Айналай

  “There’s so many different worlds, so many different suns, and we have just one world, but we live in different ones…”
   “Под небом голубым, под россыпями звёзд, один мы делим мир, но в разных - мы живём…”
                ( M. Knopfler “Brothers in arms”)


  Айналай (искаж. казах: “Айналайын”). Дословно на русский не переводится. Весьма приблизительно - “милый (милая)”, “голубчик (голубушка)” - допустимое в странах Центральной Азии фамильярное, но с оттенком симпатии, обращение к детям, близко знакомым лицам, персонам  противоположного пола; не имеет аналогов в других языках. - Прим. авт.




  - Тебя как зовут? Сашка? А тебе куда дальше лететь? Мен туда же лететь. А ты красивый, Сашка! А у тебя загыс есть? Внутръ аравокзал знаешь куда идти? Вместе пойдём? Давай показывай! А зачем вам загыс нужен? У нас ни у кого загыс нет!
 
  Половина (хоть и самая простая) нашего нелёгкого пути подошла к концу, мы стояли на заплёванном асфальтовом пятачке возле  покосившегося сооружения, украшенного столь же горделивой, сколь и непонятной надписью “Международные воздушные линии”. Осенний ветер заметал мусор и опавшие листья под узлы и чемоданы, сваленные неподалёку; пассажиры троллейбуса на остановке рядом, сопровождаемые слабоумной ухмылкой кондуктора, вываливались из дверей прямо в грязную лужу. Родина встретила, как обычно - распахнув объятия.

   Загадочный “загыс”, забавляя, отвлекал меня от печальных мыслей - дорога до аэровокзала внутреннего, из которого нам  предстояло двинуть дальше на запад, по нашему древнему, православному обычаю, была просто-таки злорадостно завалена кучами мусора и какой-то непреходящей мерзоты; единственными ориентирами, размечающими путь в тусклых сумерках, служили ямы, напоминающие бомбовые воронки, что остались  то ли ещё после Волочаевских дней приморских партизан, то ли от известного налёта китайцев на остров “Даманский”.

    Организовать пассажирское сообщение между аэровокзалами хозяевам порта, явно, никогда, даже в голову не приходило; (сибаритство какое-то; не баре, чай);  существа в грязных штанах с пузырями на коленях, неизвестно почему именующиеся в этих краях “таксистами”, ломили цены совершенно невообразимые. “Туда, прямо шагай,  Айналай, там твой “внутръ аравокзал” найдешь”, - махнул я рукой куда-то вдаль, желая, словно от назойливой мухи, поскорее избавиться от чудного среднеазиатского создания, - у меня чемоданы, вон, гляди - тяжёлые, не жди меня, я тихо пойду”.

  Услышав знакомое, она просияла, словно радуясь тому, что не ошиблась в выборе попутчика: “Откуда такие слова знаешь, Сашка?”; подоткнув за шаровары полы цветастого халата и взвалив за спину свой куль, она, схватив оба моих чемодана, резво понеслась в сторону пункта назначения. “Давай за мной, Сашка”,- я еле за нею поспевал. Похожая сцена была в однажды виденном мною старом фильме “Отель “У погибшего альпиниста”, там дама в бальном платье неслась на лыжах по заснеженной долине, волоча на плечах двух здоровенных мужиков, но там-то это был робот, замаскированный под леди, а тут - вроде бы живое существо. Прохожие с любопытством озирались на нас - пара мы были примечательная; реальность от вымысла отличалась только пёстрым среднеазиатским халатом, надетым, вместо кринолина, на главную героиню.  Она умудрялась ещё и развлекать меня различными забавными этнографическими сентенциями.

  - “Сашка, а вот у вас у всех есть загыс, у нас загыс нет; зачем он нужен? У мен муж Центральный рынок работает, у него ещё два жена, один татарски, второй - узбек, загыс ни у кого нет! Мулла ходил, Коран читал, муж-жена-можна!”, - остановившись на мгновение передохнуть, она, игриво подмигнув, похлопала ладошкой по сжатому кулачку, сим похабненьким жестом визуализируя своё “муж-жена-можна!”. До меня, наконец дошло значение загадочного “загыса”.

  - Так а ты, Айналай; ты-то чего по заграницам делала, когда у твой муж ещё два жена, хозяйство, небось, немаленькое, детей много? - попытался я перехватить инициативу, но этого и не требовалось, поболтать она, явно, любила.

  - Сердцъ болной, холод жить не могу, друзья сказал - поехали  тепло. У мен муж ещё два жена есть.  Детей узбек оставлял; год тепло жил, сердцъ проходил! Теперь мен здоровый!
  - А жила на что? Деньги откуда?
  - Базар, чай продавал!

   Я не верил своим ушам.

  - Чай?
  - Да, чай магазин земляки продавал!
 
  Реальность начала медленно уплывать из-под моих ног.

  - А как ты с покупателями общалась, на каком языке-то?
  - Зачем языке? Там проста, англыйскъ, англыйскъ проста: ван-кило, чу-кило, сри-кило; ты знаешь англыйскъ? (я  начинал сомневаться) …китайскъ-корейскъ тоже проста! Тенге много зарабатывал, Россия отправлял, проста!

   Мне припомнился великовозрастный родственничек, до четвертого десятка сидящий на бабушкиной пенсии, постоянно генерирующий с изобретательностью, достойной лучшего применения,  оправдания, не позволяющие ему работать, - от традиционного “вот  буду я ещё  на дядю пахать” до оригинального “боюсь плохой записью себе "трудовик" испортить” и банального “зубы лечить надо”. Я тяжело вздохнул, и, наращивая обороты, ускорился, стараясь не отстать от попутчицы.

   Судя по резвости и сноровке, с какой она вволокла мой груз в “внутръ аравокзал”, хоть сердце у неё, действительно, было в полном порядке, да и никакой “китайскъ-корейскъ”, равно, как и “англыйскъ” не могли представлять особой сложности, но вот порядки и правила нашей шестой части суши (не японское блюдо!), царящие в сем заведении, да ещё после её года, проведённого в благополучной загранице, явно повергли Айналай в ужас и смятение; в последней надежде спасения попутчица цеплялась за меня жестом утопающего за соломинку.

  К этому невозможно привыкнуть, хотя у меня, после почти полувека регулярных упражнений, получается - внезапно, вдруг - кислый запах сгрудившихся  несвежих тел, перегара и беляшей, жарящихся на какой-то субстанции, подозрительно напоминающей отработанное моторное масло; “быдляк” из хрипящих динамиков, прерываемый приглашениями  посетить интим-салон на привокзальной площади, икона с ящичком на пожертвования Всевышнему, криво висящая под рекламой того же интим-салона; подозрительные личности в костюмах не по размеру - адепты какой-то
( каждый раз новой)  финансовой секты; солдаты в  разношерстой форме (махновцы бы обзавидовались) храпят в углу под лестницей;  халяльная рядом с рюмочной и
( почему-то) ювелирным салоном с чучелом рыси у входа - на втором этаже; стены, оклеенные блёклыми плакатами, категорически запрещающими любую фото- и видеосъемку; невнятные личности в форме то ли стюардесс, то ли охранников ближайшего супермаркета, строго блюдущие вышеописанные запреты и встающие в охотничью стойку при любой возможности их нарушения;  Айналай, перехватив мой страшный взгляд, пугливо убирает от греха подальше свой фотоаппарат; мне было трудно (впрочем, я и не пытался) растолковать ей - почему полчаса назад, из окон аэровокзала международного, она, вместе с толпой гогочущих и поглощающих бутерброды иностранцев, абсолютно спокойно фотографировала совершенно секретную военную технику, расставленную на перроне; всем было пофиг. Сорок лет лётной работы отучают человека от любых попыток найти логику в работе авиационных структур.

  Она не отставала ни на шаг, совершенно игнорируя мои регулярные попытки от неё отделаться:”Вон твой регистрация, иди туда, давай!” Она сбегала, купила мне сигарет, коих не курю, извинившись, вернулась откуда-то с чашкой кофе, потом принесла зачем-то мороженое; она непрестанно суетилась у моих чемоданов, исчезнув непонятно куда (похоже, забралась внутрь) лишь на пару минут, при виде дефилирующего мимо полицейского патруля. Я окончательно смирился с мыслью, что в ближайшее время она от меня уже не отстанет.

   Дежурная по залу бизнес-класса недоверчиво, не зная что сказать, или спросить, переводила взгляд с моей попутчицы на меня и обратно. “Вы что, это…вместе?” - наконец кое-как выдавила из себя; она не осмеливалась оспорить  моё право золотого, платинового уровня всевозможных программ лояльности авиакомпаний пригласить с собой попутчика, она всего лишь, похоже, не совсем одобряя мой выбор, не могла смириться с мезальянсом.  Я, открыв рот, собирался  уже как-то возразить, но Айналай хоть и не больно, но от души, влепила мне хорошего пинка под стойкой регистрации. Её взгляд из-под натянутого до бровей платка при этом был такой, какой может быть только у провинившегося щенка, которого хозяин собирается выставить на мороз; обзавидовалась бы любая звезда немого кино: “И после того, что между нами было, ты собираешься меня бросить?” Я вспомнил Киплинга с его “Бременем Белого Человека” и закрыл рот.

   Впрочем, попутчица больше уже не докучала. Удобно устроившись  на креслах неподалёку, и принеся мне халявный  чай с чёрствыми бутербродами,  она запустила  оживлённую телеконференцию то ли со своим аулом, то ли с жёнами своего мужа “один татарски, другой узбек”; звуки её гортанной речи перемежались забористым русским матом, я не винил её - в её осознании это не было ругательствами, это были просто какие-то непонятные слова; я начинал мирно засыпать, и мне вдруг  припомнился однокашник,  южный человек, прозванный по ряду причин “Шара-пилот”….

 
    “Шара”, “На шару” - получить что-либо бесплатно или не прилагая особых усилий. (“Свалить экзамен “на шару”. “И даже судьи с прокурором не гнушались пожрать на шару вместе с нами за столом” (В.Токарев “Держи вора!”). Приблизительный синоним слова “халява”, но в более расширенном понимании; применяется при описании как  материальной, так и нематериальной выгоды. “Шара, приди, Шара, приди!”: - камлание студентов перед экзаменами.  Антоним (в применении к правилам Высшей школы):  украинизм “завалити свинюку” (произносится: “зауалыты суыннюку”), то есть: сдать трудный экзамен честно, одолеть компетентного экзаменатора в тяжёлой и изнурительной интеллектуальной борьбе. - Прим.авт.

  “Шар-пилот” - резиновый шар, наполненный водородом, выпускаемый в свободный полет; определяя его положение с помощью теодолитов или методами радиолокации, можно вычислить скорость и направление ветра …  Большой Энциклопедический Словарь.
 
  “Шара-пилот” - молодой человек, выбравший себе нелёгкий путь построения карьеры авиатора, но, по тем, или иным  причинам, не преуспевающего в освоении прикладных наук. Стиль поведения и мотивация личности определятся...см. выше. - Прим.авт.




… матерился он постоянно и невероятно изощрённо, но только по-русски. Он долго отнекивался и сопротивлялся, когда мы просили его ругнуться по-своему, и, в конце концов уломали (уговорили, умолили, заставили), но результат был страшен. Отведя нас в туалет, и, тихо произнеся в сторонку что-то невнятное, “Шара-пилот” став цветом лица как его гранаты, привозимые с Кавказа, всхлипнул и убежал, исчезнув до вечера; появился он только после ужина, будучи морально растоптан и раздавлен: он был смущен, опозорен и навлёк беду на весь свой род…

  Но материться меньше он не стал.




  Поспать мне так и не удалось, Айналай не дала:”Сашка, вай-фай отвалился, пароль знаешь, объясняй!” Она тыкала меня носом в невероятный заграничный девайс, такой же, что я давно уже хотел подарить племяшке, да всё откладывал, будучи подавлен своими ограниченными финансовыми возможностями. Бремя Белого Человека не спадало с моих плеч; ничему уже не удивляясь, и шибко не возмущаясь, я-таки настроил ей потерянную, было,  связь; в космической глубине антрацитового экрана замелькали знакомые с юности лунообразные  лица под пёстрыми платками. Загыса, конечно, не было ни у одной из них.



  Я и сейчас её часто встречаю, когда бываю дома и приезжаю на Центральный рынок за фруктами - она сидит, далеко за прилавками, закутавшись в свой халат, в окружении родни и земляков. Дымятся пиалы, в воздух возносится непонятная мне речь, перемежающаяся русским матерками; она подливает чай и рассказывает своим родичам про невероятную заграницу, “внутръ аравакзал” и красивого, хоть и бестолкового, попутчика Сашку.



                Токио - Сеул - Хабаровск - Иркутск
                2014 год.