Последняя партия Маэстро - 1
I
Скрипнула дверь, и Маэстро, зайдя в свою тесную комнату № 43, затворил ее. Привычным жестом снял шляпу, расстегнул серое драповое пальто. Не зажигая света, подошел к окну, раздвинул плотные шторы, задумался. За окном в сгущавшихся сумерках раскачивались острые верхушки молодых кипарисов, окаймлявших узкое шоссе, которое вело к набережной. Там, в дальнем конце шоссе, неярко горели электрические огни и находилась la promenade (прогулка, место гуляния - прим. авт.) - так Маэстро в шутку называл мощеную дорожку, протянувшуюся вдоль песчаного пляжа от гостиницы 'Эшторил-парк' до живописного, но несколько мрачного мыса. Мыс этот, как, впрочем, и все мысы в Португалии и Галисии, вполне заслуживал звонкого латинского прозвища Finis terrae (конец света - прим. авт.), однако аборигены называли сию, нагло выступавшую в океан глыбу гранита на свой лад, - Boca do Inferno - что можно было бы перевести, как 'Пасть дьявола' или 'Врата ада'. В любом случае топоним звучал довольно зловеще.
'Ах, какой был сегодня прекрасный весенний день!' - с блаженной улыбкой подумал Маэстро, тщетно пытаясь разглядеть за расплывчатой цепью тусклых желтых огней величественную гладь насупившегося к вечеру океана.
День и вправду удался! Маэстро читал и перечитывал переданную ему накануне в британском посольстве в Лиссабоне телеграмму исполкома ФИДЕ, подтверждавшую договоренности о матче с Ботвинником, включая гарантию на 10 тысяч долларов, предоставленную Центральным шахматным клубом СССР. Дипломаты из французской миссии - они неожиданно сменили холодное презрение на сердечную любезность - намекнули, что проблемы с визой в ближайшее время будут разрешены и что подозрения в коллаборационизме рассеяны.
'О, я еще удивлю мир своей игрой!', - радостно подумал Маэстро, задергивая плотные шторы. Он повернулся к шахматной доске, стоявшей справа от стола на подставке для чемоданов, и впился глазами в застывшие ряды фигур и пешек двух армий - черной и белой.
Перед глазами, однако, вместо войск, занявших исходные рубежи, неожиданно объявился молодой советский чемпион, каким он запомнился Маэстро в тридцать восьмом году на АВРО-турнире: вытянутое, непроницаемое, бесцветное, бесстрастное лицо, "застегнутое" на прозрачные пуговицы очков. Строгий, темный, какой-то невыразительный костюм. Михаил Моисеевич говорил мало, сухо, вел себя "с достоинством". Общаться с Маэстро желания не выказывал. Впрочем, играл неплохо, а его победу в партии с Капабланкой, пожалуй, можно назвать красивой. Получив второй приз, расхрабрился и на церемонии закрытия турнира подошел к Маэстро и попросил "аудиенции". Маэстро обрадовался, сразу поняв, в чем дело: Ботвинник собирался обсудить условия матча между ними на мировое первенство в Москве. Сговорились они быстро, и в январе тридцать девятого года Совнарком официально гарантировал обеспечить призовой фонд в размере десяти тысяч долларов. Однако Москву Маэстро так и не увидел - первого сентября началась мировая война...
'Превосходно понимает позицию, - мысли Маэстро вернулись к Ботвиннику, - он - единственный, кому удалось переиграть меня позиционно на АВРО-турнире. Железная воля, глубокое знание дебютов. Когда я поймал его на домашнюю заготовку в сициалианской защите, - это случилось на турнире в Ноттингеме - он не дрогнул, как многие, окажись они на его месте, и нашел за доской ничью, увидев то, чего не разглядел я в кабинетной тиши... Удивительно четко формулирует мысли и, пожалуй, способен формулировать законы шахматной игры - это видно по тем идеям, которые он демонстрирует за доской. Очень опасен в позициях с пешечными цепями...
"Я хочу оправдать высокое звание не только советского гроссмейстера, но прежде всего сына ленинского комсомола, взращенного коммунистической партией под руководством великого Сталина", - это заявление "комсомольца-гроссмейстера" Маэстро прочитал в одном из номеров советской шахматной газеты за октябрь 1936 года. "И он оправдывает, - подумал Маэстро, в памяти которого сохранился один из советских газетных дифирамбов того времени: "СССР становится классической страной шахмат. Знаменитые шахматные мастера Западной Европы и Америки с изумлением и завистью смотрят на рост нашей шахматной культуры. Ничего похожего нет в их странах. Никто не может соперничать с нашей страной в развитии шахматного движения".
"А советского шахматного обозревателя, - с недоброй иронией подумал Маэстро, - певшего эти дифирамбы ноттингемскому триумфу Ботвинника, кажется, через полгода расстреляли..."
По словам Флора, Михаил Моисеевич с некоторых пор взял себе за правило ежедневно делать утреннюю зарядку, а затем проходить не менее десяти тысяч шагов, и с железной пунктуальностью это правило соблюдает. Судя по всему, идейный партиец, и его категоричный догматизм иногда не лучшим образом проявляется в игре. Впрочем, вполне возможно, что он не столько догматик, сколько железный рационалист. Вот только нервы у него всё-таки не железные, иначе как объяснить поражения на АВРО-турнире: в первой партии против Файна и "детский" просмотр в предпоследней - против Эйве? А ведь, как поговаривали в шахматных кулуарах еще до второй войны, совнарком предоставил Ботвиннику специального тренера, обеспечивал обоим проживание и питание на лучших советских курортах перед крупными турнирами... В "необходимых" случаях всем советским конкурентам Ботвинника, да и понятливому Флору, высокие партийцы предлагали не выигрывать у гроссмейстера-комсомольца, дабы не лишать его шансов на турнирный приз..."
'Я завлеку его в открытые позиции - в них многое решает импровизация и тактика', - пронеслось в голове Маэстро, уже лихорадочно анализировавшего типичные построения испанской партии.
Маэстро раскрыл толстую тетрадь, в которую он записывал комментарии к партиям турнира в Гастингсе, и, поднеся ее почти вплотную к близоруким глазам, пробежался ими по своим, пестревшим вопросительными и восклицательными знаками, записям на полях. Новые, найденные им идеи и продолжения были заключены в рамки и также отмечены целым лесом знаков, но только восклицательных.
Свидетельство о публикации №224122301532
Татьяна Чебатуркина 23.12.2024 22:44 Заявить о нарушении