2. Сын-отец Ивана Грозного
Наследник престола Василий отца тоже побаивался – уж больно непредсказуем был батюшка. А потому, когда власть сама выпала из окоченевших рук Ивана III Великого Грозного, Василий тут же вцепился в неё мертвой хваткой, боясь поверить в свою удачу, подобно юному и нищему Альберту, что, не веря ещё до конца своему счастью, кинулся ломать скрюченные стариковские пальцы, пытаясь вызволить из рук умершего Скупого Рыцаря связку ключей от кладовых родового замка. Ужасный век, ужасные сердца! Ухватившись за уже почти совсем потерянный в ходе дворцовых интриг и семейных склок властный скипетр, такой вожделенный и такой всесильный, Василий хмуро обозрел толпу придворных, столпившихся возле опустевшего трона, и всем тут же стало грустно и как-то нехорошо на душе. Чего ждать от новой «метлы»? А ну как новый хозяин будет ещё более «Грозным», чем его предшественник! Возденет Мономахову «тюбетейку» на темечко и начнет гвоздить всех без разбора!
К всеобщему облегчению опасения бояр и иже с ними оказались несколько преувеличенными, хоть и небезосновательными. Василий III, действительно, умел и зло помнить и выгоду свою блюсти. Бояр он, мягко говоря, недолюбливал. В конце концов, все беды, что выпали на его долю и на долю его матери при жизни отца, во многом были связаны именно с ними – с «лучшими людьми» Москвы. Именно их козни чуть не лишили Василия власти, а может, и самой жизни. Молодой государь запомнил это на всю жизнь и потом, управляя государством, к советам бояр прибегал крайне редко, предпочитая им общество людей незнатного происхождения, преимущественно дьяков. Те же из великих бояр старой закваски, что ещё пытались держать марку и отваживались «высокоумничать» в присутствии нового государя, могли с легкостью составить компанию московскому палачу, который одним и тем же способом лечил как головы «высокоумные», так и головы тех, кого Господь особыми дарованиями не наделил. Впрочем, ни массовых репрессий, ни казней вслед за сменой правителя не последовало. Василий был и суровым и жёстким, но никогда не заходился в своей злобе до гибельного безрассудства, искренне стараясь во всех сложных ситуациях оставаться рассудительным и справедливым. Единственное, что не преминул совершить злопамятный Василий почти сразу после своего воцарения, так это согласиться с мнением Иосифа Волоцкого и его сторонников, неустанно требовавших от властей отменить амнистию «жидовствующим» еретикам, провозглашенную Иваном III незадолго до смерти.
«Жидовствующие» в свое время поддержали притязания Елены Волошанки и её сына Дмитрия на власть в стране, у Василия к ним был собственный счёт, а потому и уговаривать его старцам долго не пришлось. Всех амнистированных было велено немедля изловить и заточить куда подальше, чтобы духу их в Москве больше не было. При этом преподобный Иосиф и другие старцы призывали власть впредь не проявлять милосердия к осужденным еретикам. Отсталое в богословском плане население Московской Руси не способно было силами своего лишь не очень искушенного в вопросах религии разума противостоять соблазнам «жидовства», и старцы были вынуждены добровольно взять на себя роль вселенских хирургов, с болью и кровью отсекающих больной орган ради того, чтобы сохранить здоровье всего организма. В этом они видели свою задачу, иного способа не знали, и их нам тоже не в чем винить.
Вслед за еретиками окончательно сгинул за стенами сырого каземата и царевич Дмитрий. Оставшегося без матери племянника Василий велел запереть в темных палатах, и никого к нему не подпускать. Убивать сразу великого князя Дмитрия Внука не рискнули, побоялись, видимо, что он превратится в мученика, и впоследствии его имя станет знаменем для антиправительственных сил, коих на Руси во все времена было немало, как всего век спустя произойдет с тенью другого царевича с тем же именем. Да и начинать свое правление с убийства родного племянника было неразумно. Сначала народ должен был попросту забыть о существовании несостоявшегося наследника престола и перестать его жалеть. С глаз долой, из сердца вон - для Руси способ безотказный.
В наследство от отца Василию досталось 66 главных городов Московии. Четверо его братьев поделили между собой ещё 30 городов - тех, что поплоше, но и эти «уделы» официально считались собственностью Василия, а его братьям принадлежали лишь на правах держания, а не владения. Так повелел Иван III, для которого самого понятие «удельный» приравнивалось к словам «предатель» и «изменник». Василий был первым московским государем, который изначально стал именоваться в официальных документах «самодержцем» и «царем». Последнее обстоятельство, кстати говоря, – это еще одна маленькая гирька на чашу весов сторонников теории постепенного перерастания Золотой Орды в Московскую Русь, ведь, раньше на Руси царями называли только великих ханов. Впрочем, Василий так себя именовал именно потому, что других царей над ним больше не осталось, ну кроме, разве что, Царя Небесного.
По мнению многих исследователей, именно в царствование Василия III на Руси начинает получать широкое распространение идея божественного происхождения государевой власти. Нет, конечно же, русские люди и раньше ведали, «что всякая власть от Бога», и с этим никто никогда не спорил. Но теперь, власть обрела свой собственный облик – свое лицо! Не стало на Руси бояр, что могли поспорить силой и могуществом с иными князьями, не стало и удельных князей, что могли воспротивиться указам то, кто считался их государем. Все они, некогда разделившие между собой по каплям волшебный напиток под названием «Власть», теперь были «слугами» того единственного, что сидел на троне, и аккумулировал в своем скипетре всё, то, что раньше принадлежало многим. Все теперь были одинаково беззащитны перед произволом его власти: и князья, и бояре, и смерды. По мнению смердов это было справедливо, ибо понятие о справедливости у подавляющего большинства людей не всегда, оказывается, бывает со знаком «плюс» - на Руси особенно.
«Воля государя есть воля Божия, и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божией» - одним из первых эту догму озвучил Иосиф Волоцкий – преподобный, кстати говоря. Теоретическое же обоснование этой довольно спорной формулы изложил в своих письмах к Василию III игумен псковского Клеазаровского монастыря старец Филофей. Он одним из первых применил древние мистические образы «странствующего Ромейского царства» к настоящему и будущему России, и одним из первых назвал Россию «Третьим Римом». «Первые два Рима погибли, третий не погибнет, а четвёртому не бывать» - так думали и в это верили на Руси в первой половине 16 века. Самодержавно-царская православная Русь должна была сохранить в своих церквах и монастырях Истинную Веру и беспощадно разделаться со всеми её врагами: как внешними, так и внутренними. Как ни странно, но в этом же направлении одно время Москву поддерживал и католический Запад. Внушая московским государям мысль, что русские цари — законные наследники Византии, римские папы и Венеция таким вот незатейливым способом пытались восстановить московитов против назойливых турок. Выходило так, что московский царь становился последним на Земле истинно-христианским государем, и на него возлагалась миссия сохранения последнего на Земле православного царства – «Третьего Рима». А кто ещё мог возложить подобную тяжкую миссию на плечи слабого в своих страстях земного человека, как не сам Господь?
Абсолютизм и вседозволенность власти, оправданные высшей необходимостью и замыслом самого Творца - не в этом ли причина столь стремительного роста могущества Московской Руси и её столь же стремительного краха, когда династия государей «от Бога» вдруг пресечется, и народу русскому придется голову ломать над тем, за спиной которого из доброго десятка претендентов на царский трон стоит сам Господь? Но до этого еще далеко – век без малого.
Свидетельство о публикации №224122200986