Не родись красивой 22

Женя узнал о визите жены от деда Ермолая, хоть баба Маня и Настя просили его ничего не говорить. Насте не хотелось вспоминать то, что произошло возле магазина. Деревня новость, конечно, обсуждала. Все смеялись над городской дамой, которую так лихо отбрила Алевтина, но Насте, честно говоря, было не до смеха. Конечно, Альбине она не поверила, наоборот, убедилась, что Женя - хороший человек, которого бывшая жена, скорее всего, боится потерять. Наверное, считает его чем-то вроде запасного аэродрома, куда можно вернуться в любой момент. Но не хотелось Насте никаких разборок и острых ощущений, а хотелось простого и спокойного счастья, тихого и не омрачённого вот такими визитами "бывших".

Дед Ермолай молчал, но проговорился, когда вместе с Женей отправился под Брест на братскую могилу, туда, где предположительно сложил голову его младший сын Анатоль. И хотя имя и фамилия не значились, ниточка после боёв за Брест терялась. Поэтому и приехали Женя и дед Ермолай в эту часть Белоруссии, чтобы возложить цветы к памятнику. По дороге назад сосед Насти и проговорился Жене, что приезжала его бывшая жена.
- Настенька, почему ты мне не рассказала о визите Альбины? - удивился Женя и даже немного обиделся.

- Зачем? Я всё равно не поверила ни единому слову. Поэтому не хотела тебя расстраивать, ведь эта новость не из приятных. Пусть наши бывшие останутся в прошлом. Давай не будем возвращаться к этой теме, договорились?

Женя согласно кивнул, и больше ни об Альбине, ни о Васе они не говорили, чтобы не портить себе настроение. Впереди у них было радостное событие.

Роспись в сельсовете была назначена на конец апреля. Настя поначалу хотела, чтобы их с Женей расписали в мае, но баба Маня замахала руками:

- Не надо, маяться придётся всю жизнь, а конец апреля - это самое время. И Пасха уже пройдёт, и посевная ещё не начнётся.

Кольца Женя привёз за два дня до росписи, а Настя забрала у портнихи, которая осенью ей сшила демисезонное пальто, своё нарядное кримпленовое платье голубого цвета с белым воротником. Бежевые лодочки на низком каблуке Настя купила в универмаге. Выбрала такие специально, чтобы потом их можно было носить под любой наряд, хотя одежды у неё было не так и много.

В знаменательный день Настя работала до обеда, а потом Иван Вячеславович разрешил ей уйти, оставив детей с няней Еленой Григорьевной. Настя переоделась, причесала волосы, подкрасила глаза и губы. Посмотрела на себя в зеркало и впервые подумала, что она симпатичная. Женя, который уже был при параде - в брюках и белой рубашке, посмотрел на неё и улыбнулся. Они оба опустили глаза, потому что стеснялись. Настя была не из смелых, да и Женя не умел расточать комплименты. Он просто подошёл к Насте, обнял её, сказав, что всё у них будет хорошо.

Баба Маня хлопотала у себя дома. Она всё-таки настояла на застолье, пусть и небольшом, предназначенном только для своих. Вместе с Настей рано утром они начистили картошки, которую оставалось только стушить, а ещё приготовили винегрет. Богатый стол делать было не за что, ведь Настя ещё не отдала долг. Женя купил большой торт, конфеты и зефир, а ещё привёз рыбу, колбасу и овощи. Спиртное тоже захватил, но баба Маня приказала открыть только одно шампанское.

- Боюсь, чтобы после вашей свадьбы мы Ермолая на погост не отвезли. Он, конечно же, захочет поднять чарочки за ваше здоровье, а своё угробит окончательно. Так что ты, Женя, убери подальше бутылки, не надо нашего Ермолая соблазнять.

- Как прикажете, Мария Егоровна, - улыбнулся Женя. Соседка Насти была похожа на командиршу, не принимавшую возражений.

Баба Маня по такому случаю нарядилась и надела свой праздничный платок, который ей подарил сын. Был сам платок белым, а по нему шли ярко-красные цветы, из-под которых проглядывали зелёные листочки. Платок освежал лицо бабы Мани, делая его моложе и светлее. Дед Ермолай оделся точно так, как ходил осенью с Настей на политинформацию в Межуевку. Только снял с пиджака медали и ордена, сказав, что они сегодня не к месту.

- Ермолай, где икона твоя? - спохватилась перед выходом из дома баба Маня. - Давай сюда её быстрее. Я ручник вышитый взяла, а про икону забыла.

- Зачем она тебе понадобилась? Ты же, Маня верующей и не была вроде никогда, - поинтересовался дед Ермолай. Он не говорил соседке, что уже успел подарить Насте икону.

- Была, не была, какая разница? А только встретить наших молодых надо по-людски, чтобы у них жизнь была счастливой. Так что беги за иконой.

- Она у Настеньки уже давно, подарок я ей сделал, когда думал, что из больницы не вернусь.

- Ну, тогда я сама заберу икону, - сказала баба Маня и поспешила к Насте, которая прихорашивалась возле зеркала...

В сельсовете церемония бракосочетания была совсем не такой, как в городском ЗАГСе. И не потому, что обстановка была менее торжественной. Председатель сельсовета Маргарита Александровна говорила не обычные сухие слова, а читала стихи о взаимной любви и верности. Попросила молодых сохранить свои чувства и взаимное уважение на всю жизнь. Умела эта женщина сказать так проникновенно, что баба Маня заплакала, а у Насти задрожали руки, когда она расписывалась в их с Женей первом семейном документе.

Не смогла сдержать слёз Настя в тот момент, когда они с Женей обменивались кольцами. Глянула на них - и сразу же вспомнила маму, ведь они переплавлены из её золотых вещей. Но это были слёзы радости. Настя вдруг почувствовала то, чего ей не хватало раньше. В детстве и юности она часто считала себя не нужной маме, словно была лишней. Сейчас же поняла: мама всегда любила её, пусть не совсем умело и не так, как любили матери других детей, но любила так, как могла. По сути, и с Женей Настя сблизилась, когда они вместе поехали на похороны, а кольца... Настя воспринимала их как свадебный подарок от мамы...
...Когда молодожёны подошли к двери, ведущей в общий коридор, баба Маня, которая уже сбегала в свою комнату, вынесла икону, а деду Ермолаю вручила каравай - круглый белый хлеб.

- На правах старшей благословляю вас, дети мои! Живите дружно и счастливо! Делите на двоих и радости, и горести, уважайте и берегите друг друга! Ну, а сейчас, проходите все к столу!

Застолье проходило в комнате бабы Мани, потому что комната у неё была больше по размеру. Три стола составили вместе - и всем хватило места. Из приглашённых были Глаша с мужем. Миша был не просто гостем, а стал свидетелем вместе с Маргаритой Александровной, которая согласилась стать свидетельницей. Алевтина пришла сама с Варенькой к сельсовету, а оттуда направилась за стол. Генка работал во вторую смену и должен был вернуться только к ночи.

- Я сегодня совершенно свободная, - захихикала Алевтина, - никуда не тороплюсь. Могу праздновать вместе с вами!

Дед Ермолай искоса взглянул на соседку, которую по-прежнему недолюбливал и не скрывал этого. Она же велда себя как ни в чём не бывало. Подарила молодым котёнка и длинный-предлинный отрез льняной ткани, сказав, что из него можно сшить целый комплект постельного белья. Настя сразу догадалась, что ткань принёс с работы Генка. Им на льнокомбинате на праздники выдавали отрезы ткани.

- Тебе и заказывать в ателье ничего не надо. Сама отрежешь тот размер, который тебе нужен, а у Глаши машинку возьмёшь и края прошьёшь. Вот и новый комплект. А котёнок в доме просто необходим. Во-первых, мыши его будут бояться, а во-вторых Никиту надо приучать живность любить. Посмотри, какой он хорошенький.

Котёнок, и вправду, был славным. Весь беленький, а на ушке и спинке - чёрненькие пятна. Он испуганно смотрел по сторонам, не понимая, куда его принесли. Потом забрался на диван, скрутился в клубок и наблюдал за всем происходящим.

Поздравления молодым сказали все присутствующие гости. Конечно, одной бутылкой шампанского застолье не ограничилось. Дед Ермолай уговорил бабу Маню разрешить ему пригубить "беленькой" за счастье молодых.

- Ладно, но только пригубить, слышишь, Ермолай? Слово своё сдержи!

- Я сказал тебе, Маня, что много не буду, значит, и не буду. Не надо мне по сто раз повторять! - цыкнул на неё Ермолай. Когда горячительное подействовало, он осмелился спросить у Жени: - А почему твой батька не приехал? Или ты его не приглашал?

- У отца своя жизнь с новой женой, - ответил Женя. По выражению его лица стало понятно, что тема это для него не слишком приятная, точнее вовсе не приятная.

- Ну, ты на батьку родного не обижайся. Он тоже имеет право на счастье.

Баба Маня вмешалась в разговор, понимая, что дед Ермолай задел жениха за живое.

- Вы, Настенька, икону эту повесьте в новой комнате, когда туда переедете, на видное место. Она ваш дом будет оберегать и защищать. Хоть нам всем долго внушали, что Бога нет, а я тебе скажу, что есть он. Долго разглагольствовать на эту тему не стану, но повторюсь, что икону надо повестить на видное место.

- Это та самая икона, которую продать хотели? - поинтересовалась Алевтина. - Можно я её рассмотрю поближе.

- Нет, нет, нет, руками не трогай! Это ценная вещь и старинная, - сказал дед Ермолай.

- Ого, значит, у вас в доме самое настоящее богатство будет. Не боитесь, что кто-нибудь украдёт? - засмеялась Алевтина.

- Если ты ляскать своим языком не станешь, то никто и знать об этой иконе не будет, - раздражённо сказал дед Ермолай, а потом тихо добавил: - Надо же ей было явиться сюда...

Глаша, чтобы отвлечь Ермолая Васильевича, подняла тост за счастье молодых.

- Горько! - сказала она, пригубив белую жидкость. За ней это же повторил Миша, а за ним Алевтина и баба Маня с дедом Ермолаем. Женя и Настя встали и поцеловались. Они смущались и стеснялись, вызывая улыбки своих гостей. За молодожёнами наблюдали Варя и Никита. Они тоже смеялись, хотя и не понимали, что происходит. Но видели, что радуются взрослые, значит, и им было весело...