35 Арм дневник срочника СССР 3 часть 21 гл

Глава Двадцать первая

Кича. Голубая тайга

Плотно пообедав, я приступил к разрушению фанерных планшетов. Для начала снял все кнопки и сложил их в коробку из-под баночек с гуашью. Весь старый ни к чему негодный ватман  сложил в стопку и положил на шкаф. Потом отправился искать туалет, прихватив с собой графин. Дежурный по роте младший сержант показал мне, где находится умывальник и по моей просьбе отправился поискать майора, чтобы он мне принёс пульверизатор для воды.

Набрав в графин воды, я по ходу умылся и отправился обратно. Находящиеся в казарме хохлы с любопытством следили за мной, чего это я тут расходился. Пришёл майор и принёс то, что я просил и попросил меня не болтаться вне Ленинской комнаты. Я написал всё, что мне ещё требуется для работы. Майор изучил список и, достав портмоне, пересчитал деньги.
— Однако у тебя запросы, — сказал он и попросил объяснить, на что будут потрачены деньги.
— Нужна красная ткань лучше бархатная штора метра четыре под барельеф Ленина, столярный клей килограмма два и ватман листов двадцать. Так же нужен толстый пенопласт не меньше пятнадцати сантиметров толщиной и острый нож лучше как у обувщика. Электроплитку и ведро для плавления клея.

Майор удивился такому заказу, и отправился по сусекам доставать, что мне нужно, а я продолжил работать. На мной создаваемый шум в Ленинскую комнату стали заходить хохлы и я, чтобы они непросто так стояли и глазели, стал распоряжаться, что им делать.  На шару все могут согласиться чем-то помочь, а вот попросить одного это проблема. Парни по моей просьбе намочили тряпками стены, а потом сняли со стен старые потёртые обои.
— Бумагу скатать в общий рулон и вынести под лестницу, чтобы не мешал,  — приказал я. 
— А вы, в каком звании, — поинтересовался дежурный, по роте видя, как я командую солдатами.
— Старший сержант, — соврал я.
— А за что сюда загремели.
— Анекдот рассказал про Брежнева, хочешь послушать? — спросил я.
— В другой раз, — сказал дежурный по роте с лычками младшего сержанта и по-быстрому слинял в коридор.

Хохлы принесли вёдра с водой, и отмыли стены от старого клея, после чего смели с пола все бумажные ошмётки и помыли его начисто.
— Спасибо ребята за помощь остальное я сам сделаю, но пока не расходитесь, будет ещё работа, как придёт ваш майор, — сказал я хохлам.

Дежурный по роте после упоминания о Брежневе решил, что за рассказанные анекдоты о генеральном секретаре могут его как-то подставить и куда-то упылил и долгое время не показывался.
Зато другой тоже младший сержант старался всячески мне помочь и  даже принёс из столовой поднос со вторым обедом.  Окинув взглядом всё богатство по сравнению с перловой кашей, что давали на киче я спросил его насчёт котлет для сидельцев. Навернув обед, я открыл окно настежь и обратил внимание, что оно всё в пыли. Решив, что так не годится ведь для сборки планшетов, придётся работать с чистым ватманом и если стены помыли, то и окна надо тоже вымыть.

Младший сержант нашёл молодых солдат и поручил им вымыть окна, и послал одного из них в столовую за котлетами, после чего мы отправились в беседку покурить. Дожив до ужина, я в третий раз заправил свой прожорливый желудок и прихватив свёртки с едой, отправился обратно на кичу. Стужук встретив меня, удивился вкусно пахнущим пакетам, но будучи предупреждённым даже не посмел сунуть в них свой нос. Добробаба обещавший сделать из меня труп вообще не стал со мной разговаривать, и даже не посмел втолкнуть в камеру, ударив в спину, как это обычно делают тюремщики. Вероятно, зная не понаслышке крутой нрав своих офицеров, он решил, что будет лучше со мной не связываться.

Первым делом меня стали расспрашивать, где я так долго пропадал, но когда увидели, что я им принёс, спросили, откуда такое богатство.
— Работаю придворным художником, отсюда вот такие привилегии, — ответил я.
Парни достали из пакетов булочки и котлеты и принялись за еду.
— А вот про чай я забыл, — сказал я.
— Да ладно и так  сойдёт, — сказал наш старожил, негласно выполнявший роль старосты камеры.

За дверью камеры загремел засов. Это пришёл сменщик Добробабы с интересной фамилией Выхухоль он был уже в курсе, в каком я был статусе и обозвал меня самородком.
— Вам кашу, сюда подать или будете на улице свинячить? — спросил он, выкатив на нас рыбьи глаза.
Моряк, зная, что осталось сидеть ещё один день, посоветовал ему самому её жрать.
— Ты на кого борзота морская пасть раскрыл, — заревел во всю глотку конвойный.
— Смотри, как бы не пришлось на Вокзале кровавыми соплями умываться, братишки тебя везде достанут. Забыл, что с вашим последним эшелоном устроили?
Конвойный окатил его свирепым взглядом и ушёл, громко закрывая дверь камеры.
— Ну, вот зачем ты его достал, щас набегут, и… — сказал старожил.
— А пусть не думает, что нормально поедет домой, — огрызнулся моряк.

Но к нашему удивлению нас бить никто не пришёл, толи караульный так напугался, толи ещё была свежа расправа над хохлами. А дело было так. Дисбатовские хохлы приехали на автобусе на Вокзал, чтобы ехать на дембель, а там их уже поджидали моряки в гражданке. Ну, пока улаживали вопросы с вагоном краснопогонники потихоньку стали гонять в туалет. Сначала их было человек тридцать, потом стало меньше пока у Вокзала вообще никого не осталось. Офицеры в это время сидели в кафе и спакойненько выпивали водку, не подозревая, что их подчинённых мочили головой в унитазах. Набив, таким образом, борзым хохлам морды, моряки ушли в свою часть и поэтому никто так ничего и не понял. Хотя конечно подозревали, чья эта работа, но особо в это дело впрягаться не стали. А тут заявление моряка несколько напугало караульных, но вероятно до той поры пока там содержался этот борзый моряк. Я ещё подумал, что когда моряк уедет, то хохлы начнут срывать злость над пехотой.

О себе я уже мало беспокоился, находясь под крышей майора. Всё-таки хорошо, что я имел навык художничеству, а так бы крутился на пи*дюлях все двадцать четыре часа и увлечение восточными единоборствами мне тут не помогли бы. Навалятся такой колой на одного и раскатают как котлету по сковородке. Даже у себя в части я ничего такого не применял, боялся загреметь в дисбат и старался отходить дурачком.  Было конечно в начале службы в Комсомольске-на-Амуре, что я позволил себе ударить одного наглеца сначала ногой печень, а потом чайником по голове до полного отруба. Так я тогда прилично испугался, когда на меня наехал командир части полковник Гайворонский
— Ты что творишь! Мне тут твои восточные штучки не нужны или отправишься в дисбат или забудь про свои навыки. А то вон иди в спорт роту к своему дружку Порезанному и там с ним развлекайся!

Помня, что мне сказал Гайворонский, я даже позволял себе поддаваться, чтобы не угодить под статью. Ну и ходил иногда с фонарём под глазом, зато не со статьёй за пазухой. Трусил я, конечно, необычайно не поддаваясь на различные провокации, что даже молодые говорили меж собой, что я такой здоровый, а боюсь, всякую мелюзгу. А я, несмотря на всякие разговоры, про меня не обращал на это внимание, стараясь спокойно дожить до дембеля.
По коридору прошёл Выхухоль и громко крикнул.
— Готовьтесь к отбою фашисты!
Когда он ушёл я спросил.
— А где койки?
В ответ раздался дружный смех.

Мне объяснили, что койка это две сколоченные широкие доски, то есть матрас, а одеяло всё, что надето на себя. Могут дать шинель, если будешь себя хорошо вести.
— В каком смысле хорошо? — спросил кто-то из новичков.
— Ну, отсосёшь или в ж*пу дашь по согласию!
Сидельцы опять засмеялись.
Выхухоль пришёл не скоро, потому что мы стали страшно зевать и ёжится от холода. Из окна подуло холодным сквозняком и моряк, поднявшись с помощью ребят к решётке сказал, что начался снегопад.
— И что мы так и будем мёрзнуть? — спросил я.
— Нет, будем дрожать от холода по очереди, очень помогает, — засмеялся кто-то в темноте.

За дверью загремел засов и в камеру прошелестел тихий женский голос.
— Прошу вас забрать матрасы…
Моряк первый побежал в коридор и все как по команде ринулись за ним. Побежал и я. Из открытой узкой камеры матрос подавал те самые деревянные матрасы, о которых мне рассказывали.
Мне достался немного узкий матрас и мне его тут же поменяли на другой более широкий.
— Запомни его и забирай, у каждого здесь своя лежанка, — сказал матрос.
— Всё получили? — спросил бабий голос из темноты.
— Всё, Сара можешь закрывать, — сказали ей.
Я спросил у моряка кто это такая Сара.
— Местный педик сидит тут бессрочно за бабу, его хохлы е*ут в задницу.
— А как так бессрочно? — удивился я.
— А куда его он же голубой.
— Это как голубой.
— Ну, тот, кто в задницу еб*тся, короче опущенный.

То, что опущенных называют  голубыми, я не слышал, пока не оказался на киче и очень этому удивился.
— У него задница как у бабы, может, физическая патология нарушена и бёдра стали широкие, кто его знает, — сказал моряк.
— У него не вырабатываются мужские гормоны, я читал про это, а если так, то надо чаще приседать, в общем, делать нагрузку на тазовые мышцы, а он, судя по всему лентяй, — сказали из темноты.
— Ну его на этой попе и подловили, и наверно слышал, как он говорит и как он только в армию попал!
— Военкому нужны показатели, так он мог его для галочки забрать.
— Щас придут к нему хохлы, и начнётся концерт. Не дадут нам спокойно поспать суки рыжие, — сказал Вася Бубенщиков.
— И что как долго он тут будет находиться? — спросил я.
— А он тут постоянно и не находится его постоянно перевозят по хохляцким частям но здесь он постоянно лечится от разрывов прямой кишки. Его даже госпиталь не принимает, боится суицида.
— Говорят, что его скоро комиссуют.
— Наверное, поэтому эту кичу называют Голубой тайгой? — спросил кто-то из ребят.
— Жалко парня доведут они его до петли.
— А чего его жалеть, сам виноват.

Где-то в полночь по коридору прошли хохлы, и зашли в камеру к Саре. Скоро послышались жуткие стоны. 
— На вот держи беруши,  а то фиг уснёшь, — подал мне в руку кусок ваты старожил вероятно вырванную из его бушлата. — Раздели вату на две части, заплюй, и она лучше заткнёт ушные раковины.
Я ещё слышал приглушённые звуки из дальней камеры, а потом уснул и проспал до самого подъёма.

— Привет парни, а мне сон классный приснился,— сказал я, потягиваясь и зевая.
— И что там было? — спросили меня.
За мной приехал мой командир капитан Пётр Георгич, а я как раз в столовой с борщом разделываюсь.
 Назаров увидев у меня погоны старшины, удивился и как заорёт.
— Это что такое! Да как такое может быть!
—  Да вот за оформление Ленинской комнаты произвели в старшины ну как Гагарина в майоры и ещё медалью обещали наградить, — сказал я.
— Какой медалью? — спросил Назаров, не веря своим глазам и ушам.
— Ну «За отвагу» наверное, или дадут золотую медаль Героя Советского Союза, — говорю я ему,  не моргнув глазом на полном серьёзе.
И тут дежурный по роте Пинчук подходит и говорит.
— Товарищ капитан разрешите обратиться к товарищу старшине? — 
А Назаров как онемел.
— Слушаю вас, — сказал я, поворачиваясь к Пинчуку.
— Сейчас приедет товарищ генерал вручать медаль «За отличие в воинской службе» второй степени, так что прошу вас пройти в казарму на торжественное построение, у Назарова аж челюсть отпала, и как он стоял, так и свалился в глубоком обмороке...
Ну, тут приезжает генерал, с ним начальники здоровкаются за ручку ведут в столовую выпить-закусить.  После все идут построение, где мне под оркестр вручают аж три геройские медали Золотая звезда...

 — Ну, а дальше что спрашивают меня, — видя, что я замолчал.
— Да фигли тут как Добробаба как заорёт из коридора, и я проснулся.
— Вот тварь такой сон человеку испортил, — сказал старожил, начищая сапоги ваксой до блеска.
За ним сегодня приедут, и он уже готовился покинуть нашу ветхую обитель.
— Извините парни, но адреса я вам своего не дам, чтобы не было выстрела из прошлого, — сказал старожил.
— Без проблем, — сказал моряк. — А меня зовут Валентином Семёнов я, и тоже не дам может, где встретимся и давайте без бабских истерик.
— Не пущу, — вдруг заверещал по-бабьи, Васька Бубенщиков, схватив моряка за подол бушлата. — Не пущу!.. Да на кого ж ты нас покинул…
Всем стало смешно от этой картины.

Через полчаса в камеру постучали.
— Прошу вас вернуть матрасы, — прошелестел из коридора женский голос Сары.
В девять часов за мной пришёл майор, и мы отправились на дизель.
— Ты чего так дрожишь? — спросил майор, окидывая меня взором.
— Ну, так в окнах стёкол нет и холодно да вон ещё снег выпал.
— А шинель у тебя где.
— Так ваши забрали.
Майор развернулся и позвал караульного.
— Найдите его шинель и верните.
— Да где я её найду, — сказал Выхухоль.
— Ну, так свою отдай, а то наш Микеланджело застудится, не видишь, как его колотит.
Выхухоль закатил на меня свои рыбьи глаза и ушёл искать мою шинель, а мы пошли дальше.

На воротах стоял уже другой солдат с ряхой как у Стужука.
— Голобородько сейчас придёт Выхухоль, так ты его выпусти, он ему его шинель принесёт.
— Сделаем, товарищ майор! — резво ответил солдат, от чего-то сияя.
— А чего такой радостный или опять свой карандаш в чьей-то заднице точил! Смотри, поймаешь, наконец, что-то венерическое, я сам тебе хрен отрублю.
Голобородько тот час смахнул улыбку и открыл дверь.
А майор, не стесняясь меня, сказал ему.
— Развели тут пидорасню, скоро друг друга будете насаживать или уже насаживаете!
— Да ничего мы такого не делаем, — уставился на майора солдат.
— Ну, тогда ответь мне ты пассивный или активный? — спросил у него майор.
Тот вытаращил глаза, не зная как ответить.
Майор смерил его презрительным взглядом и вышел за ворота.
— Наберут на службу пидорасов!
Мне стало смешно, и я чуть не рассмеялся, но сдержался с оглядкой на рыжего хохла.

Когда мы зашли в Ленинскую комнату я увидел на партах всё что я заказал майору и даже больше того новые рулоны обоев и клей.
— А ты молодец, что содрал грязные обои, хвалю,  а то, что звание старшины себе присвоил вдвойне, — сказал, улыбаясь, майор. — Ну, пусть пока так и будет, а то наши орлы могут приборзеть малость. Смотри пока я здесь, может чего ещё надо.
Я осмотрел то, что он принёс и сказал, что нужны цветные чернила и новые перья, старые негодные царапаются. 
— Я это как-то упустил, но пока вы будете их добывать, я займусь планшетами и буду резать Владимира Ильича.
— Смотри не зарежь совсем, ему ещё в мавзолее лежать, — засмеявшись, пошутил майор. — Можешь припахать кого-то из наших солдат, если что скажи, что я приказал помочь. Погоди, я сам скажу дежурному. Ну, всё, кажется, решили, а сейчас пошли в столовую.
— Погодите, сейчас клей для обоев замочу, чтобы не терять время,  и пусть пока пухнет, — сказал я.
Я налил из графина в ведро воды, потом засыпал половину порошка из пакета и показал дежурному, как надо мешать против часовой стрелки. А после достигнутой консистенции добавить воды и так же помешивать, доведя уровень почти готового клея до самого верха.

В столовую я всегда был рад идти. Майор по пути обратился к дежурному, чтобы он мне выдал лычки старшего сержанта как бы взамен типа утраченных. Я прицепил их к кителю, и мы отправились дальше. 
— Так к тебе будут меньше цепляться, — пояснил своё желание майор.
— Товарищ майор хочу вас попросить предоставить мне тетрадь с  шариковой ручкой, — попросил я краснея.
— Если надо  принесу, у нас в канцелярии этого добра хватает, а ты чаем не стихи пишешь? — спросил он.
— Ну, приходит такое на ум, — сказал я. А на самом деле мне не терпелось завести новый дневник, но уже про приключения на киче. 

В столовой на меня удивлённо пялились, как так в столовой сидит сиделец в неснятых лычках  старшего сержанта и наворачивает рожки по-флотски, это что-то непонятно. Хотя за вчерашний день только немногие меня узнали, но их смущали мои новенькие лычки на погонах, когда я их успел получить?
Я сел за стол и мне тут же принесли поднос с едой. Дежурный солдат сказал мне, если я захочу добавки, то он принесёт ещё тарелку с макаронами и шницелем и что мне никуда ходить не надо, мол, это спец обслуживание.  На подносе так же были чай, масло и хлеб. Майор лично проследил, чем меня будут кормить, и удалился на кухню, а я принялся уплетать свой завтрак.
Ко мне подошёл солдат и спросил, как долго я тут буду находиться.
— Сделаю Ленинскую комнату, потом поеду расписывать местный собор,  — пошутил я.
— А сюда за что угодили.
— Ни за что, я же сказал оформлять Ленинскую комнату раз у вас всех взятых руки кривые, — ответил я.
Пришёл майор и принёс яблоко.
— Держи витамин.

Я конечно совсем не ожидал такой щедрости от майора дисбата и даже проникся к нему уважением. Но был на стороже, подумав, что это он такой ласковый пока оформляю Ленинскую комнату, а потом, наверное, всё забудет. Но как оказалось, я зря так думал, встретив его же, когда нас дембелей привезли на Вокзал. Он сам подошёл ко мне и поздравил с окончанием службы. 
— А вы куда собрались? — спросил я его.
— В отпуск, надо родителей повидать.
А Юрка Дьяченко мне говорил, потом что где-то видел этого майора, отчего мне стало смешно.
— Ты что кичу забыл? — спросил я его.
— Да ну её к дьяволу! — отмахнулся он.
 
После завтрака я позвал дежурного и объяснил, что мне нужны помощники человек двадцать, обтягивать ватманом планшеты и клеить на стены обои. И скоро закипела настоящая работа. Я доходчиво объяснил хохлам, как нужно обтягивать планшеты и сказал, что потом покажу, как это делать на практике.
— А сейчас все идут в умывальник мыть руки с мылом, — сказал я.
— А у меня руки чистые, — сказал один из них и показал свои ладони.
— У нашей Сары они тоже всегда чистые, — сказал один их солдат и все загоготали как гуси.
— Ты что глухой я же сказал вымыть с мылом, мне твои жирные пятна на ватмане не нужны. Иди мой, я проверю.
Пока хохлы мыли руки, я развернул обои. Рисунка на них не было, и цвет был светлого слегка холодно-голубоватого тона. То, что было нужно.

Когда пришли солдаты, я проверил у каждого руки на жирность. Всё было в порядке.
— Берём лист ватмана, — сказал я, показывая, что надо делать. — Мочим его с начала с одной стороны пульверизатором, потом с другой.  Поняли, а потом, аккуратно разглаживая, загибаем за края. Таким образом, формируем контур листа для крепежа кнопками.
Я показал, как это сделать правильно и ещё раз спрыснул готовый планшет водой.
— Только так и не иначе, а то побежите покупать за свой счёт, — сказал я им.

Молодые хохлы оказались совсем не тупые ребята и за полчаса все планшеты были сделаны и стояли на просушке. Потом мы сдвинули парты в один длинный стол для промазки обоев клеем.
С боями тоже особых проблем не возникло, правда, углы комнаты немного расходились, и потолочные листы обоев пришлось  немного подрезать, как и стеновые. За два часа обои были наклеены, и я приступил к резке на пенопласте барельефа Владимира Ильича.
Хохлы с интересов обступили меня и смотрели, как это я делаю. Вооружившись сапожным ножом, я делал лёгкие подрезы, на нарисованном трафарете снимая всё больше и больше пенопластовой стружки. Пришёл майор и тоже присутствовал при превращении листа пенопласта в выпуклое лицо Ленина.
— Ну, ты Микеланджело молоток, а может тебе к нам перевестись? — спросил меня майор.
— Да нет, лучше я у себя буду дослуживать, а то тут у вас по ночам озабоченные ищут, где свои карандаши поточить. Извините, лучше я у себя  до дембеля побуду.
Солдаты откликнулись весёлым гоготом, а майор сказал, что разгонит всю эту пидорасню, как только Сару увезут куда подальше.

Когда я закончил свою резню, осталось прошлифовать голову вождя  и покрасить  в чёрно-белый цвет.
— А может Ленину лицо подкрасить как живому человеку? — спросил кто-то из солдат.
— Ага, — ответил я и выдал. — С юношеской пунцовостью и голубыми глазами!
Тут уже давились от гогота все, кто находился в классе.
А майор так выскочил из класса с возгласом — Развели пидорасню!
А я про себя отметил некоторую странность, что русские смеются как нормальные люди, а хохлы гогочут.
— Ну, так на дизеле всё больше деревенские хохлы и служат. А где гуси там и хохлы. У меня так же бывает, — рассказал мне друг по двору Стас Турсуков украинец по национальности. — Как побываю у родни в Западной Украине, так потом полгода гогочу..
Продолжение следует...
.
336 стр. ворд  5 А книжная, абзацы

22 гл. Кича. Самородок...