пиджак

   В раннем детстве  ему дарили мячи, заводные игрушки, книжки. А он грезил  игрушечной железной дорогой, которая стояла в витрине магазина «Электротовары». Паровоз с вагонами бежал по рельсам мимо светофоров, поднимался шлагбаум,  на перроне вокзала ждали маленькие фигурки пассажиров.  Не подарили. Не получил он и велосипеда «Орлёнок». Сверкая спицами и лакированными крыльями, он прокатил мимо отроческих лет – родители боялись, что сын  попадёт под машину  или сломает руку при падении.
  Мечтал о голливудской  «Lovestory», белой свадьбе с нежной, романтической, утончённой красавицей. Может таковой быть  заведующая пельменной? Когда она объявила о своей запущенной беременности, ему пришлось признать за ней эти качества. Родился сын. В мечтах сын поднимался на олимпийский пьедестал или восходил на помост выдающимся кутюрье. Недавно  папаша узнал, что двенадцатилетний отпрыск  мечтает  повторить мамину  «карьеру».
  Не может  вступающий в жизнь человек ни с кем не делиться своими мечтами. В основном для этого годятся влюблённые подруги. Именно они восторженно слушают разные бредни  искателей славы, беспощадных правдолюбов,  будущих великих устроителей мира. Между тем, некогда влюблённые одноклассницы,  со временем  выходят замуж за презренных середняков и почему-то становятся  жёнами учёных и генералов. Игра природы, непостижимая и несправедливая.
   У Саши Петрова, конечно, то же имелась  сокурсница, почти готовая «на всё» и неколебимая в борьбе со своими родителями, тупо не верящими в великое  будущее  её избранника. С ней в подъездах и на скамеечках в сквере они шаг за шагом приближались к тому неотвратимому моменту, когда бурлящий поток молодой страсти сметёт тонкую плотину из слов «не надо» и «потом».  Конечно,  было сказано много и всякого, но самые сокровенный мысли и мечты,уносящие в голубые океаны,   он  доверял только Пушкину.
  Разумеется, не автору  великих творений, не «невольнику чести» и «светильнику разума» - так за невероятное, просто портретное, сходство с поэтом прозвали его лучшего друга и тёзку Сашу Воинова.  Невысокий, смуглый и курчавый -  в профиль он был копией  известного портрета  гения.Именно с ним в воображении они  видели себя  в том самом Кремлёвском зале, где известным всей стране  и совсем ещё неизвестным героям науки и искусства «сам» вручает государственные премии и ордена. Они вместе в мечтах  летали в Париж и Нью-Йорк на международные  конференции  и сольные концерты в Карнеги-холле,  Парижской филармонии, Австралии и Японии.
  И неважно кто ты – тридцатилетний заместитель министра или такой же академик, или генеральный конструктор, или  наследник Ойстраха и Когана главное в том, что сегодня это шампанское и аплодисменты, а завтра – будущее  с большой буквы.
 Они дружили с детского сада и называли себя братьями. Один из них  готовился к грядущему успеху в аудиториях Политехнического института,  другому, проведшему жизнь от коротких штанишек до полового созревания со скрипкой в руках, невозможно было оказаться где-нибудь в другом месте, кроме консерватории. 
 Где ты студенческое время,  куда, куда, как  говориться, удалились  те дни золотые, когда друзья увлечённо рассуждали о ждущих их  безумных карьерах и сногсшибательных  гонорарах?  Забег за славойи пиастрами  за бесперспективностью оборвался  через  пару-тройку лет после старта, а вот деньги, - а, вернее, их вечная нехватка - поставили перед необходимостью поиска дополнительного заработка.  У скрипача пополнение  бюджета шло через  сольные выступления и частные  уроки  будущим рабам смычка, гладиаторам оркестровых интриг. Старший инженер НИИ  Петров репетиторствовал и время от времени за небольшие деньги  чертил эпюры тупым первокурсникам.
  Пушкин, сидя в ряду вторых скрипок за первыми, со своим местом и жизнью смирился и если о чём и мечтал, то только о том, чтобы  не быть  забытым при формировании состава  оркестра   в зарубежные поездки,  которые время от времени  случались.
  Друг же его о чудесной, внезапной, счастливой перемене жизни мечтать не переставал.
  Чудо являлось ему фантастическим сновидением.
 Вот выходит он из шикарного ювелирного магазина  «Тиффани» в Монако. Оглядывает лазурную бухту с плавучими многопалубными круизными  дворцами и по улице, круто поднимающейся вверх, идёт к автомобилю. А навстречу спускается бывший одногруппник  Игорь Кувшинов, по кличке «Кувшинное рыло»,  укравший сердце наследницы не последнего в стране нефтяного состояния. Говорят, потом -  ещё кое- что.
  Это самое «рыло» с Петровым в институте дружило, выпивало  и  на халяву поедало пельмени в заведении будущей Петрова жены. Потом Игорёк улетел ввысь, голубем  забарахтался в бархатной голубизне беспечной жизни, замелькал в гламурных журналах и телевизионных светских сплетнях. Забыл, сучёнок, чьи пельмешки ел – ни звонка, ни весточки. Романс – «Прощайте, старые  друзья!». Слова народные, музыка банка  «Открытие».
  Удивляется бывший приятель встрече, с некоторой брезгливость оглядывает скромненький его наряд, простенькие часы, стоптанные сандалии. Чего, говорит,  ты тут делаешь, работаешь по найму, или шоферишь у кого?   Да, нет, отвечает он, залетел на пару месяцев по делам и так, отдохнуть .
Ишь, ты! Недоверчиво кивает «рыло», а он ему предлагает: « Приезжай, с супругой, ко мне в гости, посидим, вспомним молодость.  Я тут не далеко обосновался», - и называет адрес.
Неудобно стало Игорьку отказывать, ладно, говорит,  ненадолго заскочу. И в назначенный час у ворот с высоким  забором бежевого цвета останавливается белый «Мерседес».  Выходит Игорь, нажимает кнопку переговорного устройства и называет себя, - «Пожалуйста, месье, заезжайте!» Ворота открываются, и авто катит по широкой аллее и останавливается перед старинной трёхэтажной виллой. У входа стоит Петров в дорогущем от «Армани» белом льняном костюме.
  Гости – Игорь с женой -  выходят из машины, с удивлением озираются. Находятся они  в центре парка с клумбами, деревьями  редких пород, у подъезда стоят  «Роллс - Ройс», кабриолет  «Бентли» и красный «Ламборгини». Проходят через анфиладу прохладных залов в мраморе и старинных картинах, обставленных баснословно дорогой антикварной мебелью и вазами. А Петров предлагает посидеть на террасе. Выходят они на неё, здесь уже накрыт стол, а  с балюстрады  открывается вид на переливающееся серебром и ультрамарином море. Внизу – причал с красавицей океанской яхтой.
  На закус -  разные деликатесы: икра в хрустальных вазах, устрицы во льду , шампанское «Дом периньён», а к стейку из  рыбы-меч  официанты предлагают красное «Шато Петрюс» и белое  «Шато д”Икем».Явно обалдевшие супруги вида своего обалдения стараются не показывать, но получается у них плохо. Петров, будто ничего не замечая,  переполненный мстительным восторгом, рассказывает, что неподалёку прикупил виноградник, собирается выпускать вино своей марки. В обще, небрежно бросает , что старается здесь поводить нежаркие месяцы, а в самый зной живёт в своем ранчо в Ирландии, где в основном для забавы разводит элитных скакунов.
  Завтра у него встреча со своим управляющим сетью ресторанов  азиатской кухни в Лондоне  и членами правления его американского банка, а вот послезавтра, если, конечно, у супругов нет других планов,-  на этом месте следует приятная улыбка, -  он мог бы  предложить морскую прогулку на девяностометровой яхте, купленной по случаю  у Ромки Абрамовича.
 И в этот самый интересный момент на веранде показывается супружница Жанна в фартуке и тапочках и, не обращая внимания на гостей, начинает стонать : « Борьке нужно купить новые ботинки, отдать долг Афанасьевым, починить холодильник!»  И волшебная  уверенность финансового магната, человека мира, чувство божественной независимости  мгновенно тает, как снежинка на руке. Злой и разочарованный возвращается он из мира грёз в мир слёз и бед, и прочих мелких и крупных злоключений, плохо влияющих на состояние  здоровья.
 Он понимал, что это глупо, но эфемерная фантазия, пустое воображение, как ни странно, поднимали настроение и самооценку. Будто бы всё привидевшееся случилось на самом деле.
 «Не сходи с ума!» обрывал он сам себя, просыпаясь. Но мечты лёгкого и скорого обогащения продолжали кружить голову, в дневной суете уходили, и возвращались в свободном полёте сна.
Поглядывал он и в сторону казино, но их, слава Богу, вскорости закрыли.
  Тот, кто не умеет воровать, должен надеяться на случай. Эту надежду инженер Петров связывал с  бланками  государственной лотереи. С каждой зарплаты он покупал их три штуки  и зачёркивал шесть цифр. Сначала – всегда разные. Два раза за год выиграл по пятьдесят рублей. Маловато, мизер,  от мёртвого осла уши!
  А потом выбрал, как ему казалось, счастливые, цифры – 3.7, 9, 11,13, 47, и в двух из трёх бланков менял только последнюю цифру, то уменьшая, то увеличивая её.  Это  была уже система. Простенькая, но повторяющаяся многократно, она когда-нибудь должна была сработать.
  Чтобы не забыть, он переписывал числа на  маленький листок бумаги, а сами бланки прятал по разным карманам трёх своих костюмов и двух пиджаков: чёрного блейзера с металлическими пуговицами и светло-бежевого в голубую клетку. Благо, жена никогда по карманам не лазила.
По воскресеньям по телевизору  транслировался розыгрыш лотереи. Усатый толстяк крутил прозрачный барабан, смазливая девица пальчиками поворачивала вылетавшие шары так, чтобы становились видны  цифры. Образовывались самые немыслимые сочетания, но счастье всё не приходило. Совсем, как у классика советской поэзии, пославшего со съезда партии домой  телеграмму на правительственном бланке: «Сижу в президиуме, а счастья нет!»
  И летели в унитаз  разорванные в мелкие клочья пустые надежды, несбывшиеся ожидания.
И всё же, крыльями яркой бабочки трепетало в душе предчувствие того, что шанс его выпадет, придёт в самый неожиданный момент, найдётся, как спасительная сторублёвка в кармане сто лет неношенных  брюк.  У Бога удачи он не просил – грех ведь, но случай  звал, ждал и торопил!
   Золотой дождь пролился  голубым июльским утром двадцать шестого числа. Шарики метались в барабане, как бешенные, выскакивали ивыстраивались на полочке – 3,7,9, 13,17,  последней появилась цифра 47.Он медленно, словно  заторможенный,  ещё раз сверился с листочком, потом ещё раз, сомнений не было  – да, именно эту цифру он зачеркнул  на третьем бланке! Строго по системе. Сработало, пришло!
  А когда объявили, что угадал лишь один билет  и сорвал джекпот в  59 миллионов рублей,  инженер Петров почувствовал не дикий восторг и ликование, он почувствовал  своё превосходство над судьбой. Но руки  дрожали, в висках бухала толчками кровь, он даже чуточку оглох.
 Лотерейный билет был спрятан в верхнем  карман блейзера, оставалось только извлечь его оттуда.  Для этого нужно было войти в спальню, где в платяном шкафу и  пряталась жар-птица счастья. Тихонько, чтобы не разбудить жену, он, сняв для верности великоватые тапочки,  прокрался к шкафу. Повернул фигурный ключик,  дверца, слегка скрипнув, открылась, и он осторожно запустил два пальца в кармашек, пошевелил ими – билета не было. Он запустил пальцы поглубже, они упёрлись в шов, но результат был тот же – карман был пуст.
  Тогда он осторожно снял пиджак с вешалки и на цыпочках вышел в гостиную. Сев в кресло, тщательно осмотрел все карманы, внутренние и боковые. Нигде искомого билета не нашлось.  Посидев немного и пытаясь успокоиться, он повторил попытку, а потом ещё и ещё раз. Всё без результата. Паника ещё не наступила, но тревога дрожащей холодной змеёй  уже заползла в грудь и стала тихонько покусывать  кончики пальцев.
  Теперь, не особо таясь, он вытащил из шкафа свои костюмы и брюки. Вначале торопливо, а потом не спеша, несколько раз прошёлся по карманам.  Чувствовал, что искомого не найдёт. И предчувствие его не обмануло, - кроме нескольких ненужных квитанций об оплате телефона и Интернета  одежда не хранила даже металлического рубля.
  - Ты чего там лазишь, шумишь, даже в воскресенье поспать не даёшь? – ворчливо занудела жена, садясь на постели , недовольно глядя на Петрова чёрными татарскими глазами.
  - А где мой бежевый пиджак? – не обращая внимания на её ворчавню, спросил он резким тоном.
  - Здрасьте, спохватился! Я же тебе  говорила  – я его Юрику отдала!-  Жанна окончательно проснулась и сидела на кровати, ища ногами тапочки. – Он же тебе мал, ты же на ночь колбасу жрёшь, посмотри на себя, брюхо, как у беременного!
  - Когда? Когда это было?
- Сегодня у нас воскресенье, - стала она вспоминать, - а приезжал он в четверг, ну, да – в четверг!
  - Он где сейчас? – чуть не заикаясь, спросил Петров.
 - У себя, где ему быть , да, что случилось-то? – забеспокоилась благоверная.
 - Сядь! – приказал он, - видишь?
В руке Петрова была бумажка с цифрами.
 - Ну, и что? 
- Это деньги, 59 миллионов! – заорал супруг с безумными глазами.
 - Ты, в своём уме!? – получил он в ответ такой же крик.
Но по мере того, как  он  рассказывал, о том, что скрывал от неё многие годы, лицо Жанны бледнело, а потом пошло розовыми пятнами.
 - Ну, ты козёл! Раз в жизни повезло, так ты и тут обосрался! Мне бы отдал билетики, у меня порядок, я бы их в шкатулочку вот в эту положила, - покачивая головой и всхлипывая, указала жена на туалетный столик.
- Чего теперь-то рыдать! Чего делать?
- Езжай в Борисов! Если билеты в коричневом пиджаке, то деваться им некуда!
- Как ехать- то?
 - Сам не знаешь  как?  Звони своему дружку, у него же машина! –внезапно окрепшим голосом скомандовала жена.
Верный Пушкин примчался через сорок минут. Петров ждал у подъезда. Садясь в машину, он посмотрел в своё окно, Жанна мелко крестила его оттуда.
  - Куда едем и зачем? – спросил друг.
- В Борисов, к Юрику, за деньгами!
Всю эту, леденящую душу историю, Пушкин выслушал, не произнося ни слова, но порозовевшие скулы словно оживили портрет. Взгляд его сделался целеустремлённым, он весь как-то подобрался. Два светофора они пролетели на перемиг жёлтого на красный.
  К двенадцати  дня въехали в Борисов. У светофора перед развилкой повернули налево и  метров через триста остановились у дома с «Гастрономом» на первом  этаже. Петров иногда завидовал шурину, проживавшему в таком удобном месте. Обойдя покрашенную ещё в прошлом веке пятиэтажку, оказались у подъезда с металлической дверью.
 - Какой тут код? – спросил Пушкин у двух парней в майках и трениках, глотавших пиво на скамейке.
  - Домофон для притырки висит, он сломан, - ответили с утра мутноглазые соотечественники.
 - Квартиру-то помнишь? – спросил скрипач.
 - Помню.
Подниматься пришлось на последний этаж. Петров позвонил, потом ещё раз. Минут через пять из-за двери раздалось:
  - Кто?
  - Отворяй, это я, Саша!
Дверь открылась, и, пропуская их в квартиру, отступил к стене невысокий худой парень лет тридцати. Черноволосый и черноглазый, как сестра. Пушкина он знал, поздоровался с ним за руку, с Петровым они расцеловались по- родственному.
  - Проходите смело, я один!
  - Спал ? А супружница где? – спросил Петров.
  - Она к своим поехала, мать, то есть тёща, хворает. А вы чё  притащились-то?
 - Юрик, тут вот какое  дело. Мне бы поглядеть пиджак, который тебе Жанна отдала.
  - Она же сказала, что тебе он не нужен! – Юрик с обиженным удивлением посмотрел на шурина.
  - Не нужен, не нужен! – подтвердил Петров, - кажется, я там одну важную бумажку оставил.
  Что-то в поведении, в голосе родственничка было не так, хотя выглядел он не похмельным, и в комнате было чистенько, прибрано, но что-то  в нём настораживало. Юрик глаза прятал, суетился, ну, одним словом, не нравился он Петрову.
  - Юра, покажи пиджак! – уже потребовал он.
 - А нет, пид-жач -ка, пода-рил я его!– каким-то скоморошьим  голоском по слогам  почти пропел  шурин.
 -  И ко-му по –да-рил? – подражая  парню, повторил за ним  Петров.
Эта  неожиданная его реакция окончательно разволновала  парня.
  - Чё я такого сделал, он же вроде как мой, откуда я знал,что он тебе понадобится! – начал он огрызаться, оправдываясь.
 - Юра, змей,  ты его продал что ли? – дошло до Петрова.
 - Ну, если итак, вещь моя!
- Да, хрен с ней, с вещью! Ты хоть помнишь, кому продал?
-  Александр, я же не сумасшедший,  конечно, помню – Свиридову Павлу, мы в бане вчера с утра  вместе парились. За три сотни, ты думаешь, дёшево?
  - Даром! –  прорычал Петров.
Они с Пушкиным понятливо переглянулись – затеплилась надежда на то, что ничего  пока с пиджаком  не случилось.
   - Давай, веди к этому самому Свиридову!
 - Так,  в Неопалимово надо ехать.
  - Я знаю, где это, всего километра три отсюда, собирайся, мы внизу подождём, -  безапелляционно приказал Петров  шурину.
Неопалимово больше уж посёлком стало, чем селом. Среди частных домиков возвышались две девятиэтажки серого кирпича, не обошлось и без мастерской шиномонтажа и парочки азербайджанских продуктовых магазинов  с летними верандами под кафе. Дом Свиридова стоял в торце переулка. Добротный, явно  фирменной сборки,  двухэтажный деревянный особняк с балконом.
  Они подошли к калитке у невысокого забора, и в этот момент  раздался хриплый угрожающий собачий лай.
  - Хозяин, Паша! – позвал Юрий.
Через пару минут на крыльце показалась женщина в лёгком сарафане и чёрных резиновых галошах из обрезанных сапог.
 «Зачем галоши в такую теплынь?» -  невольно отметил про себя Петров.
Она на несколько шагов подошла к забору, и оказалась симпатичной  блондинкой с полными губами.
  - Привет, Полина! – заулыбался Юрий,  - Паша дома?  У ребят вон, - кивнул он на Петрова и Пушкина, -  к нему маленькое дело.
-  А нет Павла, он сына в город повёз, ранец покупать. А какое- такое дело,?  Я передам!
- Добрый день, - поздоровался Петров, - Юрий, видите ли, мой родственник, брат моей жены, - начал он  объяснять,  и, наконец, перешёл к делу – он вчера вашему мужу за триста рублей продал пиджак…
  - Как это триста, - перебила его Полина, - мне Павел сказал пятьсот!
Взглянув на шурина, Петров,  по выражению его лица понял, что у того будут с Павлом проблемы.
- Ну, я точно не знаю, но дело в другом – пиджак этот мой, я его Юре подарил, и, кажется, позабыл вынуть одну важную только для меня  бумажку.  Нельзя ли на пиджачок взглянуть?
    Петров замолчал и замер в нервном напряжённом ожидании. Пушкин тихонько взял его за локоть, и Александр благодарно взглянул на друга.
  Наморщив лоб, женщина на минуту задумалась.
- Да, пожалуйста, - только сестра вчера его вместе с другими вещами отнесла в химчистку.
 - Но ведь воскресенье, -  упавшим голосом пробормотал приезжий.
 - А вчера-то  - суббота, - напомнила хозяйка.
- Да, конечно, извините – убитым  тоном отвечал Петров,  и со вспыхнувшей надеждой всё же спросил, - а в воскресенье, случайно, эта химчистка не открыта?
 - Так она в Борисове, но, думаю, нет.
  - Извините, ради Бога,  спасибо и досвидания! – попрощался Петров с хозяйкой.
  - Неначем, -  кивнула она головой и ушла в дом.
 - Давайте, давайте в машину,  авось успеем, вдруг да повезёт – открыта химчистка!  - торопил Петров попутчиков.
  - Дай, хоть  пару раз шабнуть! – умоляюще попросил Юрий, доставая сигареты.
Они с нетерпением ждали, когда Юрий накурится.
 - Да, бросай ты,  пальцы обожжёшь! – не выдержал Петров.
- Подожди, - неожиданно остановил его Пушкин, - даже если химчистка открыта, нам никто пиджак не отдаст, квитанция нужна!
  - Мама дорогая, - воскликнул Петров, - побегу, попробую уговорить Полину.
И в это время отворилась дверь, и на крыльце появилась сама хозяйка. Увидев, что гости ещё не уехали, она помахала им рукой, быстрыми шагами направилась к забору и вышла за калитку. Петров и спутники побежали к ней.
  - Повезло вам, - улыбалась Полина, в руках она держала  большой пластиковый пакет, - сестра вещи собрала, а  поход в химчистку на завтра отложила.  Давайте глянем…
 - Давайте, давайте, - козлиным голоском проблеял Юрик и, натолкнувшись на свирепый взгляд Петрова, сделал шаг назад.
  - Этот? – спросила Полина, вынимая  пиджак.
 - Точно, - едва сдерживаясь, подтвердил  Александр, и, стараясь чтобы руки не дрожали, принялся  осматривать карманы.
  Первым, как и полагалось, досмотру подвергся верхний наружный карман. Он оказался пуст. Не было драгоценных билетов и в других. Всё больше угасая, Петров для порядка прощупал подкладку. Под пальцами что-то хрустнуло. Сердце захолонуло, застучало в висках. Он ещё раз проверил ощущение – то, что находилось под подкладкой, очень  походило на бумажные листки.
  Дома он прямо руками оторвал бы  эту шёлковую ткань, но сейчас он держал по существу чужую, больше не принадлежащую даже Юрику, вещь!  Он с надеждой взглянул на Пушкина.
  -Есть? – прошептал тот.
Петров кивнул и глазами указал на то место, где под тоненьким , лёгким шёлком прятались миллионы! Видно, по лицу его, по лихорадочно горевшим глазам,  Полина всё поняла и  громко потребовала:
 - Да рвите, наконец, я зашью!
- Погоди! – это Пушкин, - а как они за подкладку завалились?
Умён друг! Александр проверил боковой внутренний карман и обнаружил, что подкладка порвана. Он стал осторожно  передвигать находку вверх,  к  разошедшемуся шву, и вот в руках его оказались  два потускневших краской, немного помятых  лотерейных бланка. Небольших, тонких и бесценных! Его распирало и кружило пьянящее,  всё собой заполнившее, осветившее и оживившее, чувство никогда ранее не испытанной радости!
 Оно передалось всем, и все заулыбались, засмеялись вместе с ним. Александр, не сдержавшись, поцеловал Полину, и тот час, ему послышалось, приветливо  зарычала овчарка, то же совсем не страшный, симпатичный  пёс. Был обнят  и расцелован  друг Юрик.
  Когда в машине прошла первая эйфория, он попытался взглянуть на билеты и не смог. « Нет, не сейчас, не здесь, а дома вместе с женой,  пусть и она насладится  счастьем, разделит  со мной  эту минуту восторга и торжества!» - уговаривал он сам себя.  А беспощадный внутренний голос срывал маску лицемерной душевной щедрости: «Ты трус, ты боишься увидеть  ошибку,  другую цифру! Ты боишься непереносимого разочарования, ты не хочешь, не можешь пережить это один!» И это была правда, это так и было.
 Жанна и Борька стояли у двери, он шагнул вперёд, по очереди обнял жену и сына и прошёл в гостиную. На столе стояли свечи, между тарелками с холодным мясом, ветчиной, сыром и овощами стояли бутылка шампанского и графин с водкой. Семья села к столу.
  Александр  достал билеты и передал их жене. Заметно волнуясь, она сверила цифры, подняла голову, и в глазах её Петров прочёл, то, что больше всего боялся увидеть.
 Не рухнули на землю небеса, не поднялись в океанах грозные волны, не затрясли континенты бешеные удары подземной стихии. Борька потянулся за лимонадом и уронил на пол бокал.  Тонкое стекло  звонко брызнуло искрами осколков.
  Александр сначала не понял, а потом с удивлением увидел, что жена его смеётся. Они переглянулись с сыном и засмеялись тоже. И он, как в молодости, снова порадовался красоте своей жены, посмотрел на свою копию –сына, почувствовал уверенное спокойствие отца семейства, в котором все любят и берегут друг друга.