Разгулка времени

Недавно в ГМТ открылась выставка, посвященная Татьяне Львовне Толстой. Там несколько работ, которые она создала, в том числе портрет "князя Блохина". Я впервые его увидел. Князь Блохин – сумасшедший крестьянин, который решил, что работать ему не надо, так как он князь и "всех чинов окончил". А жизнь ему дана "для разгулки времени".
Лев Толстой часто вспоминал князя Блохина, есть упоминания о нем и в трактате "Так что же нам делать?", и в "почтовом ящике" (забава семьи Толстых середины 1880-х годов). Он распространял манию "блохинизма" на все дворянское сословие, освободившее себя от обязательного физического, земледельческого труда, считая, что люди его круга такие же "сумасшедшие", как и князь Блохин.
Когда я читал про князя Блохина, я представлял его себе по-другому. Думал, что, поскольку он "сумасшедший", вид у него должен быть "лихой да придурковатый", черты болезни – отражаться на лице и внешнем облике. Так ничего подобного! Перед нами обычный крестьянин, серьезного вида, не лишенный интеллекта. В принципе, если его переодеть, вполне сойдет за нынешнего менеджера преуспевающей компании...
Но дело не в личности "князя" и не во внешнем облике, а в глубине поставленной проблемы. Ведь распространить ее можно (и нужно) не только на труд и ничегонеделание. Вопрос намного глубже. Жизнь для разгулки времени – это в каком-то смысле и вся наша обыденная жизнь, заполняемая, именно для разгулки, различными событиями, проектами, приключениями, играми, общением..., разными придуманными нами всеми целями, уничтожающими ту пустоту, которая нас окружает.
Как-то на предыдущей работе я разговорился с коллегой, который в свободное от работы время сочинял музыку. Сказал он о своем хобби примерно так: "А что, все чем-то занимаются на досуге. Кто-то, например, водку пьет, а я вот музыку пишу – это же явно лучше и полезнее". Помню, меня тогда удивило это сравнение музыки с водкой. А ведь по сути дела коллега был прав. Он воспринимал музыку именно через такую призму – через представления о "разгулке времени". Всё одно лучше, чем водка. Не имея цели абсолютной, напрочь перечеркивающей пустоту обыденности и приподнимающей на новый уровень мировосприятия, осознание жизни и ее целей, практически все хобби-увлечения, да даже и сама работа или учеба воспринимаются именно так. Ведь говорят же про человека: "ушел с головой в работу", подразумевая примерно то же самое: нашел себя, свою цель, свой путь, свое избавление от окружающей пустоты... Но то ли нашел, что нужно? Этот вопрос намного сложнее.
В том же трактате "Так что же нам делать?" Толстой написал фразу, которая очень понравилась и ему, и его читателям, потом она вошла в "Круг чтения": "Только кажется, что человечество занято торговлей, договорами, войнами, науками, искусствами; одно дело только для него важно и одно только дело оно делает — оно уясняет себе те нравственные законы, которыми оно живет. И это уяснение нравственного закона есть не только главное, но единственное дело всего человечества". Но ведь "уяснение нравственных законов" – это не работа, не хобби, не профессия, не ремесло. Это ведь и никакой линейкой не измеришь: уяснил (уясняет, скоро уяснит) человек нравственные законы – и в какой степени совершенства это самое "уяснение". Тут указано лишь направление движения, идеал. А формы движения к нему могут быть самыми разными. Даже религия, воспринимаемая своеобразно, не так, как должно, может служить одним из средств заполнения окружающей пустоты. Как говорил Кришнамурти, бог зачастую воспринимается как дополнительное, высшее "удовольствие" – вдобавок ко всем иными удовольствиям мира, раскрашивающим серую обыденность в яркие цвета. Лишь в глубине человека, его натуры лежит то незыблемое,  то "несдаточное", как называл его Толстой (т.е. то, от чего никак нельзя отказаться, то, чего нельзя "сдать"). И сам Толстой, переживавший и кризисы, и приступы сомнения, и поиски новых форм жизни, прошедший через все разновидности и этапы "разгулки времени", точно знал, что это такое.
Любопытный пример. И тоже он связан с цитатой, очень известной, широко распространенной в исследовательских работах: "Счастливые периоды моей жизни были только те, когда я всю жизнь отдавал на служение людям. Это были: школы, посредничество, голодающие и религиозная помощь". Тут несколько любопытных моментов. Во-первых, речь Толстой ведет о "счастливых" периодах, а не о "лучших", "полезных", идеальных с точки зрения основ его религиозного учения. Счастье – это нечто иное, это не долг, это то, что приносит удовлетворение, гармонию и пр. Потом Толстой не назвал самую главную свою заслугу – то, благодаря чему он известен до сих пор, десятки томов сочинений, в том числе, кстати, и по религиозной тематике. Счастье – это не слова, а дела. И еще один любопытный момент: написано это было тогда, когда Толстой подготовил ответ на определение Синода. Конечно, он размышлял о себе, о своей жизни, пытался дать самооценку всем прожитым годам. И написал именно такие слова...
Бытует мнение, что социальные идеи Толстого устарели, что трактат "Так что же нам делать?" прекрасно отражает ситуацию конца позапрошлого века, но в новых условиях его идеи неприменимы; наконец, что Толстой чересчур субъективен и личностен в своих выводах, касающихся социального строя, общественного и технического прогресса, разделения труда и пр. С этими оценками можно и нужно спорить. Но главное возражение – в том, что Толстой не социальный мыслитель и писал он не об обществе и его развитии. Он писал о человеке как таковом, описывал и оценивал Жизнь как таковую – в ее абсолютном выражении, искал ее универсальные смыслы и значение. А это весьма далеко от основ социальной философии и общественного неравенства, столь ясно осознаваемого незабвенным толстовским современником "князем Блохиным".