивать жертву. Переданное В. Маклаковым орудие оказалась важным инструментом не столько при добивании, сколько при глумлении, мучении и издевательстве над жертвой. Достаточно сказать, что этим орудием намерено били в область паха, «расплющив» в результате гениталии. Таким приёмом быстро убить нельзя, а вот надругаться и помучить человека, а палачу насладиться мучением жертвы, вполне возможно.

О том, что яд — цианистый калий был передан заговорщикам В. А. Маклаковым в мемуарах Юсупова ничего не сказано. В. Маклаков также отрицает, что им был передан Юсупову яд, цианистый калий. В своё оправдание он пишет: «Такая же неверность и несообразность находится и под 24-м ноября. Пуришкевич рассказывает, будто в этот день Юсупов показал ему и другим цианистый калий в кристалликах и раствор, который он, якобы получил, от меня. Это неверно: не я дал Юсупову цианистый калий, или точнее то, что ему выдали за цианистый калий; если бы он был подлинный, никакая живучесть Распутина его не спасла бы. Но это утверждение и несообразно; каким образом 28 ноября могли меня впервые приглашать к участию в убийств, как рассказывает Пуришкевич, если уже 24 я снабдил их цианистым калием? Это опять удел «воспоминаний», естественной забывчивости и невнимательного изложения» [668].

В качестве версии можно допустить, что оправдания В. А. Маклакова всего лишь отражают не столько нежелание признать своё участие, сколько нежелание признать свой собственный прокол с ядом. Где-то была допущена по вине Маклакова элементарная ошибка, и ему просто стыдно было в этом признаться. Возможно.

Описывая реакцию «посвящённых» членов Думы (из коих первым был В. А. Маклаков, и только вторым — В. М. Пуришкевич) на предложение Юсупова участвовать в убийстве Распутина, Юсупов отмечает, что Маклаков, выслушав его предложение в первый раз, проявил осторожность. Пуришкевич воспринял предложение с большим энтузиазмом: «Пуришкевич согласен был, что Распутина следует убрать, не оставляя следов. Мы же с Дмитрием и Сухотиным обсудили и решили, что яд — вернейшее средство скрыть факт убийства» [669].

«Пятым в дело, — продолжает Юсупов, — мы по совету Пуришкевича приняли доктора Лазоверта. План был таков. Распутин получает цианистый калий; доза достаточная, чтобы смерть наступила мгновенно» [670].

Таким образом, согласно мемуарам Ф. Юсупова, идея применения яда не принадлежала В. Маклакову, а возникла в кругу заговорщиков, к которым Маклаков формально не принадлежал.

Тем не менее, «забывчивый» и «невнимательный» Пуришкевич в своём дневнике излагает следующие подробности: «Ровно в 10 часов [24 ноября 1916 г.] в автомобиле Дмитрия Павловича приехал он сам с Юсуповым и поручиком С. Я познакомил их с д-ром Лазавертом, и мы приступили сообща к дальнейшему обсуждению нашего плана, причём князь Юсупов показал нам полученный им от В. Маклакова цианистый калий как в кристалликах, так и в распущенном уже виде в небольшой склянке, которую он в течение всего пребывания своего в вагоне то и дело взбалтывал» [671].

По поводу контрольной телеграммы В. Маклакову разногласий меньше.

Оказывается, со слов Пуришкевича, это было горячее желание самого В. А. Маклакова, высказанное Пуришкевичу 28 ноября. Пуришкевич воспроизводит эту просьбу от лица самого Маклакова: ««Но вот о чём я вас горячо прошу», — с живостью добавил он [В. А. Маклаков], — “если дело удастся, не откажите немедленно послать мне срочную телеграмму, хотя бы такого содержания: “когда приезжаете». Я пойму, что Распутина уже не существует, и что Россия может вздохнуть свободно»». <…>

В начал первого [пополудни, 17 декабря] члены Государственной Думы уехали, а я, сев на автомобиль, заехал к матери попрощаться, в Государственную Думу послать телеграмму в Москву В. Маклакову: «Когда приезжаете?», обозначавшую, как было обусловлено, что Распутин убит» [672].

В. Маклаков комментирует: «Разговор о телеграмме был у меня с ним гораздо позже при следующих условиях; в день убийства я, действительно, как он вспоминает, должен был быть в Москве, где был назначен мой публичный доклад в юридическом обществ о крестьянском вопросе. День был выбран, повестки разосланы, и у меня не было ни малейшего повода этот доклад отменять. Но перед самым убийством, тот из участников, с которым приходилось мне говорить, стал настойчиво просить меня не уезжать из Петербурга в день убийства и быть тут, на случай, если мой совет может понадобиться. Оговариваюсь, что вопреки тому, что говорит Пуришкевич, я никогда не предлагал никому из участников быть их защитником на суде; напротив, я доказывал им самым решительным образом, что процесс над убийцами Распутина в России невозможен, что такой процесс слишком взволновал бы Россию; что, с другой стороны, невозможна и безнаказанность явных убийц; что поэтому их долг делать так, чтобы они могли быть не обнаружены; что это в сущности будет нетрудно, так как власти, понимая значение этого дела, едва ли будут стараться убийц отыскать; что надо дать только возможность себя не найти; что поэтому заговорщики должны отказаться от тщеславного желания себя назвать, ни перед кем не хвастаться и ни под каким видом не сознаваться. Из дневника Пуришкевича видно, впрочем, что он поступил как раз наоборот, не прошло и полчаса после убийства, как он себя назвал городовому. Этот совет, не давать против себя явных улик, был причиной, почему моё присутствие, как советчика, могло показаться полезным; соглашаясь с этим, я сделал попытку отложить мой доклад в Москве; я телеграфировал об этом моему приятелю А. Э. Вормсу, который состоял в то время председателем юридического общества. Так как он не знал причины моего обращения, то и ответил, что это абсолютно невозможно; я получил этот ответ в самый день моего отъезда, т. ё. накануне убийства.

Я должен был сообщить этот ответ тем, кто этим интересовался; но в этот день я не мог отлучиться из Думы; я был докладчиком комиссии личного состава по вопросу об исключении из Думы депутата Лемпицкого; прения по одному из предшествующих докладов неожиданно затянулись, и я не мог уйти, не рискуя пропустить свою очередь. Я не хотел говорить и по телефону, так как за разговорами по телефону из Думы была установлена полицейская слежка. Уже перед самым вечером, в Думу явился Пуришкевич; я просил его передать кому следует, что мне не удалось отложить заседания и что поэтому я уезжаю. На это он мне ответил неожиданным указанием на признанную участниками политическую нежелательность моего присутствия в Петербурге во время убийства; характерную мотивировку этого мнения я привёл в моём показании следователю, но не привожу его здесь. Вот тогда-то, прощаясь с ним, я просил его, если дело кончится благополучно, послать мне в Москву телеграмму; он обещал, мы установили с ним текст и своё обещание он сдержал: телеграмму я получил» [673].

Итак, «вещественные доказательства», или след участия масона В. А. Маклакова в убийстве старца Распутина найден.

Согласно собственному комментарию к изданным в 1918 и в 1923 годах дневникам Пуришкевича, Маклаков был посвящён в планы Юсупова задолго до того, как обо всём узнал Пуришкевич. Более того, Маклаков был удивлён, что вообще привлекли Пуришкевича. «Пуришкевич назвал мне имена участников, указал день убийства и только; он не передавал даже, о чём со мной хотят говорить; да я и сам об этом не стал бы разговаривать с Пуришкевичем, так как не считал его для этого ни достаточно серьёзным, ни особенно достаточно скромным. <…> Пуришкевич был человек и страстный, и пристрастный; ему не было свойственно чувство ни справедливости, ни терпимости. К тому же его суждения, и самые основные, часто менялись» [674].

Очевидно, Маклаков был прав. Пуришкевич действительно оказался несерьёзным и неосторожным. Ни о какой тайне с этим импульсивным и неуравновешенным человеком вести речь не приходилось. Благодаря Пуришкевичу информация о том, что в доме Юсупова убит Распутин, стала известна полиции через постового Власюка практически сразу, т. е. в первые же минуты после убийства.

Со слов Пуришкевича, правдивость которых Маклаков отрицает, он выразил готовность, если потребуется, защищать заговорщиков в суде. В этой «готовности» В. Маклакова действительно можно усомниться. На самом деле такой поворот, который довёл бы дело до суда, совершенно не устраивал Маклакова. Всё должно было произойти без излишнего шума. Никакого политического шоу устраивать не надо было. Распутин должен был просто исчезнуть. Масону Маклакову важно было устранить непреодолимую для них силу, духовное препятствие — вот единственная вожделенная цель. Поэтому Маклаков и попросил Пуришкевича, когда всё будет окончено, сообщить ему в Москву бессмысленной телеграммой.

Участвовать непосредственно в убийстве Маклакову также было незачем, слишком грязная работа для интеллектуала. Достаточно было того, что всё шло к вожделенной развязке в соответствии с разработанным планом. А маньяков, желающих раскроить череп кастетом, изуродовать человека резиновой дубинкой, почикать его ножиком или всадить несколько пуль, всегда можно найти. Таковыми орудиями и послужили князь Юсупов, Вел. князь Дмитрий Павлович вместе с Пуришкевичем и теми, кто был их явными и тайными соучастниками. Англичанам отводилась более тонкая задача — непосредственного контроля за процессом исполнения, чтобы не допустить ошибок и довести дело до конца.

Что же касается масона В. А. Маклакова, то в материалах его допроса, как и в других доступных источниках отсутствуют доказательства того, что он был координатором убийства старца Григория Ефимовича Распутина-Нового. По поводу Маклакова можно только воскликнуть — браво! Масон Маклаков и не мог быть никем другим, кроме советчика. Советчик и не более того — это и есть максимальная степень участия истинного масона. Настоящий масон всегда остается в тени. Но каков же результат? А результат поразителен, поскольку координация имела место! События умело направлялись в определённое русло. Это следует из рассмотрения всего того, что предшествовало убийству.

Одним из тонко рассчитанных ходов, который наряду с провокационной деятельностью Труфанова в Нью-Йорке послужил сигналом для начала реализации плана убийства старца Григория, явилось выступление в Думе П. Н. Милюкова. Относительно Милюкова, согласно Башилову, нет прямых свидетельств, что он был масоном, но был «сочувствующим». Павел Милюков являлся лидером самой влиятельной оппозиционной партии кадетов. 1 ноября 1916 г. в Думе он произнёс речь, в которой позволил себе сделать ряд грязных выпадов и намёков в адрес Государыни Императрицы Александры Феодоровны, фактически обвинив её с думской трибуны в государственной измене:

«Ещё 13 июня 1916 года с этой кафедры я предупреждал, что «ядовитое семя подозрения уже даёт обильные плоды», что «из края в край земли русской расползаются тёмные слухи о предательстве и измене». Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, — привожу опять мои слова, — что «слухи эти забираются высоко и никого не щадят». Увы, господа, это предупреждение, как все другие, не было принято во внимание. В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: «мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о тёмных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путём разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел».

Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах бесцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира. Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на всё происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка тёмных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами? (аплодисменты слева, голоса: «Верно»). <…>

То, что Протопопов сделал в Стокгольме, он сделал в наше отсутствие (Марков 2-й с места: «Вы делали то же самое в Италии»). Но всё же, господа, я не могу сказать, какую именно роль эта история сыграла в той уже известной нам прихожей, через которую, вслед за другими, прошёл А. Д. Протопопов на пути к министерскому креслу (голоса справа: «Какая прихожая?»). Я вам называл этих людей — Манасевич-Мануйлов, Распутин, Питирим, Штюрмер. Это та придворная партия, победой которой, по словам «Нейе Фрейе Прессе», было назначение Штюрмера: «Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы»» [675].

Как пишет А. И. Спиридович: «1 ноября в Петрограде лидер кадетской партии Милюков произнёс в Государственной думе речь, которую позже сам назвал «штурмовым сигналом». Делая вид, что у него имеются какие-то документы, он резко нападал на правительство, особенно на премьера Штюрмера, оперируя выдержками из немецких газет. Он упоминал имена Протопопова, митрополита Питирима, Манасевича-Мануйлова и Распутина и назвал их придворной партией, благодаря победе которой и был назначен Штюрмер и которая группируется «вокруг молодой царицы». Милюков заявлял, что от английского посла Бьюкенена он выслушал «тяжеловесное обвинение против того же круга лиц в желании подготовить путь к сепаратному миру». Перечисляя ошибки правительства, Милюков спрашивал неоднократно аудиторию: «Глупость это или измена — и сам, в конце концов, ответил: — Нет, господа, воля ваша, уже слишком много глупости. Как будто трудно объяснить всё это только глупостью».

Дума рукоплескала оратору. Со стороны правых неслись крики: «Клеветник, клеветник!» Председатель не остановил оратора, а сам оратор на выкрики протестующих правых сказал: «Я не чувствителен к выражениям Замысловского».

Произнося свою речь, Милюков, конечно, понимал, чего стоят во время войны утверждения немецкой газеты, на которую он ссылался. Он знал, что никаких данных об измене кого-либо из упоминавшихся им лиц не было. Он клеветал намеренно. И эта клевета со скоростью молнии облетела всю Россию. Вычеркнутые из официального отчёта слова Милюкова были восстановлены в нелегальных изданиях его речи. Листки с полной речью распространялись повсюду.

Монархист депутат Пуришкевич с помощью своего санитарного поезда развозил по фронту целые тюки этой речи. Все читали об измене, о подготовке сепаратного мира и верили. Правительство молчало» [676].

Ещё раз вслед за Спиридовичем, подчеркнем, что Милюкову аплодировали не потому, что он сказал правду. Соратники по разрушительной работе, истинные знатоки подобных политических трюков, прекрасно знали, что он лжёт, но при этом справедливо оценили удачный ход игрока Милюкова, и были в восторге от того, что зло торжествовало, и что возмущённые голоса их противников тонули в шуме оваций. Именно на «правильную» реакцию общества и рассчитывал Милюков, понимая, что эмоциональная составляющая, как и сослагательное наклонение, будут убраны, в умах же застрянет только одно — предательство. Что ж удивляться, работали не дилетанты, а профессионалы по части подлых интриг.

Итак, за пределами России «сдетонировал» брат Труфанов, а в самой России «сдетонировал» брат Милюков. Два взрыва произошли практически одновременно: в Англии пришёл конец терпению британской дипломатии; в России лопнула тонкая оболочка последних остатков разума, выплеснув наружу все психические миазмы больной либерально-масонской общественности. Началось полное безумие в России, которое ловкая союзническая дипломатия поставила под свой полный контроль. 

Эффект выступления Милюкова был таков, что общество впало буквально в истерику, все просто жаждали расправиться с грязным, развратным временщиком, узурпатором, колдуном и немецким шпионом. Процесс создания нравственной мотивации был завершён. Теперь общество готово было оправдать любое злодеяние. Остальное, что называется, дело техники. Достаточно было просто отдать распоряжение непосредственному исполнителю, допустим, брату Феликсу, а уж он сделает всё остальное. Точно так и получилось, все последующие этапы операции разрабатывал и реализовывал Феликс Юсупов.

Не напрасно накануне убийства в письмах Государыни Императрицы Александры Федоровны Государю несколько раз прозвучала просьба закрыть Думу, т. е. распустить её на рождественские каникулы, как можно скорее, не дожидаясь назначенной даты 17 декабря. Настойчивость Государыни не являлась следствием нервности её натуры. Государыня торопила Государя, потому что слишком ясно предвидела беду. И её предчувствие вскоре оправдалось. События, не замедлившие развернуться, доказали, что Государыня была безусловно права.

Воейков по поводу амбициозной деятельности Государственной Думы накануне переворота пишет следующее: «В это время общественные деятели напрягали свои силы на получение согласия Государя на то, чтобы министерство несло свою ответственность не перед Царём, а перед безответственными членами Государственной Думы. Ещё в августе 1915 года московская городская дума, в телеграмме к Государю Императору, обратилась с ходатайством об учреждении министерства общественного доверия; теперь же наши либералы, находя своевременным вместо заботы о защите и спасении Родины от врага проводить глубоко-конституционно-либеральную реформу, дошли в своих требованиях до ответственного министерства.

Положение Царя становилось всё более и более тяжёлым; верные слуги таяли, а число людей, оппозиционно настроенных, увеличивалось. Главную роль в обществе стали играть члены Государственной Думы, мнения которых принимались за непреложные истины; великосветские кумушки умилялись духовным сближением с народом, достигаемым благодаря привлечению к власти общественных сил; даже члены правительства начали придавать огромное значение их одобрению и поддержке. Например, председатель совета министров А. Ф. Трёпов, по возвращении со Ставки или из Царского Села, ездил, после доклада у Его Величеств прямо с вокзала в Государственную Думу, где бывал принят в продолжительной аудиенции её председателем — М. В. Родзянко» [677].

Воейкова дополняет А. И. Спиридович, который пишет: «С 9-го по 11-е декабря в Москве был сделан ряд попыток собраний съездов земского и городского союзов. По распоряжению Протопопова полиция старалась помешать им состояться. Но съезды все-таки приняли заготовленные резолюции и разослали их по всей России. Резолюция земского съезда, принятая под председательством князя Львова, требовала создания нового правительства, ответственного перед народным представительством.

Представители того же земского союза, союза городов, военно-промышленных комитетов, московского биржевого комитета, хлебной биржи и кооперативов выпустили резолюцию явно революционного характера. Резолюция объявляла: «Отечество в опасности» и говорила между прочим: «Опираясь на организующийся народ, Государственная дума должна неуклонно довести начатое великое дело борьбы с нынешним политическим режимом до конца. Ни компромиссов, ни уступок. Пусть знает армия, что вся страна готова сплотиться для того, чтобы вывести Россию из переживаемого ею гибельного кризиса». <…>

В Москве в первый день недопущения съездов после 10 часов вечера у князя Львова собрались по его приглашению Фёдоров, Челноков, Кишкин и Хатисов. Князь Львов обрисовал общее положение дел и как выход из него, предложил свержение Государя Николая II и замену его новым государем, ныне великим князем Николаем Николаевичем, а также формирование ответственного министерства под председательством его — князя Львова. Свою кандидатуру князь мотивировал желанием большинства земств. Государя Николая II предполагалось вывезти за границу, Царицу заключить в монастырь. Поговорить с Великим князем Николаем Николаевичем было поручено Хатисову. При согласии Великого князя Хатисов должен был прислать Львову телеграмму, что «госпиталь открывается», при несогласии — что «госпиталь не будет открыт». Хатисов это предложение принял и через несколько дней выехал в Петроград, а затем в Тифлис, где и выполнил данное ему поручение» [678].

«В это время, — продолжает Воейков, — образовалось совершенно открыто пять очагов революционного брожения: 1) Государственная дума с её председателем М. В. Родзянко; 2) Земский союз с князем Г. Е. Львовым; 3) Городской союз с М. В. Челноковым; 4) Военно-промышленный комитет с А. И. Гучковым; 5) Ставка с генералом Алексеевым, нанёсшая самый сильный удар русскому монархическому строю.

Военно-промышленный комитет сразу выделил «рабочую секцию», занявшуюся рассмотрением рабочего законодательства, а также обсуждением вопросов внутренней политики, к делу снабжения армии ни малейшего отношения не имевших. Революционная деятельность рабочей секции, иногда приглашавшей на свои заседания и не членов военно-промышленного комитета, не составляла секрета для министра внутренних дел, который принимал к её обузданию лишь полумеры» [679].

А меж тем, как пишет в своих воспоминаниях А. И. Спиридович: «по Петербургу уже ползли слухи, что Распутина убьют, убьют и Вырубову, убьют и Царицу. В то время в кабинете одного положительного правого журналиста собралась группа офицеров гвардейских полков, которые серьёзно обсуждали вопрос, как убить Императрицу. Один гвардейский офицер предупреждал тогда Вырубову о предстоящем террористическом акте, но это казалось бравадой, шуткой, и ему не поверили» [680].

В. Н. Воейков свидетельствует: «За несколько дней до 16-го декабря, когда я был на Ставке, ко мне в дом пришёл один молодой офицер лейб-гусар, служивший в полку во время моего командования, и сказал моей жене: «Я знаю наверное, что, если старика [Григория Распутина] не уберут, он будет убит». Так как произнесено это было тоном, не внушавшим сомнения в правдивости сказанного, слова эти были немедленно доведены до сведения А. А. Вырубовой, которая к ним отнеслась с недоверием и сказала: «Не так-то легко убивать людей». По-видимому, она не видела или не понимала агитации, которая в то время шла иногда даже от людей, весьма близких к Престолу, заходивших, в своих предположениях, несравненно дальше убийства Распутина, подтверждением чего могут служить следующие выдержки:

1) из письма 25-го ноября 1916 года матери убийцы Распутина [княгини Зинаиды Юсуповой] к сыну [князю Феликсу Юсупову]: «Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было всё спасти, требуя удаления управляющего (т. е. Государя) на всё время войны и невмешательства Валидэ (т. е. Государыни) в государственные вопросы. И теперь, я повторяю, что пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путём, скажи это дяде Мише (М. В. Родзянко) от меня».

2)  Из письма супруги председателя Государственной думы А. Н. Родзянко к княгине З. Н. Юсуповой от 24 декабря 1916 года: «Несмотря на весь окружающий нас мрак, я твёрдо верю, что мы выйдем победителями как в борьбе с внешним врагом, так и с внутренним. Не может Святая Русь погибнуть от шайки сумасшедших и низких людей; слишком много благородной крови за славу и честь России, чтобы дьявольская сила взяла верх».

3) Из письма супруги председателя Государственной думы А. Н. Родзянко к княгине З. Н. Юсуповой от 1-го декабря 1916 года: «Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры — в руках сумасшедшей немки, Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова» [681].

Подготовка к реализации дьявольских планов была уже в полном разгаре. Уже загодя, 20 ноября 1916, князь Феликс Юсупов писал своей жене княгине Ирине Александровне, которая находилась в Крыму:

«Дорогая моя душка,…
Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Р. [Распутина]. Это теперь прямо необходимо, а то всё будет кончено. Для этого я часто вижусь с М. Гол. [Марией Головиной] и с ним [Григорием Распутиным]. Они меня очень полюбили и во всём со мной откровенны… Ты должна тоже в том участвовать. Дмитрий Павлович обо всём знает и помогает. Всё это произойдёт в середине декабря. Дм. [Дмитрий] приезжает 6-го, а если кн. [князь] выедет 12, то как раз будет вовремя. Как я ни хочу тебя поскорее видеть, но лучше если бы ты раньше не приезжала, т. к. комнаты будут готовы 15-го декабря, и то не все, а наверху всё расстроено, т. ч. тебе негде будет остановиться. Ни слова никому о том, что я пишу, т. е. о наших занятиях…
Скажи моей матери, прочитай моё письмо.
Крепко целую тебя и Беби, храни Вас Господь.
Феликс» [682].

Таким образом, в историю подготовки убийства старца Григория была вовлечена супруга князя Ф. Ф. Юсупова княгиня Ирина Александровна. Князь Юсупов не привлекал её к непосредственному участию, однако использовал её имя как приманку, создав для жертвы легенду о её болезни и нахождении в юсуповском дворце на Мойке. Будучи посвящённой в планы мужа и вопреки внешнему полнейшему благополучию её пребывания среди родных в Крыму, Ирину Александровну охватило непонятное тревожное неподвластное её воле ощущение беды. Её ответное письмо мужу от 3 декабря 1916 г. из Ай-Тодора свидетельствуют о том, в каком психически ненормальном состоянии находились эти люди. Хотя Ирина Александровна и пытается объяснить своё состояние другими причинами, но ей это не удаётся, она недоумевает, что с ней происходит:

«Дорогой Феликс
Ужасно тороплюсь. Сейчас будем завтракать, после чего путтер, муттер и Беби уедут. <…> Ты не знаешь, как грустно отсюда уезжать. Погода чудная. Почти жарко. Так было бы хорошо провести Рождество тут. Папа тоже приезжает, и я не была с ним на праздниках уже больше двух лет. Теперь, наконец, представляется случай быть с ним, и опять ничего не выходит. <…> Я не знаю, когда ещё представиться случай быть всем вместе. Забирай Беби и приезжай. Её прямо грешно отсюда увозить в эту отвратительную мерзость. Тебе тоже было бы полезно приехать сюда отдохнуть. Тут ещё лучше и теплее, чем когда ты уезжал. <…> Что нам делать в Петрограде на праздниках? Я всё равно никуда и ни к кому не попаду. <…> В Петрограде я наверно сейчас же простужусь, а здесь мы с тобой можем всё время выходить и наслаждаться. Приезжай сюда непременно. Ты не знаешь, с каким отвратительным чувством я еду в Петроград. В прошлом году у меня тоже было баловое чувство, и мы были всю зиму больны. На этот раз у меня совсем скверное чувство, в тысяча раз хуже, чем в прошлом году. Я знаю, что если приеду, непременно заболею, и всё равно тогда придётся уезжать. <…> Ты не знаешь, что со мной делается. Всё время хочется плакать и настроение ужасное. Никогда не было такого. Ради Бога приезжай сюда. Я не хотела тебе всего этого писать, чтобы тебя не беспокоить, но я больше не могу. <…> Не тащи меня в Петроград. Приезжай сюда сам. Прости, мой дорогой душка, что пишу тебе такие вещи. Но я больше не могу. Не знаю, что со мной. Кажется неврастения <…>. Не сердись на меня, пожалуйста, не сердись. Я ужас как тебя люблю. I can’t live without you. Come to me. [Я не могу жить без тебя. Приди ко мне. (англ.)] Если не хочешь приезжать, не надо. Не обращай на меня внимания. Не стоит. Я приеду, но не сердись, если я никуда с тобой ездить не буду и видеть никого тоже не буду. Не могу. Ты скажешь — что я себя распускаю, что надо держать себя в руках? Я так и делаю. До сих никто ничего не замечает. Спроси у кого хочешь. А теперь я больше не могу. Держалась, держалась, и наконец упала. Знаешь, так иногда бывает — держишься, держишься, и вдруг больше не можешь. Не знаю, отчего я вдруг сорвалась. Может, <…> из-за близкого отъезда, может, из-за вечных ссор муттер с Nursie [няня]. Я ничего тебе об этом не писала, чтобы не надоедать, но все-таки это так. Мне уже теперь легче, что я пишу тебе. Только, ради Бога, не расстраивайся и не думай, что я сумасшедшая или не хочу тебя видеть. Ужасно хочу, только здесь, а не там. Это ужасная гадость, что я тебе всё это пишу и зову сюда как раз когда ты пишешь, что не можешь приехать. Мне нужно было спрятать мои чувства подальше, совсем уйти в себя, так, чтобы никто, а главное ты, именно ты, который всегда так обо мне беспокоишься, ничего бы не знал. Не сердись на меня и не расстраивайся напрасно. Со всем этим я как-нибудь справлюсь и постараюсь тебе не надоедать моими глупыми чувствами. <…> Очень тебя благодарю, мой Филюша, если прочитал всё это письмо. Написав его, мне стало легче. Кажется, это бред сумасшедшего. Может быть, ты половину и не понял, это и тем лучше. Одним словом всегда знай, что моё главное желание — это быть всегда и везде с тобой и никогда не разлучаться. Крепко-крепко тебя обнимаю и целую. И ужас как хочу видеть.
Твоя собственная Ирина.
Прости меня, Филуша, не сердись и продолжай всегда любить твою баловую Ирину.
Прости меня за мой бред. <…> Храни тебя Господь, и берегись» [683].

Странно и печально… Накануне катастрофы все заняты разработкой плана уничтожения Распутина, но никто не озабочен вопросом уничтожения Гучкова, Милюкова, Родзянко, Львова… — слуг тьмы, поборников дьявола — прямых врагов и ненавистников самодержавной монархии. Кроме как одержимостью бесовской, всё это не назовешь. Из писем Государыни становится совершенно прозрачным то, что интеллигентное и великосветское общество было просто бесноватым. А бесноватый человек, в исступлении бросается, прежде всего, на всё святое и чистое — на человека, живущего с Богом, человека чистой души и праведной жизни. Вот и бесноватый оккультист Юсупов, как прежде подталкиваемый его матерью бесноватый расстрига Труфанов, разрабатывал план убийства старца Григория. Вот и бесноватый Милюков, изрыгавший в Думе хулы на Помазанников Божиих и их Друга.

Вот и бесноватый В. Маклаков, как сорвавшийся с цепи бешенный пёс, набросился на самое святое для русского человека — православного Царя и Царицу. В ноябре 1916, выступая в Думе, лиса Маклаков своим манящим, влекущим подобно гомеровским сиренам велеречием по сути призвал к свержению законной власти, хотя и побоялся открыто указать на Государя, однако его мысли и логика были прозрачны до бесстыдства. Маклаков уже не мог скрыть за пеленой своего витийства губительных планов, он был бессовестно откровенен, как шлюха:

«Россия сейчас как воинская часть перед паникой; по инерции ещё стреляют ружья, по привычке ещё повинуются власти, но подозрение закралось — раздастся крик: «спасайся, кто может!» и все побегут. Но если вместо этого появится вождь, которому поверят, или выйдет кто-либо из их же среды, которого они будут готовы признать за вождя, словом, если появится власть, эта часть будет стоять так же твёрдо, как стояла и раньше.

То же будет с Россией. Время ещё не ушло. Если Россия увидит, что ей навстречу пошли, что властью назначены не слуги режима, а слуги России; если она у власти увидит людей, которым может поверить, то Россия, которая не хочет ни поражения, ни революции, Россия ухватится за эту власть, окружит её полным доверием и вместе с властью исправит все недочёты нашего тыла.

Но это нужно сделать сейчас, не откладывая ни единого дня. Россия ещё может встрепенуться тем старым подъёмом, который мы уже видели. Она встрепенётся, и тогда горе Германии. И потому — долг Государственной Думы засвидетельствовать перед теми. кто имеет очи, чтобы видеть, и уши затем, чтобы. слышать, засвидетельствовать перед ними, что это правительство и страна более несовместны. <…>

И если власть пойдёт на. авантюру и поведёт нас к катастрофе, то Дума ещё может понадобиться. Она ещё может стать в будущем единственной опорой власти, единственным оплотом порядка.

Но чтобы она смогла это сделать, нужно, чтобы она имела право, не краснея, взглянуть в глаза нашей родине. И потому мы заявляем этой власти: либо мы, либо они. Вместе теперь наша жизнь невозможна. (Продолжительные и бурные рукоплескания центра. левой и справа; голоса: «браво»).

В декабре 1916 г незадолго до убийства Григория Распутина, предвкушая скорую кровавую тризну, депутат Государственной думы от партии кадетов масон Василий Маклаков, на квартире соратника по партии миллионера и масона Коновалова, уже не скрывая своего срама, обнажил полностью всю мерзость своей подлой, гадкой, воровской душонки. Он произнёс речь перед представителями Союза городов — крупнейшими фабрикантами и купцами. По сведениям О. А. Платонова, не только сам Коновалов, но и его единомышленники, присутствовавшие на конспиративном собрании: М. М. Фёдоров, Астров, Челноков, Третьяков, Прокопович — все были масонами. Маклаков по сути подвёл идеологическую основу для последующей активной фазы масонского заговора против Русского Народа, Русского Самодержавия и Русской Церкви:

«Династия ставит на карту самоё своё существование, не разрушительными силами извне, а ужасною разрушительною работою изнутри она сокращает срок возможного, естественного своего существования на доброе столетие... Безумная власть пришла бы в величайший ужас, если бы она знала, услыхала, каким языком и что говорит деревня. Бог весть, какими путями, но ей немедленно стало известно всё то, что знает в Петрограде каждая кухарка и дворник. И ужасное зерно истины деревня стала облекать в невероятные одежды легенды. И получается поистине кошмар. Интеллигенция, силясь понять явление, в ужасе перед развалом, всё-таки не теряет до конца великодушия и говорит о болезни, о патологии, о психозе; деревня решает проще: она знает в оценке происходящего одно ужасное слово: «измена, предательство русского народа германцам» [684].

Из речи В. А. Маклакова не понятно, каким образом крестьянство могло быть недовольно «Династией» и Распутиным? Никаким естественным образом не могло. А вот неестественным могло. А именно, когда такие, как В. Маклаков, Милюков, Родзянко, Гучков готовили эти низы, психологически обрабатывали, настраивали против Царя и Царицы. Говоря «о болезни, о патологии, о психозе», следует подразумевать не русское крестьянство, а интеллигенцию, которая навязала простым людям своё психопатическое видение окружающего мира. Им нужна была психологическая привязка, зацепка, заноза для мозгов. И такой зацепкой служил не сам Григорий Ефимович, он ко всему тому, что Маклаков определил словами: ««измена, предательство русского народа германцам»», был совершенно не причастен, но тот образ, который придумали и вылепили перечисленные господа из него самого и его жизни для того, чтобы размахивать этим фантомом перед народом, как тореадор размахивает своим красным плащом перед быком. Они добились своего. Только, вот, бык вместе с плащом поднял на рога и растерзал в клочья и самих тореадоров.

Приведём выдержки из работы И. Л. Солоневича, где изображён яркий портрет русской интеллигенции и интеллигентствующей знати. Хотя в мыслях Ивана Лукьяновича нет прямого упоминания о масонстве, тем не менее, сын белорусского крестьянина безошибочно точно улавливает существо исторического момента и как всегда пронзительно точными и резкими мазками выстраивает историческое полотно, выявляя роль каждого персонажа:

«В 1914-1917 годах самое страшное изобретение революции было сделано петербургской аристократией. Это — распутинская легенда. <…> При рождении — и при почти конце этой легенды — я присутствовал сам. Родилась она в аристократических салонах — русская аристократия русской монархии не любила очень — и наоборот. В эмигрантской литературе были и подтверждения этого расхождения. Эмигрантский военный историк Керсновский, идеолог офицерства — или ещё точнее — офицерской касты — писал: «Сплетня о царице — любовнице Распутина родилась в «великосветских салонах». За эту сплетню милюковцы ухватились руками и зубами: это было именно то, чего не хватало. «Проклятое самодержавие» на массы не действовало никак. Но царица — изменница, и шпионка, и любовница пьяного мужика. И царь, который всё это видит и терпит. И армия, которая за всё это платит кровью?

Санкт-Петербург как истерическая баба. Трибуна Государственной Думы стала тем же, чем сейчас для товарища Молотова служит трибуна всех конференций: не для организации мира, а для разжигания революции. Милюков гремел: «Что это — глупость или измена?» Военная цензура запрещала публикацию его речей — они в миллионах оттисков расходились по всей стране. Я никак не думаю, чтобы они действовали на всю страну. Но на Петербург они действовали. <…> Страна в истерике не билась. Но в Петербурге, куда всякие милюковцы собрались «на ловлю счастья и чинов», денег и власти — всё равно каких денег и какой власти, — в Петербурге была истерика. В марте 1917 года толпы шатались по городу («с красным знаменем вперёд — обалделый прёт народ») и орали «ура» — своим собственным виселицам, голоду, подвалам и чрезвычайкам.

Итак: лозунг был найден. Патриотический и даже антимонархический, что и было нужно. Царь — дурак, пьяница и тряпка. У него под носом его жена изменяет с изменником Распутиным, он ничего не видит, царя нужно менять.

<…> Лев Тихомиров предлагал народное представительство по старомосковскому образцу: церковь, земство, купечество, наука, профессиональные союзы, кооперация промысла и прочее. То есть представительство, органически связанное с органическими выросшими общественными организациями. Вместо этого мы получили монопольное представительство интеллигенции, начисто оторванной от народа, «беспочвенной», книжной, философски блудливой и революционно неистовой. В Государственную Думу первого созыва так и попали наследники «Бесов» и Нечаева, сотоварищи Азефа и Савинкова, поклонники Гегеля и Маркса. Никому из них до реальной России не было никакого дела. Они были наполнены программами, теориями, утопиями и галлюцинациями — и больше всего жаждой власти во имя программ и галлюцинаций. А может быть, и ещё проще: жаждой власти во имя власти» [685].

Тому, о чём пишет Г. Л. Солоневич, можно дать ещё одно объяснение — духовное поражение, паралич центров, которые всегда у русского человека были развиты, обострены, ярко выражены. Следствие духовного поражения, омертвения, гангрены — потеря живой веры. Нет Бога, ничто не свято. Совесть притуплена кутежами, страстными увлечениями, романами. Потеряна цель жизни, разрушено осознание себя как гражданина Святой Руси. Повинен, конечно, и простой народ: поразительное равнодушие, апатия, вялость. Страшные процессы — духовная проказа.

Воистину, когда Господь желает посрамить грешников, Он лишает их разума. Все были лишены разума, обезумили. При полном параличе воли даже тех, кто отчётливо понимал, куда всё движется, но беспомощно озирался вокруг, не зная, что делать. Именно не знали, «что делать». Но никто не задумался, «как спастись». Если бы вопрос был поставлен таким образом, подразумевая духовное наполнение, люди кинулись бы туда, куда указал им Господь Бог, к своему родному Самодержцу-Царю, с кем пребывала благодать Божьего помазанничества, под чьим скипетром единственно находил убежище русский человек во все времена лихолетья. Но сердца людей окаменели, все разучились мыслить духовно, изощренный ум во всём видел только рациональное начало, не «как спастись», а «что делать». В эту плоскость вопрос был окончательно переведен большевиком Ульяновым-Лениным.  Каждый искал свою выгоду. Но нигде никакой выгоды для них ни в чём не было.

Можно долго рассуждать, был ли заговор, или не был. Но разве это не заговор, когда все, пусть даже специально не сговариваясь, нарушили присягу на верность Императору. Всё тайное становится явным, и роль каждого в истории проступила отчетливо. Если бы не было нарушения присяги, не было бы и революции. Потому-то с таким старанием и пытались обвинить во всём Григория Распутина, затем, чтобы скрыть роль настоящих виновников трагедии, предателей и отступников и себя самих. Виноват Распутин — и точка. Но тщетно. Итог всему подвели события истории, и ею же произведён суд над всеми виновниками. Для каждого верноподданного большего наказания, чем отречение Царя — нет и быть не может. И оно есть страшный укор всем, кто был повинен в случившемся. Прекрасно выразил эту мысль царский певец Сергей Бехтеев: «Отказ Царя, прямой и благородный, пощечиной им будет навсегда».

В раскрытии темы участия масонов в убийстве старца Григория много места было уделено В. А. Маклакову, принадлежность которого к интернациональной касте вольных каменщиков не вызывает сомнения. Гораздо сложнее найти прямые доказательства масонской принадлежности Юсупова. Есть только косвенные данные, причём довольно противоречивые. Например, письма его матери, где она предостерегает своего сына от вступления в ложу, мотивируя тем, что это всегда было предосудительно и чуждо семейным традициям Юсуповых. Этим доводам можно противопоставить атмосферу пребывания молодого Юсупова в Англии, его духовные склонности и свойства характера, которые как бы подводят к неизбежности этого события в жизни Феликса, хотя бы из простого любопытства светского повесы, из желания приобрести уникальный жизненный опыт. Но всё это остаётся на уровне вероятности и предположения.

Единственное прямое указание на масонскую принадлежность Юсупова даёт писатель-историк В. В. Кузнецов в книге «Русская Голгофа», где приведено весьма интересного свидетельство, якобы, А. А. Танеевой (Вырубовой), согласно которому князь Феликс Феликсович Юсупов-Сумароков-Эльстон действительно являлся масоном, и об этом знал старец Григорий, для которого злодейские планы Юсупова не были секретом: «Помню, как Головины, которые всегда были очень дружны с Феликсом Юсуповым, года за два до его [Распутина] убийства рассказывали Распутину, что Феликс поступил в тайное английское общество. «Теперь он меня убьёт», — сокрушенно сказал Григорий Ефимович» [686].

К сожалению, Кузнецов не приводит ссылок на подтверждающие источники, что ставит достоверность информации под сомнение. Более вероятно, что данный фрагмент является авторским вымыслом, хотя и не противоречащим историческому контексту.

Тем не менее, можно рассматривать номинальную принадлежность, которой могло и не быть; другое — практическая сторона жизни, её итог, результат. И вот этот результат вполне свидетельствует о тесной близости и даже тождественности Юсупова масонским идеалам, намерениям и методам. Жизненная практика, жизненный опыт и совершенные им деяния позволяют сопрячь Ф. Ф. Юсупова с представителями тайного общества настолько тесно, насколько его деятельность лежала в русле масонских интересов.  Наиболее полно его жизненное кредо и вершину его жизненного опыта изложена в собственных мемуарах князя Феликса Юсупова, которые остаются одним из основных источников, раскрывающих подробности подготовки убийства Григория Распутина, в том числе, степени участия в нём масона В. А. Маклакова. Подробное знакомство с мемуарами князя Феликса Юсупова позволяет дать ответ на вопрос о его принадлежности к масонам.

Мемуары Юсупова можно разделить на две части. Первая половина посвящена становлению личности Ф. Ф. Юсупова, формированию его жизненной позиции и, как бы подготовке к исполнению своего основного жизненного предназначения. Вторая половина, несомненно, посвящена раскрытию мотивов преступления, описанию самого преступления и его последствий в том числе лично для семьи Феликса Юсупова. Убийство Распутина — генеральная линия повествования. Всё остальное имеет подчинённое значение.

Мемуары рассчитаны на неискушенного читателя, у которого на фоне скудной историко-информативной базы недостаточно выражен или отсутствует вовсе аналитический склад ума, способность критически мыслить. У людей, лишённых этого недостатка, мемуары с неизбежностью должны вызвать протест. Этот законный протест порождает искушение объявить мемуары фальшивыми, лицемерными, написанными, возможно, под чью-то диктовку. Но… отвергнем этот соблазн, и допустим, что мемуары — собственное сочинение князя Феликса Юсупова, написанное им искренно. Соответственно, мемуары передают в точности то, что он именно чувствовал, думал и переживал, его собственный взгляд на события.

В этом случае, не вдаваясь в детали, дадим коротко оценку мемуарам Юсупова, выведем некое заключение. То, что написано князем Феликсом Феликсовичем Юсуповым Сумароковым-Эльстон можно назвать королевством кривых зеркал в прозе. Зеркало отражает реальный мир, как и мемуары Юсупова отражают реальные события. Но если зеркало кривое, изображение неизбежно будет тоже кривым, точно также, как искажено историческое пространство в мемуарах Феликса Юсупова, оно уродливо, нарушены пропорции, пересыщены впечатления, однобоко расставлены акценты, криво даны описания событий, лишена меры характеристика личностей, окружавших Царскую Семью, да и самих Венценосцев. Эта кривобокость не является следствием злонамеренного искажения, не является искусственной, но является закономерным и неизбежным продуктом болезненного искривления самой личности автора. Ещё более коротко выраженный диагноз — болезнь души, тот самый «сон разума, который рождает чудовищ».

Однобоко и зло выведена линия старца Григория Распутина. Для автора — это то ли горечь, оскомина, то ли камень преткновения, то ли так и неразрешённая им задача, загадка, непонятый сфинкс, притягательная и одновременно отталкивающая сила. Но почему такая противоестественная страшная рефлексия — убийство. Потому что Распутин для Юсупова — это постоянное раздражение больного воспалённого нерва души — совести. Боль стала невыносимой, и раздражающий источник боли был безжалостно устранён.

Мемуары — рупор всего заговора, Юсупов — выразитель идей, лежавших в его основе, мотивации, принятой на вооружение убийц, как установленных, так и не установленных, тех, кто был в тени, кто вдохновлял, поощрял, направлял руку убийц. В связи с этим, приведём немного цитат, раскрывающих внутренние мотивы Юсупова и всех остальных, сопроводив их комментариями:

Князь Феликс Юсупов: «В конце августа 1915 года было официально объявлено, что великий князь Николай отстранён от должности главнокомандующего <…> Ни для кого не было секретом, что сделалось всё под давлением «старца». <…>

С отъездом государя в армию Распутин стал бывать в Царском чуть не каждый день. Советы и мненья его приобретали силу закона и тотчас передавались в Ставку. Не спросясь «старца», не принимали ни одно военное решение. Царица доверяла ему слепо, и он сплеча решал насущные, а порой и секретные государственные вопросы. Через Государыню Распутин правил государством.

Великими князьями и знатью затеян был заговор с целью отстранения от власти и пострижения императрицы. Распутина предполагалось сослать в Сибирь, царя низложить, а царевича Алексея возвести на престол. В заговоре были все вплоть до генералов. На английского посла сэра Джорджа Бьюкенена, имевшего сношения с левыми партиями, пало подозрение в содействии революционерам». [687].

Ни одно из обвинений, сделанных Юсуповым, не нашло подтверждения своей истинности при расследовании преступлений должностных лиц и «тёмных сил», проведённом Чрезвычайной Следственной Комиссией Временного правительства. По поводу «болтливости» Распутина, можно было бы возразить Юсупову: «Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» Юсупов именно в силу своей собственной природной болтливости по сути сдал всех, кто был причастен к свержению Николая II, перечислив тех, кто участвовал в заговоре против законного Императора: великих князей, представителей знати, генералитет, английскую дипломатию (сэра Бьюкенена). Историки до сих пор ломают копья, доказывая был или не был «заговор великих князей», «заговор генералов», «происки английской дипломатии». А Юсупов одной фразой смёл все сомнения. Так что не сомневайтесь — было!

Князь Феликс Юсупов: «Германия тем временем засылала в окружение «старца» шпионов из Швеции и продажных банкиров. Распутин, напившись, становился болтлив и выбалтывал им невольно, а то и вольно всё подряд. Думаю, таким путём и узнала Германия день прибытия к нам лорда Китченера. Корабль Китченера, плывшего в Россию с целью убедить императора выслать Распутина и отстранить императрицу от власти, был уничтожен 6 июня 1916 года».

Самоуверенность и самомнение Юсупова просто поражает, видимо он очень был горд своими английскими связями, что ничтоже сумняшеся раскрывал засекреченные страницы тайной английской дипломатии.

Князь Феликс Юсупов: «В этом 1916 году, когда дела на фронте шли всё хуже, а царь слабел от наркотических зелий, которыми ежедневно опаивали его по наущенью Распутина, «старец» стал всесилен. Мало того, что назначал и увольнял он министров и генералов, помыкал епископами и архиепископами, он вознамерился низложить государя, посадить на трон больного наследника, объявить императрицу регентшей и заключить сепаратный мир с Германией [688]. 

Возмутительная ложь от начала до конца. Поражают наглость и бесстыдство. Как можно позволить себе настолько цинично лгать на своего Императора? По сути это оскорбление. Вот на таком грязном вранье и грубом искажении построена вся книга Юсупова как в отношении Григория Распутина, так и в отношении Императрицы Александры Феодоровны и Государя Императора Николая II.

Князь Феликс Юсупов: «Надежд открыть глаза государям не осталось. Как в таком случае избавить Россию от злого её гения? Тем же вопросом, что и я, задавались великий князь Дмитрий и думский депутат Пуришкевич. Не сговариваясь ещё, каждый в одиночку, пришли мы к единому заключению: Распутина необходимо убрать, пусть даже ценой убийства» [689]. 

Князь Феликс Юсупов: «Посещая Распутина, с каждым разом я всё более убеждался, что он и есть причина всех бед отечества и что исчезни он — исчезнет его колдовская власть над царской семьёй» [690].

Князь Феликс Юсупов: «Помимо великого князя Дмитрия Павловича, идею убийства горячо поддержал председатель Думы Родзянко: «Как же тут действовать, — сказал он, — если все министры и приближённые к его величеству — люди Распутина? Да, выход один: убить негодяя. Но в России нет на это ни одного смельчака. Не будь я так стар, я бы сам его прикончил» [691].

Пожалуй, единственный эпизод, где Феликс Юсупов вынужден был изложить правду, и это сделано было потому лишь, что об этом детально была оповещена вся Россия. И если бы Юсупов не раскрыл эту правду, или дал информацию с искажениями, его можно было бы прямо уличить в подтасовке и лжи. Юсупов был достаточно умён, чтобы не совершить такой грубой ошибки.

Князь Феликс Юсупов: «Осенью 1912 года царское семейство находилось в Спале, в Польше. Незначительный ушиб вызвал у царевича сильнейшее кровотечение. Дитя было при смерти. В тамошней церкви попы молились день и ночь. В Москве пред чудотворной иконой Иверской Божией Матери был отслужен молебен. В Петербурге народ беспрестанно ставил свечи в Казанском соборе. Распутину сообщалось всё. Он телеграфировал царице: «Господь узрел твои слёзы и внял моленьям твоим. Не крушись, сын твой жив будет». На другой день жар у мальчика спал. Два дня спустя царевич поправился и окреп. И окрепла вера несчастной императрицы в Распутина» [692].

И уже одним этим эпизодом перечеркнуты все недостойные, неблагородные потуги человека благородного происхождения. Ведь одно дело — юсуповские ничем не подкреплённые фантазии, другое дело — реальный факт исцеления старцем Григорием смертельного недуга Наследника в 1912 году, когда светила медицины подтвердили необъяснимый с точки зрения науки феномен. Весь смысл в том, что это не единичный случай — это система, духовный дар Распутна, который увидела, поняла, в который поверила Императрица. А как не поверить, если сын Алексей Наследник Русского Престола был жив, а должен был быть мёртв. Кто был подлинным виновником торжества — старец Григорий Ефимович Распутина-Новый. И пусть Феликс и иже с ним закроют свои порочные уста, исполненные злобы и клеветы.

«Немы да будут устны льстивыя, глаголющыя на праведнаго беззаконие, гордынею и уничижением» (Пс. 30:19). 

«Царь же возвеселится о Бозе, восхвалится всяк кленыйся им, яко заградишася уста глаголящих неправедная» (Пс. 62:12).

Удивительное признание делает Юсупов о старце Григории. Из его уст исходит утверждение, что «такие люди, как Распутин, с такой магнетической сверхъестественной силой, являются раз в несколько столетий» [693].

Кто же совершил это признание? Князь Феликс Юсупов — человек, который занимался оккультизмом и занимался им давно и, можно сказать, профессионально, кто понимал, о чём ведёт речь, кто знал цену своему слову в этом вопросе. И цена эта измерена оккультным опытом. Юсупов — специалист, профессионал, эксперт. И вот за это необыкновенное «сверхъестественное» природное свойство человека Юсупов готов убить Распутина! Это поразительно! Это говорит о том, что столкнулись две противоположные силы, два непримиримых начала. Далее сделаем логический вывод, и пойдём от противного. Представителем какой силы был Юсупов? Оккультной. Что означает оккультный — демонический. Кто такие демоны — слуги Сатаны. Далее, какого «бога» почитают масоны, кому молятся и совершают мессы? Это не секрет. Они почитают всё того же Сатану. Только называют его иначе — Великий Архитектор вселенной, Бафомет — князь тьмы и проч.. Значит, оккультист Феликс Юсупов вместе с масоном Владимиром Маклаковым одержимы сатанинским духом, вступающим в непримиримое противоречие с духом, которым исполнен Распутин. Но какой же дух ненавистен Сатане? Дух Христов! Вот, оказывается, представителем каких сил, каких начал является старец Григорий. Он исполнен духом Христовым! Выходит, следуя признанию Юсупова и простейшим построениям логики, Григорий Распутин —великий православный подвижник, Божий человек, исполненный необыкновенной духовной силой старец, какие являются раз в несколько столетий! Что же, сам Сатана через падшего Юсупова исповедал высоту святости праведного старца Григория! Вот и всё доказательство! Вот и конец всем спорам о том, кто такой Григорий Распутин. 

Старец Григорий Ефимович Распутин-Новый был убит, но успокоения это никому не принесло, Распутин был лишь препятствием к основной цели. 2 марта 1917 г. Государь Император Николай II, вероломно пленённый собственными генералами, уступая сильнейшему нажиму со стороны ген. Алексеева, ген. Рузского, депутатов Думы Гучкова и Шульгина, за которыми стояли: весь генералитет, часть офицерства,  революционно настроенные круги Думы, аристократия,  дворянство, интеллигенция, не думая о себе, но желая единственно блага Русскому Государству и Русскому Народу, всеми силами стремясь избежать бессмысленного в сложившейся ситуации пролития русской крови, поставил свою подпись под текстом отречения от Престола в пользу родного брата Михаила.

Цель врагов России была достигнута: Царь отрёкся, самодержавие сломлено. Но причём здесь Распутин? Зачем же надо было его зверски убивать, пачкать руки, пятнать совесть? Совершенно очевидно, что претензии оппозиции и союзников выдвигались, прежде всего, Царю, его «неудовлетворительному» правлению, и вообще, как выяснилось, царскому самодержавному режиму, как таковому. Целями оппозиции, поддерживаемой союзниками на деньги мировой финансовой элиты, были: введение демократической конституции, гарантировавшей права и свободы граждан; учреждение парламента по западному образцу; замене самодержавной монархии на её бесцветный, потерявший всякое живое наполнение суррогат — конституционную монархию. Для этого нужно было добиться тем или иным способом отречения Николая II и передачи фактической власти выборному правительству, подотчетному думскому парламенту. Все. С устранением Николая II Распутин, как политическая фигура, просто перестал бы существовать, он исчез бы сам самой. Но нет, сначала убрали Распутина, и лишь затем подобрались к Царю. Почему? Ответ один. Потому что невозможно было свергнуть Царя, не расправившись с Распутиным. Да, именно так. Старец Григорий Ефимович Распутин-Новый был тем звеном в цепи русского самодержавия, не разорвав которое, невозможно было подступиться к Царю!

Пока был Распутин, все усилия врагов каким-то чудом, каким-то не подвластным обычной логике образом, разрушались. Всё должно было закончиться в 1905 году. Но Царь Николай II ещё 12 лет оставался единовластным правителем Российской Империи. Самодержавная Россия прочно стояла на ногах, поражая мир всё возраставшим могуществом, удивляя своим процветанием, пугая её врагов прогнозами на будущее, основанными на благополучии и безусловном расцвете. Вопреки всему и вся, Россия держалась, чудом. И этим чудом был — старец Григорий. На Распутине держалась Россия — вот в чём подлинная правда.  На Распутине держалось Самодержавие Царя, да и жизнь самого Русского Царя Николая II и всей его благословенной Семьи была связана незримыми нитями с жизнью Их Друга. Вот какова была духовная сила этого человека. Устранить такого человека просто так было невозможно, убить, как собаку, духовного витязя нельзя. Никакие спецслужбы здесь не помогут. Здесь нужно было вмешательство сил иного порядка. Было ли оно? Считаем, что выше приведенный материал позволяет дать однозначный ответ на этот вопрос. Да, такого рода воздействие, которое можно было назвать мистическим или оккультным, или дьявольским, безусловно, было. И проводилось оно не только в тайных масонских ложах, но и через подконтрольные масонству оккультные организации, теософические общества, всевозможные клубы, салоны, где проводились различные ритуалы, от спиритических сеансов с верчением столов и вызыванием духов до служения черных месс.

Таким образом, на поставленный выше вопрос: владела ли теми, кто в доме Юсупова совершил изуверское преступление, некая одушевлённая сила, ответ получен. Да, все участники: вдохновители, организаторы, советники и исполнители были проводниками дьявольской воли и сами были одержимы дьяволом. Сам сатана в облике князя Феликса Юсупова глумился над своей жертвой: «В тот миг не помнил я ни Божьего закона, ни человеческого» — слова убийцы.

Вот эта самая бесовщина, владевшая умами заговорщиков, и направлявшая их злодейскую руку, вступила в смертельную схватку с Божьим старцем Григорием Ефимовичем Распутиным-Новым. За грехи русских людей, он был уничтожен физически, но духовная победа осталась всё же за ним — дорогим Другом погубленной Царской Семьи — великим праведным старцем страстотерпцем Григорием.

В стихотворении на смерть Григория Ефимовича Распутина-Нового, переписанном собственноручно Государыней Императрицей Александрой Феодоровной в свою тетрадь, есть такие строки:

Гонимый пошлою и дикою толпою,
И жадной сворою, полз;ющей у Трона,
Поник на век седеющей главою
От рук орудия незримого масона. [694]



Ссылки:

«Идейный сифилис» — масонство.

650. «Обращение Великого Мастера к Братьям» на сайте «Великая ложа России, https://russianmasonry.ru. 2024 г.
651. «Богданов,_Андрей_Владимирович», статья на сайте wikipedia, 20.08.2024 (статью предваряет рекомендация: «Эту статью предлагается удалить)».
652. Кук Э. Убить Распутина. М: Омега, 2007. С. 146.
653. Князь Феликс Юсупов. Мемуары в двух книгах / Феликс Юсупов; / пер. с фр. Е.Л. Кассировой / предисл. К. Сфири-Шереметьевой. / переизд. — М.: «Захаров», 2016. С. 168.
654. А. А. Танеева (Вырубова) Страницы моей жизни; в книге: Верная Богу, Царю и Отечеству. С-Пб: Царское Дело, 2005. С. 63.
655. Кук Э. Убить Распутина. М: Омега, 2007. С. 287.
656. Кук Э. Убить Распутина. М: Омега, 2007. С. 50.
657. Кук Э. Убить Распутина. М: Омега, 2007. С. 277, 295.
658. Башилов Б. «Легенда, оказавшаяся правдой» на сайте: «Неизвестные страницы Русской истории», 1998 г.
659. «Тайные сети масонства. Ритуальные жертвы» // статья на сайте «Богоявленский Кафедральный собор в Елохове» // со ссылкой на: Кремень В. И. «Камо грядеши, Вавилон? «Тайное знание» в свете Православия». М: Православный паломник, 2002 г.
660. Башилов Б. Ук. соч.
661. Башилов Б. Ук. соч.
662. Иванов А. А. «Русский Мирабо». Василий Алексеевич Маклаков (1869-1957) / Интернет-портал «Русская Народная Линия». 28.11.2016.
663. Протокол № 61 допроса В. А. Маклакова следователем Н. А. Соколовым, 10 сентября 1920 г.] // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919-1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л. А. Лыкова. — М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998. — С. 249-254. — (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв; [Т.] VIII).
664. Князь Феликс Юсупов. Мемуары в двух книгах / Феликс Юсупов; / пер. с фр. Е.Л. Кассировой / предисл. К. Сфири-Шереметьевой. / переизд. — М.: «Захаров», 2016. С. 196.
665. Пуришкевич В. М. Убийство Распутина (из дневника В. М. Пуришкевича. Париж: Русское книгоиздательство «Я. Поволоцкий и К0», 1923 г. С. 62 / Репринт 1981 г.
666. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 209-212.
667. Маклаков В.А. статья «Некоторые дополнения к воспоминаниям Пуришкевича и кн. Юсупова об убийстве Распутина» // ГАРФ / Фонд 612 / Опись 1 /Дело 44 // опубликовано: Современные записки. 1928. Кн. 34. С. 271- 272 // текст цитаты: «Агония» Элема Климова. Проект Михаила Трофименкова. История русского кино в 50 фильмах, сайт «Коммерсант» /kommersant.ru/; ссылка на первоисточник: П. Н. Милюков. «В. А. Маклаков о книге проф. Пэрса» / пометка издания 1928 г.: «Текст рецензии Маклакова на книгу Пэрса воспроизводится по машинописной копии с авторской правкой, находящейся в личном собрании Маклакова в архиве Гуверовского института войны, революции и мира (Стэнфордский университет, Калифорния, США), коробка 16, папка 8 (Hoover Institution Archives, Stanford University, California, U.S.A., Vasily Maklakov Collection, Box 16, Folder 8). Текст печатается с разрешения Гуверовского архива. При публикации сохранены особенности орфографии Маклакова» // Журнал «История и историки», 2001, №1. // текст работы П.Н. Милюкова опубликован на интернет портале: «Library (сохраняется бесценное)» (https://library.by) / Публикатор: Алексей Петров / Опубликовано в библиотеке: 2007-10-11 (номер депонирования: BY-1192090418).
668. Маклаков В. А. Письмо издателю Я. Е. Поволоцкому / Пуришкевич В. М. Убийство Распутина (из дневника В. М. Пуришкевича. Париж: Русское книгоиздательство «Я. Поволоцкий и К0», 1923 г. С. 6 / Репринт 1981 г.
669. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 195.
670. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 195-196.
671. Пуришкевич В. М. Убийство Распутина (из дневника В. М. Пуришкевича). Париж: Русское книгоиздательство «Я. Поволоцкий и К0», 1923 г. / Репринт 1981 г. С. 26
672. Пуришкевич В. М. Ук. соч. С. 34, 95-96.
673. Маклаков В. А. Ук. соч. С. 4-6.
674. Маклаков В. А. Ук. соч. С.7,
675. Резанов А. С. Штурмовой сигнал П. Н. Милюкова. Париж, 1924 // цитировано  по: Документ «Речь, произнесённая Павлом Милюковым 1 ноября 1916 года в Государственной Думе». https://diletant.media.
676. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004. С. 393-394.
677. Воейков В. Н. С Царем и без Царя. М: Родник, 1994. С. 107-108.
678. Спиридович А. И. Ук. соч. С. 405-406.
679. Воейков В. Н. С Царем и без Царя. М: Родник, 1994. С. 109.
680. Спиридович А. И. Ук. соч. С. 411-412.
681. Воейков В. Н. С Царем и без Царя. М: Родник, 1994. С. 113-114.
682. Переписка Юсуповых. Река Времен. Книга истории и культуры. Кн. 2. / ред.: С. Г. Блинов [и др.]. - Москва: Эллис Лак: Река времен, 1995. С. 149 // со ссылкой на ОПИ ГИМ. Ф. 411. Д. 84 // цит. по: Сергей Дроздов. Мотивы убийства Распутина, ч. 9. // proza.ru
683. Первая мировая война и революция 1917 г. // российская социальная сеть «ВКонтакте» (VK) // Ссылка на первоисточник не найдена.
684. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». — СПБ.: Нева, 2002 // Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru].
685. Иван Солоневич. Миф о Николае Втором. "Слово" 1993, № 1-2, опубликовано на сайте «Русская государственность». http://www.rus-sky.com/gosudarstvo/slnvch1.htm
686. Кузнецов В. В. Русская Голгофа. С-Пб: Нева, 2003; ссылки на источник не приводятся.
687. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 168.
688. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 169.
689. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 169.
690. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С.194.
691. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 179.
692. Князь Феликс Юсупов. Ук. соч. С. 177.
693. Протокол № 61 допроса В. А. Маклакова следователем Н. А. Соколовым, 10 сентября 1920 г.] // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919—1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л. А. Лыкова. — М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998. — С. 249—254. — (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв; [Т.] VIII).
694. ГАРФ, ф. 640, оп. 2, ед. хр. 142.