Все - очень порядочные люди
Прошло полтора месяца. Звонит Елена Анатольевна той, следующей соседке, с просьбой, чтобы её внуки не стреляли из игрушечных стрелялок, потому что "у собаки моей, - объясняет Елена Анатольевна, - от этих звуков происходит чуть ли не разрыв сердца". Та уверяет, что больше стрелять не будут, потому что кончились патроны, и извиняется заодно - за то, что до сих пор не отдала ящик: мне, говорит, самой его ещё не вернули. Елена Анатольевна на это молчит, потому, что не поймёт, о чём речь: про ящик она как тогда сразу - полтора месяца назад - забыла, так потом ни разу и не вспоминала.
Ну, теперь-то, после того, как напомнили, вспомнила, конечно: день-другой - и вспомнила. "Подумаешь, ерунда какая - ящик" - здраво отмела было мысли о нём. Но они возвращались, возвращались и постепенно заполонили собой всю голову. Сначала Елена Анатольевна пыталась восстановить в памяти: чёрный это был ящик или бирюзовый. Но так и не смогла. "Жаль, если бирюзовый: они симпатичнее, прочнее и их меньше". Потом - какая в этом ящике сидела рассада и где он стоял. И, наконец, методом исключения удалось вычислить, что это был чёрный, узкий, очень длинный и поэтому очень неудобный - самый неудобный - ящик. Вычислилось по тому, что он такой был один и теперь его нигде не было. Нет, специально Елена Анатольевна его не искала, а так, между делом - ходит, посматривает, тем более, что ящики эти прямо под ногами, по всему участку разбросаны - ну, где рассада высаживалась, там и, если ветром не перенесло, ждут своего часа: как первым снежком припорошит, Елена Анатольевна пробежится, соберёт их все по-быстрому, пока совсем не замело - тогда ведь и споткнуться недолго, и раздавить невзначай, что нет-нет да и случалось. А соберёт - веничком пообмахнёт да куда-нибудь в угол задвинет: до весенней посевной. Но так вот, чтобы мыть? Да ещё и вытирать насухо?..
Казалось бы, раз выяснилось, что ящик выбыл из хозяйства наименее ценный, то и мысли о нём должны отступить. Однако, наоборот, они продолжали напирать, в новом направлении: "Что значит "мне самой его ещё не отдали"? Кто не отдал? Это что ж получается: чужую вещь кому-то - нате, без спроса, да ещё и ждут не пошевелятся, что кто-то назад принесёт? Было б своё - небось, сразу стрясли с кого хочешь, а так-то, конечно... Ну, а те, наверно, ящик сломали, вот и не отдают", - припомнилось Елене Анатольевне, как в студенческие годы подарил ей папа на день рождения дефицитный в ту пору портфель "дипломат" - ни у кого ещё не было! Соседка по подъезду Танька попросила куда-то с ним сходить разок, назад принесла вовремя, но как-то торопливо: сунула в приотворённую дверь и убежала. Почему - стало понятно после того, как "дипломат" открыли: он при этом весь развалился - распластался, можно сказать, по дивану, инсталляцией, поражающей воображение - гвозди внутри торчали, деревяшки... Все недоумевали: что можно было так "дипломатом" делать?
С Танькой она тогда просто по-тихому раздружила. А зачем шуметь? Время, нервы тратить, и не дипломатично, в смысле: дипломат этим не восстановишь. Главное - выводы делать. И юная Елена Анатольевна вывод для себя сделала такой: больше ничего никогда никому не давать, - так сильно нравился ей её дипломат. Вот, наверно, каким-нибудь таким же путём, вспоминает она теперь, пришла к своим жизненным принципам и Надя - её соседка в другом подъезде, в другом доме и в другие годы. Замесила тогда Елена Анатольевна рыбные котлеты - была она уже матерью, ребёнок у неё рыбу ни под каким соусом не ел, а ведь надо, ну и исхитрилась материнская забота изгонять рыбный дух - "Чтобы и духу твоего здесь не было!" - следующим способом: кости из толстолобика вытащит, накрутит фарша, лука репчатого туда, булки, замоченной в молоке, яиц, - котлетки слепит, в панировочных сухарях обваляет, обжарит, чем-нибудь сверху ещё польёт, посыплет, вокруг картофельным или гороховым пюре, квашеной капусткой, свекольно-чесночным салатиком обложит, и кружка томатного сока рядом для отвода глаз... - ребёнок принюхивается, ковыряется-ковыряется недоверчиво, а мать с бабушкой сзади, на цыпочках, издалека, затаив дыхание, шеи тянут: сработает уловка или нет? - "Ест", - выдыхают облегчённо шёпотом, боясь спугнуть... Так вот: налепила Елена Анатольевна котлет, поставила сковородку на огонь, масло из кувшинчика льёт, а оно - как, кап с носика - и не льётся. Кончилось! Первоклассника через полчаса приведут со школы. Что делать? Бегом по соседям: одна Надя и дома. Так и познакомились погожим сентябрьским деньком. Когда возвращала Елена Анатольевна ей масло, из благодарности дала совет:
- Если придёт Витёк со второго этажа денег взаймы просить - не давайте. Вы тут новенькие, никого не знаете, а он клянчит у всех, потом пропивает и ничего не отдаёт.
А Надя - рослая такая, прямая - с высокой груди на приземистую Елену Анатольевну широкой открытой улыбкой с хорошими зубами, в упор:
- А вот насчёт денег у меня железно: ни-ко-гда ни-ко-му.
Ещё выдержала в зубастой улыбке паузу, чтобы дошло. После чего, спрятав зубы, по-простому добавила:
- Но и сама я - никогда и ни у кого. Рассчитываю на себя и живу по средствам.
Елена Анатольевна по сей день помнит, как устыдилась и даже затаила гордую обиду - не денег ведь просила, - но виду не подала, да и понять можно Надю: откуда ей было знать, что перед ней порядочный человек.
Знала Надя счёт деньгам и в профессиональном смысле - работала бухгалтером. И была на хорошем счету, при том, что резюме её состояло из одних бухгалтерских курсов. Однако тогда, в девяностые, пошли сокращения: хоть какие у тебя практические навыки, толковая голова и душевные качества, но если "корочки" - диплома о высшем образовании - нет, придёт на предприятие разнарядка в любой момент - и выставят тебя вон, а кого-нибудь бестолкового, нерадивого, но дипломированного оставят, пусть в ущерб делу, зато согласно закону. Дожидаться этого - сидеть дрожать - решительная и целеустремлённая Надя не стала, а поступила "корочки" ради на заочный.
И по вечерам, и по ночам на её кухне горел свет: вечером, как добросовестная жена и мать, готовила Надя семье еду, а ночью, как упорная студентка, грызла гранит науки, сожалея, что не пошла в ВУЗ сразу после школы, и что родители - потомственные рабочие - не сочли нужным на этом настоять. Помнится, тогда она готовилась к экзамену по философии. Я уверена: на основной философский вопрос "Что первично - материя или сознание" Надя бы твёрдо, оскалившись, как на меня тогда, ответила: "У кого не хватает сознательности на первое место ставить материальное благополучие собственной семьи, тому нечего было семью и заводить", за что опытный экзаменатор - особенно, если он женщина - поставил бы ей сразу, без дополнительных вопросов, "отл.", ну а неопытный или, тем более, разведёный влепил бы, конечно, "неуд".
Квартира у Нади с мужем и дочкой Катей была однокомнатная угловая. В таких "хрущёвках" обычно в комнате не одно, а два окна, и многие делят её перегородкой на две части, - тогда получается неофициальная "двушка": шесть метров кухня, метров по девять жилые комнатки, и ещё шесть метров - на коридор и совмещённый санузел. Как-то помещались там и кладовка, и антресоли... Уютно, но развернуться негде, что и говорить.
У Надиного мужа высшего образования тоже не было, но зато были золотые руки - всё умел! А отказать - сказать, как Надя, твёрдое "нет" - никому не мог, чем нещадно и бессовестно пользовались все: начальство, сослуживцы, знакомые, родственники... Худенький-худенький, с не по годам седой шевелюрой, очень весь какой-то гибкий, как артист балета, - был он похож на одуванчик, танцующий под ветрами на тоненьком стебельке, - не ходил, а летал... Надя, провожая скептическим взглядом его полёт, хмурила брови: руки-то у неё заняты - работой, учёбой, дочкой, кухней, - как бы совсем не сдуло воздушного супруга... Но со стороны было виднее: переживала она совершенно напрасно. Сама природа мудро позаботилась, наделив Надю таким спутником, которому не преодолеть силы её притяжения, поскольку была Надя и выше, и намного больше, и крепче, и на земле стояла, как скала, а ему таким брачным союзом были дарованы и надёжное укрытие, и опора, и поле гравитации, дабы не затерялся в космическом пространстве и не превратился в межпланетную пыль. И вообще, думала Елена Анатольевна, совершенно напрасно некоторые крупные или полные женщины переживают по поводу своей комплекции. Совершенно напрасно.
Во дворе дома Надин спутник, как въехал, так сразу - чуть ли не на следующий день - смастерил у подъезда лавочку, хотя сам же её и ликвидировал вскоре: двор тогда не огорожен был, все алкаши с квартала начали на эту лавочку стягиваться, становилось беспокойно и небезопасно, и Надя, наблюдая за этим из окна своей кухни, повелела лавочку немедленно убрать...
Повезло с Надей и непрактичной, неорганизованной, частенько витающей в облаках Елене Анатольевне: многому можно было у соседки поучиться. Под Надиным руководством быстро провели они в свои квартиры телефоны, по Надиному совету купила Елена Анатольевна отечественную стиральную машинку "Катюшу". Тогда уже и импортные начинали продаваться, но Надя сказала: "Дело ваше, но наша "Катюша" хоть какой перепад электроэнергии выдержит, а эти заморские будуть гореть". По её словам так потом и выходило: те соседи, кто "покруче" были (тогда слово "крутой" только входило в обиход), сначала хвастались громкими именами своих стиральных машин, а потом что-то сконфузились и затихли. И сейчас той "Катюше" уже за четверть века. Хотела Елена Анатольевна заменить её на точно такую же новую, а не тут-то было: не выпускают таких уже. Иногда, правда, старушка буксует - не отжимает. Ничего, и вручную можно. Ох, а как сидели, когда купили её - всей семьёй, и кошка сидела - как перед экраном телевизора, - смотрели, как там, в иллюминаторе, бельё крутится. И, наверно, так никогда и не разгадать Елене Анатольевне загадки: по какому закону все вещи - наволочки, полотенца, вплоть до самого маленького носового платочка - оказываются в конце стирки внутри пододеяльника, даже если у пододеяльника совсем небольшая прорезь сбоку? По какому закону физики, а главное - как? - они туда, в эту дырочку - все до одного! - проникают? И ведь всё там при этом, в барабане машинки, вертится, болтается... А кто-нибудь знает? Наверняка Надя знает. Найти бы телефон, позвонить...
Но вернёмся к утраченному в ходе весенней посевной ящику для рассады, с которого начиналось наше повествование.
Ходила-ходила Елена Анатольевна по огороду в переживаниях об этой утрате, и когда страсти накалились до предела - "При такой моей пенсии разбрасываться ящиками... - ну уж нет! Надо вернуть!", - нашла она повод и позвонила той, третьей, соседке:
- Ой, Вы знаете, я собираюсь дайкон сажать, а сажаю я его через рассаду, я вообще почти всё через рассаду сажаю, даже свёклу и морковку, их я высаживаю после чеснока, - так мне лучше: подросшую рассаду не успевает сьесть слизняк сразу после высадки... Поэтому мне потребуется мой ящик, дней через десять (это она специально такой срок назвала, чтобы дать время похитителям одуматься и ящик вернуть).
На следующий день третья соседка звонит:
- Выходите к калитке, я к Вам иду.
- Хорошо.
Подходит. Стоит соседка, в руках у неё два новых чёрных ящика:
- Вот, возьмите, пожалуйста.
- Но это же не мои ящики, - сразу же определила Елена Анатольевна по запаху. Этот запах новых пластмассовых ящиков ни с чем не спутаешь: такая едкая отрава - как в них можно для себя чего-то выращивать, да и дышать рядом с ними - верная смерть.
Соседка объясняет:
- Я тогда сама из-за внуков Вашу рассаду высадить не успела, передала подруге, Марине - она там, может знаете, внизу живёт, ну а она - своим родственникам, они заехали к ней в те дни на юбилей, но проживают в другом городе. Они-то рассаду высадили, очень довольны и благодарны, но специально из-за ящика ехать сюда за триста километров - согласитесь... Тем более сейчас они вообще на море. Не сомневайтесь, там все - очень порядочные люди, но раз Вам срочно надо, вот я и решила предложить Вам вместо Вашего старого ящика два моих новых, - и протягивает их уже прямо вплотную.
- Нет, что Вы! Мне чужого не надо! - отшатнулась Елена Анатольевна подальше, еле сдерживаясь, чтобы не закрыть рукой нос. - Ничего, ничего, я как-нибудь обойдусь... Да Бог с ним, с этим ящиком! Я уже жалею, что Вас побеспокоила, - поспешила она поскорей распрощаться.
Ещё пару дней поминала Елена Анатольевна грустным добрым словом свой ящик: "Хоть и неудобный, но ведь не вонял, раньше всё добротно делали - если не за совесть, то за страх, а теперь и не найдёшь такое, чтобы не воняло... И за сорок лет эксплуатации - в жару ли, в мороз - нигде не треснул даже..."
Но на третий день потеряла Елена Анатольевна ключи - сниску ключей ото всех замков, какие были в её загородном хозяйстве, штук десять. А дубликатов нет. И стало ей теперь уже не до чего:
"И за что ж это мне такое наказание? То ящик, то ключи вот..." И открылось ей: вот уже лет десять, как взяла Елена Анатольевна в библиотеке сельского храма четыре тома "Добротолюбия", святоотеческого труда, намереваясь прочесть все их и стать добрее. А не удосужилась. Но ведь и вернуть книги - значит напрочь отказать себе в надежде на совершенствование души через душеполезное чтение. Уже и Зинке, подружаке, давала их, по одной, в порядке исключения, строго-настрого наказывая: "Потерять не сметь! Библиотечные! "- та и прочитала, и отдала всё, года за два. Совесть и раньше Елене Анатольевне говорила: "Смирись - отнеси, пока мыши не погрызли". И теперь этот перст указующий указывает: "Отнеси! Кто-то другой, кому нужнее, прочитает и, глядишь, подобреет."
"Да. Пойду отнесу в воскресенье", - только произнесла это мысленно Елена Анатольевна, как связка ключей нашлась. И жизнь потекла своим чередом.
А ящик-то тот вернули. Уже и листья облетели. Родственники, которые из другого города, к своим приехали, за урожаем, - а так-то чего ехать? - заодно и ящик привезли. Был он чистый, сухой, целый - как новенький. Бирюзовый.
Сейчас уже дело к Новому Году, разбросанные по участку ящики примёрзли к земле - уже и не соберёшь, и припорошило их снежком. Ходит Елена Анатольевна, спотыкается об них, и пишет в голове свои незатейливые мемуары. А тот - самый неудобный, длинный, чёрный - она его, оказывается, под зерно курам давным-давно приспособила, - вот он, на самом видном месте. Правда цвет его уже такой, что и не разберёшь.
И теперь уже к Рождеству надеется Елена Анатольевна отнести в сельский храм - вон он, на горе - приготовленные тогда ещё и специально положенные на самое видное место, в пакете, так и не прочитанные ею четыре тома «Добротолюбия» — сборника духовных произведений православных авторов IV—XV веков.
21 декабря 2024г. Мемуары. Посвящаю соседке Наде.
Свидетельство о публикации №224122100508