Свет далёкой звезды

Было зимнее утро. Елизавета встала не рано, но на улице было ещё темно. Она зажгла свет и подошла к своей незаконченной картине. Она писала картины давно. Некоторые из них с охотой брали галерейщики на реализацию. Но она сама считала, что зачастую её картинам чего-то не достаёт. Но она не могла понять – что. Техника у неё была отличная, чувство перспективы замечательное. Но чего-то не хватало. В какой-то момент ей вдруг захотелось написать картину в стиле японской эстетики. Она изобразила на ней весенний цветущий сад и девушку европейской внешности, но в кимоно, с восторгом разглядывающую деревья. Елизавета долго смотрела на картину. На улице стало совсем светло. Елизавета почувствовала тёплую волну вдохновения. Никто, в том числе и она, не может толком определить, что это такое. И, тем более, невозможно определить, почему оно то есть, то безвозвратно уходит. Она села за мольберт и готовилась продолжить картину. В этот момент комнату вошёл Юра. Он встал за её спиной. Елизавета чувствовала его присутствие, но не оборачивалась. Он мягко положил ей руки на плечи и, склонившись, прикоснулся губами к её головке.
- Настраиваешься? – тихо-тихо спросил он.
Но она не ответила, видимо, пытаясь не упустить волну вдохновения. Елизавета подняла кисть, но не решалась положить очередной мазок на картину.
- Лизонька, моя дорогая, подожди мгновение, - мягко сказал, почти прошептал Юра, - подумай, чего не хватает этой картине…
- Я сама не знаю, - тихо ответила она, - вроде всё делаю верно. И вдохновение есть, а чего-то, вижу, не хватает.
Они немного помолчали. Его руки всё ещё лежали на её плечах. Она вздохнула.
- Мне кажется, - едва слышно сказал он, - что если ты чуть приподнимешь её руку, то будет лучше. И вложи в руку платочек или шарфик светло-розового цвета. Или персикового…
- Зачем?
- Поверь мне, так будет лучше. Изящнее.
Елизавета набросала новые контуры на картине и спросила, так и не повернувшись:
- Так?
- Так. Теперь платочек.
Она набросала контуры платочка.
- Нет, не так.
- А что не так?
- Не хватает движения.
- Что ты имеешь в виду?
- Сделай так, чтобы ветер развевал платочек. Едва заметно, но развевал. Тогда зритель почувствует движение, а может быть и сам ветер. Тогда картина оживёт! Кстати, когда тебе на репетицию?
- Вечером, часа три ещё есть…
Он вышел, чтобы не мешать. Вышел так тихо, что не было ни малейшего стука дверью. Но она позвала его.
- Постой там ещё немного, пока я работаю…
Он встал за её спиной и старался не дышать, чтобы её вдохновение не развеялось. Незаметно промелькнули три часа. Он произнёс:
- Тебе пора. Что репетируете сегодня?
- Пьесу одного молодого драматурга.
- О чём она?
- Если в двух словах, то Он и Она. По нелепой случайности они расстаются, но в конце пьесы происходит примирение, и они снова вместе.

- Собирайся… И будь на репетиции пособраннее. Помнишь, что я тебе говорил? О психике человека? Зрителя надо уверить в своей правоте! Но не будь категорична!
- Конечно, помню. Но режиссёр… Он бывает таким нервным…
- У него работа такая. Он хочет построить спектакль так, как видит. Но ты можешь и должна переубедить его. Ты можешь так преподнести свою точку зрения, свою убеждённость, что он поверит тебе! Ну, беги, ясно солнышко…
 Она быстро собралась, кинула взгляд на картину. Ну, вроде как, интересно получается. Те, кто будет смотреть на картину должны почувствовать дуновение свежего ветерка…
В метро она достала пьесу и стала внимательно, в очередной раз вчитываться в текст. Лиза читала, но продолжала обдумывать то, что он ей сказал и в её голове всё время всплывали различные ситуации, которые играли в её жизни важную роль.

Лиза вдруг вспомнила случай, когда ей надо было срочно и быстро доехать до загородного дома…
- Ну, поехали.
Он сидел на заднем сидении. Лиза сносно водила машину, но в некоторых случаях, особенно, если кто-то ехал агрессивно, немного терялась. Так произошло на этот раз. На оживлённом перекрёстке им дали зелёный. Она тронулась с места, но справа, поперёк движению, кто-то, пытаясь успеть проехать на жёлтый, мчался, сломя голову, и уже на красный свет светофора. Он крикнул:
- Стой! Справа!
Лиза вовремя ударила по тормозам. Лихач проскочил мимо, но в последнем ряду большой грузовик успел выдвинуться вперёд, и там произошла довольно сильная авария. Лиза не могла тронуться в путь. Она вызвала скорую помощь. Возле разбитой машины собрались люди, подбежал сотрудник полиции, лихача вытащили из покорёженной машины. Примчалась скорая. Виновник не пострадал. Глубоко вздохнув, Лиза поехала дальше.
- Спасибо тебе, мой дорогой. Ты вовремя меня остановил. Если бы не ты, то сейчас могло бы случиться что-то страшное.
- Дорога… Всякое бывает… Я рядом. Будь внимательна. Успокойся…

Потом у неё в памяти возникло другое воспоминание…
Прошедшим летом на море было очень жарко... В полдень Лиза подумала – вот сейчас окунусь ещё разок и надо прятаться от палящего солнца. Она разбежалась и с удовольствием бросилась в прохладные воды. Вынырнув, она отплыла от берега достаточно далеко. Но разница температур воды и воздуха была разительная. Лизу немного замутило, и она почувствовала, что может потерять сознание. Она держалась из последних сил, но понимала, что не доплывёт до берега, так как силы стремительно покидали её. Она взмахнула рукой. Юра всё понял и кинулся с берега к ней. Резкими рывками он быстро приближался к ней. Лиза держалась. В тот момент, когда он оказался рядом, Лиза уже не могла бороться… Он подхватил её, поддержал. Она смогла немного передохнуть. Потом они медленно-медленно двинулись к берегу.
- Ты опять вовремя… - сказала она, отдышавшись на берегу, - не понимаю, что со мной случилось…
- Я рядом. Не волнуйся. Будь осторожна, моя дорогая… 

И ещё одно воспоминание всплыло у неё в памяти… Это было давно, тёмной и безлунной августовской ночью. Они гуляли в поле за городом, возле их участка. Была абсолютная тишина, и на небе высыпало множество звёзд. Он рассказывал о них, об их рождении, развитии и смерти.
- Вселенная, видимо, безгранична. Свет от многих звёзд летит до нас невообразимое время. Где-то там, на бесконечно удалённых просторах, звезда уже погибла, погасла. Но свет от такой далёкой звезды может добираться до нас миллионы лет. Странно… Звезды уже нет, а свет от неё ещё есть. И для нас она будет жива, и она будет продолжать светить...

На репетиции режиссёр сидел на «своём» месте в восьмом ряду.
- Ну, давайте начнём. Второй акт. Расставание. Его надо сыграть спокойно и мягко. А вот в третьем акте, когда они снова встречаются – здесь надо дать накал страстей! Я так это вижу. Лиза, от вас всё зависит. Как вы сыграете свою героиню, от мягкого второго акта, затем резкого эмоционального подъёма в конце, вот от этого и будет зависеть судьба спектакля.
Но Лиза помнила, что Юра говорил по-другому. Как раз наоборот…
- Борис Сергеевич, простите. Пока мы не начали репетировать, позвольте мне сказать…
- Да, что там у вас?
- Давайте сделаем по-другому.
- Что вы имеете в виду?
- Борис Сергеевич, мне кажется, что мы что-то делаем неверно. Психика человека устроена так, - начала говорить Лиза словами Юры, - что человек пытается всё держать под контролем. Пытается, и это происходит инстинктивно. Поэтому он всегда замкнут, порой бывает, что достучаться до человека, в нашем случае до зрителя, до его сознания, крайне сложно. Поэтому надо найти такой способ течения спектакля, что он, зритель, должен раскрыться.
- Так что же вы предлагаете?
- Может быть, нам в этом спектакле поступить по-другому? Сыграть второй акт с максимальным накалом, а в третьем акте, их момент встречи пусть пройдёт спокойно и умиротворённо.
- Зачем? Я это не так вижу…
- Борис Сергеевич…
- Кто здесь режиссёр?! – начал заводиться Борис Сергеевич.
Лиза тихо, но уверенно сказала:
- Борис Сергеевич… Надо зрителя призывать не только смотреть спектакль. Главная задача театра не развлечение. Его главное призвание – заставить зрителя задуматься! Что может быть нелепее расставания любящих сердец? Во втором акте надо сделать так, чтобы зритель именно об этом задумался. Может быть, испугался. Мы, люди, должны оберегать тех, кто рядом с нами, должны отдавать им тепло наших сердец. Вот где должен прозвучать набатом эмоциональный накал пьесы. Зритель будет ожидать развязки, но за это время он задумается!
Борис Сергеевич вспыхнул, топнул ногой и выбежал из зала. Остальные актёры со страхом смотрели на Лизу.
- Лиза, ты с ума сошла, - произнесла её близкая подруга, - это же режиссёр! От него всё зависит. Теперь он тебя с роли снимет. Зачем ты ему перечишь?
Но Лиза была уверена в своей правоте. Так её убедил Юра. То, что она говорила Борису Сергеевичу, были его слова, его мысли. 
- Говорят, Борис Сергеевич уехал из театра. Ну, Лиза, теперь жди самого неприятного, - произнёс ещё один актёр.
Но через полчаса режиссёр прямо в верхней одежде ворвался в зал. Актёры всё ещё стояли на своих местах и обсуждали произошедшее. Борис Сергеевич подошёл к сцене, сбросил свою куртку на кресло и обратился к Лизе.
- Лиза, ты молодец, - он перешёл на «ты». – Ты убедила меня. Играть будем именно так! Накал второго акта должен быть главным моментом пьесы. Нелепое расставание, нелепые поступки героев. Пусть зритель именно здесь подумает о себе, о своём окружении. Пусть он испугается за своих близких. Пусть он раскроет нам своё внутреннее волнение. Это волнение должно подготовить его к трепетному ожиданию продолжения.
Репетиция затянулась до поздней ночи. Вернувшись домой, уставшая Лиза без сил села возле неоконченной картины. Юра снова тихо вошёл.
- Как прошла репетиция? Что сказал режиссёр?
- Всё хорошо, Юра. Борис Сергеевич услышал меня. Он очень строгий, но талантливый и адекватный. Будем продолжать репетиции, а спектакль дадим, как ты мне и подсказал. Как я устала сегодня…
- Милая моя девочка… Умничка… Хорошо. Не продолжай картину сегодня. Тебе надо отдохнуть…
- Спасибо тебе. Ты всегда поддерживаешь и словно ведёшь меня… Я тебе так благодарна!

Рано утром Лиза продолжила работать над картиной. Юра стоял рядом, за её спиной. Ей казалось, что он иногда едва касался её руки, чтобы изображение получилось живым и воздушным. К вечеру картина была готова. На шее девушки был изображён тонкий прозрачный шарфик. Лёгкий ветерок вот-вот готовился сорвать его и унести далеко-далеко. Так искусно это было изображено. Можно было почувствовать свежесть утреннего ветерка.
- По-моему, прекрасно, - шепнул ей Юра.
Лиза долго смотрела на свою картину. Наконец, она кивнула и сказала:
- Я тоже так думаю… Твои советы бесподобны. Ты очень тонко почувствовал моё желание именно так всё и изобразить.
На следующий день за картиной приехали из известной художественной галереи. Приехал сам хозяин. Он долго вглядывался в картину и заявил:
- Елизавета Александровна… Вы сотворили шедевр. Всё живое! Всё свежее, как утро в цветущем саду. Я даже ощущаю этот лёгкий ветерок, который окружает девушку. Не буду её сразу же продавать. Подготовим её к выставке. К большой выставке, которая состоится через месяц. Ваша картина будет встречать всех, кто на неё придёт.

Премьера спектакля состоялась через два месяца. Слухи быстро распространялись по театральной Москве. Все ждали…

Днём Юра сказал:
- Ты не должна ничего бояться! Ты талантлива! Ты умеешь перевоплощаться. Ты можешь быть убедительной. Ты должна быть уверена в своей правоте, тем более, что тебе удалось убедить даже такого несговорчивого режиссёра, как этот ваш Борис Сергеевич. Вот увидишь, всё будет хорошо!
- Спасибо тебе, Юра.
Вечером состоялась премьера. Лиза всегда волновалась, когда даже в самой маленькой роли выходила на сцену. А уж сейчас и подавно. Когда она появилась на сцене, она, прежде всего, окинула взглядом зал. Актёр всегда чувствует настроение зала. Хороший актёр может повести зал за собой. А иногда бывает и наоборот. Актёр чувствует зал и играет в угоду ему. И спектакль может быть удачным, и режиссёр всё расставит по местам. Но… Не актёр ведёт зал, а зал управляет актёром. Лиза очень этого боялась. Сегодня в особенности. Окинув взглядом зал, она увидела его, стоящего в проходе в самом конце амфитеатра, у дверей в зал. Ей стало сразу же спокойно, и она была в абсолютной уверенности, что всё сыграет хорошо. Или даже лучше. Первый акт прошёл на ура. Но самая ответственная сцена, о которой она спорила с режиссёром, была в самом конце второго акта. В антракте он незаметно вошёл в её гримёрную.
- Как ты прошёл? Как тебя пропустили?
- Как-как… Взял да прошёл. Я только скажу одно слово и уйду. Делай так, как чувствуешь. Веди зрительный зал за собой. Я там, в самом конце зала, у дверей. Краем глаза следи за моей реакцией. Надо нести людям добро всеми возможными способами, всегда и везде, в любое время, и столь долго, сколько сможешь.
- Хорошо, Юра. Я так и сделаю. Я буду играть для тебя!

После окончания спектакля зал молчал. Актёры и режиссёр вышли на поклон. Зрители встали и, молча, смотрели на актёров. Потом раздались первые робкие аплодисменты, которые, постепенно усиливаясь, превратились в несмолкающую овацию. Она не прекращалась несколько минут. Казалось, зрители вообще не хотят покидать зал. Женщины смахивали слёзы, а мужчины с восторгом глядели на Лизу и, что-то потаённое шептали на ухо своим спутницам. Лиза поняла, что она, да вся труппа, достучались до сердец зрителей. Борис Сергеевич был счастлив. Он с нескрываемым уважением глядел на Лизу, но иногда бросал взгляд на зрителей и кланялся, кланялся, кланялся… Успех был ошеломительный. Лиза же искала глазами Юру, но не могла отыскать его среди этой восторженной публики…

Ближе к ночи Лизу привезли из театра домой. За ними следовали ещё три машины с корзинами цветов и букетами. Когда все комнаты и кухонька были уставлены корзинами, а сопровождающие удалились, Лиза подошла к письменному столу. На нём уже несколько лет стоял его портрет в траурной рамке.
- Вот, Юра… Спасибо тебе, что ты был в моей жизни. Я всё делаю так, как ты мне подсказываешь. И в театре, и в живописи. И вообще – всегда и везде. Ты так любил меня! Я так любила тебя! Мне кажется, что ты не перестаёшь любить меня и сейчас. Ты как свет той далёкой звезды, которой уже нет, но которая продолжает светить и одухотворять мою жизнь. Тебя нет со мной. Но твоё тепло и твой свет сопровождают меня. Нет! Я не права, что тебя нет! Ты есть! Я люблю тебя! Что бы со мной ни случилось, ты всегда будешь со мной! И всегда будешь дарить мне свой свет!