Не родись красивой 11

Настя стояла на улице, пока скорая не скрылась за поворотом, а потом пошла в свой небольшой коридорчик. Глянула на опята, подумав, что с ними надо ещё как-то разобраться. Как это делать, она слабо представляла. Алевтина что-то говорила, что ножки нужно все обрезать и пустить в переработку только одни шляпки. Правда, сейчас Насте было не до грибов. Вроде бы стало легче Ермолаю Васильевичу, так Мария Егоровна, легла на свою кровать и отказалась вставать.

- Настенька, голову зажало так, словно она в тиски попала. Полежу немного, отойду, а потом приду. Ты как раз супчик успеешь нам всем сварить. На печке его лучше не готовь. На плите он быстрее сварится. Отбери на него те опята, что поменьше. С ними супчик грибной всегда вкуснее. Промой их колодезной водой хорошенько, да сальцем не забудь супчик зажарить. Возьми у меня кусочек в холодильнике. Бери тот, что ближе лежит. Это сало свойское, ароматное. С ним супец получится такой, что пальчики оближешь!

- Всё сделаю, Мария Егоровна, Вы только не волнуйтесь. Вижу ведь, как за Ермолая Васильевича переживаете.

- Как же можно не переживать за него, ведь , почитай, он мне как родной, - ответила баба Маня, а потом попросила: - Ты сходи к нему, глянь, как там он. И хлопца своего гляди, а на меня не обращай внимания.

Настя погладила Никитку по головке, от чего он прижался к маме ещё сильнее, а потом направилась к деду Ермолаю. Тот в отличие от бабы Мани уже не лежал на кровати, а что-то искал в шкафу. Увидев Настю, попросил:

- Ты присядь, Настенька, у меня к тебе дело важное. Я сегодня, когда плохо мне стало, подумал, что конец мой уже не за горами.

- Не говорите так, Ермолай Васильевич. Я и к Вам, и к Марии Егоровне привязалась, хоть и знакома с вами не так много времени. Вы моя семья и очень нужны мне. Вижу, что Вам уже легче, так что всё будет хорошо.

- Я не об этом. У меня кое-какие ценности имеются, так что тебе их передать хочу. Мои медали, ордена и фотографии передай в военный музей, тот, что в городе. Мне они на том свете ни к чему, а для будущих поколений очень даже могут быть интересны. Только это ещё не всё. У меня для тебя один подарок имеется. Не откидывай его сразу, прошу тебя, - важно сказал дед Ермолай. Потом взял в руки что-то, завёрнутое в цветастый платок, выцветший от времени. Бережно развернул и показал Насте икону: - Это она у меня со времён Великой Отечественной хранилась. Я прятал её, потому что стыдно было дома иконы хранить, да и веры у меня никогда особой не было, если честно признаться. А икону эту мне одна бабка в освобождённой деревне подарила. Благодарила и сказала, чтобы сберёг её, потому как старинная очень. Я, было, хотел в исторический музей отдать, но пожалел, решил повременить. А тебе отдам, вдруг пригодится когда-нибудь. Слышал я, что дельцы такие появились - спекулянты. Готовы они за большие деньги всякое старинное добро купить.

- Наверное, лучше в музей. Вряд ли я таким заниматься стану.

- Погоди ты, не перебивай, - строго приказал Ермолай. - Одна ты с мальчонкой своим в деревне. Он растёт, ему и одёжка нужна, и обувка. Да и сама молодая, приодеться не мешало бы. Кто знает, что завтра будет. Может, время пройдёт, ты мне ещё и спасибо скажешь, потому что пригодятся тебе деньги, вырученные за эту икону. Так что бери, пока я не передумал. Это тебе от чистого сердца за доброту твою к нам, старикам. Я ведь вижу, как ты волнуешься, как воду нам с Маней носишь, как пол шуруешь, чтобы мало-мальский порядок в моей хате навести. Сейчас, когда скорая ко мне приехала, не отходила от меня. Не бросишь, если что со мной приключится. Будем считать, что мой подарок - это маленькая компенсация за твои старания.

Настя одной рукой взяла старинную икону, на которой был изображён образ Божьей Матери. Несмотря на время, прошедшее со времён её создания, лик был отчётливо виден. Никита сразу заинтересовался подарком, и Настя положила икону на стол.

- Я заберу её, когда к себе пойду, а так Никитка не успокоится, - посмотрела она на сына, а дед Ермолай сразу же пошёл в свою маленькую кухоньку и протянул ребёнку засушенную корку хлеба. Никита сразу же взял присмак и начал грызть.

- Вот лакомство ему, - добродушно усмехнулся дед Ермолай. - Я сколько лет на свете живу, а присмаков, вкуснее засушенных хлебных корок, есть не приходилось. Недаром говорится, что хлеб всему голова. Пусть жуёт на здоровье! В хлебе сила, а она хлопцу понадобится.

- Я сейчас супчика сварю, - спохватилась Настя и уже собиралась пойти к себе, когда Ермолай Васильевич попросил:

- У меня к тебе ещё одно дело будет. Может, оно невыполнимым покажется, но всё-таки я попрошу. Ты ведь в курсе, что двое моих сыночков головы сложили. Ну, так вот, где Михась лежит, я знаю. Похоронка пришла на него, под Смоленском он голову свою сложил. А вот Анатоль мой пропал без вести. Понятно, что нет его в живых, хотелось бы мне узнать, где он, в какой стороне, сынок мой младшенький. Я в школу нашу сельскую обращался, думал, что помогут мне ребята, но ничего они не узнали. А сейчас, когда я в Межуевке был, мужики говорили, что в городе отряд поисковый создали неравнодушные люди. Если жив буду, то съезжу к ним. Документы отвезу и попрошу, чтобы помогли, если, получится, конечно. Понимаю ведь, что много лет с тех времён прошло... - совсем тихо сказал дед Ермолай. Настя заметила, что каждое слово давалось ему с трудом. Она поспешила успокоить соседа:

- Вы не волнуйтесь только, отдыхайте, а я всё сделаю. Как только пройдёт праздник, посвящённый Великому Октябрю, я сразу же займусь этим делом.

Дед Ермолай тяжело вздохнул. Было видно, как ему тяжело вспоминать то, что так и не перестало болеть. Настя поняла, что и давление у соседа подскочило не из-за того, что он вчера позволил себе расслабиться с приятелем. Наверное, вспомнили оно то самое время, когда защищали Родину, вспомнили товарищей и родных, вот Ермолаю Васильевичу и стало плохо.

Настя вышла в коридор, начала выбирать подходящие для супа грибы. Сначала высыпала их все на клеёнку, которую взяла у бабы Мани. Сделала всё, как говорила соседка: и промыла маленькие опята в нескольких водах, и ножки обрезала. Заметила, что грибы разные. Они слишком тёмные, а другие светлые. Попалось несколько бледно-жёлтых, не совсем таких, как остальные. Ничего не подозревающая Настя отправила все опята в суп, а на вторую конфорку поставила сковороду, чтобы приготовить зажарку. Пока готовила, занимала Никиту. Ему всё было интересно,и хотелось везде успеть. Настя рассказывала ему стишки, чем вызывала ангельскую улыбку у своего любимого сына.

Суп наконец-то был готов, и Настя сходила к соседям за тарелками. Своих у неё было всего четыре: две - для первых блюд и две - для вторых. Да и те остались от прежнего хозяина. Не успела она разлить грибной суп, как в коридор влетел Генка. Увидев, что Настя собирается отнести соседям угощение, он выхватил у неё из рук тарелки с горячим супом и, не чувствуя боли, вылил всё содержимое в кастрюлю, а потом схватил и её и выбежал на улицу. Всё произошло в одно мгновение, Настя опомнится не успела, как Генка вернулся, схватил клеёнку, где лежали грибы, и тоже вынес во двор. Из окна коридора было видно, что пошёл он в сторону общей мусорки. В этот момент в коридор вышла баба Маня и спросила:

- Ну что, готов супец? Пахнет так вкусно, что я не удержалась и вышла.

- Нет супа нет и грибов тоже нет, - растеряно ответила Настя. - Наверное, что-то не так, с этими грибами, раз Геннадий вырвал у меня кастрюлю прямо с рук.

- А-а-а, - встревоженно произнесла баба Маня и схватилась за голову. - Это всё я, старая моя голова, не проверила, все ли грибы настоящие.

Не успела баба Маня договорить, как на улице раздался крик. Это была Алевтина. Она подскочила к Генке и принялась лупить того кулаками по спине, приговаривая:

- Значит, было у вас с ней что-то, так ведь? Признавайся мне по-хорошему! Раз побежал спасать её, значит, глянется она тебе, иначе бы ты и пальцем не пошевелил!

- Да пошла ты, ненормальная, знаешь куда?! - выругался Генка, а потом вставил такие слова, которые и повторить нельзя не покраснев. Алевтина же была как невменяемая. На её крик выскочили и другие соседи, а вместе с ними вышел и дед Ермолай.

- Что это здесь происходит? Алевтина снова Генку приревновала к кому-то, что ли? Кричит словно резаная.

- Я, кажись, Ермолай, поняла, в чём здесь дело, - ответила баба Маня. - Это ведь Алевтина задумала какое! Наверное, грибов подсунула Насте несъедобных, ложных опят. Вот ведь гадюка какая подколодная!

- Ах ты ж, мать её... - выругался дед Ермолай. - Сейчас я дам ей ремня и такого, что она на всю жизнь запомнит.

Дед на ходу вынимал из штанов ремень, придерживая их рукой, а за ним следом бежала баба Маня. Она прихрамывала, но не отставала. Генка стоял уже в своём дворе и закрывал руками лицо, а Алевтина то тягала его за волосы, то норовила поцарапать.

Настя хотела выйти, но Никита заплакал, и она осталась стоять в коридоре, наблюдая за всем происходящим из окна. Правда, из дома вышел Глашин муж. Он и не дал деду Ермолаю проучить Алевтину. Её саму огромный Миша схватил за руки и отнёс в дом, где вылил ей на голову ведро холодной воды, чтобы привести в чувство.

Про ту выходку Алевтины потом долго будут говорить в Барсуках, рассказывая, как ревнивая женщина собиралась отправить на тот свет предполагаемую соперницу.
Дед Ермолай вернулся домой сам не свой. Скоро ему снова стало плохо и пришлось опять вызывать скорую. Миша предлагал отвезти Ермолая Васильевича в городскую больницу на мотоцикле, но дедушка отказался наотрез.

Настя и баба Маня не отходили от деда Ермолая и ждали приезда скорой помощи.