Старший прапорщик

    Глава первая. Нота.

 - Я не пойду больше в школу! Иди и разбирайся сам, что натворили этот раз твои отпрыски! – решительно заявила жена, при детях.
 
 Жора Михельсон, высокий, полный мужчина, с густой чёрной шевелюрой, немного длиннее, чем полагалось носить военному человеку.
 
 Такими же густыми, цветом свежей смолы усами, тёмная кожа лица была всегда тёмной, глаза такого же антрацитного цвета, брови росли прямо и настырно, никогда не меняя своего направления.
 
 Нос крупный, большие губы, которые скрывали усы, были почему-то синеватого оттенка. Надо заметить, Жора не пил с алкоголя ничего. Подбородок нормальный, как и у многих людей мужского звания.
 
 Характер у него был задумчиво-увертливый и пронзительно-дальнозоркий. Умел просчитывать ситуации, выходить «сухим из воды, не смотря на глубину реки».
 
 Жора, понял, неосторожно сказанное слово, перерастёт в скандал, а скандалы трансформируются в санкции, которые безжалостно давили и без того мягкую и высоконравственную натуру отца семейства.
 
 Дети, два подростка одиннадцати лет. Звали старшего Иосиф, младшего Борис, родились с разницей в восемь минут.
 
 Стояли братья рядом, с опаской исподлобья смотрели на отца. Они приготовились идти в школу, но без родителей не пустят в класс, как заявила классный руководитель.
 
 - Ладно, пойду я,- для солидности надел новую шинель, с золотыми погонами старшего прапорщика.
   
 Глава вторая. Служба.
 
 Старший прапорщик, был командиром хозяйственного взвода, инженерно-аэродромного отдельного батальона, который расположился в одном из районных центров Гомельской области, в то время советской Белоруссии.
 
 Взвод, состоял из двух солдат срочной службы, обязательно деревенских, умеющих ухаживать за бычками и свиньями.
 
 Воинская часть была отдельной. Штаб, казарма, клуб, солдатская столовая, санчасть с одним воинским врачом и солдатом фельдшером, располагался в частном секторе города, а парк, в километре, уже за этим сектором.
 
 В парке были два гаража для техники, ремонтная мастерская, продовольственный склад, вещевой, караульное помещение, гауптвахта.
 
 Хозяйство Жоры, состояло из небольшой с низким потолком фермы, где ютились около пятидесяти свиней и восемнадцать неизвестного возраста бычков черной расы.
 
 Бычки, всегда гуляли по парку, не смотря ни на какую погоду и время года, ели всё подряд.
 
 Конечно, зимой, они меняли свою нормальную шерсть, превращаясь в бизонов из Беловежской пущи.
 
 Деревья, которые росли на территории парка, не перенесли такого соседства и той же зимой, были тщательно зачищены гуляющим крупнорогатым скотом.
 
 Свиньи, которые закупались на совхозных фермах нормальной породы, через три месяца «откормки», превращались в неизвестную, длинноногую поджарую,  издалека напоминающую охотничьих собак.
 
 Они, как щуки в заводе, косяками мотались по своему отсеку, в надежде найти хоть что нибудь съестное.

 Свиньи могли легко прыгать через забор, а это больше метра, бегать с большой скоростью.
 
 Когда «бастующая» голодная свинья, перепрыгнув забор, мелась куда глаза глядят, то один солдат догнать её не мог. Только если подключался второй, применив тактику перехвата, добивались успеха.
 
 Тщательно накинув специальный брезентовый мешок на голову протестующей, дабы не укусила, связав ноги толстой веревкой, хозяйственный взвод с видом победителей, как войска Наполеона первого в Египте, разнеся нос Сфинксу, торжественно нёс обратно в загон.
 
 Кормили свиней нерегулярно, и не сытно. Их рацион составлял послеобеденные отходы школьников интерната, всех трёх школ города, дома престарелых и больницы. Казалось бы точек много, а отходов мало. Конечно, бывали дни когда отходов было много, но это было редко.
 
 Иногда, привозились апельсины с центральной овощной базы Гомеля, но они были мягко сказать  прогнившие, издающие неприятный запах. Это гнильё, свиньи не ели. Но Жора, упорно привозил и привозил.
 
 По всей видимости, этот дефицитный товар на то время, списывался на воинскую часть, как у классика – осетрина четвёртой свежести, но пригодная к употреблению. 
 
 Два бурта, этой человеческой жадности и любви к дефицитам, распределения по важности и выгодным знакомствам, продолжало гнить на территории части. Бычки, с презрением обходили эту кучу бывшего дефицита*. 
  (Для читателей, которые родились намного позже – в СССР, свободно апельсины можно было купить только в Москве и Ленинграде. Бананы, ананасы, мандарины и в этих городах «доставались» с под прилавков по разрешению директора.
 
 В Гомеле этот дефицитный товар, можно было «достать» на центральной овощной базе или других магазинах, через заведующего или директора).* 
 
 Каждый день, на хозяйственный взвод, лично командиру этого подразделения, выделялся старый грузовик ГАЗ-51 с водителем солдатом срочной службы.
 
 Это транспортное средство, было выпущено ещё до второй мировой войны. Как опытный образец, был отправлен в Белоруссию в село, на испытание.
 
 Когда началась война, один из прозорливых и дальновидных председателей совхозов, тщательно спрятал секретный образец советского машиностроения в силосную яму.
 
 В оккупации этот ГАЗ-51, и простоял до прихода советской армии.
 
 Смекалистый и прозорливый председатель, который партизанил всю войну в Гомельских лесах, сразу-то и не отдал грузовик, а вытащил его уже после победы. Так, этот ГАЗ-51 и остался в этом совхозе.
 
 Но после первой ревизии имущества, грузовик отняли и отдали в советскую армию, в этот, вновь организованный инженерно-аэродромный батальон.  Как не «бился» председатель совхоза, так ему грузовик и не вернули.
 
 Жора Михельсон, любил этот ГАЗ-51, как что-то родное и близкое. Доставал запасные части, участвовал в ремонте, даже покупал за личные деньги шины.
 
 Свиней кормить было практически нечем. Старший прапорщик понимал это, но сделать ничего не мог.
 
 В один прекрасный осенний день, после очередного бегства от своих «воспитанниц», решил пойти к командиру части и попросить вывести свиней и больше их не покупать, по причине недостатка корма.
 
 На что командир ответил, что если мы выведем свиней, то для восемнадцати бычков хватит и старшины сверхсрочной службы, а ты целый старший прапорщик поедешь на объект, строить аэродромы.
 
 Жора Михельсон, понял, что лучше кормить свиней помоями, слушать их голодный визг, и убегать за пределы забора, чтобы не попасть в корм, чем строить взлетные полосы, или ещё хуже запасные командные пункты.
 
  Глава третья. Разговор с классным руководителем.
 
 От дома к школе, где жила семья Михельсонов, было около километра. Шли молча, дети спереди, отец сзади.

 - Иосиф,- обратился Жора к старшему сыну,- что вы натворили?

 - Папа, понимаешь,- откашлявшись от неожиданного вопроса, начал подросток,- на длинной перемене, мы пошли в туалет. Мужской туалет был закрыт на уборку, и мы пошли в женский. Закрылись в кабинке и по очереди начали писать в унитаз. Тут, закричала одна из девочек Таня староста класса, что якобы мы подглядываем. Привели, Татьяну Викторовну. Она начала стучать к нам и потребовала открыть. Я, открыл защёлку. Она спросила, что вы здесь делаете? Я, ответил, что мужской туалет был закрыт на уборку, и нам пришлось пойти в женский туалет. Мы с Борисом, за девочками не подглядывали.
 
 У Жоры зачесался затылок, еле сдержался, чтобы не почесать.
 
 Автоматически вспомнилось детство, отрочество и ранняя юность. Лично он, подглядывал за девочками и женщинами, где только была малейшая возможность.

 Своих детей, старший прапорщик любил и старался из всех сил, не показывать своё не очень скажем так «хорошее» воспитание.
 
 Отец был сапожником, мама торговала в пивном магазине, оставляя на общение с маленьким сыном мало времени, пришлось воспитываться во дворе.
 
 Старший сын Иосиф, помешанный на правде и справедливости, но когда правда была не в пользу, молчал. На Бориса, старший брат ссылок не делал и пальцем не указывал. – Значит, так и было,- подумал Жора, и облегчённо вздохнул.
 
 Зашли в здание школы, подходя к классу, где учились дети, увидели Татьяну Викторовну, стоящую возле открытых  дверей.
 
 Татьяна Викторовна Демиейко, была невысокого роста, аккуратная причёска крашенного чёрного, как печная сажа волос, брови выщипаны, точно такого же цвета.

 – Брови красит тоже,- подумалось Жоре,- сердитая,  действует с помощью манипуляций и интриг. Детей она не любит, как все учителя русского языка и литературы. Фамилия интересная. «Войну и мир» Льва Николаевича, по всей видимости, не читала.
 
 Нос прямой, губы натёрты помадой красноватого цвета, решительно сжатые до белизны. – Уххх,- подумалось Жоре.
 
 Глаза тёмно коричневого цвета, начинающие выцветать. Подбородок маленький, лоб немного туповат.

 – Такие, долго учатся - педагогическое училище, институт, курсы повышения квалификации, заочная аспирантура, на тему «Психологические особенности воспитания детей в советской семье и школе»,- продолжал в уме, давать характеристику старший прапорщик,- с разведённых, или закоренелых холостячек.
 
 Одета была в строгое, тёмно синее, пошитое по специальному заказу форменное платье.

 - Доброе утро,- поздоровались дети и остановились перед входом в класс. Жора, поздоровался тоже. Она ответила, молча, показала рукой, типа заходите.
 
 Татьяна Викторовна, смотрела на Жору.

 - Георгий Иосифович, отец Иосифа и Бориса.

 - Татьяна Викторовна, классный руководитель, учитель русского языка и литературы.

 - Знаете, почему я вызвала вас в школу?- она нахмурила лоб. – Могла бы и не хмурить лоб,- подумал Жора,- он и так хмурый, совершенно и безоговорочно не вызывает оптимизма.

 - Знаю,- ответил старший прапорщик, и вопрошающе посмотрел в глаза классного руководителя,- «повезло» же моим детям, с этим учителем русского языка и литературы.

 - И, что вы думаете,- продолжала напыщенно сводить брови, спросила Татьяна Викторовна.

 - Я, говорил с сыновьями,- притворно, поменял голос Жора, в такт хмурости  женщины,- они признают, что немного задержались в туалетной для девочек.

 - Но, что было делать, когда туалет для мужчин был закрыт, по случаю уборки,- Жора, пристально посмотрел в глаза Татьяны Викторовны.

 - Я верю моему старосте,- строго говорила классный руководитель,- она придумать и наговорить не могла, это исключено.

 - Вы неправильно воспитываете детей,- продолжала говорить, голосом не терпящего возражения,- вы придите на мои лекции, которое я веду по субботам вечером в этой школе, в семь часов, и послушайте, как правильно воспитывать.

 - Вы понимаете, кто такие мальчики,- продолжала Демиейко, свою наставительную речь,- это, такая мягкая и поглощающая почва душ, что сейчас посеете, то и получите, уже через три, четыре года.

 - Хорошо,- кивнул, старший прапорщик,- Татьяна Викторовна, а как подглядывали мои дети за девочками?

 Демиейко, опешила, затянулась пауза. Видно было, что женщина искала слова.

 - Позовите, пожалуйста, старосту класса,- продолжал Жора,- её тоже Таней зовут, как я знаю. Хочу при вас, задать ей несколько вопросов.

 Классный руководитель зашла в класс, и вышли уже вдвоём.

 - Доброе утро,- поздоровался отец Иосифа и Бориса.

 - Доброе утро,- поздоровалась староста класса.

 - Таня, ты видела, как подглядывали Иосиф и Борис за тобой или девочками? Расскажи, как это было,- спросил старший прапорщик у старосты класса.

 - Они долго были в кабинке,- откашлявшись,  прохрипела Таня,- все кабинки были заняты.

 - Тебе сильно хотелось в туалет, и ты позвала на помощь классного руководителя?- тихо и уверенно продолжал спрашивать Жора,- Таня, тебе не кажется, что ты наговорила на Иосифа и Бориса?

 Таня молчала, лицо её горело. – Наверное, от стыда,- подумал Жора.

 Учитель русского языка, упрямо хмуря брови, не моргая, смотрела на старшего прапорщика.

 - Иди Таня, сейчас начнём урок,- с притворным спокойствием сказала классный руководитель.

 - Татьяна Викторовна,- как можно мягко, сказал Жора, думая о том, дабы смягчить обстановку, разгладить шероховатости, он сейчас уйдёт, а дети то останутся, надо срочно искать мир, любой ценой,- я постараюсь придти на вашу лекцию, и обязательно поговорю с Иосифом и Борисом, дабы такого больше не повторялось.

 - Мне было очень приятно познакомиться с вами,- почти бархатным голосом, говорил Жора,- моим детям очень повезло, что их обучает, такой опытный, такой тонкий педагог, как вы. Я горжусь этой школой, что здесь работают такие выдающиеся специалисты своего дела.

 - К сожалению, мне надо поспешить,- Жора, поменял опоры ног,- знаете, служба.
Татьяна Викторовна, смотрела на старшего прапорщика, видно было, что человеку нравится лесть.

 - Приходите, лучше с женой,- она смягчилась на столь похвальные и угодливые слова, лицо перестало хмуриться,- вечером в субботу, в красном уголке, на втором этаже.

 Старший прапорщик вышел со школы, вздохнул на полную грудь.- Теперь, прямиком в парк. Ехать в совхоз за сеном.
 
  Глава четвёртая. Дело утопающих - дело рук самих утопающих.

 Старший прапорщик и его жена Цыля, всё же, пришли не лекцию в школу.

 После этой лекции, он выслушал очень длинный монолог жены, на тему, что на лекции будем ходить каждую субботу, иначе тебя не улицу и трактором не вытащить.
В кино, с момента нашей свадьбы меня не приглашал, а за танцы так и говорить нет смысла, и вообще ты меня не любишь.
 
 Жора, психологию отношений мужчин и женщин не изучал, да и не задумывался на эту тему, считая, что тут всё понятно.
 
 Наконец-то Цыля ему растолковала, что такое кризис среднего возраста, и что над отношениями надо работать и ему тоже. В общем, настроения было разбитое и молчаливое.
 
 Поужинали без слов, спать не хотелось. Он ворочался с бока на бок, мерещились свиньи, бычки, когда дошло дело до африканских слонов, пришёл сон.
 
 Во всех воинских частях СССР, независимо от их важности и секретности, в заборах были специальные дыры, через которые солдаты срочной службы ходили в самоволку*.
 (Самоволка – это самовольное оставление службы.)*
 
 Забор в инжбате, как и в других уважающих себя воинских частях была дыра, и не одна.
 
 Самое интересное, солдаты думали, что об этих дырках и их самоволках никто не знал.
 
 Конечно, может о всех дырах прапорщики и офицеры не знали, но вот загадка – откуда о дыре, напротив фермы Жоры Михельсона, знали свиньи. Сколько прошло лет, а это остаётся загадкой.
 
 Воскресенье, шло по обычному раскладу.
 
 Зима, недавно выпавший снег, потихоньку, без спешки таял. Тяжелые тучи, низко  и медленно передвигались на запад, в сторону Польши, изредка моросили микроскопической влагой.
 
 После утреннего кормления свиней, выпустив бычков на улицу, солдаты хозяйственного взвода, с чувством выполненного долга пошли на завтрак, в расположение части.
 
 Свиньи, дождавшись когда все солдаты, включая и тех которые отсиживают гауптвахту, завтракая затихли, предвкушая вкус сливочного масла, свалили ворота и по два в ряд, потянулись к дыре самовольщиков.
 
 Караульный заметил свиную цепочку, когда полфермы воспитанниц Жоры Михельсона, покинули расположение части и разбегались по улицам прилегающего частного сектора города.
 
 «Тревога», командира хозвзвода застала в постели. На скорую руку мигом оделся, и с огромными ещё спящими глазами остановил такси, на полной скорости летел в парк.
 
 По "тревоге", завершили завтрак, все две роты батальона, тоже бежали в расположение парка, включая и дежурного по части.
 
 Первым делом, закрыли дыру самовольщиков. Свиньи, которым повезло меньше, разбегались по территории парка.
 
 Покинувших территорию животных, солдаты ловили по всем улицам пригорода.
 
 Одни солдаты ловили свиней и вязали, другие грузили их на грузовики воинской части, третьи ехали с ними в часть, разгружали на ферме.
 
 Жора, потеряв шапку, бегал по улицам, спрашивая у людей, вышедших на поднявшийся необычный людской шум и вереск животных, не видели ли они пробегающих свиней по улице.
 
 Некоторые шутники отвечали, что пробегали, какие-то, не то собаки, не то что-то похожее на свиней.
 
 К обеду выловили всех видимых беглецов, начали считать, двенадцать свиней недосчитались.

 Приезжали с милиции дежурные охранники. Пожали плечами, объясняя старшему прапорщику, что ходить по людским дворам с обыском, можно только с разрешения прокурора города, в письменном виде, другого способа не существует.
 
 Так, что двенадцать свиней спишите на падеж, придумайте какую нибудь болезнь и больше не морочьте нам голову.
 
 Приехал и командир части. Молча посмотрел на Михельсона, на его двух подчиненных, на караульного, который поднял шум. После, выстроил пятиэтажный виртуозный мат, плюнул, сел в свой УАЗик уехал.
 
 Жора думал, что всё, отслужил, уволит. Но, в понедельник, командир даже не вызвал старшего прапорщика на «беседу», по телефону спокойно объяснил, что убытки надо восстановить. 

 Тридцать восемь оставшихся животных, стали лучше питаться.

 Количество свиней опустили до тридцати, полагая, что это разумно.
               
                ***