Алиса парафраз

04. 04. 2024

АЛИСА В СТРАНЕ ЧУДЕС
(парафраз)


ПРЕДИСЛОВИЕ

- Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
- А куда ты хочешь попасть?
- Мне все равно... - сказала Алиса.
- Тогда все равно, куда и идти, - сказал Кот.
                (пер. Н. Демуровой)

………… - сказал кот и улыбнулся.
Никто не удивился. А кому было удивляться? Никому не было удивляться. Никого не было удивляться. Некого было удивлять. В уме же, всё же, все же подумали: «Наудивлялись же, уж!» - но тоже улыбнулись
 Вечер обещал развлечь, обещал стать развлекательным. В небо полетели чепчики… да что там?.. что у кого под руками было, то и полетело… хотя чепчиков ни у кого под руками не было… это так – пардон за «парафраз» - для красного словца. Это ни как у стряпухи в стране чудес, хотя, похоже, но я же уже извинился уже - Je vous demande pardon.
Бросали друг в друга, вверх бросали… так сказать, выразить эмоциональное состояние (не повредить бы друзей). А эмоциональное состояние – это предвкушение развлечения.
Разобраться бы, чем предвкушение развлечения отличается от развлечения в полном смысле этого развлечения. Неужели это осуществляется в нас разными гормонами или разным количеством одних и тех же гормонов? Каждый знает, но нет!.. выразить, как говорят, в полном смысле этого слова, не каждый может. Ну да я рад, что в этом месте, некоторый юный пытливый ум остановился, чтоб поразмышлять.
Вот так! Совершить глупость (commettre une b;tise) и праздновать в душе, загнать самого себя в тупик и развлекаться, поиграться словами… у нас парафраз, чтоб не хуже оригинала. Парафразы пишутся на смысл произведения, на жанр, на стиль, и даже стилистику можно сделать объектом парафраза. Вот пишет он (автор): «всё странноватее и странноватее», или «хливкие шорьки пырялись по наве...» и тут, в порыве творческого прозрения художнического протеста Николай Васильич: «О слоге или красоте выражений здесь нечего заботиться; дело в деле и в правде дела, а не в слоге!» А ты ему, Васильичу, Гоголю!.. - тоже не пальцем делан, мол, не лыком шит, стреляный воробей, губа не дура, язык не лопата: - О! как же Вы неправы Николай Васильич!
- О! как же Вы неправы, Николай Васильич! Порой в «слоге», а ещё больше в «красоте выражений» столько «дела» и «правды», что, с ума сойти, как хочется бросить это нудное хрум-хрум, хрю-хрю (О!.. о хрю-хрю ещё будет), эту жизненную правду и прочитать что-нибудь весёленькое, такое, ну, чтобы хоть «шорьки пырялись по наве».
Нет, конечно, и в живой жизни есть захватывающие моменты, когда слеза непрошенно-негаданно, прошибает… да я сейчас могу и над Красной Шапочкой разрыдаться, но кто сможет утверждать, что «шорьки пырялись но наве» - это не живая правда живой жизни? «Да отрежут лгуну его гнусный язык!» Ой! Это я уж, и как-то, чересчур… перебор, перебрал, перехватил лишнего… но, может, и до этого богатыря дойдёт.
Между тем вечер наступал. Наступал, наступал и… наступАл… падал, падал, и падал… а потом снова падал, летал, летал, слетал, приземлялся!.. почти всё равно, что наступал, хотя не совсем.
И вот летим, летим, падаем, он летит, и мы падаем. А мимо?.. чего только нет мимо.

Всё МИМО не пролетит, пока не долетит. Разумеется, тут надо «не долетишь», но так красивее, можно, красивше… ещё лучше "краше".

- Знать бы, куда летим!
- А не знаете, так и всё равно куда.

Люлька, колыбелька, зыбочка из лозы белой сплетённая. Кору с лозы содрали, ободрали бедняжку лозу и сплели кроватку. А снаружи, а за стеночкой ещё свет от лампы в абажуре, еле пробивается, и разговор тихий, но слышно, хотя не всё ещё понятно – есть слова, которые ещё неизвестны, которые ещё выучатся… потом.

Крепко спит в кроватке детка,
А за стенкой шуры-муры,
Аполлоны и Амуры,
Шашни, страсти, шали-вали
Козни, происки, вась-вась.

Детке сон в кроватке снится.
Снятся шуры, снятся муры,
Аполлоны и Амуры
Снятся козни и подвохи
А потом ещё вась-вась.

И потом, а потом уже поэт, чтоб стряпать песни на весь свет!

Кошка с человеком по ночам летают,
Детка в мышки с кошкой… по ночам играют.

Тут бы можно и про мышек, и про мошек, и про то, что кошки едят мышек… зато не едят мошек…

Потом уже, потом… ах, детки. У деток сны вещие и ушки на макушке… как бы мы без Вас, поручик, «У наших ушки на макушке», лейб-гвардии Гусарского полка?
Потом уже, потом…
А сейчас, заодно, и сверхзадачу выложу, чтоб потом не потеть.
                О СВЕРХЗАДАЧЕ
Да, Боря, проза экспериментальная, и эксперимент, как раз, и заключается в том, чтоб не «вчитываться», а так, в свободную минутку почитать и, прочитав, подумать – «чушь какая-то собачья», и пожалеть, что потратил минутку на какую-то собачью чушь. Да, минутку на чушь, а время у нас такое, что и минутку на чушь жалко. Вот тут и спрятана сверхзадача:
Сохранить твою минутку, мой образованный читатель!
Смешно?
                (из письма читателю Боре)




Г Л А В А П Е Р В А Я

Знаю я, есть края,
Походи, поищи-ка, попробуй,
Там такая земля, там такая трава…
А лесов, как в местах тех нигде, брат, в помине и нет…
Там в озёрах вода, будто божья роса,
Там искрятся алмазами звёзды
И падают в горы,
Я б поехал туда, только где мне достать бы билет.
                ( Гарик Сукачёв)
«И начинается рассказ… Страна чудес встречает нас»
                (Льюис Кэрролл)

-Ай-я-яй! Припоздал! – крикнул кролик прямо в ухо Алисе в третий раз подряд. И Алиса не удивилась… все три раза подряд. Некому было удивляться. Некого было здесь удивлять. Все были на уроке.
Но подумать: ««Наудивлялись уж, в прошлый раз!» - Алиса подумала.
Кролик за карманные часы, но и это не помогло. Кролик задумался.
Алиса подошла к кролику, погладила его «Ну не переживай так», и улыбнулась.
Кролику стало приятно от улыбки, и он даже пропел в уме: «От улыбки станет всем ветлей…», но вслух не получилось. «Их улипки хватит за глазей», - получилось, но Алиса поняла, и поняла даже что такое «ветлей», что это про дружбу и они, взявшись за ручки… один за ручку, второй… извините, вторая за лапку, пошли к норе. И тут Алиса остановилась перед… чёй-то ей особо не хотелось, как прошлый раз, летать аж через центр земли и вспоминать про долготу и широту, о которых она и теперь понятия не имела, и главной неприятностью было то, что в банках там, на которых написано было на одной «АПЕЛЬСИНОВОЕ», а на другой «КЛУБНИЧНОЕ», в зависимости от переводчика, ВАРЕНЬЕ», было пусто. Может уже кто-то пролетал до неё.
- Нет проблем, - сказал Кролик, теперь уверенный в крепкой их дружбе, и завёл Алису с другой стороны, и не надо было ни летать, ни падать, и они, без всяких падений в Австралию или Новую Зеландию, оказались на месте. На месте да не на месте… сложи стишок в анапесте! не можете в анапесте, тогда и не лезьте.
Столика стеклянного не было, лужа вся давно высохла… Алиса попыталась вспомнить из Сергея Александрыча, «Низкий дом мой давно ссутулился, Старый пес мой давно издох.», анапест всё-таки, трёхстопный, Но получилось, как и в прошлый раз - «Изгоргобить, прихаркиват, хохлится, Оставаться один на стреме», - несуразица со стихами, хотя, казалось, что тоже анапест и тоже трёхстопный, и ещё казалось, всё-таки, что важно, что с прошлого раза, она всё-таки заметно продвинулась. Ишь ты! Всё-таки! Не до Австралии ей сейчас, в Австралию лететь не хочется, притом даже даром, без билета. В один приём: фьють и в Австралии: лежишь себе в савАне (да, в савАне, а не в сАване), среди саваны, если так больше нравится, если так хотите, под эвкалиптовым деревом, а рядом однопроходные, яйцекладущие или яйцеродные, снова же, как вам угодно (Monotremata), могут и сумчатые (Marsupiales) туда-сюда: утконосы, ехидны, матчи-сони (spiat po 15 chasov v sutki, спят по 15 часов в сутки), сахарные летающие поссумы                сумчатые муравьеды, все снуют, снуют туда-сюда.
«Эх, Алиса! Посмотрим, что тебе ещё дальше предстоит… у-утконосы ей не нравятся… - это Алиса сама в себе, сама про себя, в уме значит, - Посмотрим что предстоит…»
А предстоял чудесный огород с капустой, а в каждом кочане капустном ребёночек, чтоб прозапас (поразмышляла Алиса) для тех ребёночков, деток, про которых говорят, что в капусте нашли, а не аист принёс . Хотя и аистов, по огороду ходило много, чтоб было чем играть в крокет за неимением фламинго, хотя Алису ещё никто и не приглашал играть. И вообще, пока не понятно было, что с ней делать?
Решили спеть ей песню. Хором из деток, в сопровождении фламинго... нет, у нас же аисты, значит в сопровождении аистов, хотя красивее было бы написать «фламингов». Ну а как? Все должны были быть заняты, как в капустнике, это же, в конце концов, не рапсодия в стиле блюза, не индивидуальный сценический образ, не сольный номер, а капустник, в котором поёт хор из деток из капустных кочанчиков, другими словами, детский хор.

Что мне снег, что мне зной,
Что мне дождик проливной,
Когда мои друзья со мной! – вспомнили?

«И так, - как сказал великий Иоганн, - Избытком мысли поразить нельзя, Так удивите недостатком связи», - в переводе Борис Леонидыча. А пастернак – это овощ… он тут пока ни при чём. Дальше видно будет.
«Что мне снег, что мне зной, Что мне дождик проливной, Когда мои друзья со мной!» – спели ещё раз, поддержав мысль Иоганна, детки, из капустных кочанчиков, в сопровождении ансамбля аистов, будто все были готовы тут же в друзья к Алисе. Да они и были все готовы, только Алиса сразу отказалась. Она вспомнила историю с герцогининым поросёнком и подумала: «Зачем это мне надо?.. тащить всю эту ораву, свору, стаю, стадо, косяк за собой?.. да и как? Да и куда? Это был, пока что, главный вопрос».
Да, и куда?
- Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти? - А куда ты хочешь попасть? - Мне все равно... - сказала Алиса.- Тогда все равно, куда и идти, - сказал Кот.
- Это ж если что, так целый свинарник будет! – допустила Алиса.
«Не отнимешь!.. стала думать», - подумала про себя Алиса. Наверное, это после Иоганна в переводе Леонидыча.
Хор снова запел:

Что мне снег, что мне зной,

- а Алиса стала вспоминать из Сергея Александрыча, потому что надо было всё-таки что-то делать, как-то наладить эту ментальную (ох, как сейчас задумалась Алиса… ментальную, сентиментальную… фронтальную… фундаментальную… ну и так далее) связь. Стишки надо было какие-то привести, или прозой блеснуть как-то… простите, привести в божеский вид эти «Изгоргобить прихаркивать, хохлиться…» Ничего не приходило в голову, и Алиса изо всех сил рявкнула: «Снип-снап-снурре, пурре-базелюре!!» - и правильно рявкнула! Такое всем, всегда помогает. Сразу пришёл в голову Иоганн в переводе не Леонидыча, правда, а Лев Владимирыча: «В хороший час согреты Любовью и вином, Друзья! Мы песню эту О дружестве ля-ля».
«Не мытьём, - подумала Алиса, - так катаньем! Мы же в школе их всех проходили, этих другарей немецких… ну, как их там?.. как их? как? «Буря и натиск» - движение… движуха… бунтари, буяны! Ну вот! Опять думать-то стала! Так-то лучше, и с памятью всё в порядке. И «Изгоргобит, прихаркиват, хохлится…» значит, Низкий дом мой давно ссутулится…»
Хор детский, что молчим? А ещё в друзья набивались. А в хоре все детки уже стали розовыми, всех деток в хоре уже выкрасили в розовых (по приказу Королевы, о ней ещё будет), так как все они должны были стать тем, кем они должны были быть. И всем хором, уже розовые детки, розовым хором все запели:
Хрю-хрю-хрю, Хрю-хрю-хрю,
Хрю-хрю-хрю да хрю-хрю,
Когда мои друзья хрю- хрю!.. хрю,хрю.
«Ну, я же говорила: свинарник, детский сад, поросёнковые ясли - эти научат! - сказала в назидание себе Алиса, - но что-то снова звучало не так… опять что-то!.. - «поросёнковые»… как-то не так… ладно, дальше разберкнёмся… разберкнёмся… разберкнёмся… запали, припали буковки откуда-то…»
Подошел кролик: «Всё так! Разберёмся!» - И он был рад, что всё так хорошо обошлось. Ведь он был друг. И выходило совсем по Иоганну Вольфгангу, или не по  Иоганну, разные мнения существуют на этот счёт: «Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты!».
Правда, тут же объявился Кот и сквозь зубы, улыбаясь, спросил: - А что, друзья решили уже куда идём? Уже радуемся, веселимся, ликуем?
- Так это главный вопрос! – воззвала Алиса,- хотя мы уже знаем, что ей было всё равно.
- Ну и?.. – сказал Кот, будто он, в выборе направления, был тут самым главным, будто разумом он был с самого Иоанна… ой, ошибочка вышла… Надо было поразмышлять. Надо было сказать «Иоганна, Вольфганга». «А что, - поразмышляла ещё раз Алиса, - Иоанн тоже разумом о-го-го - семи, может и восьми пядей во лбу. Это ж надо такое придумать, что в начале было слово, и слово было у бога, и словом был бог»… может, слово был бог?..
Заседать надо, и там решать?.. – совсем неробко, после заявления «Ну и?..» Кота с зазубренной (может правильнее было бы «зубчатой» или за зубами скрываемой) улыбкой, заявил Кролик.
Тут же Соня и Шляпник и вся публика, кроме Королевы (о ней и о публике будет) выразили согласие с Кроликом.



                Г Л А В А В Т О Р А Я

З а с е д а н и е «к у д а идти?»

«Сочинить бы такой стих, чтобы шум в голове стих.
Или был бы такой шум, чтобы думали, что ум».
                Елена Казанцева

Сначала Алиса подумала, что лучше бы вернуться в ту, первую нору. Чтобы сорваться вдруг и лететь, лететь, падать, падать, а там, куда упадёшь или прилетишь, там туда, куда и надо попадёшь, там, как сказано, и пригодишься. И не надо самой выбирать: на повариху пойти учиться, кашу варить, как Тося Кислицына  или на лётчицу, как Валентина Владимировна… Терешкова. То есть, где приземлился, размышляла Алиса, там и приземлился… пригодился.
Но Гусеница, единогласно выбранный (он был мужского рода) председателем заседания (ну-у, по большому счёту, не выбирать, же председательшу), был своего мнения. И он стал размышлять вслух, исходя из своего опыта знания жизни и дела, пока комиссия сидела, переглядывалась, и перемаргивалась.
Да, собрали комиссию. Из прошлых были Кролик, Соня, Кот, Шляпник и Королева (притащилась всё-таки, очень хотелось покомандовать), ну и сам Гусеница. Из новеньких: три цыплёнка (Цыпь, Цапь и Цопь); были и другие, будто случайно попавшие, будто случайно проходившие мимо и будто захотевшие случайно сказать… разумеется, весь хор деток тоже числился за новеньких, не было только от Поварихи и от Лётчицы никого, наверное, их мнение было скучновато. Алиса сама в комиссию не входила. Решили её голос считать голосом обвиняемой, позже нашли более верное определение - «обсуждаемой», что, конечно, не дало особых результатов.
Да какая там комиссия? Кот сразу вызвался в прокуроры, обвинители, то биш… (Алиса знала, что нужен мягкий знак после "ш", но так ей казалось красивее), Кролик, Соня и Шляпник тут же записались адвокатами… остальные решили быть публикой в судебном заседании, Королева тоже с ними, ну что делать?.. очень, очень хотелось, как уже было сказано, покомандовать… но здесь уж, не всегда пускали. Словом, какая комиссия?.. Суд настоящий и судебное, судейное заседание… как уже сказалось, хотя не будем пока тыкать пальцАми. Кто, в результате, окажется обвиняемым, подсудимым, подследственным, как в случае со мной, подстреленным (это Алиса размышляла про себя), а кто прокурором и обвинителем, а хоть и следователем по особо уголовным делам (это она про них), ещё посмотрим. Как спросил наш не менее могучий, правда, менее везучий, чем немецкий Иоганн Вольфганг, наш Александр Сергеич (пока не Пушкин, думаю, о Пушкине ещё будет… как обойти такой кусок) в бессмертном своём произведении «Горе от ума» (это Алиса хорошо помнила, на это не раз указывала, особенно ей, учительница), «А судьи кто?».
А помнила Алиса ещё и потому, что учительница сказала ни за что, как ей показалось, ни про что: Выйди вон из класса, там тебе интереснее!
- Так там же Кроличек!..
- Ах, это горе от твоего ума, Алиса! Кр-р-роличек!!! – передразнила Алису учительница. Нашла, кого передразнивать!
- А судьи кто?! - не спросила, конечно, как наш Александр Сергеич, учительницу Алиса, да и ум её, её оплошность были тогда только в том, что она, в какой-то момент увидала заглядывающего в окно Кролика и помахала ему ручкой, а учительница Кролика не увидала, ручкой не помахала, зато выгнала Алису из класса. Тогда-то они с Кроликом и встретились в этот раз.
Гусеница, как избранный председатель, задал темп, и даже можно сказать темпо-ритм.
- Граждане! - сказал он. Может даже сказал: «господа!», может: дамы и господа – может даже: дамы и кавалеры, может, обратился прямо к народу в судебном заседании, мол, уважаемая народ!.. а может просто сказал: «товарищи!»
- Largo Andantissimo на ;!
- Когда весна придёт, не знаю…
- Ой, это я знаю, это «Весна на Заречной улице»… - улыбнулась Гусенице Алиса. Она понадеялась, что как с Кроликом, они тут же станут друзьями.
- С приходом весны… - искоса взглянув на Алису, продолжал Гусеница…
- Да, весной, и это не секрет, приходят мир, дружба и жвачка! – не сказала ни слова против Алиса.
- Обычно это происходит весной... сбился с темпа Гусеница, и тут же получил негласное неодобрение публики.
- Товарищи! Господа!, может: дамы и господа – может даже: дамы и кавалеры, может, обратился прямо к народу в судебном заседании, мол, уважаемый народ!.. а может просто сказал: «товарищи!»
- Весной происходит разное. Я, например, в нужный срок, пройдя, при этом, прошу заметить, стадию куколки, это тягостное время вынужденного безмолвия и бездвижия, превращаюсь в бабочку, И вот – поля, луга, речки и озёра… после кукольной темницы, свобода!
- «Нас встретит радостно у входа»… - заметила вежливо Алиса, не оставляя надежды сделать приятное председателю.
- Есть такие, конечно, враги и недруги, недруги рода Бабочкина… - и тут Алиса вспомнила: «И умру я не в летней беседке, От обжорства и от жары, А с небесною Бабочкой в сетке, На вершине дикой горы» 
- А я в бабочку превращаюсь, - настаивал, теперь уж совсем потерявший всякий контроль над темпами и размерами и над своим терпением Гусеница, - летаю туда и сюда, блестя невероятными цветами своих чешуек, пока меня не ловит в сетку, этот сочинитель, этот щелкопёр, этот стряпатель, извините, этого ouvrage , опуса, я бы сказал, этот энтомолог…
- Ле-пи-до-пте-ро-лог! – с трудом выговорила, но настырно произнесла Алиса.
- Спасло провидение, отбился, убежал, улетел, то биш(ь), и, по воле провидения, я откладываю яйца, и вот он перед вами, мой зеленоватый герой…потом снова в куколку, и долго лежу, недвижим и безгласен, и лишь потом – прорывая благорастворение  воздухов, порывая с безмолвием и разрывая неподвижность, я снова обретаю крылья, чешуйки, которые снова же овевает ветер, и луга тут тебе, и поля, и озёра…. не прямо, да, не прямо из бабочки в гусеницу, а из гусеницы в бабочку.
- Из грязи, - каламбурит Кот, - прямо в князи.
- Не бывает, не бывает, чтобы прямо… - и тут Гусеница совсем сбивается с размера и запевает: «Ваш путь извилист жарок и опасен… А Ваша бабка банщицей была…»
 - Особенно здесь хорошо про банщицу, ну прямо в тему!
 - ...и не думайте… - не обращая внимания на конструктивное замечание Кота, продолжал Гусеница, - и не думайте… прямо не пройдёт… некоторые, думают,  некоторые, думают, - и председатель устремляет острый взгляд на Алису, -  что вот так просто, прямо в князи. Нет, не просто и не прямо! Да-да! -  и возвращается председатель в свои любимые 3/4, - чтоб бабкой быть, надо банщицей побыть!
Волнение в зале приходит к закипанию, и среди адвокатов образовывается некоторый гвалт.
- Ну, это Вы про своё, - сквозь образовавшийся гвалт шелестит Соня, разбуженная вовремя Кроликом. Правда, Соня не знала вовремя это или не вовремя, мало того, она не очень понимала, вписалась ли она в темп, и, что немаловажно, в ритм, как бывает, кларнет в оркестре собьётся вдруг и не в такт, не в лад и невпопад скулит, как щеночек, которому прищемили хвостик.
«Ну, сказала и сказала. Как говорится: Слово не воробей, вылетит, назад не поймаешь», - подумала Алиса, - и ещё странно, - продолжала размышлять Алиса, - почему её зачислили в обсуждаемую? Почему разговор, раз так, идёт не о ней, «куда идти?», а о жизненном цикле гусеницы? Пусть даже она он, а он не она. И он произносит это как бы для неё, как бы в поучение ей. Поучайте, знаете, поучайте лучше ваших поучат… нет, правильно паучат, - припомнила из «Пиноккио» Алиса.
- Так вот я и говорю,- продолжал научать Гусеница, - без труда не выловишь рыбку из пруда! Выучиться на лётчицу… смешно! А научиться швырять чем попало в друзей? И не только чепчиками, но, и поварешками, и кастрюлями, и ложками, и кочергами, и из кофейника лить друзьям кофе на голову? Это не смешно? Да будь ты хоть лётчицей, хоть залётчицей, но кашу варить, как  Тося Кислицына, кстати, надо уметь? А ещё замахиваться на лавры Валентины Владимировны Терешковой… Вот что я скажу! Или как?!
«Откуда, откуда ему известны мои глубокие мысли… о кашеварении, во-первых, и, тем более, о лётчице?..» - восклицала сама в себе Алиса, и хотелось оказать отпор… хотела, конечно, рявкнуть «Снип-снап-снурре, пурре-базелюре!!», но перебил Кот.
- А и правда!
- Голову отруби… голову оторва… - попыталась встрять, выкрикивая из публики Королева и пока подыскивала нужный для данной диспозиции глагол, вернее правильное его окончание, её перебил тот же Кот, воспользовавшись Королевиным… Королевиной пертурбацией, мазурик этакий.
- А и правда! Хотелось бы знать!.. или, «знать, хотелось бы!»  Слово "знать" - это глагол, существительное или экспрессивная частица!.. в смысле члена предложения?
- Примеры, пожалуйста, примеры! Аргументируйте, аргументируйте! - запыхтели в публике.
- Примеры - сказал Кот, - да, пожалуйста: в «привилегированная знать...» – знать это что - существительное? «Знать, пошёл добрый молодец Илья Муромец супротив... ну скажем, Соловья-разбойника!» – что это, как не экспрессивная частица? Ну а что здесь: «умереть знать судил мне Бог »?
- Эх! Смотри-ка, не растерялся! - выпискнуло из зала. Может это был Цыпь, а может и Цоп, и никакой тут пертурбации не случилось.
- Он в дискуссиях не слабак! – это уж точно был Цыпь.
- Смотри на них, ещё пищать не научились, а горланят уже за будь здоров! Головы с пле… оторва… отруби… - ух как хочется кому-то покомандовать.
- Пи, пи, пи! – загорланили, выразив. таким образом своё несогласие с Королевой, хором Цыпь, Цапь и Цоп… и были тут же поддержаны детками из кочанчиков: ;рю-хрю - взвиззгг!
- Вот и я про это, - продолжал на ; гусеница: В яйце сначала посиди, потом цыплёнком стань, потом пищи, потом горлань вовсю свою горлань… я хочу сказать вволю, - снова сбился на прозу Гусеница, - прежде, чем кудахтать, пропищи сначала, а потом уже, если повезёт, если мужская судьба случится, жребий выпадет, то и петухом кричи по утрам, как бешенный.
«Но чьо-то, - казалось Алисе, - он был не на её стороне». Это замечание касается Кота. «Ну, ещё посмотрим, не надо указывать пальцем, как уже было сказано…» Было сказано «пальцАми», но Алиса уже пришла немножко в себя, оклемалась чуть-чуть от такой россыпи в виде Кролика, Гусеницы, Кота, Цыпа, Цапа, Цопа и других подобных, и стала, как было сказано, думать и вспоминать грамматику (из начальной школы, хотя бы, пока, конечно), и размышлять могла. Она ведь не так уж плохо училась в школе, хотя бывало, заглядывалась, как уже было сказано, на кроликов за окном. А это было какое-то наваждение: «Изгоргобит, прихаркиват…». Ну, да и как не быть?.. Попала снова куда-то, сама не знала куда!
Один Кролик с карманными часами, чего стоит, а Кот… и говорить нечего… хоть сердится, хоть хмурится, а улыбается на все зубы, или во все зубы… или во весь рот! Но это не главное. А главное - это собрание, эта комиссия! Цыпь, Цапь, Цопь! - при том уже не совсем и жёлтые, так как все они должны были стать тем, как уже было сказано, кем они должны были быть.
Перекрашиваются все понемножку… Знать бы, где их мама, квочка… может ещё придёт. А эти поросёнки или поросята, как хотите, розовые, в капусте - совсем спятить, сбрендить, рухнуть можно… не хватает мамы - свиной мамки… матки… правильно, свиномамки… нет, свиноматки, может тоже ещё придёт.




Г Л А В А Т Р Е Т Ь Я
          т а к  к у д а  ид ё м?

- Так куда идём? – спросил, ломаясь, улыбчивый, тот же Кот.
«Нет, он-таки за меня, - раскинула умом Алиса, - потому что, если уж попала…
- Попасть впросак, может каждый дурак, но если ты не дурак, не попадай в просак! – промяукал, хотя не совсем это можно было назвать мяуканьем, Кот, при этом, не пряча улыбку за зубы и этим высказывая всё-таки расположение к Алисе.
- И я не дура!.. как некоторые не пытались меня здесь изобразить «изгоргобит… прихаркиват…, хохлиться!» - не дура, и ни в какой просак не собираюсь! Я и в Австралию не захотела, потому что желаю знать что ждёт меня впереди, а не валяться среди сумчатых и однопроходных.

«Желаем знать, желаем знать
Устроены как люди!

– это Цыпь, Цапь и Цопь в сопровождении хора… детского хора… хора из деток… некоторых, ещё розовых деток… некоторых, которые ещё не подросли и других, которых ещё не перекрасили, не докрасили ещё которых.

Хор отдельно от Цыпа, Цапа и Цопа:

Желаем знать, желаем знать.
Желаем знать, кем будем.

- Им-то зачем?! -  головы оторва… головы отруби…рявкнула, опять без окончаний, Королева.
- Можно… и «оторва…» и «отруби…», для примера другим! Может другим неповадно будет! – согласился Кот.
- Ну, ладно! Совсем средневековье развели! Какие ещё «оторва…», «отруби…»? Сказали б ещё сжечь заживо! А кого это «других» он имеет в виду? Тех, которые пытались фальсифицировать мои познания в русском языке и литературе? или «другие» – это я?
Посмотрела на Кота. Тот всё ещё улыбался, - «Значит - тех!»

«- Ах! Мне б туда, где лесов, как в местах тех нигде и в помине и нет. Где в озёрах вода…»

- Это, пожалуйста! Вон, как Гусеница: и луга тебе тут, и поля, и озёра…. предложил Кролик, от всего сердца.
- Ваш путь извилист жарок и опасен… - съехидничал Кот, с не сходящей улыбкой…
«А может она, улыбка, нарисованная», - подумала Алиса.
- Вроде бы Она, Сама - не нарисованная, а написанная маслом? –  спросила сквозь сон кого-то Соня (риторический вопрос).
Цыпь, Цапь и Цопь, не задумываясь:

- Рембрандт!
- Модильяни!
- Леонардо!
- Тициан, Веласкес, ван Эйк, - сначала задумываясь, а потом не задумываясь продолжили ряд живописцев кочанчики:
Караваджо!
Рубенс!
Пикассо!

- Ну, в любом случае, я же не могу тут ухудшаться… упрощаться до бабочки.
       - Ухудшатся… искажаться… катиться вниз…упрощаться… редуцировать… улучшаться… выправляться… становится лучше, - поразмышляла сонно сама с собой сонная Соня.
Королева: Они встряют! Головы оторва…

Чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
Все мы немножко лошади…»,
- прочитала очень правильно, притом, стараясь, чтоб было очень правильно, из Владимира Владимирыча, Алиса, чтоб всё-таки все не думали, что альтернатива ей - дорога в бабочки.
«Станешь бабочкой, проткнут тебя булавкой, высушат и будут всем хвастать: вот, мол, какая у меня Алиса-бабочка! – а рядом будет проткнутый Шляпник:
вот, мол, какой у меня бабочка-Шляпник!» - пронеслась у Алисы мысль о бессмертии… о славе, пережившей несколько поколений… о причислении к сонму и, наконец, к всенародному признанию…
А рядом сидит в позе "стояния на коленях", или, теперь уже трудно сказать, в какой позе, но, вполне возможно в "позе лотоса" Шляпник и, чтоб усугубить свою медитацию, настойчиво повторяет из Владимира Владимирыча:

«Лошадь не надо
Лошадь слушайте…
Чего вы думаете, что вы сих плоше?»

«Лишь один я
Голос свой не вмешивал в вой ему…»

И действительно, Шляпник давно не вмешивал свой голос, но припоминал, иногда, когда не мешала медитация (Алиса бы сказала: «когда ни одной мысли не было в голове»), стишок ещё одного затейливого поэта из Всемирной Паутины:

Стакан пустеет, мысли гаснут…
Принять, иль  он не стоит свеч.

Тут же он размышлял, Шляпник, когда не мешала та же медитация и стихи Владимирыча и Дениса Готье, о том, что панама должна сидеть свободно и не слишком плотно облегать голову и особенно гармоничный вид её достигается, когда цвет шляпы также отражается в остальной части наряда…

Наш путь извилист, и опасно,
Принять, что он не стоит свеч.

"Ах, актриски, певички, представительницы так называемого бомонда! Для вас шляпки-колокольчики, шляпы-клош, вы всегда окутаны тайной и готовы на приключения и авантюры, роковые кокетки!"
Порой приходили ему мысли, туда же: о бессмертии, о славе, пережившей несколько поколений, о причислении к сонму и о причислении, же к тому, же всенародному признанию.
«Ах, в некоторых шляпках так приятно было бы лежать, защищаясь от солнца, среди однопроходных и сумчатых в саване», - медленно подумала Алиса и чуть сама не сказала Ом-м-м... но вместо этого спросила:
- Хочу спросить Вас, Шляпник, когда Вы в последний раз кого-нибудь оболванили? Ведь правильно Вас звать Болванщик?
- Слово болванщик имеет для меня неприятную коннотацию, потому что имеет с некоторой стороны отношение к слову болван. Но я же не болван!
- А я не дура!
- И все мы, немножко… нарисованные… - будто во сне продолжала, поводя закрытыми глазам Соня.
- Вот так! Во сне может присниться,- сказал вдруг, ни с того, ни с сего, Кролик.
Королева: Голову отруби… или оторва…
- Да, хоть бы одному, чтоб другим неповадно… - Кот уже подустал направлять разговор в нужное русло.
- А Вы бы, хоть одно дельное предложение… - Коту насупротив, предложила Алиса.
Кот, растопырив передние лапы и поигрывая мышцами, будто он был борец вольного стиля, вышел, будто на ковёр, будто против грозного противника, будто в полутяжёлом весе, заурчал, при этом улыбка не сходила с… с… а пусть будет просто: не сходила, и Алиса подумала: «Ах, мазурик! Точно подрисовал!»
- Цыпь, Цапь и Цопь подумали хором: Ну, сейчас начнётся!
Видел бы кто-нибудь выкрутасы, которые стал выделывать Кот перед… перед… перед… а «перед» никого и не было. Это же был не чемпионат школы по вольной борьбе, а…
- А и, правда!- Что я тут выёживаюсь, будто я какой-то Ёжик?
«Шёл и насвистывал, - тут же, не упустила шанс Алиса - Дырочкой в правом боку!» - чтоб засвидетельствовать свои познания в литературе,
А Кот стал пускать искры из глаз, в ус не дуть, выгибать спину, когти точить, внушать тревогу, лизать и заглядывать прямо, пристально смотреть…
Вот!.. от этого пристального взгляда Алиса враз поняла, что Кот мог бы быть друганом, если бы не эта его нарисованная улыбка.
«Нарисованная - это что, препятствие к дружбе?»
- Последний раз я подсунул одному зяблику хомбург вместо борсалино! Ну и смеху было!
«Да, у Шляпника было всё натуральное. Одна медитация чего стоила! Профессионал! И никак по-другому»
- Видишь ли, Алиса, "болванщик", в вашем понимании этого слова, значит тот, кто оболванивает, дурачит, объегоривает, мошенничает, обмишуривает, я, правда, однажды подсунул одному зяблику хомбург вместо борсалино: «А ты опять, опять с другим… » - Смеху было, смеялись все! Один зяблик не смеялся. Но скоро забылся… с другой!.. и смеялись оба, обе… обое… обои… да какая, теперь разница? У них ведь, у зябликов, не так с этим строго, и с «любовь до гробовой доски», не очень-то  - хотя встречаются и среди них…
-Так значит, ты относишься скептично, и, может, даже цинично к любви до гроба, как между лебедями… лебедьми?.. а!.. сейчас не до лебедёв, - Алиса разволновалась и снова сбилась с норм произношения! – относишься цинично до красоты… к красоте такой любви?..
- Красота страшная сила! Красота спасёт мир! Красота требует жертв! - запищали по очереди, с мест Цыпь Цапь и Цопь.
- Красотки, красотки, красотки кабаре… - забрасывая ноги (лапы) на манер красоток кабаре, спел, Кот.
- И это всё, по-твоему, не признаки любви навсегда?
- Да признаки, признаки! Но ведь зяблик-то «скоро забылся с другой», с другой стороны – тоже фасон! Свой шик, свой фортель, свой кандибобер. Этакий намёк: «хомбург» вместо «борсалино»! Каждый исповедует свой фасон, например: «восьмиклинка».
«Сумей любить одну навеки…» - насвистывает, дефилирующий мимо форточки любовницы любовник-фраер в кепи восьмиклинке; и одной восьмиклинки уже достаточно, чтоб тронуть сердце кокотки в форточке, чтобы познать насколько это бездна, насколько это глубина, насколько это вечность - эти его, фраера, любовничьи преданность, влечение, симпатия и, главное, восьмиклинка.
«Нет, всё же Шляпник классный!» - поразмышляла про себя, то бишь, в уме Алиса. И Кот ничего себе! – юморист этакий, мазурик, и Кролик – друг».
Кот, прочитавший мысль Алисы, что он, мол, ничего себе - юморист, вышел наперёд и сделал такой реверанс Алисе, что у всех присутствовавших только и  вырвалось, что восхищённое «Вау!»
А Кот тут же запел: «Три танкиста, три весёлых друга, Симулякр, давайте на троих!»
В публике резко закончилось «Вау» и началось снова переглядывание и перемаргивание, а в голове у всех завертелось, как на заборе или на сарае написанное: Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно»
«Что непонятного? «Симулякр»?- так набери в Википедии, там всё прописано; «давайте на троих»? - так это каждый детка с детства знает»; ну а уж: «Три танкиста, три весёлых друга», так это и к бабке не ходи», - в защиту друга подумала Алиса.
«И что это я принялась так его защищать? Да так! Нравится он мне! Уж лучше в друзьях быть у того, кто тебе нравится, чем другом того, кто тебе не нравится», - тонко и мудро заметила, в стиле Мигеля Сааведра, или Клода Адриана, или Вольфганга, или славного автора «Пелиады», сына Мнесарха и Клейто, Алиса.

           ГЛАВА  ЧЕТВЁРТАЯ
                (ретирада)
               
                «Над вами потешаться будут!»
        (Воланд Иммануилу Канту за завтраком )

Некоторые, неопытные юноши, могут считать всё это говорение за бредятину выжившего из ума умника, как сказала одна моя подруга, но Алиса, выгнанная из класса из-за кролика, а с другой, учительской точки зрения, из-за глубокого её ума, достойна моего внимания и заслужила моего интереса, хотя бы уже по тому, что заслужила интереса Кролика, Кота и Шляпника и стала их другом, а если кому-то неймётся, то и подругой!
Знаете, я вам скажу, что  в девятом классе дружить с Кроликом, который носит часы в жилетном кармане, Котом, который цитирует песни времён боёв на Халкин-Голе, и Шляпником, который всё знает о «восьмиклинке», это вам не фунт изюма и уж точно не хухры-мухры… хотя, с другой стороны – выпускница, заканчивает школу, а до сих пор не знает на кого лучше ей пойти учиться – на лётчицу или на повариху, чтоб кашу варить…
Словом теперь уже стало три друга, и они могут всей своей тройной мощью противоречить хоть и мощи самого председателя Гусеницы.
- А и правда, чьо нам тут выжмуриваться, - сказал Кот, - собираем манатки и идем, куда нам хочется! А поскольку мы не знаем куда нам хочется, да и манаток у нас, как у того мальчика с пальчик… пальчика… мальчик с пальчика… а-а-а!.. то собираем и идём!
Но тут зал выразил своё гласное неодобрение. Ну а чьо! Если сподобились на коллективное «Вау», чего бы не найтись в «ух ты!» и «ого-го!» - только теперь эти словечки означали негатив и раздражение, и неприятие такого образа действия, направленного против их авторитета. Все, конечно боялись, что их мнением будут манкировать, мнением будут пренебрегать впредь и считать их мнение ни за что. Особенно это касалось Королевы, и она тут же провозгласила своё… а-а, все знают, что может провозгласить Королева.
Да, королевам надо, чтоб головы, чтоб рубить, а если часть эвентуальных голов уходит из… лучше с… поля… боя... зрения, то шанс командовать этим кодлом, - думают королевы (извините, я тут не сравниваю: «думают королевы» и «Алиса думает»), лазейка, чтоб управлять этим кодлом и любым кодлом сужается, и вся la commedia, в конце концов, finita.
Да… так, собственно говоря, и думала вся комиссия (консилиум, съезд, совнархоз, конгресс, заседание, сходка на хате - а чьо, можно и так), включая публику с мест, ну, тем они и представляли всю их мощь против всей мощи их, трёх друзей, и никто не хотел на этом finita la commedia.
А чьо хотели?
Две вещи, две главные вещи: Куда идти и чьо хотели?.. это примерно как «Что делать?» и «Кто виноват?» И ещё, так и чешется язык: «Кому на Руси жать… жить хорошо?»
Так, чьо хотели?
Хотели, конечно, каждый своего. Тут приходит на ум: «кесарю кесарево, а богу богово», и «… каждому по путям его», и каждому свой сон снится, и каждый должен получить своё, и дорогу осилит идущий, и jedem das sein, или: «нечего делать, ломай дверь, ребята».
- Ой, только не надо из себя строить философа-размышлителя, - сказал Кот.
- А кому сказал?
- Да, тебе и сказал! Видите ли, изображает из себя инкогнито. Может, ещё скажешь: Создатель, Творец, Источник жизни, Вселенский Разум, Начало и Конец, Вседержитель, Царь царей, Всемогущий, Всеведущий и Вездесущий, Вечноживущий, Царь славы, Вечный Дух, Святой Дух, Дух животворящий, Сердцеведец, Победитель, Судья, Спаситель, Искупитель, Целитель, Творец чудес, Любовь?
- А чьо думаете? Возьму вот сейчас и сотру всех и, всё… к дьяволу, и перережу … как сказано, и поминай, как звали!.. Пиранделло этакий, Луиджи! (мальчик и девочка – оба не произносят ни единого слова ), - а у нас будет и без мальчиков, и без девочков.
Тут все испугались. Все стали воображать… А что без и мальчиков, и без и девочков будет?
- Мы, конечно, раскаиваемся, просим прощения, так сказать, - заелозил Кот.
Кот, как ни странно, первым, среди всех, догадался, что "Перерезать волосок может тот, кто подвесил )… могут парки, ещё, могут мойры, могут и наши воржеи: Макошь, Доля и Недоля.
Три старухи, одна с другой схожи,
У дороги сидят,
И прядут, и сурово глядят…
Все такие противные рожи!
«Вот мазурик" - тут же подумала Алиса.
А мазурик подумал: – так лучше с ним не связываться, превратит в колоду, бревно, а то и в чурбак, а то и в чурбачок какой-нибудь, ни ноги не поднять, ни рукой не обнять.
Любой писака, чего только не напридумывает, чтоб было только, как в жизни, чтоб только написать: «основано на реальных событиях».
Итак, выгнатая ни за что с урока Алиса. В классе её называли просто Алиска.
Ничего, так себе девочка. Формы округлые, как и должны быть у всех ничего себе девочек. Мозги… с мозгами пока надо подождать ибо, как уже сказано, неизвестно кто, в результате, окажется обвиняемым, подсудимым, подследственным, или подстреленным, а кто прокурором и обвинителем, а хоть и следователем по особо уголовным делам, ещё посмотрим.
Справедливость в большей, и не в меньшей мере касается богов. Правда, справедливость в большей мере доступна тем, кто сильней… т.е. кто сильней, тот и справедливее. Поэтому в конце, в результате  никого и  не остаётся (слабаки сдаются на милость), чтоб задать вопрос: «А судьи кто?»
Если ты всю свою жизнь ютился сверчком за припечком и подавал свой голос, только, когда все уснут, в надежде, конечно, что найдётся какая-нибудь Алиса, которая не спит и только и ждёт твоего одинокого, обездоленного голоса, потому, что сама одинока и нерасчётлива, и с учительницей никак не может прикинуть что делать, то рассчитывать тебе на справедливость это, как плевать в потолок – себе дороже выйдет.

         ГЛАВА  ПЯТАЯ
(ну, хватит философствовать)

- Ну, хватит, философ…ф…фс…фст…фств - начал было Кот, но тут же вспомнил, что может быть стёрт к дьяволу, хоть бы и за эти четыре согласных подряд, заглох и сделал вид, что и не заводился.
Зато запел Сверчок. Как запел!.. вы бы слышали. Это совсем не то, что «и кузнечик запиликает на скрипке….», и «не «три танкиста», и не гицель в восьмиклинке «Сумей любить одну навеки…» и даже не "а ваша бабка банщицей была"... тут такая любовь, такая любовь!

Он пел так, что горы
переставали тянуться
вверх.
Трилло , трилло, трилло-ло.
Он пел так, что в одну
речку можно было
войти дважды, трижды и четырежды.
Трилло, трилло, трилло-ло.
Он пел так, что любой
дурак мог сойти
за умника.
Трилло, трилло, трулли-ля

Любовь! Любовь - тут такая любовь, такая любовь!
- «А чего бы не петь? - подумала Алиса. Ах, эти её «подумала», «поразмышляла», «предположила» - действительно горе от ума…
«А чьоб и не петь, -  всё же подумалось Алисе,- да какое теперь у него горе - у него теперь брачные игры, а когда ещё петь?»
И действительно, дамочки стали сбегаться со всех концов, правда, петь они не могли, т.е. не то, что у них у всех была повальная амузия, они просто гендерной, правильнее, половой принадлежностью были лишены этого умения, этой способности, но зато какие они выделывали замысловатые фигуры, становились в какие, такие прихотливые и расплывчатые позы, что было не хуже «Трилло-ло, трилло-ло и трулли-ля.
«Вот и кардибалет явился!» - хотела подумать Алиса… но перебил Кот.
- Правильно, вообще-то, будет «кордебалет»!
- А ещё другом заявился, - заявила теперь прямо в лицо Коту Алиса, - кардибалет, кордибалет, кардебалет! Мотоциклет!!!
- Ну вот… - один «стереть к дьяволу», вторая обзывается. Что-то у вас там не то протекает… в вашем королевстве.
- То, не то! С урока выгнали, где теперь уму набираться?
- Да, по тебе видно, набралась! Кар-ди-ба-лет!!! Ямб, блин, четырёхстопный!
- А ты что, тоже в поучители, наставители, вразумлятели и напутствователи подался? Ну, так давай, предлагай, разжёвывай. Куда?
- Куда, куда? Задом… хором, («хором» здесь не про поющих коллективно капустных кочанчиков, а "вместе" - наречие), можно ещё толпой (Excusez-moi, не скажешь же тут ягодицами , размер не тот)… куда? - хором резать провода!
- Ну, знаешь, ты не больно-то! Я ведь тоже могу открыть глаза и всё… Гуляй, Вася, ешь опилки.
- Обзывали уже, обзывали и как только не обзывали. И Вася, и Васька, и Смоки, и Роки, и Феликс. Ах, Алиса, от судьбы не уйдёшь. Не Смоки, так Роки, не Адмирал, так Генерал, не Цезарь, так  Брут… помнишь, Владимир Владимирыч, который тогда ещё был Сирином, обозвал тебя Аней?.. и ничего, не убыло тебя! … ударение в слове «убыло», спортсменка и отличница… надо ставить на «у»!
Алисе стало как-то грустно… во-первых, от того, что она была не такой уж спортсменкой и не такой уж отличницей, как это, с лёгкой руки, промяучил, будто она была сирой и убогой, Кот, во-вторых, ей совсем не хотелось собачиться с Котом… правильнее будет, раз уж с Котом, то котячиться.
Кот, параллельно с Алисой подумал: Раз уж признала, что «не такая уж», то хватит цапаться.
На том и порешили и хором сказали:
Алиса: котячиться!
А Кот всё же: собачиться!
Тем более, что подошли Кролик и Шляпник, погладили один лапкой, второй ладошкой Кота и Алису   «ну не переживайте так», и улыбнулись.
Алисе и Коту стало приятно от улыбки, и они даже пропели, каждый в своём уме: «От улыбки станет всем ветлей, - но тут же спохватились и исправились, в уме, - светлей».
- Теперь, когда мы пришли к такому единогласию, и единомыслию, и единодушию, единосветию, как сказано, и выразили такую совместимость, кхе-кхе, прошу всех к дружественному, обоюдоострому столу.
«Маразм крепчал, - нет, это грубо, здесь нужно найти более мягкий фразеологизм, например: «это полный абзац!», - возможно, это мысль Алисы, - но к какому ещё столу? И кто предложил?»
Ах, это воображаемое иллюзорное бытие!
Кто бы не предложил, садись, ешь, пей, гуляй, Вася… ах, простите, Вася уже был.
И тут появился стол! И действительно обоюдоострый, потому что на одном острие сидели наши  друзья, наши не в смысле, что мы за них и в огонь и в воду, а в смысле… ну-у… без особого смысла, а на другом их антагонисты.
Антагонистов, значит: кочанчиков, кстати, уже многих обретших способность не на шутку хрюкать; Цапа, Цопа и Цыпа; некоторых других, не всех, но будто случайно попавших, будто случайно проходящих мимо и будто захотевших случайно сказать; Королеву, без неё никак, и возглавлявшего председателя Гусеницу, которого, по правде сказать, уже потягивало в куколки.
Кто был предводителем у «наших», пока не решили. Кот напрашивался, мазурик, но пока не выбрали.
Ах, вот Соня ещё, про неё как-то забыли. Соня была на стороне Кота, но особо не вмешивалась, сопела себе потихоньку у него под боком, ещё неизвестно было кто, в результате, окажется обвиняемым, подсудимым, подследственным,  а кто прокурором и обвинителем, а хоть и следователем по особо уголовным делам.
Сверчок сидел не на острие. Для Сверчка главным были сейчас брачные игры и никакого дела не было до того куда идти или кем быть и, тем более, до того «что  делать», «кто виноват» и «кому на Руси жить хорошо».
Ну, сидел себе и пусть… пусть ему повезёт.
Первым взвился Гусеница:
«Пессимист говорит: персонаж без одной ноги - это инвалид!.. или инвалид – персонаж без одной ноги!
Оптимист говорит: инвалид – персонаж с одной ногой!
Пессимист: глядишь, и второй не станет!
Оптимист: дадут протез – будет и вторая!»
«Когда весна придёт не знаю…», - тут же, опять протянуло на ; Гусеницу.
- Это, когда придут дожди и сойдут снега, я знаю, - вскочила Алиса.
Тут же, в защиту своего командира, вхрючились капустные кочанчики:

Когда весна придёт не знаю,
Пройдут дожди, сойдут снега
Хрю-хрю, хрю-хрю, а вместо мая,
Хрю-хрю, хрю-хря и хрюли-хра!

- Я и говорю, всему свой черёд, каждому овощу своё время брать быка за рога, - обобщил прохрюкавшийся хор кочанчиков Гусеница, но, явно не желая, при этом, закончить.
Перебил, как всегда, Кот:
- Так Вы о чём, уважаемый председатель Гусеница? Об, испокон существующих на Земле, оптимистах и пессимистах, или, как говорится, о погоде в доме?
- А что Шляпник? – задал ожидаемый риторический вопрос Шляпник. Шляпник вдруг решил, что длительное его неучастие в симпозиуме, может понизить его рейтинг, - Шляпник не может быть тампоном к любой и некой массе абсорбирующего материала,  Шляпник это прорыв, это протест против устаревших форм, против этих канотье, кепи, балаклав, против всяких будуарных шапочек, котелков, и будёновок, и…
И Шляпник тоже был перебит Котом:
 "А шляпу он носит на панаму,
         Ботиночки он носит "Нариман"?..
 «Мазурик», - снова не подумала, а так, пронеслось в головке у Алисы.
Ах, эти петарды, шутихи и фейерверки!
«Нет, всё-таки Кролик не Кот», - пронеслось дальше в головке  Алисы.
Пронеслось да не пронеслось… в это, как раз, время среди проходящих мелькнула проходящая Крольчиха.
- Да уж, не Кот, не Кот, - вырвалось непроизвольно у проходящей мимо законной подруги Кролика Крольчихи, - а я-то думаю, где ходит, где это он ходит?
- Так только Вам и неизвестно! Видите ли, «бином Ньютона…», - извините, рецепция, литературное воровство… - да Коту было ли дело до рецепций и литературных воровств… воровствов… вств… снова четыре подряд.

Всё четыре,
Всё четыре,
Всё не вижу я пяти,
Значит счастья в этом мире
Мне бедняжке не найти,

- Запели, снова же хором, кочанчики.
Соня, под боком у Кота открыла глаза, но пока не сказала, ни слова.
Кот схватил Ромашку, проходящую мимо и ещё не успевшую сказать свои мысли вслух и стал нервно обрывать лепестки:

Всё четыре,
Всё четыре…

- Не справедливо, не справедливо, запричитала Ромашка…
- Так было уже сказано, что искать справедливости, всё равно, что плевать в потолок. …всё четыре, всё четыре…
Соня решилась на больше чем двух слов… чем два слова… ну а чьо, раз разбудили, раз проснулась?

- Бодрствование… бодрствование, - буркнула Соня, - поведенческое проявление активности нервной системы или функционального состояния в условиях реализации им той или иной деятельности. 
Мало кто чего понял из этого крика проснувшейся Сониной души, хотя всё было один в один из Большой психологической энциклопедии.
Наступила пауза.
Слышна была только песнь сверчка:

Трилло, трилло, трилло-ла,
Трилло, трилло, трилло-ля,
Трилло, трилло, трилло-лю

Трилло, трилло, трулля-люхи, - в особицу для двух, проплывавших мимо в исключительных позитурах.

Пауза – это когда больше нечего сказать или?..

Отвечать невпопад никому не хотелось… будто до этого все отвечали только и наверняка в попад. Тут и вспоминаешь, да и не только тут вспоминается наше всё: «Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю», (Ал. Сергеич Пушкин). Хотя, с другой стороны: "Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин" (Владимир Владимирыч). На ранг, правда ниже, ужо, но это как кому.
О-о-о! Хочется ответить! Бодрствование!
То поют про сирень, а достаётся Ромашке, то снова вот - дрств – пять подряд, язык сломаешь! Спала бы уже себе, так нет, встряёт, встрявает (о-о-о, Ал. Сергеич, мы тут за тебя. Погоди, ещё будет), встрявает,  будто не о чём больше поговорить.!
- А что, если подходит к тебе приятный молодой человек и шепчет тебе, три раза подряд, на ушко, то надо корчить из себя недотрогу?
- Конечно нет, - несколько обиженно и скромно промолвила Крольчиха, - надо тут же, за ним бежать хоть в Австралию, хоть и в Новую Зеландию, а хоть и в нору под деревом.
Кролик тут покраснел… хотели бы вы видеть краснеющего Кролика, большие красные глаза это понятно,  красные у большинства кроликов от рождения, но и ушки, и лапки, и всё тельце бы?.. но, как всегда, встрял Кот.
- Не понимаю, что Вам не нравится, уважаемая, в нашей норе? – обернулся и адресовался к законной подруге Кролика Кот.
- Ну и мазурик, - снова проплыло в головке Алисы, - но тут он за меня… точно… или, кажется?..
- Не кажется, не кажется, - снова же промяучил Кот, - но Кролик лишь орудие (простите, снова  рецепсия, литературное воровство), пусть будет: оружие в руках провидения.
При чём здесь оружие, орудие и провидение? Вряд ли кто понял, но высказаться… это и к бабке не ходи, и дураку ясно: кому не хочется, раз уж позволили, открыть рот.
- Открыть рот! – тут же ввязался Кот. Как это у эфиопов: «Мухи не залетают в рот, который закрыт!» - Ну, смотрите! Ну, вперёд, как сказала, - при этом он повернулся к Алисе и моргнул ей глазом, - как сказала уже в этой главе Алиса: -   давайте, предлагайте, разжёвывайте, поучители, наставители, вразумлятели и напутствователи.

- Трилло-трилло, трулля-ло, - завёл было опять сверчок…
- А ты что, тоже тут же, туда же?!
- Нет, нет, это я к своим, - свои - сверчковые дамы, при этом, сменили прихотливые позы на глубокий knixen, обращённый к Коту.
Кот сразу был польщён и ублаготворён (не синонимы ли?) такой прихотливостью и расплывчатостью, и таким её количеством к себе, и, возбуждённый, взмахнул хвостом… палочкой, извините, лапкой (чьо-то Алиса теперь запуталась, палочкой, лапкой или ручкой), будто он был на самом деле фантастический дирижер.
Ах, сколько житейской мудрости тут хлынуло на Алису.

           ГЛАВА ШЕСТАЯ
         Житейские мудрости
               
                Мал золотник, да дорог.

Ах, сколько житейских мудростей тут хлынуло на Алису:

- Ковыряй тем пальцем в носу, который подходит.
 - Живёшь с одноглазым – выколи и себе глаз.
 - Корова любит свой хвост.               
 - Любишь корову, люби и её хвост.
 - Голодная мартышка перец жуёт.
 - Мантышка и очки!
 - Мантышкин труд!
 - Хмурая козья морда не мешает доить козу.

«Мама родная, - подумала Алиса, - сколько же я всего не знаю!»

- Если Ваше лицо распухло, - продолжали удивлять Алису проходящие мимо, - ведите себя как толстяк.
- Да-а-а, - прогудел откочевывающий. отчаливающий в куколку голос председателя Гусеницы, - на всякий роток не накинешь платок.
- Бедный Гусеница, - сказала сама себе Алиса.
  - И при сильном голоде не варят суп из гусениц, - вставил тут же, к месту, Кот.
« Мазурик, мазурик, помышляет, намеревается, метит теперь в председатели», - не сказала вслух Алиса, а Гусеницу аж перевернуло от этих слов.

- Не ищите девственницу в родильном доме, - продолжал бурлить поток проходящих мимо советчиков и поучителей.
- Как мошку ладошкой!
- Синица в руках лучше двух в кустах.
- Нет смысла умирать из-за пролитого кваса, когда тебе не дарят сладости.

- Да, да, а как ты думала? Ни дня без точки…
- …без …строчки! Правильнее будет сказать - строчки, - ухватилась за оказию, за шанс исправить Кота Алиса, - это написал ещё наш Гай Плиний Секунда, хотя приписывают нашему Юле Цезарю и нашему же Юре Олеше… Олешке… Олешку, я знаю, так учительница сказала: Nulla dies sine linea  (Ни дня без строчки).
- Строчки, точки, квочки… заморочки!!! – решил выехать на приёме Алисы Кот.
А параллельно бурлил, пенился и громыхал поток жизненных  situation, то есть диспозиций и поз.
- Собаку съел, да хвостом бы не подавиться.

Поток проходящих мимо, при всём том, не кончался, продолжал бурлить и, поэтому, поэтому глава седьмая, экстраполяция главы шестой, соответственно, на главу седьмую  впору или главы седьмой на шестую.

Г Л А В А  С Е Д Ь М А Я
(экстраполяция главы шестой)

                Не всё золото, что блестит.


- Гладко было на бумаге, да позабыли про овраги!
- Чем больше шляпа — тем дальше в лес.
- Смотри вперёд и тогда будет что сзади.
- Прежде чем рассказывать секрет, загляни в кусты.
- Мгновение всегда ускользает –  это жизнь мгновения
- Поверят и козлу в капусте, если выдумка правдоподобней, чем, правда.


А дальше… дальше пошли перлы:

(Подглава семь и три четверти)

- Правда может быть пошлостью, а пошлость - правда, или её нет вовсе.
Да, мы плохо представляем будущее или совсем не представляем. Поэтому постмодернизм - это наше спасение от бездействия и от безмыслия. Постмодернизм и пришёл потому, что пришла пора оглянуться (из заметок о прошлом, настоящем и будущем)
Ну-у, это Алиса, скажем, не совсем поняла.  А и не просто потому, что учительница об этом не рассказывала. Учительнице и в голову не могло прийти рассказывать такое.  Сказал это, как ни странно, один из кочанчиков. Он должен будет, в результате, когда опадёт этот первоначальный пух и взрастёт настоящая мужественная щетина, в будущем, обратиться умницей и талантом, а Алиса подумала: «хоть бы не все они такие таланты, а то это и так не всё доходчиво.
Поток продолжал:
- Ах, эти скрипки и флейты! В желанные минуты,
когда надо замирать, будто соловей на шипе у розы, они начинают пищать, сипеть и
хрипеть, будто сам Тартар насилует их, сняв с виселицы (из записок о флейтах и скрипках).
Теперь уже всякий стал брать себе слово. Не просто так, проходя мимо, а желая von der Trib;ne sprechen (чтоб с трибуны говорить).
- Мудрость превращается в пошлость,
- пошлость в скверну,
- скверна в святость,
- жизнь в смерть,
- смерть в жизнь,
- преступление в подвиг,
- подвиг в преступление,
- чёрное в белое!
А вы говорите, жители Луны! Да, становится смешно. И я верю, я верю, что царица засмеялась и вылечилась, увидев в страшной пещере, вместо ожидаемой прекрасной богини обгоревшую головешку (из слово(извержений) о мудрости,  обгоревшей головешке и жителях Луны).

«Кто эти все, ораторы?» - удивлялась Алиса.

Ах, милые мои, смысл оказался лишь в том, что красота, это страшная и ужасная вещь!  С другой стороны, философ сказал, что красота спасёт мир .
Так что, смысл такой, несколько плавающий, так сказать, был? Или ему казалось, что мир спасёт страшная и ужасная вещь?
Вот силлогизм, пожалуйста:
Красота – это страшная и ужасная вещь.
Красота спасёт мир.
Страшная и ужасная вещь спасёт мир.

Неправильный силлогизм! Кто позволил выдумывать и помещать главную предпосылку, как неопровержимую истину?
Многие, в том числе и я, считают красоту приятнейшей и милейшей штукой (из размышлений о красоте многих других не последних фантастов и рифмоплётов всех времён и безвремён).

- Философы! Я бы сказал филозОфы! – сказал Кот, - Языком ворочать, не мешки таскать!..
- Нет, лучше, не орешки щелкать – сказала Соня.
«Кто эти все, ораторы? - снова заудивлялась Алиса, - Ну прямо в очередь выстроились!»

- Ну, знаете, так ненастырно только у гобоя получается. Если бы я была музыковедом (кто это сказал не зафиксировано, просто проходящая мимо не музыковед или, хотя бы, учительница музыки), я тут же привела бы из в мировой музыки, про гобоев, которые своими гнусавыми пасторалями рождают рассвет, а могут и закат, и ночь родить, подсунуть, как бы, и, незаметно, самоё… самою… саму тему, лейтмотив превратить в его противоположность (из рассуждений одной галантной дамы о гобоях).
Алисе оставалось только личико сделать: «Мол, о гобоях – это уже, никуда бы и ни шло».
- ...будем хватать в свой дилижанс стоящих на пути
и желающих ехать с нами пассажиров и вплетать их в нашу  причинно-следственную дорожную пыль…- продолжал следующий из проходящих, чуть не
написал в причинно-следственную сыпь, потому что страсть сочинять, как сыпь – начинается подмышками,
а заканчивается могильным камнем. Интересно, что было там, перед многоточием? (из трактата «Главное найти тех, кто на пути не стоит»)
- Да, страшная и ужасная сила спасёт мир! - ожиданно встрял Кот. Ораторы аж задрожали…задрожжали…задрозжали… а…а….а… от негодования.
- Да!!! чьо встряёт? – тоже  задрозжала Королева, - голову ему отру… оторва…отсе… отпи… и ампути…
- Вам бы только ампути…- снова же всунулся Кот, - но я вам говорю: время собирать камни,   а время продолжать в том же или не в том же духе... то есть время продолжать не собирать.
Ах, это вечное противостояние между духом и брюхом. Ну, чистейшие, воплощённые доны Кишоты и  Верные их Санчи Панчи… Пансы…Товарищи… варищи… рищи.
Есть басня, одна из немногих, в которых рассуждают о делах вселенского размаха, в которой заявляется…
Ой-ёй-ёй!!! Заявляется… прорезывается, приволакивается, притаскивается, транслируется, излагается – всё синонимы. …так вот, заявляется, что человек становится человеком лишь только после того, как он впервые улыбнулся (засмеялся). При этом, говорят, что животные не улыбаются, а как только какое научится - сразу становится не животным, предположительно, человеком. Была ещё прекрасная царевна, Несмеяна, кто не знает – не смеялась с детства, Несмеяна этакая, но увидела в Трофониевой пещере чурбан вместо прекрасной богини и засмеялась, т.е. стала человеком, т.е. была прекрасной царевной, Несмеяной, как сказано, а стала человеком. (а…а… это уже было, про то, как хочется быть человеком).
- Ну, так что? Может быть, всё-таки о погоде в доме? – это, конечно, Кот.
- Ой-ё-ёй! Только не надо притворяться благодетелем, когда тебя от благодетеля… благодАтеля отличает много (не мало, а много) чего такого, что лучше промолчать, - это Алиса, - Ой-ё-ёй! – строит личики, а ещё можно сказать, - сказала Алиса - благодетели из тебя, как из козла молока. Откуда она взяла такую мудрость, она и козу в глаза не видела, а уж козла… городской ребёнок? Наверное, учительница напела.
Спасибо, Алиса! Надо иногда осадить, дать по рукам, или по морде, одёрнуть, поставить на своё место, построить, промыть мозги, сбить гонор, сбить спесь, сбить форс, указать место, укоротить хвост, умыть… шикнуть, цыкнуть, в конце концов!

 - Сон про Анжелу и козу закончил историю, начавшуюся в сети… А… теперь понятно откуда про козла и молоко.
- Нравоучительный злодей.
- Ну, разве можно в разговоре о вечном куда-то спешить?
- Джентльмены предпочитают блондинок.
- ОргАн - это пародия на гром Господень, хотя ещё, всё от ударения зависит, гром ли или не такой уж… орган или не орган такой уж. Всё зависит от переписчиков, схолиастов. Поставят ударение или не поставят, а там сами разбирайтесь, орган или орган, в смысле отъехать отъехали, а приедете сами. «Да с тем бы и отъехала». – как выразился Николай Алексеич, в своей поэме, Некрасов, «Кому на Руси жить хорошо».
Это всё, всё ещё звучало на форуме, а Гусеница деревенел на глазах.
- Неп-ра-виль-ны-й силлогизм… - уже как бы только для себя издавал хриплые звуки, нечистые и неясные, сдавленные, то шипящие или со свистом председатель Гусеница, по поводу того, что красота не спасатель мира.
Опять возникали оппоненты, хотя бы даже сама Соня, из под бока Кота, хотя ей-то до этой, или, правильнее к этой или ещё правильнее по поводу этой  филозофИи (это только нам казалось, только мы так думали) не было никакой печали. Правильно произносить с ударением на предпоследнюю «и» - филозофИи (ухитряемся, Ал. Сергеич, и в одном словечке, этакий пептончик, простите, пентончик или пеончик, как на него посмотреть). Так и хочется спеть: «Слава, слава Комару побудителю!» - простите, конечно же, победителю.

- Сколько не лежи в болоте, а крокодилом не станешь! – сказал проходящий и остановившийся, и урвавший мгновение, чтоб указать на Алису, Крокодил.
«Ещё один претендент в Председатели» - подумала Алиса, - хотя с точкой зрения прямо противоположной уже почти ушедшему в кукольную жизнь Председателю. Председатель Гусеница сказал бы: «Сначала полежи в болоте, а уж потом и крокодилом станешь».
Кот промолчал.
И все промолчали. Помолчали, замолчали – есть всё-таки разница или нет?
Кочанчики молчали, Цыпь, Цапь и Цопь тоже. И все, из постоянного состава, да и все из проходящего остановились и не проходили мимо, и молчали.
Всем хотелось собраться с мыслями перед предстоящими дебатами о кандидатах… кандидате.
Как последний выдох пронеслось по форуму уходящего Гусеницы: «По пра-ви-л-л ла-ам: из гусеницы в куколку из куколки в ба-ба-ба боч…»
Да, становилось всё забавнее, хотя лежать в болоте, чтоб стать крокодилом или сколько ни лежать в болоте, чтоб крокодилом не стать, это не предмет априорного знания, не предмет интеллектуального созерцания и даже не предмет апостериорного мироощущения, но для чистого философа – это безупречные философские рассудочные размышления – предмет, так сказать, философии.
А философия умирает, если она перестаёт плести вяжущие, порочные сети между тавтологиями и парадоксами, своими метафорами и абсурдами.
- И не самая последняя сволочь, да и не самое пропащее дело… - но этого (даже неизвестно от кого) уже никто не слышал, хоть и слыхали. Я-то думаю, от какого-нибудь философа или это была Соня.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СОНИНА ЖИЗНЬ
          Из грязи в князи


Вот уж кто, при рассмотрении дела об Алисе, останется ни при чём… или?..
В жизни Сони можно было выделить два периода,  младенческий и полубертатный… простите, всё не хочется переврать, но так получается и не только у Алисы бывает – сам впадаешь как-то, ну все помнят: «Как уст румяных без улыбки, Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю». Пубертатный, конечно же. Бедный Александр Сергеич, что бы с ним стало, когда бы он услышал такое словечко?
От полубертатного, простите, пубертатного, когда появляются волосики в паху, она как-то быстро избавилась. Ну-у-ус, нашёлся один Соня, который прекратил этот ежесекундный рост груди,  да, не особый-то и рост, а волнение в груди, и волосики стали расти пожёще... жёсче... жёстче... а... а... ааа… а с младенчеством у неё были свои счёты.
Помните, ещё в предисловии, в зыбочке из лозы ободранной:
Крепко спит в кроватке детка,
А за стенкой шуры-муры,
Аполлоны и Амуры,
Шашни, страсти, шали-вали
Козни, происки, вась-вась.

Детке сон в кроватке снится.
Снятся шуры, снятся муры,
Аполлоны и Амуры
Снятся козни и подвохи
А потом ещё вась-вась.

Какие, такие шуры и какие муры, а какие Аполлоны, я уж не говорю об Амурах, какие страсти, если до пубертатного периода ещё годы и годы?

- Медленно идущие пешеходы вызывают постоянное разочарование в тех из нас, кто спешит.

Соня страдала от неуёмного желания бежать куда-то. Но не сразу, не сейчас…
Гении из деток получаются тогда, когда детки, ещё даже не достигнув пубертатного периода, особенно, если они родились под знаком Скорпиона (это про Соню) да чё там, ещё и полупубертатного, еще, когда они в зыбочке слышат разные охи и вздохи и какое-то странное, остающееся загадкой на всю жизнь «только не туда»…
Э-эх, как хотелось выпрыгнуть из зыбки, броситься на обидчика, защитить… но страшно было.
Словарь не даёт покоя: «защитить», кого? Требуется существительное в родительном падеже.

Фрустрация!!!
Ах, это известная сказка о том, как маленький Амурчик хотел бы придушить большого Бога войны, чтоб не приставал к матери его Афродите, богине, красавице  с разными шурами, как уже было сказано, и мурами. И из своей кузницы в Этне, теперь, уже рогатый Гефест наблюдал всё это и таил злобу, потому что страх старее, чем все эти пристрастия и либидо. И сколько у рогатого было таких фрустраций? А вы думаете так просто наковать доспехи Ахиллу? Это только Гомер, лёгкой пиэтической рукой мог описать эту поистине божественную сублимацию. Так что, всё откладывалось, застревало между, как говорится, желанием, стремлением и залежами древних инстинктов.
Фрустрация, это когда тебе учительница поставила двойку (как всегда ты подумала, ни за что), выгнала из класса, и ты выходишь из класса и первому попавшемуся индивиду, хотя бы  это оказался и сам завуч школы твой, говоришь: Ты знаешь, козерог, что в здоровом теле - здоровый дух! Зауч… простите завуч, при этом, тащится.
Ну да фрустрация фрустрацией, а мы дальше. Всё ещё про Соню. Интересно всем, где, когда и по какому случаю, наконец, встретится тот упомянутый козерог, выплеснется эта закованная втуне энергия. То есть мы можем предполагать, что спящая, пока, неразорвавшаяся бомба рядом… то есть влечение, желание, сублимация, а может и либидо. «Ах, как сложно с этими всеми Фрейдами, но в школе их пока не проходили, и об этом уж она (учительница) не спросит и не выгонит… – а вот взорвётся эта бомбочка вдруг, и разнесёт вдребезги как корову под седлом». Как разнесёт корову, да ещё и под седлом, Алиса не очень представляла, но ей такое сравнение, такой фразеологизм казался здесь уместным. И я бы поспорил с ней, но зачем на ерунде наживать врага?

Крокодил!

Всякому русскому, не знаю про нерусских, читателю хочется тут же сказать Гена. А и, правда. Не про всех крокодилов можно сказать, что они такие Гены, такие хорошие Гены. Один родился на брегах Нила, другой в фантазиях фантазёра… Кстати, один, два… – это перспектива для три. Но когда один, два, три – это уже гибель для любой будущности, потому что четыре и так далее, это только размывание пляжа, но не крепость его берегов.
Вдруг навстречу мой хороший,
Мой любимый Крокодил.
Г Л А В А  Д Е В Я Т А Я                …а заглянешь в душу -  обыкновенный крокодил
Вдруг навстречу:
-  Мой хороший, - ага, хороший,
- Мой любимый, - ага, любимый!
- Он с Тотошей и Кокошей, - Тотоша этот с Кокошей особо взывают к нежным пасторальным чувствам, эти Тотоша с Кокошей идиллия этакая, честное слово, пастораль, эклога!
А потом: - «а потом «как зарычит… как ногами застучит… А не то как налечу… Растопчу и проглочу!»  Что это? Сублимация после перенесённой фрустрации?
И всё! Всё понятно, что этот Гена не такой уж простой и, как уже было сказано: la comedia finita, значит, хватит ломать комедию, мол, Тотоша, Кокоша!
А вот второй наш любимейший поэт:   А зубастый крокодил Чуть меня не проглотил.

Ну-у, это всё ещё в третьем классе проходили, все эти кошмары про крокодилов, а вот Александра Николаича Островского ещё будут проходить в десятом,  и там учительница не раз будет повторять, что «чужая душа – потёмки» , и «каждый себе на уме!»
«Эх, дожить бы… - не додумала мысль Алиса.

Эх как бы дожить бы
До свадьбы-женитьбы,
- подхватили давно не подхватывающие кочанчики.

…до десятого», - додумала Алиса. А поток продолжал(ся), иначе какой бы он был поток, если бы не продолжал(ся).
Слово взял Шляпник – всё же, не последняя величина.
«Да, величина не последняя, но тоже всего лишь персонаж, ну пусть герой, помните, из Утёсова:
Я не поэт, и не брюнет
И не герой – заявляю
заранее, - но всего лишь из художественного произведения. Это вам не Чапаев, и не Котовский, и не Щорс! Уж про этих героев нажужжали… нажузжали… назужзали… а… а… все учительницы от первого до девятого прозузжались, так сказать, - сказала сама себе Алиса, - а тут, пока, одни претензии» - подумала она же про Шляпника же.
А что, Алиса, своих героев надо знать! Да, сколько бы ума Алиса набралась не будь она выгната… выгнана… а… а… не выгоняли бы её из класса.
- Да-а, - сказала Алиса, - если уж он там так! -  и показала пальцем вверх. Кого она имела в виду, может меня?

Итак, Шляпник…

Шляпник Шляпкиным, а я что? Вот бегаю по страницам и улаживаю, не укладываю, а улаживаю (нет, Александр Сергеич, в этот раз не получилось. Но не переживайте, я ещё пригожусь), я улаживаю подтекст с текстом, можно сказать, смысл с бессмыслицей. Ах, как это непросто! А вы ведь знаете, как можно кайфовать, читая свой текст? Ну да! Надо ещё сначала уметь написать его. Вот так я начинаю вас (не Вас, а вас) не любить.

Итак, Шляпник…
Этот разгильдяй, а чьо, разгильдяй? нам больше всех и нравятся шалопуты, лоботрясы и разгильдяи.
- Нам, это кому, нам? Алиса, тебе не кажется, что ты?.. Нам, это кому, тебе и мне?
- Да, Александр Сергеич, только так, шалопутничая, разгильдяйничая, и лоботрясничая, и похерив все правила, можно среди этих умников заявить о себе. Это Вам не Державин с Батюшковым – ах, чудесный был молодой человек, и перевёл бы самого Тассо, да влюбился… в Эмилию…
И полетело, вдруг, полезло тут, и понеслись реплики с трибуны и из… с… ис зала, ну кто ж не знает всего хорошего и всего доброго о любви: 

- Любовь не картошка не выбросишь в окошко, - кричал первый кочанчик!
- Любовь - страсть может и на козла напасть, - кричал второй кочанчик!
- Любовь, окропя, забреет и попа, - кричал третий!
- Любови нет, так не мил и свет, - четвёртый!
- Любовь зла, полюбишь и козу… - подытожил пятый, и все вместе, сколько их там было, кочаны затянули:

Эмилия, Эмилия,
Тебя не любил ли я…

И Кот, не желая оставаться ни при делах промяучил:

Юлия, Юлия,
Тебя, не люблю ли я…

И Алиса сказала:

- Любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца.

И Цыпь, Цапь и Цопь в три голоса одним аккордом пропели:

- О любви не говори, О ней всё сказано.

И мне надо было что-то сказать, но, как это водится у обременённых знанием индивидов сумел только:

Не знаешь чем крыть, полезай туда, где картошку рыть.

Туда! Куда? Идти, бежать, шагать, ступать, вышагивать, семенить, шествовать. нестись, мчаться, лететь?..
- Куда, куда? На кудыкины горы, воровать помидоры!
- Куда?
- Задом… хором, («хором» здесь не про поющих коллективно капустных кочанчиков, а "вместе" - наречие), можно ещё толпой (Excusez-moi, не скажешь же тут ягодицами , размер не тот)… куда? - хором резать провода!..
Повторяемся… мотивы… куда от них?..
Одним словом: «Не кудыкай, счастья не будет» и «Хоть закудыкайся, отнюдь не!»
И повторяю: «На кудыкины горы, - как было раньше указано, - собирать помидоры».
«И тут я сошлюсь на «Филеба» и «Горгия» Платона, а так же на Флакка, который утверждает, что чем чаще повторять иные мотивы, речи, тем они приятнее» .
Шляпник: Мотивы, конечно, придают тексту личико художественности, но приходится думать и о тушке, чтоб не завять вовсе. То есть шляпки, шляпками, но без порток и шляпа не котелок. А под шляпку заглянуть – это… это уж… это уж, как леденец лизнуть.
- Ну и что, ты хочешь сказать, что роброны, фижмы и складки – это и вся твоя жизнь? А хомбург вместо борсалино, кто зяблику подсунул (не-го-дяй… негодяй…), когда все смеялись кроме зяблика, который потом, а куда было деваться, и сам рассмеялся? А, позволь тебе напомнить эту джигу-дригу, когда всем было не до дриги, а все только и думали о нездоровом пищеварении жениха. Причём здесь джига-дрига? А при том, что этому танчику Алиса научилась у тебя… ещё в прошлый или позапрошлый раз.
То есть, как ни посмотри, Алиса, а уму ты набираешься не только у учительницы… но это к слову, мотив, так сказать.
А твоя (про Шляпника, Шляпнику) нездоровая или, наоборот, здоровая страсть, пыл и азарт при виде актрисок, певичек, роковых кокеток и представительниц бомонда? И самое главное, ты скажешь, что это всё имеет непосредственное отношение к профессии… ну-у, действительно, какой портной, как говорится,  без порток и шляпок?
Ах, актриски, певички, представительницы так называемого бомонда! - захотелось повторить ещё разок, но не в назидание, честное слово, мотив всё же!
И оператор поводит камерой вверх вниз, справа налево, слева направо и мы видим лужайки, на которых спят пастушки, и Шляпник - мурлычет себе Перголези…
Ах, зачем я не лужайка,
Ведь на ней пастушка спит…
Э-эх, Шляпник! Какая была бы наша жизнь без пастушек в робронах и роковых кокеток в шляпках, и… без?
 Не мысля гордый свет забавить, - это у Вас там, Ал. Сергеич… шутите… спасибо, не забываете, потворствуете «неотсюдова».  Ах! долго я забыть не мог Две ножки… - ну и мы стараемся, пытаемся, юлим, шалим, так сказать.
Если бы кто-то спросил меня, откуда возникла идея писать такой текст? Я бы ничтоже сумняшеся (сумняся) ответил… денег мне не надо, хотя, если бы навалило их целую гору, я бы копался в ней просто так, чтоб копаться. Надо же в этой жизни в чём-нибудь копаться.

КОНЕЦ ПЕРВой книги о моей АЛИСЕ в стране чудес.

Алиса в стране чудес
(парафраз)

Книга вторая

Предисловие

Алиса повзрослела на одну нору (ударение на «у»).
Найдутся тут же такие-некие доброжелатели, со знаком минус, то есть, которые тут же встрянут: мол, а что теперь, взросление, то есть развитие самосознания исчисляется количеством нор (можно норок, если кому охота)?! Да не волнуйтесь вы! которые не бывали в норе (норке) – вас это не касается. Это касается Алисы, которая теперь сидит на уроке и вспоминает, как её там обламывали разные, все кому ни лень - каждый Крокодил и каждый Цыпь  с Цапом и с Цопом.
Учительница, между тем заунывно читала очередную мудрость: мол, Волга впадает в Каспийское море.
Да всё бы ничего, и Антона Палыча понять можно, и с Гусеницей, который тыкал в неё пальцами (ударение на «а», разобрались?) «О сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух И опыт, сын ощибок трудных И Гений, парадоксов друг…». Спасибо, Ал. Сергеич, и здесь Вы помогли) и…
Да всё бы ничего, да тут очередная учительница, надо вникать Что-то много их как-то, очень много их стало на одну Алису. Та геометрию, эта географию, та про Волгу, которая впадает в Каспийское море, та про Анну, которая на шее, не исключая, конечно, домоводства: топить печь (срвсем чокнулись) вязать, вышивать, варить кашу… не было только - пилотировать истребитель (кто не знает – это самолёт такой, который истребляет). Что-то много их как-то, очень много их было на одну Алису. Они знай себе: «Волга впадает», а Алисе и впадает, и Волга, снова же, и крестиком, и ещё про Пифагора надо им что-то там сказать. Словом, думала Алиса, тяжела и неказиста жизнь простого гимназистки. С гимназисткой это уж через, чур, или чересчур, как кому больше нравится, но согласитесь, что антинония не на равных.
Ну вот - дальше больше, а, пока что, не за что зацепиться. И поэтому:

ГЛАВА ПЕРВАЯ вторая книга
Как всегда эпиграф:
«Я об этих краях, куда мне очень нужно попасть»
                (Гарик Су.)
Ну, уж: «куда мне очень нужно!» – это  Алисино раздумье, вы уже знаете, Алисе свойственно было раздумывать, - всё вокруг вертится с такой скоростью, - продолжала раздумывать девятиклассница, - что география, алгебра и анатомия сливаются в один поток, в такие оползни и катаклизмы, что не дай Бог. Этот ещё – Бог, туда же. С другой стороны, где ещё набираться ума? Понимаю, там олимпиады, отличницы, рекордсменки, победительницы, а если ни разу не победил? О-о-о! И тут начинается повесть о жизни «маленького человека»
И что был этот маленький Башмачкин, - снова же размышляла Алиса.
И размышляла не так, на голом месте; учительница, в это время, рассказывала про известного всему миру Николай Васильича из неизвестного всему миру Василия Васильича, русского религиозного филоЗофа (ударение на второе «о» то есть снова анапест), богослова, культуролога, педагога, протопресвитера Западноевропейского экзархата русских приходов Константинопольского патриархата: "В «Портрете», «Шинели», «Невском проспекте», - писал Василий Васильич про Николая Васильича, говорила учительница, - тем более в рассказе «Как поссорились Ив. Ив. и Ив. Ник», продолжала учительница, – всюду, - разворачивала свою мысль просвещёнка, как называли её непрощённые школяры, - присутсвовала фантастика... Большего неправдоподобия и представить себе нельзя, писал филоЗоф, - говорила она.
- Когда музыка радуется – это мажор, а когда грустит – минор, - это уже другая учительница, учительница пения – До, Ре, Ми, Фа, Соль!.. или До-Ми-Соль-До!
Тут, откуда ни возьмись, в головке Алисы возникал мотивчик:
Во саду ли в огороде
Поймали китайца,
Посадили на забор,
Оторвали … - тут следует словечко, вроде бы из обсценной лексики, как сразу все подумали, или означающее куриный, утиный, перепелиный или страусиный пищевой продукт, как подумали опосля, но словечко-то у нас в другом смысле, так иногда называют интимную часть тела человека (есть и у животного), так иногда называют интимную часть тела человека не совсем образованные типы... типчики.
В общем:
     Во саду ли в огороде
.    Девица гуляла…

При честном при всём народе Во саду ли, в огороде. – Ох, ну спасибо, Александр Сергеич, и тут выручили, а то не знал чем закончить этот с ног сшибательный пассаж… можно – сногсшибательный… если кому больше нравится… такое вот прилагательное.
Ещё вот есть - путём трудоёмкого, кропотливого поиска выискал в сети:
Во саду ли, в огороде
Бегала собачка
Хвост поднЯла навонЯла… - ну это уже совсем… перебор, будто снова забил ключом поток образованных личностей, как уже где-то раньше было.
Знаете что такое инципит? …а…а… сами посмотрите в Викисловаре.
Так о чём мы там?
С этими мотивами, лирическими отступлениями, запутаешься совсем. С другой стороны – а где ещё лирически отступать бедняжке автору, которому судьбой выпало на долю только, и следить за развитием сюжета и грамматическими правилами?
Никогда не были на птичьем дворе? Так вот там все куры ходят такими общипанными – не дай Бог. А почему? Только высунешься где-нибудь, только присядешь под петушка, где-нибудь за сарайкой, чтоб никто не видел… ага! Сейчас! Никто не видел! Налетят, выщипают… аж в глазах темно, до следующего приседания.
«Этот эвфемизм поймут только двоечники…» - это уже думала Алиса, когда писала сочинение на тему:
«Что такое счастье?»

Помните:
Музыка Молчанова К.
Там-татам-татам-татам-татам-там,
Там-татам-татам-татам-та-там
Там-татам-татам-татам-татам-там,
Там-татам-татам-татам-та-там?..
Помните:
Слова Полонского Г.
Может быть, пора угомониться,
Но я, грешным делом, не люблю
Поговорку, что иметь синицу
Лучше, чем грустить по журавлю?..

- Ну что ж?.. Очередная рецепсия! - Это только у Вас, Александр Сергеич, русский язык с ошибками такой крЫсивый. А у нас, куда ни ткни, так и лезет вопрос: А что это было за ребро, из которого Господь создал ещё и Еву, или недостаточно ещё было одной демоницы, как говорят о ней: «убивающей младенцев»? То есть сколько уже убито младенцев было ещё до Авеля? А так! - не запал в душу и тем более в тело (неужели Вседержитель был веган?)… и прощай - хоть дубинкой, хоть мечом всекарающим, хоть каким- нибудь мослом ослиным (кстати, повторяется переписчик - не один Самсон, ещё и Давид потом ослиным мослом орудовал, дай Бог каждому)  или верблюжим, или верблюжьим, как кому больше подходит, а может, просто, камнем, случайно попавшимся под руку. Ну-у, понятно не случайно, ОН всё видит.
Ага, так вернёмся к:
«Там-татам-татам-татам-татам-там,
      Там-татам-татам-татам-та-та».
«Счастье, счастье? - размышляла Алиса, - но на вопрос никак не формулировался ответ, - о-о, мама рОдная, сколько этих счастий или счастьев? Мильёны! Сегодня для него счастье – выпить рюмку водки и забыться, а вчера и рюмки не хватало… надо было хотя бы две.
Это что, Алиса думала о водке? Нет, конечно! Это моё (вы не забыли – рассказчик, всё-таки, я), моё хилое воображение.
Алисе, как это ни странно и мелко было, счастьем казалось определить на кого лучше учиться: на лётчицу или на повариху. Но попробуй этим открыться в сочинении  «Что такое счастье?» Уж тут учительница не засомневается: неуд, с пояснением: Мол, мелко плавает ваша Алиса (это для папы и для мамы). И хоть папа и мама не будут очень заморачиваться такой оценкой и таким комментарием, но главное для учительницы было бы хоть кому-то высказать своё мнение, хоть перед кем-то обнародовать, как теперь сказали бы, свою позицию.
Папа у Алисы был волшебником, а мама феей, что, в общем, тоже волшебник, только женского рода. Им-то (папе и маме) это образование, после которого можно и было только что  стать поварихой или лётчицей, было ну-у, ни пришей кобыле хвост.
И сколько они ни уговаривали Алису пойти по их стопам, а она ни в какую: «пойду в школу, пойду уму учиться в школу, ума набираться», - будто волшебники и феи – те, без ума живут.
- Буду или кашу варить, или лётчицей!
И кто её надоумил?.. Наверное, бабка! О-о! Это была ещё та бабка, ещё та персона. Сама с детства хотела в поварихи – не получилось! Как была фея, так и осталась (феей). И теперь вот, надо внучку надоумить – пусть, мол, хоть ребёнок не ошибётся с профессией.
Не ошиблась! Доучилась до девятого класса – не знает что лучше – кашу варить или истребителем командовать.
А вы как думали так? зря, когда Алиса открывала глаза, то никакие уже Коты, Крокодилы, Цыпы, Цопы и Цапы и, если хотите, так и учительницы были не страшны.
«Ой, а как бы могло быть всё проще:  Верх сойдись - низ переведись! Пятаком всё, по-моему, сотворись», - размышляла, чародействуя, Алисина мама – этими – размышлизмами, Алиса, кстати, была вся в свою мать фею. Что хочу сказать: гены – это всё-таки природная справедливость… а вот счастье - это не то, что мы получаем в готовом виде. Оно происходит из наших собственных действий, - размышляла бы, снова же, Алиса, из размышлений всем известного Далай-ламы, если бы… а что если бы?.. да пусть так и останется.
О-о-о! И тут у Алисы и всякого другого возникает вопрос: А ты что, дитя размышлизмов, у тебя как с действиями?
Ведь действие, даже по Станиславскому, этому признанному авторитету, Константин Сергеичу, это единый психофизический процесс достижения цели в борьбе с предлагаемыми обстоятельствами, выраженный каким-либо образом во времени и пространстве.
О! Как торжествует моё мелкое par depit, когда я вижу тебя, читатель, дочитавшего досюда и ничего не понявшего из этого крика авторитетной ипостаси.
Ну вот, и Алисе ещё только Константин Сергеича не хватало! Особенно понимания этого «психофизический», будто психика – это что-то от Фрейда, а физика – это от Ньютона или, по другой мере, от Галилея, или Фарадея, или пусть даже Эйнштейна… ах не могу вспомнить ещё от кого.
Ну да ладно! О чём мы там?.. тут… здесь… теперь?
Ну да нет!.. не оставляет Сергеич, как тот учитель с длинными пальцАми (о нём ещё будет): «Цель действия — изменить предмет, на который оно направлено. Физическое действие может служить средством для выполнения психического действия». Ну это уже совсем Мейерхольд… Эмильич! Мол, не испугался, а побежал, а побежал и вот те на, пожалуйста, и испугался!
Нет, ну их! Сергеича, Эмильича. В жизни у нас по-другому! Не умея ещё соединить, правильнее, разъединить физику и психику, так и хочется сказать: «лирику и прозу», на высокой, конечно, позиции этой ноты: «лёд и пламень», «свет и тьму», «разум и чувства», «зло и добро», «землю и небо», «ангела и демона», «жизнь и смерть», наконец, и «бинарные оппозиции» туда же, но блаженны те, кто видел в этих во всех метафорах, полярных противоположностях смысл и жизнь, мы же… Взгромоздим пока всё на Алису.
Так вот – сидела себе Алиса и напевала себе (никто не слышал):
Во саду ли,
В огороде
Поймали китайца… какого там  китайца?..
Поймали девицу, девицу поймали - пела сама себе Алиса, уже из Пушкина.
А кому было ещё петь? Все вникали в урок, ума набирались, и Кролика не было (давно уже не было, может крольчиха хвост накрутила... да хвоста-то того... какой там хвост у кроликов?), Кролика не было, чтоб забыться в норе, или, на худой конец, в Австралии. Был, конечно, один, который склонялся длинными пальцАми и не только над Алисой, были и другие девули, как он их называл, да бывало, и переходил, бывало, бывало, переходил, мог перейти на фривольный шёпот, но Алиса же не историковед, чтоб запоминать все малейшие нюансы поучительского поведения, можно сказать, жития. Да и урок был не география теперь.
А он-то - географ!.. Вот так у всех, у кого не соприкасаются пути-дорожки. Не соприкасаются, а покоя не дают.
Э-эх, как бы глупым языком написать умные мысли, или, наоборот, умным языком глупости.
И вот, понимаете?  Вместо девицы, которую поймали «во саду ли в огороде», на ум пришёл Алисе этот игривый и водевильный шепоток, фривольный намёк, что мимоходом ей шептал географ… учитель. А он что, учитель шептал?.. К тому времени, сделав уже, вовсю, набоковскую Лолиту своей настольной книгой, учитель только и представлял себе чудесные завитки за ушком двенадцати-тринадцати- летней Лолиты… простите, Алисы.
Ну и что, думаете, я сейчас начну отождествлять нашего географа  с известным Гумбертом Гумбертом? Да таких Гумбертов в нашей жизни хоть пруд пруди, хоть к девулям (простите, это его – географа жаргон) не ходи.
- Как ты… то есть я хотел сказать: как Вы, - шептал географ, скользя мимо Алиски -  сегодня благоухаете, Алисочка. Географ склонялся к Алискиному ушку, и бормотал, потому что от переизбытка чувств он не мог уже шептать, а только бормотать,  при этом, всему классу открывая, об Италии, что Италия, мол, была похожа на сапожок, омываемый Лигурийским, Тирренским, Ионическим и Адриатичеким  морями.
- А я всегда так пахну, - могла бы ответить Алиса. - Это «Magie Noire», мамины духи, что в переводе значит Чёрное Чародейство, подстрочно Магия Чёрная.
Но учитель хорошо смыслил во всех этих Narciso Rodriguez Narciso Poudr;e, Zarkoperfume The Muse, Roja Parfums Elixir Pour Femme Essence и, наконец,  Chanel N;19 Poudr;, ой! Ну всё всем понятно, что все эти фамилии и даже «Красную Москву», а хоть и «Шипр»… а хоть и «Noire», этот «Magie Noire», - различал он превосходно. «Нанюхались, мол», - говорил сам себе учитель. А вдруг, мол, всё-таки эта, уже преодолевающая порог пубертатности (как ранее уже было замечено) соль, соль земли отзовётся.
Про «соль» - это понравилось Алисе.
А «нанюхались, мол?..» - поэтому Алиса и не отвечала и не стала соблазняться, а географ, по ходу, прошёл дальше, и уже дальше нашёптывал: ш-ши-щи-шшу! – когда только он успевал ещё и про сапожок рассказывать. Ах, чего только не наделают с учителями географии, а хоть и геометрии эти фантазии про чудесные завитки, завитушки за ушкАми их учениц… девятиклассниц.
Мама родная, там Станиславский, здесь Владимир Владимирыч - ле-пи-до-пте-ро-лог и поэт по совместительству!
О-о-о! Надо писать следующую главу. В эту уже не вмещается.
И, наконец, все эти «ш-ши-щи-шшу» до того расстроили Алиску, что она, от зависти влюбилась. И стало ей всякое упоминание о   Лигурийскиом или Тирренском морях, учителя,  как кость в горле - не проглотить и выплюнуть жалко.
Ладно!

ГЛАВА  ВТОРАЯ второй книги
«О любви не говори, О ней всё сказано»
                (из песни)
Любовь зла, полюбишь и козла.
                (русск. нар. поговорка)

- Вот и набралась ума-разума! - Папа и мама долго смеялись, когда узнали об этой её девичьей страсти.
- Так что гены – это не хухры тебе мухры, - сказал папа.
- При том, всё равно, что с закрытыми глазами, что с открытыми, - подтвердила мысль папы мама.
Папа и мама работали в это время над усовершенствованием климата в отдельно взятой части света. На острове Пасхи… Рапануя… Пуп Земли, который даже не всегда наносят на глобус – размером не вышел. Может поэтому им стало смешно? Но это не удалось выяснить. Они же волшебники – смеются, когда сами хотят, а не когда нужно кому-то.
А у Алисы тут, конечно же, фантазии, томления… и, то хотелось забрать его с собой в Австралию или, хотя бы, в Новую Зеландию, чтоб под пальмой вместе с яйцекладущими, то, даже если он захочет, так можно и в любую другую часть света – он же географ, как-никак, наконец… знает где можно найти укромный уголок для влюблённой парочки.   Например, Бискайский залив. А что они хуже чем Мишка Япончик и его Циля?